Декабристка из цикла Сказки для взрослых

Кочерга
                Декабристка

--Декабристка, - язвительно кривила губы мать, прощаясь с ней на перроне.
--Мам, прошу тебя! – Анюта торопливо чмокнула родительницу в щеку и скользнула в вагон, привычно гася обиду. Она давно перестала удивляться своей способности понимать и оправдывать  поступки людей, находящихся рядом.
  « Наверное, это дар свыше, и зря я тогда не пошла на психологию», - размышляла она, укладывая  сумку с подарками под сидение.
    Психология…. Тогда она еще прислушивалась к материным «весомым»  аргументам: «Нюточка! Ты должна твердо стать на ноги. Психология –  «ни шатко, ни валко», а вот стоматологи во все времена были цари и боги!
   Поезд тронулся. Анюта сама предложила  поменяться полками  пожилой соседке. И мгновение спустя, уже вытянулась наверху, и, отгородившись от окружающих наушниками, отдалась долгожданным минутам, принадлежавшим только ей. Сладостная волна накрыла ее: всего несколько часов,  и она окунется в свое такое непростое женское счастье – прижмется к нему, ощутит его родной запах.
  «Декабристка», - пронеслось в голове. «Вечная невеста», -  все – таки материны слова задели ее. Хотя, это правда. Она уже десятый год, как невеста Толика, и, регулярно, раз в месяц садится на красную стрелу. Вот и сегодня, он будет стоять на Московской платформе, высокий, статный, сосредоточенно ища ее глазами в толпе.
    А пока… под убаюкивающий ритм колес, в полудреме, она возвращалась к началу их романа….
   --Теперь, ты моя жена, - говорил он той ночью, которая каждой черточкой  отпечаталась в ее памяти: окна нараспашку,  на подоконнике охапки  ее любимой черемухи, непривычная тишина, опустевшей перед летней практикой общаги. Они тогда оканчивали первый  курс.
 -- Ты поняла? - он нежно гладил ее  коротко  стриженую голову. – Жена… и никто тебя у меня не отнимет.
  Она прижималась к нему, наслаждаясь каждой клеточкой. Они с Толиком теперь одно целое. Она ничего более не желала: Толик любит ее.
-- А свадьбу сыграем осенью, - продолжал мечтать  он.
--А твоя мама? Она…, - Анюта осеклась, и тут же страшно пожалела, что затронула эту болезненную для Толика тему. Она просто возненавидела себя: одним махом разрушить их идиллию.
   Толик напрягся, резко сел в кровати и начал, почти задыхаясь:
-- Никогда! Аня, запомни, никогда не смей ни в чем подозревать мою мать. Она для нас с сестрой – все! Ты же знаешь, что мама нас вырастила  одна, как проклятая, работала на трех работах. Такое не забывается.
-- Прости, пожалуйста, прости! – она рванулась к нему.
-- Никогда так больше не делай! – уже мягче продолжал он. – Ты, что, Ежик, вся дрожишь? -  Он притянул ее к себе. Его глаза снова стали лучистыми, любящими. Она постаралась сделать все, чтобы  он  забыл эту никому ненужную стычку.

--Я все рано на тебе женюсь, я обязан это сделать, - каждый раз повторял  Толик одно и то же. Он говорил это и той осенью, когда по настоянию матери перевелся в Москву, и когда ездил в отпуск к морю не с ней, названной невестой, а со своей незамужней сестрой.
     «Маргарита никому не отдаст своих детей!» - разоткровенничался  как-то  родственник Толика. – «Забудь его, Анька! Ты девка видная, кровь с молоком. Не пойму я тебя.  Ведь не дура! Там все сложно: все друг другу себя в жертву приносят. А ты им мешаешь. И, вообще, ты никогда не впишешься вы их семью. Забудь,  дуреха, его!».
   Но Анюта  ждала. Сначала покорно  ждала, когда он окончит институт, потом ординатуру, затем  даже не помышляла его тревожить до защиты кандидатской, затем дефолт, бессовестно, похоронивший ее надежды обменяться на Москву. Правда,  два года назад у нее был шанс. Окрыленная Анюта, паковала чемоданы, купив билет в один конец…. Но Толик, пряча глаза, по пунктам объяснил ей, что еще не время, что сейчас очень непростой период, что будут они еще родителями….
   Она, с досадой, перевернула намокшую подушку. Привычно взяла себя в руки. Толик не должен видеть ее распухшей  от слез, некрасивой. И до самой Москвы настраивала себя на позитив.


--Ежик! Я здесь!  - Толик ловко подхватил ее и закружил так, как умел делать только он.
-- А у меня  для тебя сюрприз! – продолжал он, пьянеющим от ее близости голосом.
    Анюта, с удовольствием, отметила, что он рад ей, что соскучился, и, действительно, готовит ее к чему-то приятному.
  Они тормознули такси,  и всю дорогу Толик радостно пересказывал ей череду событий, которые он прожил без нее.
--А куда мы сегодня? В гостиницу? – пыталась сориентироваться она.
-- Нет! Ни за что не отгадаешь!
-- К Леве на дачу?
--Обижаешь, Ежик. Ну, включай, соображалку! Я же говорю, сюрприз.
-- К нам домой, - гордо объяснял Толик. – Мама сварила борщ, испекла пирог, все приготовила, и они с сестрой  уехали на выходные к тете Рае.
--Шутишь? – Анюту бросило в дрожь.
-- Все, приехали! Сдачи не надо! – Толик сегодня был в ударе.
  Анюта впервые вошла в эту их, недавно купленную  на окраине Москвы, квартиру. И пока Толик хлопотал на кухне, внимательно рассматривала, словно запоминала все, что окружало ее любимого. До хирургического блеска вымытый пол, со вкусом подобранная мебель, везде следы заботливых  женских рук. Она прошла в его комнату: та же чистота, уют, за незакрытой дверью гардероба – ряд  отутюженных рубашек…. Она  с тоской смотрела на фотографии  в причудливых рамочках над его кроватью: вот они всей семьей на  Кипре, вот он с сестрой в Париже, вот их смеющиеся лица на банкете… Анюту зашатало.
 « Наверное, от голода», - она не могла вспомнить, когда ела в последний раз. – «Неужели опять?»
--Анька! А ты очень голодная? – Толик нежно взял ее за подбородок. – Я жутко соскучился, Анька!
   Он повлек ее в спальню. И тут, впервые, Анюта поняла, что не может этого больше сделать.
-- Ежик! Ты что, устала? –  не ожидал от нее холодности он.
-- Толик! – она сама удивлялась своему спокойствию.  Словно она раздвоилась: одна Анюта действовала, а другая за ней равнодушно наблюдала.
 --Толик, я ведь впервые здесь в твоем доме…, - начала она.
--Анька! Ты ничего не понимаешь! Мама  согласна, ты слышишь! Мы подадим заявление….
   Она уже не слушала. Просто пыталась понять, как  она могла  столько лет быть слепой.
--Толик! – она сделала отстраняющий жест. - Ты взрослый состоявшийся человек. У тебя все хорошо складывается: карьера, квартира в Москве. А дальше будет еще лучше, поверь.
-- Аня, что с тобой? Аня! – он почти кричал.
-- Толик, послушай, сейчас я уйду и ничего не буду тебе объяснять. Я напишу тебе. Прости! Но я не могу здесь оставаться.
-- Аня! Ты устала. Ляг, прошу тебя, отдохни!
-- Толик! Ты поймешь меня. Обязательно,  поймешь. А сейчас я ухожу. И, поверь, это лучшее, что я могу   сделать  для нас обоих.

                * * *

--Анна! Ты слышишь меня? – Анюта продолжала молчать в трубку. -  Аня! Это Маргарита Викторовна! Ты узнала меня? Ну, если хочешь молчать – молчи. У нас с Толиком к тебе только одна просьба. И я надеюсь, ты разумная, взрослая женщина поступишь правильно, - властный голос выдержал паузу, -  дашь внуку нашу фамилию.
   Анюта  устало положила трубку и мельком глянула в зеркало в прихожей.  Худой вытянутый овал, круги под глазами, небрежно заколотые волосы… Она   подошла к зеркалу  поближе. Смотрела, словно заново знакомилась с собой. С той, неуверенной, сомневающейся, мятущейся Анютой было все давно закончено. Она провела рукой по отросшим волосам, улыбнулась, ловя в глазах своего зазеркального друга лучики нового пробивающегося счастья. Счастья, которое радостно и властно будило ее теперь каждое утро, счастье, повенчавшее ее с непрекращающейся  заботой, счастье, которое она  нежно целовала  на ночь, и усталая, бессильно падала рядом на кровать. Счастье…. Теперь Анюта знала, какое оно  на самом деле это самое счастье: обожаемое, требовательное, тревожное, которое она никому никогда не отдаст. Она осторожно отворила дверь   в детскую, за которой начиналась ее, только ее, прекрасная  Анютина вселенная.