Как Егор Котенков хотел произнести слова, глядя на свою семью: Счастливая семья, счастливые родители и дети, но…
“- Что я сделал? Что я знаю о болезни своей дочери, Маши? -Ничего. Я всегда был уверен в том, что все смогу, всех спасу, уберу все преграды встающие на пути к настоящему семейному счастью”.
…Горе в семью пришло, как всегда приходит негаданно, в один из тихих июльских дней две тысячи пятого. Когда врач произнес диагноз, Егор онемел, ослеп, оглох. Потом дрожащей рукой машинально застегивал и расстегивал ворот сорочки. В тот день все, о чем он мечтал, превратилось в тлен.
…Его глаза встретились на мгновение с глазами Елены, спутницы его непростой жизни, и скользнули в сторону, будто он был в чем-то виноват пред нею.
-Что ты молчишь? Скажи хотя бы что-то, что порадует, что даст нам призрачную надежду? - Елена не выдержала.
-Не паникуй. У нас есть еще время.
-Какое время? То время, что нам было отпущено врачами, кануло в лету. У нас нет времени, как нет той суммы, что необходима для операции. Господи! Ну, когда же ты станешь настоящим мужчиной?
-Значит…
Он силился произнести то, что вертелось в голове то, что готово было соскользнуть с кончика языка, и не смог.
…Все последние месяцы их семейной жизни были отданы прикованной к постели дочери, у которой был страшный диагноз-лейкемия. Все последние месяцы он ходил с опущенной головой и во всем винил себя.
…Сейчас их квартира на окраине Москвы выглядела мертвой. В сердцах ее взрослых обитателей был стыд за то, что не смогли помочь и боль, от бессилия, от страданий спасти дочь. Порою, они ненавидели себя за свои мысли - бредовое состояние, когда любой звонок, раздававшийся в их квартире, казался шансом, данным богом для помощи их дочери. Егор убеждал себя, что надо смириться с тем, что их ожидало, но душа сопротивлялась, требовала действий. Он давно понял - что смех дочери, ее слезы, будут жить в нем весь остаток его жизни. Они будут тревожить, будут пробуждать неверие в саму возможность беды. Странно, но раньше он не связывал воедино себя и семью, не видел, то неразрывное, что не заменить работой, его желаниями, его мечтами. И чем больше он думал о себе, о своей семье, тем больше убеждался в том, что ничего странного в его мыслях нет. Его жизнь и его семьи - это нечто хрупкое, за что надо постоянно бороться, что сама судьба полна преград, порою непреодолимых.
Он вспомнил, какие надежды питал на помощь людскую и Божью, верил, что ему помогут. Ему, начальнику цеха, отдавшему себя работе, собственно благосостоянию хозяев, на его просьбу о помощи сказали: -Нет.
Больше того, будто юродствуя, сочувствовали и жаловались:
-Прозябаем…Кризис... Средств нет. Извини, братан…
Все рухнуло, умерла надежда, едва успев расправить крылья. Он мотался по городским благотворительным организациям, фирмам, подходил к каждому, умолял тех, кто имел возможность помочь, просил дать взаймы под любые проценты, но…безрезультатно. В месяцы тревог и мытарств он нашел дополнительную работу, тянул лямку, но прекрасно понимал, что его попытки тщетны.
…Обычно, всей семьей они обедали и ужинали вместе, что-то обсуждая. Сейчас, все изменилось. В одиночестве он глотал то, что находил в полупустом холодильнике, и, тяжело вздыхая, снова и снова обводил взглядом опостылевшие стены, еще недавно теплого уютного гнезда.
Охваченная тоской Елена, утром, едва светало, выходила из дому и шла в церковь. Там, в полупустом храме, она просила Бога о помощи. Она искренне молилась за дочь, за то, чтобы Господь услышал ее. За то, чтобы мужу удалось найти деньги, и она могла увезти дочерь за границу - на операцию.
- Сто тысяч - и жизнь ребенка! Сравнимы ли деньги с жизнью? Маша лишилась волос, но это не страшно, отрастут. У нее сильная головная боль, она говорит часто непонятные слова, и это пугает. Неужели Тебе, Боженька, безразлично? Неужели, забрав ее, Ты сделаешь ей лучше? -так беседовала Елена с Богом.
Неожиданно в гулкой тишине храме раздался смех. Елена вздрогнула, поняв, что это ее смех, расплакалась. Это она, Елена, стоит на коленях, не замечая слез…
Сжав пальцы в кулаки…смеется, смеется, смеется…
Егор сидит, опустив голову, не смотрит на дочь. Вихрем проносятся мысли, одна другой тоскливей, черней, безрадостней.
“-Что говорят ее глаза? Ему слышится: Ты- отец, родной человек, и ты не спасаешь! За что? За что вы все будто мстите мне? За что вы свою кровиночку? Неужели тебе, такому взрослому, такому умному, не больно мое угасание? Или вас волнует, в какую сумму влетит мое погребение? Почему ты не смог найти деньги, что так мне нужны? Неужели ты не хочешь увидеть своих внуков, моих будущих детей? Меня- рядом с собою, стареющим, слабеющим? Меня- сильную, оберегающую старость твою?”
Что думает почерневшая от горя Елена? Что мучает ее? На что надеется?
“- Я отдала бы жизнь ради нее. Могла сделать многое, но не сделала. Так кто же я? Мать? Или- всего лишь женщина, родившая дитя не на радость, а на беду?
…-Сколько раз за годы, прожитые с Егором, я обманывала его, себя и сколько подлости сделала потому что не любила его… Ненавижу себя за глупость и ошибки прожитых лет и все-таки…Это- кара? Ведь сказано в Священном Писании: за все полагается Кара Божья…За добро- добром, за зло- злом. За убитые жизни- смертью рожденных. Те жизни, которые она отдала смерти, делая очередной аборт от встреч со случайными мужчинами”.
… -Не могу! Понимаешь меня, не могу так…- Егор запнулся, пораженный догадкой: Его дочь не может, не должна его ненавидеть потому, что она все прекрасно понимает. Еще тогда, когда он, кажется, впервые усадил ее на колени, заговорил о разном, по-взрослому. По ее реакции он понял: она- умная, одаренная девчонка и для нее ничто не станет камнем преткновения на пути развития. Чувствуя тепло хрупкого тельца, понял, что безумно любит свою дочь, любит сильней, чем любит Елену. Она- его плоть и кровь, она много лучше, чем он, она может любить своего отца уже только за то, что он отец…Не кормилец, не начальник цеха, не друг, а просто ее отец. Когда они Маше подарили впервые “взрослую” вещь- маленькое кольцо, отец почувствовал себя обманутым…и одиноким.
“- Вот так когда-то она уйдет от меня. Она будет любить своего мужа, своего ребенка, а я останусь один. А Лена? Разве она не моя половинка? Разве не она дала мне радостное чувство стать отцом?”- спрашивал себя Егор, сжав губы и тяжело вздыхая, стараясь скрыть не совсем радостные мысли свои.
…О чем думает их дочь Маша?
- Она видит печальные лица своих родителей, и она знает, что уходит. Она любит отца и маму и не хочет позволить им так мучиться. В последние дни она много спит, порою не может реально оценивать ситуацию и ей все больше хочется…покоя. В удушливой дреме она часто видит дорогу, по которой -она идет. Одна, без родителей, идет туда, где ее ждут. На какой-то срок, на какое-то время она потеряет их - это правда. Потеряет этот мир, эту комнату, где рядом с игрушками лежат упаковки лекарств. Она расстанется с подружкой из сто шестой квартиры, она не будет слышать детский смех, не встретит отцовский взгляд, уверенный, добрый, и почему-то по-детски беспомощный. Она знает ответ на любой вопрос, только никто ее ни о чем не спрашивает…
Егор, ночи напролет- на балконе, курит, зажигая сигарету от еще непогасшей. Он смотрит на луну, на ночной тихий двор, и его плечи вздрагивают от рыданий. На его глазах горькие слезы, о существовании которых он забыл много лет назад. Он давно не верит в Бога. Его прежние надежды рассыпались, а страх перед Ним, исчез, а может быть, его и не было. Отчаяние и “бездействие” Божие порождают неправую злость…
…Искрящаяся светом больничная палата столичной клиники. Лица врачей не выражают никаких чувств. Егор и Елена, присев у больничной койки, смотрят на дочь. Сегодня все решится. За эти месяцы они привыкли к ее виду: бритая голова, бледное лицо, бледнее воска, и -глаза, не утратившие своего блеска. Привыкли, но не смирились с тем что…
“-Не думать! Не бояться!” – приказывает себе Егор.
“-Все пройду, все выдержу…покаюсь”, - внушает себе Елена.
Маша понимала, что уходит. Обнимая по очереди маму и отца, тихо, едва слышно шептала: -Я ненадолго. Я скоро вернусь…Вы только ждите…Вы верьте - я вернусь. Операция же не вечно длится…Чудес на земле много. Меня спасут, а я буду долго, радостью вашей…
Егор и Елена верили ей. Все последующие дни, блуждая по длинному больничному коридору, они ждали чуда. Иногда их взгляды встречались и каждый читал в глазах другого: она вернется.
-Ты веришь? – Верю, конечно, любимая верю…
…И бесконечность может заканчиваться. И Господня Воля проявиться может зримо, явно. Люди это называют чудом…Как часто люди не ценят великое и малое! Как часто неверие в Бога, в добро становится нормой! Как часто равнодушие одного человека ослепляет души, убивая способность видеть, чтить, мыслить…
Мы грешны, безразличны к чужому горю, но ведь мы – люди. Сколько их, обреченных детей, просящих, молящих нас об одном: “Дайте нам шанс стать взрослыми, окунуться с головой в шелковистые, пахнущие мятой волосы любимой, или уткнуться в грудь…своему любимому”. Поднимитесь на вершину благородства, чтобы оттуда взглянуть на дело рук своих. Дайте им шанс воспитать своих, еще пока не родившихся детей, чтобы спустя годы, прислонив голову к плечу своей “половинке” они утешились мыслью, что их миссия…выполнена.