*Абдулка против Янычара
И какой же русский не любит быстрой езды? Это гоголевское восклицание справедливо не только по отношению к тем, кто ездит сам, но и в отношении тех, кто наблюдает за гонками со стороны. Причём азарт наблюдателей и болельщиков порою принимает самые причудливые формы. И какой же русский не любит тараканьих бегов?! – воскликнем мы, слегка поправив автора «Мёртвых душ». Утверждение касается современных россиян, знакомых с упомянутой забавой по известной пьесе Михаила Булгакова «Бег» - или по её одноименной экранизации режиссёрами Александром Аловым и Евгением Наумовым.
Красочное описание этих «соревнований» автор «Бега» даёт в «пятом сне» действия третьего, где на фоне минарета и кровель домов возникает «необыкновенного вида сооружение, вроде карусели, над которым красуется крупная надпись на французском, английском и русском языках: "Стой! Сенсация в Константинополе! Тараканьи бега!!! Русская азартная игра с дозволения полиции"… Сооружение украшено флагами разных стран. Касса с надписями: "В ординаре" и "В двойном". Надпись над кассой на французском и русском языках: "Начало в пять часов вечера", "Commencement а 5 heures du soir". Сбоку ресторан на воздухе под золотушными лаврами в кадках. Надпись: "Русский деликатес - вобла. Порция 50 пиастров". Выше - вырезанный из фанеры и раскрашенный таракан во фраке, подающий пенящуюся кружку пива».
Далее следует «прямой репортаж» с самих бегов, в ходе которых таракан-«фаворит» Янычар «сбоит», а русская проститутка обвиняет владельца аттракциона – Артура Артуровича в мошенничестве и подстрекает итальянских матросов поколотить «тараканьего царя». Затем вспыхивает драка английских матросов с итальянскими и появляется полиция. «Пятый сон» - одна из самых ярких издевательских сцен «Бега» наряду с эпизодом карточной игры в «девятку» между Корзухиным и Чарнотой.
Но, увы, Булгаков далеко не оригинален. Тема «тараканьих бегов» до него была блистательно отыграна Алексеем Николаевичем Толстым в сатирической повести «Похождения Невзорова, или Ибикус», опубликованной в 1925 году, то есть за четыре года до того, как Булгаков передал свою пьесу для репетиций во МХАТ. Есть и другой источник – известный русский сатирик Аркадий Аверченко, который, как и Толстой, в конце гражданской войны эмигрировал из Крыма в Константинополь. Действительно, Аверченко «оттоптался» на стамбульских тараканьих бегах раньше Толстого, в рассказах из сборника «Записки простодушного» (1922). Собственно, Аверченко или Толстой – какая разница? Оба описали необычные гонки примерно в одно и то же время. Но по отношению к булгаковскому «Бегу» разница есть, и существенная.
Аверченко затрагивает тему «тараканьих бегов» вскользь. В «Лото Тамбола» он пишет: «...тут устроены тараканьи бега. Есть старт, тотализатор, цвета жокеев, и бегут живые тараканы; масса народу собирается играть. Есть верные тараканы. Фавориты». Русская эмигрантка из рассказа «О гробах, тараканах и пустых внутри бабах», «состоит при зелёном таракане» и поясняет автору: «…Зелёный таракан меня кормит. Собственно, он не зелёный, а коричневый, но цвета пробочного жокея, которого он носит на себе, - зелёные. И поэтому я обязана иметь на плече огромный зелёный бант: цвет моего таракана. Да что вы так смотрите? Просто здесь устроены тараканьи бега, и вот я служу по записи в тараканий тотализатор».
Если сопоставить рассказы Аверченко и эпизод из «Бега», можно с чистым сердцем утверждать, что Михаил Афанасьевич творчески развил тему, мимолётно затронутую предшественником.
Совсем не то с Толстым. В повести «советского графа» о похождениях прощелыги-эмигранта Семёна Ивановича Невзорова бега дрессированных тараканов разрисованы во всех подробностях. И картина писана фактически тем же маслом, которое позже использовал Булгаков. Причём намного детальнее и ещё более издевательски, нежели у автора «Бега». Нет ни малейших сомнений, что Булгаков черпал из Толстого, можно сказать, щедрой горстью - начиная в вывески. В «Беге»: "Тараканьи бега!!! Русская азартная игра с дозволения полиции"». В «Невзорове»: «БЕГА ДРЕССИРОВАННЫХ ТАРАКАНОВ. Народное русское развлечение». И далее – развитие темы аттракциона как «национальной традиции». У Толстого подельник Невзорова Ртищев «прочёл вступительное краткое слово… о том, как на масленице ни одна русская изба не обходится без древнего русского развлечения - тараканьих бегов» . У Булгакова Артур Артурович аттестует бега как «не виданную нигде в мире русскую придворную игру».
В «Невзорове»: «Три дня и три ночи Семён Иванович и Ртищев в гостинице "Сладость Востока" ловили тараканов, осматривали, испытывали, сортировали». После появления подражателей «Ртищев вывесил на дверях предупреждение, что “только здесь единственные, патентованные бега с уравнительным весом насекомых, или гандикап”». В «Беге»: «Артур. Тараканы живут в опечатанном ящике под наблюдением профессора энтомологии Казанского императорского университета, еле спасшегося от рук большевиков!».
У Толстого – «Фаворит - номер третий, Абдулка». У Булгакова - «Номер второй - фаворит Янычар». Присутствует в «Невзорове» и компания английских моряков, страстно болеющих у «беговой дорожки», и полицейский, вместо проститутки – сутенёры и хозяева публичных домов. Есть и интрига с обманувшим надежды «рысаком»: «тощий таракан, на которого вследствие его заморенного вида никто не ставил, пришёл первым к старту - трёхцветному русскому флагу».
Даже булгаковские иронические конно-спортивные характеристики – «Серый в яблоках таракан!» и знаменитое «Янычар сбоит!» на фоне толстовских отработанных находок уже не так блещут. Для сравнения несколько цитат из «Невзорова»:
«По столу так же бежал таракан, и он ещё подумал тогда: "Ишь ты, рысак", – и сшиб его щелчком…
Второй таракан вылез из-под блюдечка и пустился вдогонку за первым. Ртищев проговорил мрачно:
– Второй перегонит, ставлю десять пиастров в ординаре…
– Ещё один заезд, - восклицал Ртищев, - самцы, двухлетки, не кормлены с прошлой недели, злы, как черти».
Можно приводить ещё много перекличек, но и без того ясно: «пятый сон» представляет собой отчётливую переделку отрывка из толстовской повести. И если в отношении знакомства Булгакова с рассказами Аверченко можно ещё сомневаться - произведения этого «озлобленного почти до умопомрачения белогвардейца» (по определению Ленина) в Советской России находились под запретом, - то уж «Невзорова» Михаил Афанасьевич точно читал. Повесть вышла в России вскоре по возвращении Толстого на родину и была центральным произведением его «эмигрантского цикла».
Тем более к «советскому графу» «мистический писатель» долго относился с пиететом. Вот что пишет автор биографий Михаила Булгакова и Алексея Толстого Алексей Варламов: «Алексей Толстой Булгакова вытащил в литературу. Если бы не он, явление Булгакова произошло бы гораздо позже, если б вообще произошло. Булгакова открыла берлинская газета "Накануне", которую возглавлял Толстой. Эту газету, издаваемую в эмиграции, но на деньги Кремля, Булгаков, конечно, терпеть не мог, как все честные писатели. Но именно в "Накануне" стали печататься его лучшие тексты… Он знал цену этой газеты, называл их "сволочи", на букву "б". Но, как писал он, другого выхода нет. Когда Алексей Толстой вернулся в Советский Союз, он всей душой потянулся к Булгакову. Толстой был человеком с литературным вкусом, он понимал, где талант, а где нет. И, конечно, увидел в Булгакове собрата».
После приезда «советского графа» в Совдепию они не раз встречались. В дневниковой записи 1923 года Булгаков, сетуя на «богемность» Толстого, присовокупляет: «Всё, впрочем, искупает его действительно большой талант… Мысли его о литературе всегда правильны и метки, порой великолепны…». Дружбы, однако, не получилось, хотя «граф» был всегда для неё открыт и даже помогал Булгакову деньгами. Варламов указывает на то, что Булгаков пристально следил за успехами удачливого собрата «с обидой, ревностью и неприязнью». Понятно, что «Похождения Невзорова» не могли ускользнуть от внимания Михаила Афанасьевича.
Разумеется, «пятый сон» отличается от «невзоровских» бегов. Это – своеобразная джазовая обработка. Для творческой манеры Булгакова характерна склонность к подобной переимчивости и творческим перелицовкам. Скажем, «Роковые яйца» - фантазия на тему «Пищи богов» Герберта Уэллса. «Собачье сердце» близко к «Острову доктора Моро» того же английского фантаста. В «Мастере и Маргарите» калейдоскоп заимствований и вариаций, в том числе у Ильфа и Петрова. Но Булгаков «перепевает» мотивы совершенно на другой манер – и создаёт оригинальные произведения. Ведь и Толстой «перепёр на русский» сказку Карло Коллоди, выстрогав из того же бревна не Пиноккио, а Буратино…
**«Олбанский езыг» и тайны «кафародрома»
Впрочем, нам интересна не только история с заимствованиями. Любопытно и другое: существовали на самом деле описанные «тараканьи бега» или нет? Вторая жена Михаила Булгакова, Любовь Белозерская, с которой он жил во время создания «Бега», в 1920 году со своим первым мужем – журналистом Ильёй Василевским бежала из Одессы в Константинополь. В мемуарах о Булгакове «О, мёд воспоминаний» она пишет: «Что касается тараканьих бегов, то они с необыкновенным булгаковским блеском и фантазией родились из рассказа Аркадия Аверченко “Константинопольский зверинец”, где автор делится своими константинопольскими впечатлениями тех лет. На самом деле, конечно, никаких тараканьих бегов не существовало. Это лишь горькая гипербола и символ – вот, мол, ничего иного эмигрантам и не остаётся, кроме тараканьих бегов».
Увы, здесь всё не соответствует действительности. Любовь Евгеньевна лукавит, «забывая» упомянуть повесть Толстого, о которой, конечно же, не могла не знать, ибо «советский граф» и его произведения были тогда в центре внимания – и булгаковского особенно. К тому же ни в рассказе «Константинопольский зверинец», ни в его продолжении – «Второе посещение зверинца» нет упоминания «тараканьих бегов» (они описаны в других произведениях Аверченко).
А самое главное: бега дрессированных тараканов в Константинополе были! И тому есть достаточно свидетельств эмигрантов. Например, писателя-авангардиста Ильи Зданевича, выпустившего под псевдонимом Ильязд роман «Философия». Сегодня Зданевич малоизвестен в России, хотя именно он является «отцом-основателем» знаменитого «олбанского йазыка» - стиля с нарочито неправильным написанием слов.
По Рунету бродит байка о том, что сию «мову» придумали русские блогеры, когда узнали, как некий глупый американец принял русский язык за албанский. Между тем Зданевич ещё в 1918 году в Тифлисе выпустил пять пьес, написанных с демонстративным искажением правил русской орфографии. Одна из этих пьес называлась… «Янко Круль Албанскый», где автор разъясняет: «албанский изык с руским идёт ат ывоннава… пачиму ни смучяйтись помнити шта вот изык албанскай…». Так же написаны «Асел напракат», «Остраф Пасхи» и другие пьесы.
Роман «Философия», однако, изложен литературным русским языком и содержит следующую сцену: «Посредине залы… стоял длинный стол с высокими бортами, напоминавший биллиард и разделённый вдоль на несколько отделений… у одного из концов стола господин приподнял поперечную доску, и несколько тараканов, по одному в отделении, бросились убегать к противоположному концу стола. Неистовый вой и крики на всех языках вырвались из присутствующих. И по мере того как выяснялось, какой из тараканов скорее достигнет цели, крики эти усилились, крики усилились, пополам радости и отчаянья. “Знаете, сколько ставят на таракана, не меньше десяти лир, оборот каждой скачки не меньше тысячи лир, содержатель берет себе пять процентов, золотое дно, золотое дно”»…
Похожий отрывок мы встречаем и у журналиста-эмигранта Николая Чебышева. В мемуарах «Близкая даль» автор вспоминает:
«…Два русских беженца решили использовать местных тараканов: были открыты тараканьи бега! Тараканы бегут, запряжённые в тележки, бегут, испуганные электрическим светом. На номера, то есть на тараканов, ставят, как на лошадей. <…> Огромная зала с колоссальным столом посередине. Стол заменяет ипподром. Это кафародром. На нём устроены желобки, по желобкам бегут тараканы, запряжённые в проволочные колясочки. Вокруг жадная любопытствующая толпа с блестящими глазами. Самые настоящие, чёрные тараканы, но изумительно крупной величины.
- В банях собираем, – объясняют владельцы.
У некоторых свои “конюшни”, тараканов приносят в коробках».
Впрочем, есть один вроде бы веский контраргумент. Дело в том, что «Философия» Зданевича вышла в 1930 году, а «Близкая даль» Чебышева – в 1933-м. Так что эмигранты могли сочинить «кафародром» (стадион для тараканьих бегов )под влиянием уже прочитанной истории. Однако в случае с Чебышевым это совершенно исключено. Николай Чебышев – известная фигура в белом движении. До революции был известным судебным деятелем (именно он добился обвинительного приговора Николаю Михалину – рабочему, убившему в октябре 1905 года большевика Николая Баумана обрезком трубы). После октябрьского переворота участвовал в подпольной антибольшевистской организации «Правый центр», бежал в Крым, переквалифицировался в журналисты; газета «Великая Россия», в издании которой он участвовал, удостоилась высокой оценки генерала Врангеля. После бегства в Константинополь продолжил деятельность на ниве журналистики, издавая в галлиполийском лагере армии Врангеля еженедельник «Зарницы». Именно в майском номере этого издания в 1921 году сообщается: «Закрыли с 1 мая лото... Теперь открыли тараканьи бега».
так что уж Чебышев знал о «кафародроме» не понаслышке. Более того: в еженедельнике о новой забаве рассказано подробно и даже упомянут её изобретатель. Этой неординарной личности есть смысл посвятить отдельную главу.
***«Венгерец» - папа русского синематографа
и укротитель Львов
Белозерская, отрицая тараканьи бега, не лгала - она добросовестно заблуждалась. Любовь Евгеньевна со своим тогдашним мужем Ильёй Не-Буквой (псевдоним журналиста Василевского) эмигрировала в Турцию в феврале 1920 года и в том же году переехала во Францию. А знаменитая «придворная русская забава» появилась в мае 1921-го. Появлению «кафародрома» предшествовала эпопея с безумным распространением игорного бизнеса. Драматург и беллетрист Илья Сургучёв вспоминал по горячим следам (находясь в сентябре 1921 года в Варшаве): «Мы развели такой игорный азарт, что... мимо рулеток страшно пройти. Одних лото мы пооткрывали в Константинополе более шестисот». А где азарт, там вечная ругань, жульничество, драки, поножовщина. И турецкие власти в том же году запретили все виды публичных азартных игр - даже лотерею. Вот тогда и возникла идея с бегами дрессированных тараканов, которые не входили в «перечень недозволенных развлечений». Тот же Сургучёв сообщал: «Мы сочинили петушиные бои, запрягали тараканов в тележки и устраивали скачки с ипподромом и тотализатором. Начальник английской полиции пришёл запретить их и ушёл, проигравши на этом деле триста лир». Эпизод с продажным азартным полицейским присутствует у Алексея Толстого...
Но кто же эти таинственные «мы»? Речь идёт не персонально об Илье Дмитриевиче: подразумеваются русские эмигранты в целом. Но автор у «тараканьей» авантюры был: человек феноменальный, биография которого достойна плутовского романа, - Александр Осипович Дранков. Впрочем, не то чтобы совсем Александр… Проницательный Булгаков, в отличие от Толстого, угадал национальность «тараканьего царя»:
"Чарнота. Смотрю я на тебя и восхищаюсь, Артур! Вот уж ты и во фраке. Не человек ты, а игра природы - тараканий царь. Ну и везёт тебе! Впрочем, ваша нация вообще везучая!
Артур. Если вы опять начнёте проповедовать здесь антисемитизм, я прекращу беседу с вами.
Чарнота. Да тебе-то что? Ведь ты же венгерец!
Артур. Тем не менее.
Чарнота. Вот и я говорю: везёт вам, венгерцам!.."
Абрам Осипович Дранков родился в 1880 году в провинциальной мещанской еврейской семье. Но именно этот удивительный «венгерец» сыграл заметную роль в истории российского кинематографа. Формально именно с Дранкова эта история и началась.
Началось, впрочем, с увлечения фотографией. Приехав в Санкт-Петербург, Дранков становится одним из лучших столичных фоторепортёров. Его работы публикуют лондонская «The Тimes» и парижская «L’Illustracion». За снимки царской семьи фотографу присваивают звание «Поставщик Двора Его Императорского Величества».
Такую же предприимчивость Александр Осипович проявил в области молодой русской синематографии. Благодаря ему появилась кинолетопись Льва Толстого. Причём босоногий граф наотрез отказывался сниматься. И тогда Дранков… спрятался вместе с аппаратом в расположенном неподалеку дощатом сортире! Дело было зимой; упрямый папарацци промёрз до костей, но всё же дождался момента, когда бородатый старец по парковой аллее направился в сторону уборной - справить нужду. Эти кадры стали мировой классикой: великий писатель земли русской величественно идёт на объектив камеры… За кадром остался момент, когда Толстой подёргал дверцу нужника, вздохнул и, не солоно хлебавши (прощенья просим за каламбур-с), побрёл к дому… Когда позже «синематографист» продемонстрировал графскому семейству минутный ролик, снятый сквозь щель в двери туалета, хохот стоял невообразимый! Зато «венгерец» отныне стал кинохроникёром автора «Войны и мира».
С Максимом Горьким, правда, не вышло. Тот поначалу согласился позировать у себя на Капри, но назойливый оператор писателю так надоел, что Алексей Максимович чуть не пришиб его, пытаясь отнять отснятую плёнку.
В 1908 году именно Александр Дранков выпускает первую отечественную фильму «Понизовая вольница» («Стенька Разин») - по мотивам песни «Из-за острова на стрежень». А в 1914-м предприимчивый киноделец снимает первый приключенческий сериал «Сонька - Золотая Ручка» (6 серий). Впрочем, к 1916 году великолепный Александр Ханжонков вытесняет Дранкова на задворки киноиндустрии.
Близко знавший Дранкова ветеран советской кинематографии Борис Вольф вспоминал: «Он не был джентльмен… У него не было установки на то, чтобы сделать себе хорошее имя... Он был не очень чистоплотен и в материальных делах. Он мог обманывать, он мог обещать, но не выполнить обещание, мог кого-то нанять на работу за 1000 рублей, а заплатить ему 500 рублей. Это не был человек, которому можно было бы доверять на сто процентов». Но тот же Вольф подчёркивал: «Дранков выделялся большим умом, хваткой, деловитостью. Человек он был очень оборотистый и авантюрный. И в нём было что-то увлекательное и привлекательное в деловом смысле. Он очень хорошо понимал, из какого куска дерьма можно сделать миллион. И был довольно широкий человек… Одаривал широко, душевно. Никогда не отчаивался». В этом смысле Дранков выгодно отличается от булгаковского Артура Артуровича, который не открыл кредит на бега генералу Чарноте.
После революции Дранков пытался ставить фильмы и для большевиков. Но вскоре быстро «сделал ноги» в сторону Крыма, а оттуда - в Константинополь. Здесь он некоторое время прозябал. Однако Вольф точно отметил два главные свойства Дранкова: умение «из дерьма сделать миллион» и никогда не отчаиваться. Именно этим чудесным качествам обязаны мы появлением «тараканьих бегов».
Искусствовед Валентина Рогова выдвинула остроумную версию - возможно, идея родилась из вечной конкуренции Дранкова и Ханжонкова: «Дранков всё ещё пыжился демонстрировать Ханжонкову своё превосходство, озорничая над мировой легендой “дрессированных насекомых” Владислава Старевича (создатель первых объёмных мультипликаций “Прекрасная Люканида, или Война рогачей и усачей” (1911), “Весёлые сценки из жизни насекомых”, “Стрекоза и муравей” (1912), принесших признание фирме Ханжонкова не только в Европе, но и в США)».
Вскоре еженедельник «Зарницы» сообщает: Дранков арендовал один из залов «Русского Клуба», расположенный на улице Гран Пера, под «кафародром» (тараканий ипподром). Перечислены и прозвища усатых «рысаков»: «Мишель», «Мечта», «Прощай, Лулу»… Фаворит - быстролапый таракан по кличке «Люби меня, Троцкий!». Вот так от укрощения Льва Николаевича Дранков докатился до укрощения Льва Давидовича…
Увы, «тараканьи бега» продержались недолго. Виной ли тому крупный проигрыш английского полицмейстера или постоянные скандалы с потасовками, только командование оккупационных союзных войск скоро запретило «кафародром» под страхом уголовного преследования. Дранков попытался заменить бега автогонками, однако дело не пошло. Тогда «тараканий царь» открыл в 1922 году театр-кабаре «Bal-Tabarin», но и тот прогорел, не выдержав конкуренции с «Чёрной Розой» Александра Вертинского, «Гнездом перелётных птиц» Аркадия Аверченко и другими заведениями. Неутомимый делец создаёт гигантский аттракцион «Луна-парк», но в сентябре 1922 года пожар выжигает дотла и этот проект…
Расстроенный Александр Осипович уплывает в Америку. По мнению многих исследователей, там он стал «миллионером». Однако слухи насчёт Дранкова-миллионщика сильно преувеличены. Несмотря на попытки покорить Голливуд (в частности, обещанием снять мелодраму о любви последнего императора к балерине Матильде Кшесинской), «отец русского синематографа» здесь не преуспел и даже одно время подвизался в качестве киностатиста. Затем забросил мечты о кино, открыл ресторанчик в Калифорнии, снова разорился… К концу жизни он содержал в Сан-Франциско маленькую фотолабораторию по проявке и печати любительских снимков. Увы, это не давало сносных средств к существованию. Абрам Осипович Дрранков был похоронен 9 января 1949 года на еврейском кладбище в калифорнийском городке Колма; все расходы по ритуальным услугам взяла на себя местная иудейская община…
Кстати, «тараканьи бега» были популярны не только в Константинополе, но и на другом краю света, в Харбине - столице маньчжурской провинции Хейлунцзян. Город возник ещё в царское время, после прокладки Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), которая строилась с 1897 по 1903 годы и соединила Читу с Владивостоком и Порт-Артуром. Поскольку Маньчжурия вклинивалась в территорию России, экономически выгодным было провести дорогу не в обход Китая, а по его землям, что и было сделано по договорённости с китайской стороной. Так на месте небольшого маньчжурского села Альцзинь вырос удивительный русский город – с тенистыми аллеями, яркими клумбами, фонтанами, декоративными прудами… В первые десятилетия ХХ века Харбин называли «маленьким Петербургом», «маньчжурским Сан-Франциско» и даже «восточным Парижем».
После октябрьского большевистского переворота 1917 года население Харбина стало пополняться эмигрантами из России. В китайский регион КВЖД с 1917 по 1922 годы прибыли от 145 до 250 тысяч русских беженцев. Значительная их часть осела именно в Харбине. Среди них оказался и бывший корнет старой русской армии Николай Тимченко. Уже на закате лет (в начале 2000-х) Николай Георгиевич в беседе с журналистом Олегом Дзюбой называл создателем харбинского «кафародрома» русского офицера Петра Бородаевского. Существование «тараканьих бегов» в Маньчжурии подтвердил журналисту и профессор из Вашингтона Виктор Петров, молодость которого прошла в Харбине и в Шанхае. Во время гражданской войны в Китае (между правительством и китайскими коммунистами с 1927 года) Виктор Порфирьевич служил телохранителем известного гоминьдановского генерала Вана Яоу, который сражался против коммунистов. Петров рассказал, что однажды генерал Ван просадил значительную сумму в английских фунтах на «кафародроме» - но не в Харбине, а уже в Шанхае. Судя по сопоставлению дат, состязание тараканов могло быть завезено в Китай русскими эмигрантами из Турции после 1923 года, когда турецкий революционный деятель Мустафа Кемаль Ататюрк сделал жест доброй воли по отношению к Советской России и выставил из своей страны всех русских эмигрантов.
****Русский "каракан", бессмысленный и беспощадный,
или
Как Тараканище проглотил мясную лавку
Погодите! А что если и в Стамбуле, и в Харбине аттракционы с тараканами появились одновременно? Вдруг речь и в самом деле идёт о старинной русской традиции? Уж в тараканах-то Русь-матушка испокон веку дефицита не испытывала…
Впрочем, если верить некоторым источникам, «кафародромы» появились ещё задолго до возникновения Руси. Так, Интернет-сайты, посвящённые азартной забаве, рассказывают, что тараканьи бега «устраивали ещё фараоны в Древнем Египте. А вот во времена Римской империи богатые граждане проводили... тараканьи бои. Ставки делались огромные (один римлянин проиграл несколько своих торговых кораблей)». Другие уточняют: в Древней Греции и Византии вообще «каждый знатный человек имел своего бегового таракана и обязательно участвовал в соревнованиях». Не менее «достоверные» источники сообщают, будто состязания насекомых изобрели моряки, бороздившие воды Тихого океана (почему именно Тихого?). Мол, от безделья матросы начинали тренировать «беговых тараканов», которых на кораблях было полно. И под занавес следует пассаж о том, что «традиционно исторической родиной тараканьих бегов считается Австралия, где рассказывают легенду о том, как два бедняка от нечего делать начали на скорость запускать тараканов».
Россия в подобной мифологии занимает почётное место. Смешно было бы… Так, один из «знатоков» прямо заявляет: «В России до революции тараканьи бега были обычным развлечением для большинства людей среднего класса». Другой сочинитель делится подробностями: «Официально скачки насекомых стали устраивать после войны 1812 года, когда восстанавливали сгоревшую Москву. Владельцы кабаков "просекли", что на этой забаве можно заработать неплохие деньги. Тогда в качестве бегунов выступали чёрные тараканы с длинными усами, которые владельцы "спортсменов" зачем-то подкрашивали жёлтой краской. Многие тараканы стали настоящими "знаменитостями", например Егор, поболеть за которого в один популярный столичный кабак приходило пол-Москвы. В конце XIX века бега превратились в настоящее коммерческое шоу. Рассказывают, один московский купец проиграл на тотализаторе все свои мясные лавки на Охотном ряду. Казанские кабатчики впервые додумались проводить тараканьи бои».
Эээ, да мы этих гладиаторов уже встречали – в Древнем Риме! А заодно и неудачливого охотнорядца: правда, в античности он вместо мясных лавок просадил флотилию кораблей.
Все эти хлестаковские сочинения роднит одно – полное отсутствие источников, зато изобилие «правдоподобных деталей». Все эти «хорошо известно», «традиционно считается», «не вызывает сомнений» - обычный приём сочинителей незатейливых баек. Вот, к примеру: «“Чисто и нет тараканов. Тараканы только напоказ!” - гласила реклама ряда питейных заведений. Там же в трактире начались споры, какой из выставленных напоказ тараканов быстрее… Из трактиров тараканьи бега переместились на базары, во дворцы знати». Лихо! Откуда всё это известно? Где выставлялись тараканы? «В ряде питейных заведений». Кто бы сомневался…
Иногда сочинители выдают себя невольно. Как Владимир Бессонов в своей книжке «Московские Задворки» 2002 года: «В московских ресторанах в 1913 году устраивались бега … живых раков! У каждого участника был приколот номер, делались ставки, работал тотализатор, всё как в лучших домах. Вскоре пришла мысль, что раки слишком медлительны, и их решили заменить на черных шустрых тараканов. Кажется, одного из усатых звали Янычаром. Газеты печатали котировки этих бегов».
Одно только упоминание Янычара расставляет всё по своим местам…
Цена подобных «исторических свидетельств» очевидна.
К сожалению, и журналист Олег Дзюба, собравший свидетельства русских эмигрантов в Китае о «тараканьих бегах», не избежал соблазна присовокупить в конце похожую побасенку. Он пишет: «В Можайском районе Подмосковья есть роща, которые местные называют “Тринадцать душ”. До войны там обитала семья, получившая после революции 1917 года надел по числу едоков, которых набралось как раз с чёртову дюжину. Новые землевладельцы оказались изрядными лентяями, и зимой семья устраивала дома “тараканий ипподром”. Чем и зарабатывала на горячительное, принимая ставки на самых резвых прусаков. Для соревнований тараканов они приспособили бильярдный стол, доставшийся в качестве трофея при разграблении усадьбы графов Уваровых». Впрочем, этот рассказ, как указано, относится к первым десятилетиям Советской власти, то есть ко времени, когда уже вышли в свет толстовские «Похождения Невзорова». Подмосковная семья вполне могла воспользоваться литературной подсказкой. Если такая семья вообще существовала.
*****Таракаши у параши
Стало быть, не было на Руси никакой традиции тараканьих бегов? Так что патент на изобретение по праву принадлежит Абраму Дранкову?
Не будем столь категоричны. Прежде всего, несколько слов о тараканах на Руси вообще.
Ещё чех Бернгард Таннер, посетивший Московию в 1678, сообщал о местном «ужасном животном по названию каракан, которое не тревожит хозяев, но живьём заедает гостей...». Возможно, что злобные московитяне нарочно натравливали на несчастного Бернгарда кровожадных хищников, ибо, по мнению чеха, наши предки были «лукавы, развратны, обманчивы, надувалы, вероломцы, вздорливы, разбойники и человекоубийцы».
Отмечал пристрастие «кацапов» к тараканам и персонаж гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» - малороссийский помещик Сторченко, который, останавливаясь на русских постоялых дворах, затыкал уши пенькой: «Я имею обыкновение затыкать на ночь уши с того проклятого случая, когда в одной русской корчме залез мне в левое ухо таракан. Проклятые кацапы, как я после узнал, едят даже щи с тараканами»…
Нет, положительно московиты умели приручать этих коварных тварей!
Я даже позволю себе утверждать совсем обратное. Но – опираясь на реального свидетеля подобного аттракциона. А уж верить ему или не верить – пусть каждый решает сам.
Очевидец этот опять же принадлежит к славному роду «венгерцев», и зовут его Довид Вигдорович Шимон. Хотя в русской литературе он известен под другим именем - Алексей Иванович Свирский, полученным им после крещения. Свирский родился в семье рабочего табачной фабрики. Когда мальчику было пять лет, родители развелись, и он с матерью уехал из Петербуга в Житомир. Здесь прожил до 12 лет, а после смерти матери пристал к беспризорникам и 15 лет бродяжничал по всей Российской империи (Север, Центральная Россия, Украина, Балтийский край, Литва, Польша, Крым, Кавказ, Бессарабия, Туркестан), добирался даже до Персии и Турции. Его спутниками были «бродяги, промысловые нищие, воры, мелкие авантюристы, проститутки, босяки всякого рода и вида». Свирский не раз попадал как «беспачпортный» в тюрьмы, ночлежные дома и притоны.
Литературную деятельность писатель начал в 1892 году на страницах газеты «Ростовские-на-Дону известия». Затем редактор газеты Наум Розенштейн предложил полуграмотному автору регулярно публиковать очерки из жизни босяков и городского дна. Сначала увидели свет «Ростовские трущобы» (1893), а следом - «В стенах тюрьмы. Очерки арестантской жизни» (1894). То есть Свирский писал о тюремной жизни не понаслышке. И вот как раз в его тюремных очерках мы находим интересующие нас сведения. Поскольку книга эта до сих пор является редкой, позволим себе общирный отрывок:
«Самые распространенные игры в сибирских каламажнях (тюрьма. – Ф.Ж.), изобрётенные арестантами, это игра в “тараканы”, в “свет и тьму”, в “нитку” и в “кирпичинку”… Я для характеристики приведу здесь игру в “тараканы”.
…Арестанты обыкновенно заказывают “парашникам” (арестанты из обслуги, которые выносят кадки с нечистотами, разносят еду и т.д. – Ф.Ж.) захватить с собою на кухне несколько “немцев” (тараканов), за что каждый из заказчиков заранее уплачивает деньги по установленной таксе…
-Это уж завсегда так: коли у “немца” усы в порядке, то и походка быстрее и на стук лучше идёт, - говорит бородатый “жиган” лет сорока, с серьёзным выражением лица. - Вот у меня, к примеру, в Тюмени был “немец”, так уж, доложу вам, “немец”! Усы - во, ноги - во какие, а сам длинный, высокий, просто страсть какой. Уж мне Васька Скороход “буланого” (рубль) давал за него… Да вот несчастие случилось: сам же “котом” (туфлей) нечаянно “немца” и задавил...
…В сопровождении надзирателя один за другим входят человек пять “парашников” с громадными деревянными мисками в руках. Арестанты хватаются за хлеб и за ложки… Но лишь только шаги запершего дверь надзирателя затихают, арестанты с быстротою молнии окружают пришедших и нетерпеливо требуют заказ. “Парашники” не спеша достают из-за пазухи что-то, завёрнутое в бумажках, и подают заказчикам. Получивший свёрток отходит в сторону и, садясь на пол, осторожно разворачивает бумажку, откуда немедленно, один за другим, выползают рыжие продолговатые тараканы. Владелец этих тараканов поспешно схватывает выползших из бумажки и водворяет их на прежнее место. В подобные моменты камера представляет довольно курьёзное фелище: человек пятнадцать арестантов, взрослых людей с бородами и даже седых, самым серьезным образом сидят на полу и сосредоточенно разглядывают тараканов, держа их обыкновенно за усы.
-Ты что же это, халамидник несчастный, принёс мне! - запальчиво кричит бородатый “жиган”, обращаясь к одному из “парашников”. - Ты посмотри-ка, чёртова кукла, это что за “немец”? Да ведь он и шагу не сделает, как с ног свалится... А две копейки небось за каждого берешь!..
-Большая мне корысть от тебя, - огрызается “парашник”. - Дал гривенник за пять “немцев” и думает, что я от этого разбогател... А того ты не хочешь знать, что Сашка Повар их нам даром тоже не дает... Всего-то на десятке две копейки нажи¬ваю...
- Бросьте, будет вам, давайте-ка лучше круг делать, - останавливает спорящих староста, держа в руке кроме свертка с тараканами еще кусок деревянного угля.
Арестанты умолкают и принимаются за дело. Один из них подходит к дверям и становится на “стрёму”» (стражу), другой начинает чертить крут и ставит посередине точку, долженствующую обозначать центр, а остальные завязывают тоненькой ниткой заднюю ножку каждого насекомого. Затем к нитке прикрепляется деревянная ложка, и все, с тараканами в руках, подходят к кругу.
Игра эта заключается в следующем. Каждый из играющих выпускает завязанного таракана на круг, и чей таракан скорее доползёт к центру, тот и выиграл. Правил масса. Во-первых, нитка должна быть одинаковой длины с прочими нитками, ложка должна лежать вверх дном, и никто не должен до неё дотрагиваться; во-вторых, все должны выпустить из рук тараканов по команде; в-третьих, если у какого-либо таракана оторвётся ножка и он без ноги доползёт до центра, значит - игра проиграна. Кроме того, есть ещё множество правил, из-за которых играющие нередко друг друга изувечивают с беспощадной жестокостью.
Наконец, ложки, за которые прикреплены нитки, укладываются в известном расстоянии от круга, и все играющие усаживаются в кружок, причём каждый из них в двух пальцах осторожно придерживает своего таракана и кладет его на черту. Раздаётся команда. Все спешат разжать пальцы.
-С богом! - произносят как-то невольно играющие, и игра начинается.
Тараканы, почуяв свободу, как угорелые бросаются из стороны в сторону. Но как только нитка натянется, насекомое, не будучи в силах потянуть за собой ложку, волей-неволей вынуждено повернуть назад, по направлению к кругу.
Сначала среди играющих царит невозмутимая тишина. Их физиономии до того серьёзны и озабоченны, их глаза с такою жадностью следят за ползущими насекомыми, что кажется, будто от малейшего движения таракана зависит вся их будущность. Особенно интересны играющие, когда, следя зa своим ползущим тараканом, каждый из них весь превращается в слух и зрение. Чуть только таракан взял не то направление, у играющего выражение лица моментально меняется. Он как-то перегибает стан в сторону центра и, вытянув ногу, бессознательно трясёт ею, губы у него вытягиваются, зубы сжимаются, глаза широко раскрываются. Изредка слышны отрывистые восклицания:
-Нога оторвалась!.. Петька, прими своего...
-Вижу. Чаво орешь? У меня, чай, глаза-то сеть...
И бедное насекомое от одного удара кулаком разозлённого арестанта превращается в красно-бурое пятно.
-Ты чаво это ногой ложку трогаешь?.. Смотри...
-Ну же, ну, еще немного; Васька, не выда¬вай... сюда, сюда...
-Куда лезешь, чёрт!..
-Э, э, братец, так ты вот как: ногой заслоняешь!..
-Чего ты брешешь, чёртово отродье! Кто ногой заслоняет? “Немец” ползёт себе к центру, а ты уже и выдумываешь...
Замечательнее всего при этом то, что за всё время игры ни один из играющих не улыбнётся, не скажет ни одной остроты по адресу хотя бы тараканов.
Но зато восторг того арестанта, чей таракан раньше других доползёт к центру, положительно не имеет границ. Он чуть ли не целует своего “немца”.
Он как ребёнок счастлив.
…Слёзы, а не смех должно вызвать это отвратительное препровождение времени, так унижающее достоинство человека, вместе с тем находящее для себя объяснение в исключительных и на самом деле ужасающих условиях, в какие поставлена жизнь арестанта в четырёх стенах тюрьмы»...
*****«Все в сад!»,
Или
Выезд архиерея
Впрочем, что попытки приручить тараканов предпринимались, видимо, с давних пор. И такие любопытные сведения до нас дошли.
Начнём с легенды. Древняя буддийская притча повествует, что у одного владыки был министр, который впал в немилость и оказался заточенным на вершине высокой башни. Однако министр сумел передать верной жене, чтобы она принесла с собой длинную верёвку, крепкий шнурок, моток ниток, шелковинку, таракана и немного мёду. Затем женщине было приказано привязать шелковинку к таракану , смазать ему усики каплей мёда и посадить таракана на стену башни головой вверх. Чуя впереди себя запах мёда и желая добыть его, насекомое ползло вперёд и вверх, пока не достигло вершины башни, где министр ухватил шёлковую нить. Хитрый царедворец сказал жене, чтобы она привязала другой конец шелковинки к нитке; затем с помощью нитки наверх быт доставлен крепкий шнурок, а с его помощью – уже и верёвка. А по верёвке министр спустился с башни и был таков!
Но это - байка. А вот рассказы из не столь давней истории нашего Отечества.
Одно из свидетельств «укрощения строптивых» мы находим в повести Максима Горького «Детство» (1913):
«… Цыганок доставал из-за печи черных тараканов, быстро делал нитяную упряжь, вырезывал из бумаги сани, и по жёлтому, чисто выскобленному столу разъезжала четвёрка вороных, а Иван, направляя их бег тонкой лучиной, возбуждённо визжал:
— За архереем поехали!
Приклеивал на спину таракана маленькую бумажку, гнал его за санями и объяснял:
— Мешок забыли. Монах бежит, тащит!
Связывал ножки таракана ниткой; насекомое ползло, тыкаясь головой, а Ванька кричал, прихлопывая ладонями:
— Дьячок из кабака к вечерней идёт!"...
Возможно, именно этот эпизод вдохновил Абрама Дранкова к изобретению «старинной русской забавы». А может, «тараканьему царю» удалось побывать на представлении «таинственного мага, факира и дервиша» Дмитриуса Лон-Го? Вообще-то Дмитрий Лонго был знаменит тем, что «глотал шпаги, вливал в рот расплавленное олово, ложился на доску, утыканную гвоздями, ходил босиком по остриям персидских и турецких сабель» и занимался прочими пустяками. Однако случалось ему выступать в составе бродячего цирка и с другими фокусами. Об одном он поведал в 1960 году корреспонденту журнала «Советский цирк» («Бег» тогда находился в СССР под запретом).
Ноябрь 1911 года. Харьковские аборигены с вытаращенными глазами читают афишу: «С разрешения начальства в бывшем магазине купца Титова, что на Екатеринославской улице, проездом в Персию через Харьков остановился и даст несколько представлений известный спирит, факир и дервиш г. Лонго. СЕНСАЦИЯ!!! ЧУДО XX ВЕКА НЕЧТО НЕВЕРОЯТНОЕ! ЕДИНСТВЕННЫЙ В МИРЕ АТТРАКЦИОН! ТЕАТР ДРЕССИРОВАННЫХ ТАРАКАНОВ. Всякие подделки и подражания будут преследоваться по закону!». Ну-с, каково? Булгаков нервно курит в туалете…
Сквозь стенки большого стеклянного ящика виднелась декорация:
«На ярко-зелёном газоне стоял домик с колоннами и черепичной крышей. От домика тянулась аллея… стояли где лестница с широкими ступеньками, где площадка, где карусели.
Лонго простёр руки над ящиком, громко скомандовал: «Все из дома!».
Тотчас двери игрушечного домика распахнулись и оттуда выбе¬жало множество больших тараканов. Насекомые, тесня друг друга, пробежали через калитку палисадника и рассыпались по всему газону.
«На центральную аллею!» — подал новую команду факир, и тара-каны сбежались на главную дорожку.
«Все на лестницу!» — Повинуясь команде, тараканы ринулись к лестнице и, сбивая друг друга, стали карабкаться по ступенькам.
«Все на карусель!» — Толпа насекомых побежала занимать места на пёстром вращающемся диске игрушечной карусели»...
Малороссийские обыватели чуть не сошли с ума от священного ужаса…
Секрет оказался прост. Лонго вычитал, что тараканы боятся электрического тока. Площадка была сделана из кусков разноцветной жести, изолированных друг от друга. К каждому участку были припаяны две проволочки. Пучок проволок, пропущенный сквозь полую ножку стола, шёл под ковром за кулисы, и через распределительный щит оператор направлял слабый ток на нужную комбинацию участков. Тараканы, убегая от тока, собирались на том участке, который не был включён. Аттракцион продолжался около двух лет, но при тогдашней электротехнике оказался слишком сложным и трудоёмким.
******Кремация в серебряной ложке
и самоубийство китайским пистоном
И всё же единственным письменным источником, подтверждающим существование «тараканьих бегов» до 1921 года, является рассказ Алексея Свирского. Знал Абрам Дранков об игре российских каторжан или же изобрёл «кафародром» благодаря собственной изощрённости ума (или вдохновлённый эпизодом из горьковского "Детства") – об этом история умалчивает.
Как бы то ни было, а замечание Алексея Свирского о том, что тараканьи бега есть «отвратительное препровождение времени, унижающее достоинство человека», до сих пор пытаются опровергнуть наши современники. Причём не только соотечественники: «кафародромы» сегодня «расползлись» по всему свету. В австралийском Квинсленде, к примеру, с 1982 года проходит ежегодное январское шоу - «Великие тараканьи бега», куда свозят дрессированных насекомых со всего мира. Соревнования на «Золотой кубок» проходят в отеле Story Bridge. Кстати, принцип состязаний отличен и от «сибирского», и от «константинопольского»: участников держат всех вместе под одной кастрюлей или банкой в центре ринга, а затем «купол» поднимается – и насекомые устремляются врассыпную. Побеждает тот таракан, который первым достигает края. Есть и такая дисциплина, как «бег с преодолением барьера»…
Но нам в первую очередь интересно не иноземное подражательство, а продолжение русских традиций! И вот тут нас поджидает первый коварный удар. Помните, каких тараканов использовали для игры сибирские каторжане? Правильно – «немцев». Или иначе – «прусаков». Название это закрепилось за рыжими тараканами после 1763 года – с окончанием Семилетней войны, где Россия воевала в коалиции против Пруссии. Считалось, будто «прусаков» принесли с собой из Европы русские солдаты. Хотя истинная родина этих тараканов – Крым, где они обитают вне человеческого жилья, в живой природе.
Впрочем, суть не в этом. Оказывается, нынче «прусаки-рысаки» на «кафародроме» не ценятся. И это несмотря на их феноменальные «скаковые» качества: за секунду «прусак» покрывает расстояние в 30 сантиметров! Однако, по мнению современных «тараканьих царей», эти насекомые мелковаты и слишком непрезентабельны. А потому вместо них в забегах используют мадагаскарских шипящих тараканов, которые, правда, ленивы и медлительны, зато на вид – настоящие гренадеры: некоторые особи достигают 10 сантиметров в длину!
Кстати: возможно, и на константинопольском «кафародроме» Абрама Дранкина тоже состязались «мадагаскарцы»: в рассказе Аркадия Аверченко упоминаются не рыжие, а коричневые тараканы. Именно эта «масть» характерна для взрослых мадагаскарских насекомых.
Возрождение интереса к «тараканьим бегам» среди наших соотечественников стало особо заметно в начале нового тысячелетия. Одно из первых упоминаний о них связано, как и у Булгакова, с эмиграцией – только не в Туретчину, а в Неметчину. В 2001 году русский художник-эмигрант Николай Макаров приурочил соревнования усатых «скакунов» к проходившему в столице Германии международному кинофестивалю «Берлинале-2001». Бега состоялись в «Трэнен-паласт» - «Дворце слёз», словно бы отголоском горьких слов Алексея Свирского: «Слёзы, а не смех должно вызвать это отвратительное препровождение времени…». Хотя сам устроитель как раз был настроен довольно радостно и благодушно: ведь его «рысаки» - «безжалостный Иван» (Грозный), «непревзойдённая Ольга», «бескомпромиссный Урал», «упорнейшая Нина» - свои спортивные успехи посвятили благому делу. Вся выручка от бегов, по уверению художника, пошла в фонд становления добрых взаимоотношений между Россией и Германией… И как тут удержаться от слёз умиления?
Примерно в то же время профессор, доктор биологических наук, ведущий телевизионной программы «В мире животных» Николай Дроздов свои «тараканьи бега» посвятил непосредственно Михаилу Булгакову. Соответственно, и на старт вышли насекомые с кличками Шариков, Воланд, Хлудов, Парамоша – с нагло примкнувшими к ним Жириным, Зюганом и прочими «тёмными лошадками», не имевшими отношения к булгаковским произведениям. Победителями стали Парамоша, Импичмент и Прокурор. А вот пронырливый Воланд «под шум волны» умудрился сбежать.
Продолжателем булгаковских традиций зарекомендовал себя и иркутский бизнесмен Марк Громов. Он не просто устроил «кафародром» в родном городе, но и лично воспитал чемпиона: три года в доме Громова жил таракан, которого готовили к бегам по особой системе. Звали этого фаворита… ну да – Янычар! Шутки шутками, но за мадагаскарскими тараканами нужен особый уход. Уж больно эти твари капризны: питаются исключительно деликатесами - бананы, морковь, капуста, иногда снисходят до яблок... В числе продуктов для шестиногих спортсменов также - сахар, кофе, курага, зеленый салат и даже белое вино. (Вот вам и ответ на оправдание Артура Артуровича, обвинённого в том, что он напоил Янычара «в зюзю» – «Где вы видали пьяного таракана?»).
- Для Янычара я купил специальный бокс, наподобие шкатулки для обручального кольца, только в увеличенном виде и с дырочками, чтобы воздух попадал, - рассказал Марк корреспонденту «Комсомолки». - Внутри коробки на бархатной подстилке долгое время и жил мой таракан. Все мадагаскарские усачи ужасно чистоплотны. Наша домохозяйка каждый день убиралась в домике Янычара.
Фаворит не подвёл хозяина ни разу на протяжении трёх лет. Так и почил в бозе – непобеждённым… Кремировали чемпиона в серебряной ложке.
Но наибольшее знание всех перипетий с булгаковским романом выказал генеральный продюсер и владелец центра «КнязевЪ» - Сергей Князев. В 2007 году он устроил «тараканьи бега» в столичном казино «Империалъ» и приурочил их к знаменательному событию. Как было заявлено, за 70 лет до этого, в 1937 году, Михаил Булгаков переписал финал пьесы «Бег». В новом варианте «генерал Хлудов перестрелял всех участников тараканьих бегов, а потом пустил себе пулю в лоб».
В целом Князев был недалёк от истины. Действительно, судьба «Бега» складывалась неудачно. В мае 1928 года на заседании Главреперткома пьеса была названа «неприемлемой», поскольку автор вместо того, чтобы убеждать зрителя в исторической правоте Октября, сделал упор на трагедии участников белого движения. «Бег» был запрещён. Однако МХАТ неоднократно пытался «пробить» пьесу для постановки на сцене. Булгаков несколько раз редактировал текст, вносил изменения и дополнения. Перерабатывался и финал «Бега» - в 1933, 1934 и 1937 годах. Но вот сцена с самоубийством Хлудова, расстрелявшего перед этим тараканьи бега, впервые появилась 9 ноября 1934 года, а не в 1937-м…
Правда, для скачек в «Империале» разница в три года оказалась непринципиальной. Главное - Сергей Князев ненавязчиво напомнил посетителям казино о трагичном финале драмы, предложив невезучим игрокам... револьвер. На роль Хлудова тут же попробовался драматург Виктор Мережко. Бестрепетной рукой он приставил ствол к виску и нажал на спуск… Раздался выстрел! Но оказалось, револьвер был заряжен китайскими пистонами.
А это значит, что дикая фантасмагория продолжается. Видимо, ещё не одно поколение россиян будет вынуждено участвовать в этих гонках бешеных тараканов…