Прекрасные создания

Захарова Анастасия Александровна
Второй рассказ цикла "Город, которого нет"

Ханна Элкот всегда ходила в школу из дома и обратно одной дорогой.
В низком, новом коттедже на углу, за парком, семья Ханны поселилась давно. Четыре года - достаточно, пожалуй, чтобы запомнить дорогу от своей улочки к зданию старшей школы.
Ханна помнила, знала каждый поворот, дом, камень, встречавшиеся по пути. И звуки. Голоса детей, окрики взрослых. Гудки, шорох шин автомобилей на проспекте. Пульс колонок из магазина дисков по левую сторону. Разговоры людей за столиками, под тентом уличного кафе. Смех шумных, больших компаний у решёток ограды парка. Звонки мобильных телефонов. Треск, стук, что-то ещё, неразборчивое, в переулке, куда открывался чёрный ход ресторана.
В погожий, солнечный день начала лета, как сегодня, вдобавок - птицы. И шёпот ветра, лёгкий, в шапке листьев высоко над головой. Но Ханна едва ли слышит, что звучит вокруг неё. Точней сказать, пытается не обращать внимания, не слышать, не слушать... В её ушах, громко, привычно, играет музыка.

Flies with a broken wing,
She's ever so graceful, so like an angel,
But I see, tears flow quietly.

По началу Ханне кажется, что она смотрит немое кино. Слова с мелодией густо, надёжно глушат звуки, голоса, шум, звон, гудки автомобилей, и Ханна идёт, спрятав руки в карманах джинсовой куртки. Идёт, оглядываясь по сторонам - звуки звуками, а не смотреть, совсем не смотреть, у неё не получается.
Улицу, где стоит дом Ханны, только с натяжкой можно назвать большой. Пять-шесть коттеджей, маленьких, с клочками садиков и низкими заборами - а дальше парк. Огромный, кажется, бесконечный, он на многие, многие мили раскинулся вокруг.
Ханна идёт через парк. От ворот по узкой тропке, вглубь, к другому краю, мимо круглой площадки, где часто гуляют мамы с детьми.
Даже теперь, в ранний час, площадка полна народом. Родители с малышами, люди с собаками, просто те, кому, видимо, не спится по утрам. Кольцом стоят дощатые скамейки, на них сидят и разговаривают, бесшумно - так видится Ханне, - без звука смеясь, жестикулируя, рассказывая о чём-то.
Можно не слышать, но не смотреть, отвернуться у Ханны не выходит. Она почти пересекла площадку, когда справа, не пойми откуда, появляется мужчина.
Его одежда - стара, грязна и точно поношена. Волосы, очевидно, много дней не мыты. Странная, смешная шляпа на голове, в одной руке - шуршащий пакет, в другой - ладонь ребёнка.
Незнакомец так резко, чётко портит благообразность утра в парке, что, Ханна не видит, но слышит, беседы вокруг тотчас замолкают. На секунду. Этот миг все, будто сговорившись, смотрят на мужчину, и звуков не нужно, чтобы понять, какие чувства испытывают люди.
Отвращение. Брезгливое, острое отвращение, как бывает к грязи, пыли на книжных полках, уродливым, мерзким насекомым. Быстрая и в чём-то стыдливая, презрительная жалость. Недоумение. Раздражение. А потом, как опомнившись, все возвращаются к прерванным делам.
Ханна знает, что надо бы поспешить. Ускорить шаг, отвернуться и идти себе дальше, по тропинке через парк. Но шаги, как всегда, не ускоряются. И взгляд не уходит под ноги, или в сторону, или куда угодно. Она идёт медленней, посматривая через плечо, и видит, как мужчина подходит к первой скамейке, занятой людьми.
Девочка рядом с ним - едва старше лет семи, совсем ребёнок. Одежда, обувь, волосы - в таком же потрёпанном, жалком состоянии, как у отца. Она испугана, озирается по сторонам, крепко держась за руку взрослого, прячется ему за спину. А он крепко, надёжно пожимает её пальцы и смотрит ласково.
Но, впрочем, не только внешний вид объединяет отца с дочкой. Лицо. Отчаянное, загнанное выражение, и бледность, и губы, обветренные, и глаза, полные страшной тоски.
Это Ханна ловит исподтишка, проходя мимо. А ещё - то, как люди на скамейках шарахаются, стоит мужчине подойти к ним. Матери поспешно уводят детей. Подростки смеются, кривя лицо в брезгливости. Кто-то изучает газету или книгу, как ни в чём не бывало. Кто-то, напротив, зло таращится на мужчину и отворачивается, хмыкнув.
Этого человека Ханна видит не в первый раз. Он приходит сюда по утрам, часто, и просит денег, чтобы накормить ребёнка, найти место для ночлега. Ему никто не даёт. Почти никто. От него дурно пахнет, он грязный, неряшливый и, скажем честно, не должен существовать на этой земле. Пьяница, сам виноват. Неудачник, сам виноват. Чужой незнакомец, сам виноват.

The struggle she's seen this spring,
When nothing comes dancing,
Paying a handsome fee, and still she smiles at me.
And I can't take it, no I can't help but wonder...

Диагонально, по аллеям и рощицам, вдоль прудов Ханна скоро выходит из парка. Там, почти сразу за чугунной решёткой, шумит проспект.
Машины гулко проносятся мимо. Ханна не слышит, что гулко, но они точно, как всегда, гудят, шуршат колёсами и визжат на поворотах. У светофора клубится толпа, обычная для утра; где-то Ханне кивают, мельком, ученики её старшей школы.
С другой ветки перекрёстка, на бешеной скорости, мчится автомобиль. Кое-как поймав поворот, он летит дальше, его заносит чуть, а светофор, мигая, меняет цвет на красный. Не успев затормозить, машина тыкается прямо в другую, стоящую впереди.
В секунду, синхронно, водители выскакивают из салонов на проезжую часть. Они похожи - оба красные, разгорячённые и злобные донельзя. Ханна не слышит, о чём разговор - музыка глушит, да и вряд ли возможно, с такого расстояния. Но водители кричат друг на друга. Размахивая руками, будто мельница лопасти, широко открывая рот, злясь ещё больше - они явно спорят, кто прав, кто виноват, не слушая один другого.
А дальше громкости плеера оказалось недостаточно. Пожалуй, слишком чутко Ханна стала слушать - звуки медленно, постепенно оживают, и даже слова песни не могут их перекрыть.
На другой стороне проспекта - выход из метро. По лестнице вверх-вниз, навстречу друг другу, спешат два мощных потока; сталкиваясь, они ругают, возмущаются, кричат и текут дальше, каждый по своим делам, равнодушные друг к другу. Кто-то пойдёт на остановку поблизости ловить маршрутку. Кто-то на секунду-другую остановится у ларька, купит газету и снова вольётся в общую струю.
У метро играла на флейте девушка.
Ханна не замечает, как замедлила шаг возле неё, чтобы послушать. По-прежнему - музыка в ушах, но протяжные, больные звуки флейты она заглушить не способна.
Девушка выглядит лет на семнадцать-восемнадцать, едва ли старше Ханны. На земле, у её ног, лежит шляпа, очень похожая на ту, что была на мужчине в парке. Пустая шляпа. Девушка играет, прикрыв глаза, совсем рядом с гудящим, бесконечным потоком людей. Она чуть заметно склоняет голову к плечу, а летний ветер треплет её светлые волосы.
- Где она эту дудку взяла? - ухмыляется мальчишка, и приятель хохочет с ним, словно услышал шутку.
Мужчина с тяжёлым кейсом, в пиджаке и галстуке, бросает на девушку раздражённый взгляд. Он лёг поздно, встал рано, устал, и голова болит, а эти писки только сильней усугубляют отвратительные ощущения.
Женщина с тележкой толкает девушку, пробиваясь по ступенькам в метро, и громко, сердито рявкает:
- Ишь, встала тут! Людям не пройти!
Парень, уткнувшись в экран сенсорного телефона, проходит мимо девушки, не заметив её.

Why do we sacrifice the beautiful ones?
How do you break a heart of gold?
Why do we sacrifice our beautiful souls?
Heroes of tales unsung, untold.

А девушка играет.
Дальше по улице, вдоль проспекта, тянутся ряды магазинов, мелких офисов, кондитерских и ресторанов. Ханна проходит мимо "Радуги", кафе, где сама часто бывала, где готовили вкусный кофе, а столики стояли под широким тентом на улице.
Летом, в ранний час, посетителей немного. Женщина в брючном костюме, мужчина с ноутбуком на коленях, отец с дочкой да парень с девушкой, наверняка влюблённая парочка.
- Что слышала! - едко бросает парень. - Я больше не собираюсь встречаться с тобой.
- Но... почему? - девушка, судя по всему, готова навзрыд заплакать. Слёзы стоят в её глазах. Голос - тихий, приглушённый, задавленный. Она сцепляет руки крепким замком на столешнице и смотрит на парня, не веря.
Парень усмехается. Встаёт, забрав куртку со спинки стула, бросает на столик пару смятых купюр и окидывает взглядом на девушку.
- Ты себя в зеркало видела? Развлеклись - и достаточно, не будь наивной дурой. Кто захочет видеть твою морду рядом с собой круглые сутки.
Он уходит. А девушка вскакивает, почти бросается за ним, - но, обессилев, падает обратно на стул, роняет голову на скрещенные руки. Парень переходит дорогу, приложив к уху мобильный. Но, увидев кого-то на другой стороне улицы, машет рукой и спешит к роскошной блондинке с длинными волосами.

Sweet as an angel sings,
She gives though she has none left but the last one.
Free, unhesitatingly.
And I am humbled, I'm a broken mirror,
And I can't help but wonder...

Теперь звуки нельзя было остановить - ни музыкой, ни попытками не слушать. Город окружал, оглушал Ханну со всех сторон. Давил, знакомым чувством бессилия, беспомощности, невозможности... Ханна шла по узкому тротуару, вдоль проспекта, и обрывки слов отовсюду настигали её.
- Ты переехала? - спрашивает первый голос.
- Да, - отвечает второй. - Мы купили новый дом на проспекте, знаешь, неподалёку от парка.
- Дом? Это чудесно, поздравляю! А мы со Стэнли вот на море собираемся... душный город так надоел...
- На море - неплохо. Но в нашем доме - бассейн, так что, думаю, мы и здесь хорошо отдохнём.
- В Египет путёвки взяли, на август. Чудное место! И отель пять звёзд... Стэнли молодец у меня.
- А ещё - сад. Знаешь, какой красивый сад? Мы наняли садовника, там порядок всегда, и посидеть с книжкой после обеда - одно удовольствие!
- Сил нет, здесь совсем нечем дышать, одни выхлопные газы. Потратились, конечно... но это пустяки, оно того стоило!
Голоса - приветливые, голоса - приятельские, голоса, позже, едковато-презрительные, самодовольные, с ноткой зависти и равнодушия друг другу. Две женщины, одетые с иголочки, сидят за столиком, пьют кофе и говорят - каждая о своём, не слушая.
- Тебе, кажется, надоела твоя работа? - цедит раздражённо голос в телефонную трубку. - Нет? Тогда иди - и делай, что тебе сказано, Рой! Что? Жильцы? Мне плевать на жильцов, выгоняй к чёртовой матери. Не дети, найдут, где жить. Мать-одиночка? Какие иногородние студенты? На хрен, Рой, слышишь меня? Мне нужен этот дом, так что ноги в руки - и достань, за что я плачу тебе?!
Мужчина в костюме, в чёрных, до блеска начищенных туфлях резко отнимает от уха мобильный. Ругается под нос. И снова набирает телефонный номер.
- Постой-постой. Как, говоришь, её зовут?
- Мэри. Со мной в группе учится. Хоро-о-ошенькая!
- Если я правильно помню, друг, у тебя была красотка Стелла?
- "Была"? Есть и будет!
- А Мэри?
- Одно другому не мешает, ага?
Смех.
- А для тебя идеальный парень - какой?
- Ну... заботливый, добрый, наверное. Чтобы понимал меня. И чтобы мы могли говорить с ним обо всё. Любой, если я полюблю его.
- Хм. Полюбишь? Ты как ребёнок, ей богу, Сара. Лично я хочу, чтобы мой парень был красивым. Тогда мне не стыдно будет идти с ним по улице.

Why do we sacrifice the beautiful ones?
Why when they walk with love alone?
Why do we sacrifice our beautiful souls?
Just trying to find their way home.*

Железная дорога, как змейка, вьётся куда-то вдаль. Отсюда до школы - рукой подать, и Ханна идёт привычной дорогой, но вдруг... У самых рельсов, стоило поднять и повернуть голову на секунду вправо, возникает тропинка. Узкая, ломаная, заросшая травой и почти нехоженая.
Ханна удивлена. Четыре года - и не было тропки здесь, она готова поклясться, не было! Откуда? И, главное, - куда ведёт?
За железнодорожными путями - поле. Нет, не то чтобы - просто буйно, без порядка заросшая территория, где деревья, трава и, кажется, вязкая топь болота. Было не видно, не рассмотреть, тянется ли там, по другой стороне, город, растут ли дома.
Конечно, Ханна помнила это место, это поле. Но... отсюда, от металлических рельс, она поворачивала, проходила квартал и оказывалась у школы. Путь, привычный путь, не шёл по этой тропинке, Ханне не было нужды ходить туда. А сейчас...
Она, не зная толком, почему, сворачивает на тропку. И идёт по ней - едва заметной, дальше и дальше от дороги, от школы, от города.
Здесь не было людей. Совсем не было. Парк, рощица неподалёку от дома - везде кто-то был, везде звучали голоса, везде хотелось включить музыку погромче и уйти, уйти, уйти. Здесь не было людей. Здесь не губили прекрасных созданий.
Ханна сомневалась, стоит ли идти. Хотела повернуть обратно... точнее, думала, что хотела. Ноги несли её вперед. Дальше и дальше от города.
Над головой, близко, совсем близко, голубеет небо. Чистое. С пушистым кружевом лёгких, белых, как мороженое, облаков. Вдоль тропинки, и всюду, куда хватало глаз, трава шепчет под ветром. Сухая, ломкая - но чем дальше, тем зеленей, выше, и деревья с густыми кронами, и буйный кустарник. Где-то в глубине стрекочет кузнечик. Тишина. Звуки города - голоса, гудки машин, громкий смех, звон, треск, шум - затихают вдали. И затихают. И затихают. Ханна слышит их, а потом - перестаёт вовсе, с ней остаётся только музыка и незнакомое, свободное пространство вокруг.
Ханна шагает, долго, но тропинка всё не кончается. И непонятно, куда она ведёт. Не видно, где закончится, что встретится по пути... В груди Ханны, вспыхнув, возникает что-то новое. Новое, странное, тёплое и ни разу не испытанное в городе.
Узкая полоса утоптанной земли вьётся прямо и прямо, а после - по краю покатого, широкого холма. Ханна видит верхушки деревьев, растущих внизу. Кроны, круглые и густые, закрывают полностью дно овражка, нельзя разглядеть. Но шаг, два - и тропка спускается под уклон, а там, под холмом, Ханна встречает речку.
Она неширокая. По дну лежат камни, стелются водоросли, и вода, прозрачная, стеклянная, скачет через них, несётся дальше, куда-то вдаль, опять теряясь между деревьев. Берега речки - песчаные, почти пологие. Она блестит ярким пятном среди кудрявой зелени.
У Ханны перехватывает дыхание. Она стоит, почти не слыша музыки, и смотрит на воду, и смотрит, и смотрит, и смотрит. Не оторваться. Ведь кто знал, что здесь, в центре шумного города, есть такое место... волшебное место. Кто знал, что существует уголок, где нет людей, звуков... где не губят прекрасных созданий.
Ханна проходит ещё немного, туда, где берег речки пригоден для спуска. Сходит вниз, к самой воде. Садится под крону дерева, на плоский гладкий камень у самой речной кромки.

Why do we sacrifice the beautiful ones?

Может быть, в десятый раз эти строчки крутятся в плеере. Но Ханне не надоедает... нет, никогда не надоедает, не надоест; она слышит себя в песне о прекрасных созданиях.
Всю жизнь семья Ханны жила в этом городе. В одном месте, в другом, но всегда - здесь, и он стал родным ей, и все дороги, в школу, в парк, в магазин, Ханна запомнила давным-давно. Она общалась с друзьями-одноклассниками. Ходила в кино по выходным, пила кофе с лучшей подругой в кафе, жила, как живут другие. Она не могла бы сказать, не заметила, когда всё изменилось.

How do you break a heart of gold?

В какой-то день, один из многих, Ханне захотелось заткнуть уши. Не ловить голоса. Не слушать, как люди - незнакомые, соседи, одноклассники, друзья - говорят о деньгах, вещах, домах и автомобилях, рассказывают, как кому-то изменили, кого-то предали, бросают людей, любящих, ради кого-то более красивого, смеются над теми, кто несчастен... и, в то же время, вовсе не обращают внимания друг на друга. Ходят вместе, но не видят один другого. Общаются, но не слышат.
Красивые, успешные люди, уверенные в себе, богатые и умелые в работе. Таких - тысячи по всему городу, а здесь, в элитном округе, больше вдвойне. Услышав слова "прекрасные создания", они, конечно, подумали бы, что речь о них. Ну, как же - красивые, успешные, богатые, уверенные в себе!
Ханна не могла бы сказать, в какой момент увидела, что прекрасные, по-настоящему прекрасные создания - бездомный мужчина с ребёнком в парке; девушка с флейтой на улице; некрасивая девочка, которую бросил парень; та незнакомка, которая хочет рядом с собой человека не красивого, но понимающего, доброго, любимого.
Ханна не могла бы сказать, в какой момент закрылась от города музыкой.
Она, поймав себя на странных, новых ощущений, побежала делиться с подругой, Джоанной. Но делиться - громкое слово... Джоанна не дослушала её. Перебила, уйдя в рассказ о парне, с которым познакомилась на выходных.
И Ханна оставила попытку обсудить с кем-то. Ждала, думая, что пройдёт. Жила, как прежде, списав всё на переходный возраст, прочитанную книгу, просмотренный фильм - или что-нибудь другое.
Но время, когда пора бы выбросить лишние мысли из головы, давно минуло. А мысли - нет. Ханна ходила в школу, каждый день, привычной дорогой, общалась, каждый день, с привычными людьми и чувствовала... отвращение. До тошноты острое, мерзкое отвращение.
В конце концов, выход нашёлся. Музыка. Слова, попавшие так близко и честно, слова, которые сказали за Ханну о том, что она ощущает. Каждый день по дороге в школу и домой Ханна слушала музыку. Пряча руки в карманах, стараясь не смотреть по сторонам и, главное, не ловить звуков города вокруг себя.
Что она может сделать, чтобы спасти прекрасные создания? Что она, один маленький человек, может, способна сделать, чтобы как-то изменить... кого изменить? Людей? Город? Ханна чувствовала, что, правда, глупо прятаться, когда бушует гроза. Но других путей она не видела и, по-честному, не верила, что они существуют. Нельзя исправить мир.
А сейчас Ханна сидит, опустив пальцы в воду, на камне у реки. Она сняла наушники, сидит, глубоко вдыхая чистый, тёплый воздух. Она сидит и в этот миг странно, сильно любит город. Вероятно, надо бы ненавидеть его, раз он неисправим, раз прекрасным созданиям редко удаётся выжить здесь. Но... если в городе, прямо рядом с домами, железной дорогой, людьми есть места, такие места - свободные и пустые - тогда, может быть, не всё потеряно?


*Даже со сломанными крыльями
Она прекрасна, словно ангел.
Но я вижу, как тихо капают ее слезы.

Этой весной она еще пыталась бороться,
Но ничего не получилось.
Она слишком дорого заплатила за свою попытку,
Но все же она улыбается мне.
Мне очень сложно все это вытерпеть,
Я ничего не могу с собой поделать... Почему?

Почему мы жертвуем прекрасными созданиями?
Зачем вы ломаете золотые сердца?
Почему мы жертвуем прекрасными созданиями?
Героями не рассказанных, не спетых историй.

Прекрасная, как песнь ангела,
Она отдаст все,
Даже того, чего у нее никогда не будет.
Свободная, уверенная в себе.
И я растерян, я чувствую себя разбитым.
Я ничего не могу с собой поделать... Почему?

Почему мы жертвуем прекрасными созданиями?
Почему их чувства не взаимны?
Почему мы жертвуем прекрасными созданиями,
Ведь они просто ищут путь домой...