Ты больше не сердись

Сергей Тюнькин
                Повесть с элементами фантастики.

Все началось как обычно - с мелочи.
Не успел Володя открыть дверь, вернувшись с работы, как теща закатила очередной скандал.
- Ты куда задевал будильник? - решительно "наехала" она на зятя, забыв даже поздороваться.
- Какой будильник? Не брал я его.
- Не ври! Ты опять его спрятал, как в прошлый раз.
На следующий день, рано утром в субботу, Владимир Белавин со своей женой Ириной и тещей Маргаритой Федоровной собирались ехать в гости к брату тещи в деревню. Вернее собиралась Маргарита Федоровна, для Володи же эти поездки были сплошным мучением, и не только потому, что он служил основной тягловой силой - таскал туда и обратно огромные сумки с продуктами.
Петр Федорович, брат тещи, жил далеко, в другой области, и к нему ездили обычно первой электричкой, и чтобы на нее проспать, Маргарита Федоровна заводила на ночь будильник. А сегодня он куда-то запропастился.
Тещин брат работал в колхозе сторожем, и тащил оттуда все, что плохо лежит, по мере своих сил и возможностей. Кроме того, они с женой держали огромное хозяйство: коров, свиней, бесчисленное множество курей и другой живности, а так же большой огород. Жена его нигде не работала и все свободное время проводила в городе на рынке, где продавала продукты своей сельхоздеятельности, а также то, что своровал муж. Продавала все, а деньги - на книжку, на срочный вклад. Сами же с мужем перебивались на хлебе да на картошке.  Петр Федорович очень любил поучать всех, как надо жить. Особенно доставалось Владимиру, которого тошнило от его советов. Нет, Володя не осуждал родственника за воровство - кругом все крали, начиная с премьер министра. Непонятно только было ради чего и кого тещин брат это делает, отказывая себе во всем. Кому достанутся результаты всех его стараний? Ведь детей с женой у них не было. Однажды Володя не сдержался и спросил об этом напрямую Петра Федоровича, однако тот истолковал слова Белавина по своему, решив, что он метит в наследники и стал относиться к нему с откровенной неприязнью и подозрением.
Володя отвечал ему тем же и всеми правдами и неправдами старался отбояриться от этих поездок, и один раз даже спрятал будильник - к Петру Федоровичу не поехали, но и скандал был грандиозным. Куда же сегодня запропастился будильник, Белавин не знал и не имел к его исчезновению ни малейшего отношения. Но теща не верила и не унималась:
- Ты специально его спрятал, чтобы не ехать.
- Ну, честное слово, не брал я ваш будильник.
- Ты не любишь моего брата, потому, что завидуешь ему. Лучше бы поучился у него!
- Я привык честно зарабатывать на жизнь.
- Кому она нужна твоя честность? Вот ты пишешь диссертацию, - продолжала теща, переведя дыхание, - по ночам не спишь. Перечитал кучу макулатуры там всякой научной. А для чего? Ну, защитишься ты, ну прибавят тебе к зарплате на полкило ливерной колбасы. Будешь зваться кандидатом. И все, что дальше? Лучше коммерцией бы занялся, или бы устроился, куда ни будь на полставки, охранял бы, что ни будь чем ерундой научной маяться -  все лишняя копейка в дом.  Диссертацию он пишет...
- Вы моей диссертации не трогайте! - вскипая, выпалил Владимир.
- Володя, не расстраивай маму, у нее здоровье слабое, - робко вмешалась в скандал Ирочка.  - Дочка, не встревай! Ишь ты, огрызается еще. Ты слушай, когда тебе умные вещи говорят. Не для того я тебя здесь прописала, не для того ты мой хлеб ешь, что бы огрызаться.
- Ну, это уж слишком! Хватит! - взорвался Володя, - так больше жить невозможно.
Он вошел в их с женой комнату, взял "дипломат", бросил туда пару книг, смену белья, зубную щетку и полотенце.
- Володя, ты куда? Ты что... - всхлипнула Ирочка. - Ты меня не любишь? Мама, он уходит...
- Пускай катится. Вернется, никуда не денется.
- Не вернусь, - процедил сквозь зубы Владимир и вышел не прощаясь.
- А ты куда, глупая? - Маргарита Федоровна захлопнула перед дочкой дверь. - Вернется твой Левенгук. Прогуляется часик, другой на свежем воздухе, дурь свою успокоит и вернется. На улице то - не май месяц.
Но Володя не вернулся ни через час, ни через два. Выйдя из дома, он прошелся немного по улице, соображая, что делать дальше. На другом конце города, в Чертаново, жил его друг Игорь, с которым они вместе служили в армии. Жил он, правда, в коммунальной квартире, зато один и у него всегда можно было переночевать. Володя поехал к нему.
Дверь открыла соседка Игоря.
- Здравствуй Володя, что - то давно не заходил.
- Да все некогда, Ольга Викторовна, диссертация замучила. А Игорь дома?
- Так он в командировку уехал. Еще неделю назад. Ты разве не знал?
- В командировку? А когда вернется?
- Сказал, что не раньше, чем через месяц.
Все, идти больше было некуда. Владимир сам был не москвич, родом с Юга. Там и сейчас жили его мать и сестра. В Москву он приехал после армии. Поступил в институт. Женился на кассире студенческой столовой, теща, кстати, работала там же заведующей. После окончания учебы получил распределение в один из столичных НИИ. В Москве у него, кроме Игоря, не было ни родственников, ни близких друзей. Были, конечно, знакомые, но не пойдешь же к ним, не скажешь: "Здравствуйте, мне негде переночевать. Пустите, пожалуйста". Неудобно. Да и не принято так в Москве. А на гостиницу денег у него не было..
Домой возвращаться не хотелось, Володя знал, что там его ожидает продолжение скандала. Он сел в первый попавшийся трамвай, затем пересел в троллейбус, и катался на нем до тех пор, пока водитель не объявил, что машина идет в парк, и попросил освободить салон.
На улице было очень холодно. Дул несильный, но колючий, пронизывающий насквозь ветер. Через дорогу светился огнями Курский вокзал. Володя пошел туда. Здесь как всегда было людно. Одни ожидали своего поезда, другие только что приехали. Встречающие, провожающие, местные бомжи...
Володя остался ночевать на вокзале. Поспать, конечно же, ему не удалось. И не только потому, что не очень удобно было это делать на жесткой скамье - грустные мысли мешали заснуть. В два часа ночи, к тому же, начали мыть полы, передвигая ряды скамеек, и Володя несколько раз переходил с места на место. Моечная машина нудно гудела почти до самого утра, навевая тоску.
Два следующих дня, а были суббота и воскресенье, Белавин бесцельно бродил по городу. Ходил несколько раз в кино, объехал почти все вокзалы. До чего же это мучительная пытка - слоняться по огромному городу безо всякой цели. Вокруг множество людей, все куда-то спешат, кто в магазин, кто на свидание, кто домой, и никому нет до тебя абсолютно никакого дела. А может человеку плохо? Может ему надо помочь?
Особенно тоскливо становилось вечером, когда в квартирах зажигались огни. Там за освещенными окнами, люди пили чай и водку, смотрели телевизор, ругались и обнимали любимых - жизнь шла своим чередом. А угрюмый Белавин ехал мимо в холодном троллейбусе неизвестно куда и неизвестно зачем. Он чувствовал себя лишним, всего лишь сторонним наблюдателем в великом Театре Жизни. Его терзала только одна мысль, только одно желание быстрее бы кончилось это вынужденное безделье. Хоть что ни будь делать! Отвлечься от своих невеселых дум.
По своей натуре Володя был домосед и очень ценил семейный уют. Поэтому сейчас, будучи оторванным от дома, тяжело переживал это. Был такой момент, когда он решил вернуться, так невыносимо стало. Сел в автобус, уже подъехал к дому, но затем представил, как на звонок дверь откроет теща, встанет в позу, в которой она обычно ругается - подбоченившись - и скажет: "Явился, не запылился. Где шлялся, Левенгук, чертов?" И Володя повернул назад. Почему-то для него самым обидным было, когда теща называла его Левенгуком - наверное, потому, что она не имела ни малейшего понятия кто это такой.
Белавин провел на вокзале еще две ночи.
В институт Володя приехал раньше всех. Первый раз он спешил на работу с такой радостью. В лаборатории еще никого не было из сотрудников, только уборщица тетя Шура мыла полы.
Сослуживцы Владимира заметили, что на работу он явился не бритым, в несвежей рубашке, хотя до этого был очень опрятным и следил за собой. Однако спросить, что случилось, никто не решился. А сам Володя, хоть и был довольно общительным и откровенным человеком, сейчас как-то замкнулся в себе и никому не сказал, что ушел из дома.
После окончания рабочего дня Белавин остался в институте. У них в лаборатории была раскладушка - иногда кто ни будь из его сослуживцев ставил длительные эксперименты, и ночевал здесь. Володе она оказалась очень кстати. Спать на раскладушке, после трех ночей, проведенных на вокзале, казалось верхом блаженства.
На следующий день после работы Володя поехал в Банный переулок - хотел снять комнату. Здесь собирались со всей Москвы желающие сдать или снять жилплощадь и договаривались между собой об условиях. Но первых оказалось гораздо больше чем вторых. И как только появлялась какая-нибудь сдающая бабуля, вокруг нее сразу же собиралась толпа и, начинались длинные торги. Пробыл в Банном переулке Володя до темноты, когда все вокруг стали расходиться, но так ничего и не снял. Почему-то все хотели сдавать жилье только девушкам, или военным, да и цены заламывали ужасные - больше Володиной зарплаты. Ночевать он опять поехал на работу.
Так в институте Белавин прожил около недели. В этом даже были свои определенные преимущества. Раньше он жил далеко, утром вставал рано, чтобы не опоздать. А сейчас просыпался минут за сорок до начала работы, умывался, не спеша, завтракал, если конечно было чем. Не нужно было никуда ехать, толкаться в транспорте. После работы, когда все уходили, он мог спокойно заниматься диссертацией - все было под рукой.
В понедельник утром Володю разбудила уборщица тетя Шура. Белавин всегда вставал до ее прихода, но сегодня она пришла почему-то немного раньше обычного.
- Чевой-то ты, милок, здесь делаешь?
- Да вот, теть Шур, эксперимент ставлю, потому и заночевал в институте.
- Так сегодня же понедельник, а ваша лаборатория с пятницы опечатана была. Ты что ж, два дня взаперти просидел?
- Да эксперимент очень важный.
- Из дома, наверное, ушел?
- Ушел, - согласился Володя, - а как вы догадались?
- Да ты уж не первый тут такой "экспериментатор".
- Вы только никому не говорите, что я в лаборатории живу. Я не надолго тут. Комнату хочу снять, но никак не могу найти. Ездил в Банный переулок - куда там! Все девушек хотят, да и цены такие ломят - не подступишься. Объявления развесил о съеме жилья, но никто почему-то не звонит. Вы не знаете, может из ваших знакомых кто-то сдает? Такие вещи лучше делать по знакомству.
- Вообще-то у меня у самой есть комната свободная, - сказала тетя Шура после некоторого раздумья. - Я сейчас у дочки живу, внучка нянчу.
- Ну, сдайте ее мне, я заплачу сколько скажите.
- Сдать-то, конечно, можно, мне не жалко. Да и плату с тебя большую не взяла бы. Сколько я за нее государству плачу, столько бы и ты платил. Вот только вопрос - долго ли ты там прожить сможешь?
- А что такое? Крыша там худая, или воды горячей нет? Так я согласен.
- Да не крыша, а гораздо хуже - сосед у меня там с характером.
- И всего лишь? Так это ерунда. Я с самим чертом уживусь, лишь бы крыша над головой была.
- А чего ж ты тогда из дома ушел?
- Теща...- Володя тяжело вздохнул. - В сравнении с ней любой черт ангелом кажется.
- Мой сосед тоже, наверное, не лучше. Я комнату свою Людочке из второй лаборатории, может знаешь, рыженькая такая, сдавала, так она там и недели не прожила - Сергей Иванович выжил. Уж очень он женщин не любит, и вообще...
- Чем же он так страшен? Пьет и буянит, что ли?
- Нет, сейчас он не пьет. Склочный просто очень мужичишка, любит пакости всевозможные делать, ругается нехорошими словами всякими. Раньше у нас в институте работал, выгнали его за что-то, так он озлился на весь белый свет. Плюс еще того немножко, - тетя Шура повертела указательным пальцем у виска. - Ночью иной раз как закричит по тигриному, или еще каким зверем. Живодерством занимался, кошек мучил, собак. Висисекцию им делал.
- Вивисекцию, - поправил Белавин.
- Ага. Лягушек резал, мышей. Гадов ползучих у него, тараканов, жуков всяких видимо-невидимо было. Что он там с ними делал, опыты какие-то, не знаю. Я на него в ЖЭК и в санэпидемстанцию жаловалась. Комиссия приходила. Так он прознал про это, вывез всю живность куда-то. Оставил одну кошку и змею в стеклянной банке. Кошка у него злющая, глаза так и сверкают. Как прыгнула на председателя комиссии со шкафа, насилу ее от него оторвали. Сергей Иванович сказал, что это порода такая очень редкая и дорогая. Так та комиссия ни с чем и ушла. Кошек держать можно, а змея в банке, и она, говорят, неядовитая. Как там сейчас не знаю, я уже год у дочки живу, но вроде бы прекратил свои опыты. Ладно, так уж и быть, сдам я тебе комнату, но только потом не говори, что я тебя не предупреждала.

Комната оказалась недалеко от института, минутах в десяти ходьбы. На последнем, четвертом этаже старого, с двухскатной крышей дома. В обычной коммунальной квартире на два хозяина.
Когда тетя Шура с Белавиным вошли, Сергей Иванович был на кухне - выглянул на шум открываемой двери.
- Вот, Сергей Иванович, соседа тебе привела нового. Племянник мой, на рафинадном заводе работает.
Сергей Иванович пробурчал что-то невнятное и ушел к себе.
Комната тети Шуры была небольшая, метров десять квадратных. В углу стоял старинный шифоньер. Кровать с никелированными шарами и пышно сбитыми подушками. На стене коврик с тремя богатырями. В другом углу - швейная машинка "Зингер" и на ней, как на тумбочке старенький телевизор, чуть ли не "КВН".
- Вот, - тетя Шура развела руками, - мои хоромы. Располагайся, будь как дома. Деньги можешь с получки отдать. А я побежала - скоро дочь с зятем с работы придут, а у меня еще ужин не готов. Да, смотри, не проболтайся, что в нашем институте работаешь - сосед в момент выживет.
На другой день, придя с работы, Белавин робко постучался к соседу. Послышались торопливые шаги, дверь резко отворилась. Сергей Иванович спросил с порога, не приглашая войти:
- Что надо?
- Это, вот...- замялся Володя, - как полагается, за знакомство. - Он вынул из-за спины бутылку.
- Не пью. И вообще - попрошу не мешать. Я занят.
Ночью Володя проснулся от дикого крика, в самом деле, очень похожего на тигриный. Он до того был жутким, что Белавина бросило в дрожь. "Неужели тетя Шура права? Ну нет, меня такими фокусами не проймешь". Но ощущение все-таки было неприятное. Мерещились всякие кошмары. В результате Володя заснул только под утро. Крики стали повторяться почти каждую ночь. 
Как-то, придя с работы, Владимир услышал в комнате соседа какой-то непонятный шум и фырканье, хотя Сергея Ивановича не было дома. Заинтересовавшись, Володя заглянул в замочную скважину - по комнате соседа бегал очень большой рыжий, в черную полоску, кот. Внезапно он остановился напротив двери, ощерился, обнажив огромные клыки, повел носом - видимо учуял чужого - и со страшным ревом бросился на дверь. Белавин в испуге отскочил. "Ну и зверюга! Вот кто, оказывается, мне по ночам спать не дает".
Следующий день был выходным. Володя готовил на кухне обед, когда раздался звонок в дверь. Он открыл. На пороге стоял высокий мужчина с усами, в дубленке и бобровой шапке. В руках у него была небольшая корзина, накрытая цветным платком.
- Сережа дома? - спросил он с характерным кавказским акцентом.
- Дома. Проходите, пожалуйста, сейчас я его позову.
Но сосед вышел сам.
- О, геноцвале, здравствуй дорогой, здравствуй. Как жизнь? Как сам? Как здоровье? - засыпал его гость вопросами.
- Здравствуй, Вахтанг. Спасибо, все хорошо. У тебя как? Извини, у меня не прибрано, давай пройдем на кухню, - из-за двери соседа послышалось приглушенное угрожающее рычание
Володя ушел к себе, чтобы не мешать. Он взялся, было за книги, но услышал, как зашипел на плите убежавший суп, и поспешил на кухню. То, что он там увидел, заставило его заинтересоваться разговором.
Сергей Иванович с гостем сидели за столом. Гость выложил из корзины несколько тюльпанов, выкопанных прямо с корнем. Но что это были за тюльпаны! Удивительные! От корня у них отходило по четыре-пять стеблей с великолепными цветами. Причем все они были разного цвета: красные, желтые, оранжевые, синие, черные. Таких Белавин никогда не видел. Среди тюльпанов на столе лежала голубая роза. Да, да именно голубая. Володя не верил своим глазам - мечта цветоводов всего мира - голубая роза. О ней недавно писала "Химия и жизнь" - журнал, который Белавин очень любил и выписывал еще со школы.
- Вот, Сережа, как ты просил, - сказал Вахтанг,- привез тебе несколько штук.
Сергей Иванович показал глазами на Белавина, давая понять, что не желательно разговаривать при постороннем. Гость замолчал. Володя забрал свой суп и ушел, но дверь комнаты оставил приоткрытой, и постарался не пропустить ни одного слова из разговора.
- Сережа, получи, дорогой. Как договаривались. Можешь не пересчитывать - как в швейцарском банке. Копейка в копейку.
- Хорошо. А как они росли? Не было ли каких отклонений?
- Ты знаешь, просто великолепно. Я так доволен! У нас дома у всех еще только бутоны завязываются, а я уже первую партию в Москву привез. Вчера привез, а сегодня последние продал на Белорусском вокзале. Нарасхват шли! Прямо до драки доходило, честное слово. Ты посмотри какие! Таких крупных у меня никогда не было. И как тебе удалось всего за полгода вывести таких красавцев?
- Наука, дорогой Вахтанг, всемогуща. Вот посмотри, видишь на корешках наросты? В этих пупырышках бактерии, они фиксируют азот воздуха, и получаются удобрения. Поэтому цветы крупные и так быстро растут.
- Ладно, дорогой, не говори мне про это, я все равно ничего не пойму. А как розы брали! Милиционера вызывать пришлось, самого чуть не разорвали, честное слово.
Они еще долго говорили о каких-то делах, общих знакомых - видно знали друг друга давно. Под конец гость, уже собираясь уходить, спохватился:
- Ой, совсем забыл. Гоги просил узнать насчет норок и овец.
- Да, помню, был у нас с ним как-то разговор на эту тему. Хорошо, пускай привозит молодых по самке и самцу - скрещу я ему норку с бараном. Шкура будет как у норки, размером с овцу, а питаться будет травой. Для меня это раз плюнуть. Я и не такие вещи делал.
Весь оставшийся день Володе не давало покоя увиденное и услышанное. Что бы он ни делал - стирал, или читал газету, мысли настойчиво возвращались к одному и тому же. "Невероятно! Этого просто не может быть", - думал Белавин.
Проблемами селекции новых видов животных и растений занимается целый научный институт, в котором Володя работает. Да что там их институт - во всем мире десятки тысяч ученых усиленно пыхтят над этим. Но чтобы новый сорт тюльпанов создать за несколько месяцев, да еще каких - с клубеньками на корнях?! А голубая роза и гибрид норки с овцой - вообще фантастика и современные генетики о подобном не смеют даже и мечтать. Для Сергея же Ивановича сделать это - раз плюнуть. Володин трезвый ум отказывался в это верить. "Этого просто не может быть!" Но из-за стены время от времени доносилось злобное рычание кота-мутанта, да и цветы он видел собственными глазами.
Вечером к соседу пожаловал еще один гость. Когда Володя открыл входную дверь, в коридор, не ожидая приглашения, ввалился сильно подвыпивший субъект. Невысокого роста, неряшливо одетый, со следами белой краски на рукаве серого помятого пальто. На ногах - грязные стоптанные туфли. На голове шляпа, хотя на улице был довольно таки крепкий мороз.
- Серега дома?
- Кто?
- Серега. Ну, Сергей Иванович. А ты откуда такой взялся?
- Дома, но он занят и очень сердится, когда его беспокоят.
- Что? - чуть не крикнул субъект. - Я Юра Разумовский, а Юру Разумовского Серега рад видеть всегда! - он оттолкнул Володю, и скрылся за дверью  комнаты Сергея Ивановича.
В институте Белавин начал наводить справки о своем соседе. Но коллектив был молодой, мало кто проработал здесь больше десяти лет. Сергея Ивановича почти никто не помнил, а кто помнил, кроме того, что он склочник и скандалист, ничего про него сказать не мог.
Заведующий Володиной лабораторией пожилой доктор наук, которому Белавин рассказал про увиденное, и  поделился своими предположениями, посоветовал обратиться к директору института:
- Сходи к Чудакову, он здесь давно. И насколько я помню, они даже дружили когда-то с твоим соседом. Но потом что-то не поделили и разругались.
Выбрав время, Володя пошел к директору, но тот был занят. Секретарша сказала, что надолго и освободится он не раньше, чем часа через два, или три. Белавин решил зайти попозже, но после обеда директор неожиданно вызвал его сам.
Володя нерешительно постучал в дверь:
- Можно, Лев Гиляевич? Вызывали?
- Да, входите, молодой человек.
Директор, мужчина лет пятидесяти пяти с седеющей бородкой и небольшим шрамом на щеке сидел за столом и что - то писал. Или, по крайней мере, делал вид, что пишет. Он как бы нехотя, оторвался от своей работы:
- Так что там у вас с вашим соседом? - видимо кто-то из приближенных к директору уже доложил про Белавина, и про то, что тот видел у Сергея Ивановича.
- А вы его знаете?
- Сергея Ивановича Никитина? Как же, как же... Знаком. Мелкий, подлый человечек. Много нам здесь в институте крови попортил. Вот - его работа, - директор показал на свой шрам. А почему вы им интересуетесь?
- Все дело в том, что волею случая я оказался с ним соседом.
- Я вам искренне сочувствую.
- Да дело не во мне, - Белавин начал рассказывать все, что он видел у Никитина. В заключение высказал свои предположения:
- Я думаю, товарищ Чудаков, что мой сосед сделал какое-то очень значительное открытие.
- А я тут при чем? Чем я могу быть полезен? - спросил директор с плохо скрываемым волнением. Рассказ Белавина его заинтересовал чрезвычайно, но он старался этого не показывать.
- Я пришел посоветоваться с вами. И если действительно Никитин сделал открытие, то тогда его может быть нужно пригласить обратно в институт, создать условия для работы...
- В институт? - перебил Лев Гиляевич. - Да мы насилу от него избавились. Он нам всем здесь такие условия создаст, что не будешь знать куда бежать. Да и вряд ли он что-нибудь открыл, я его хорошо знаю. Он был великим мастером только на пакости, а в науке - полнейший ноль. Скорее всего, вам, молодой человек, все это показалось.
- Не мог я ошибиться. Цветы я видел собственными глазами, да и кота тигриного тоже, - произнес Володя растерянно, и встал, собираясь уходить.
- Погодите! Что вы собираетесь предпринять?
- Не знаю. Схожу еще куда ни будь.
- Ни в коем случае! - испуганно замахал руками Лев Гиляевич. - Не надо никуда ходить. Вы только сами попадете в смешное положение. Вам никто не поверит, да и институт в каком свете предстанет? Работаем, не покладая рук... Несколько сот высококвалифицированных ученых в институте, лаборатории с современным оборудованием... Но, честно сказать, никакими особыми достижениями похвастаться не можем. А тут какой-то ненормальный... Кстати, вы знаете, что ваш сосед лежал несколько лет в психушке? Нет? Так вот, какой-то ненормальный у себя дома на кухне совершает великое открытие. Без оборудования, без приборов, без ничего - в банке из под помидоров. А зачем тогда нужны мы, ученые? Надо открытие в какой-то области науки - пожалуйста! Берешь психа с определенным сдвигом, и он за полчаса все сделает! Нет, милостивый государь, времена великих одиночек в науке безвозвратно прошли. Так что советую вам никуда не обращаться - засмеют.
- Что же тогда делать? - неуверенно спросил Белавин.
- А ничего не надо делать. Живите, как жили. Только повнимательнее понаблюдайте за своим соседом. Еще что узнаете, увидите - приходите ко мне, посоветуемся, тогда и решим что предпринять. И еще, я вас очень попрошу, не говорите об этом никому, а то поднимется ненужный ажиотаж
В тот день с работы Володя пришел немного позднее, чем обычно - по пути домой зашел в несколько магазинов.
У Сергея Ивановича кто-то был. Из-за двери доносился резкий голос соседа. На вешалке висели дубленка и шапка гостя. "Да ведь это вещи Чудакова", - узнал Володя.
Только он вошел к себе, как дверь соседа со стуком распахнулась, и Белавин услышал крик Сергея Ивановича:
- Да как ты смел сюда прийти после всего... Для тебя ничего святого нет!
Лев Гиляевич что-то мямлил в ответ.
- Убирайся отсюда! Вон...,- Никитин добавил еще покрепче.
Слышно было, как распахнулась входная дверь и с грохотом закрылась за вылетевшим Чудаковым.
Сосед несколько минут ходил взад и вперед по коридору, что-то говоря вслух. Его нервные шаги доносились из-за стены. Затем он неожиданно постучал к Белавину.
Володя не на шутку испугался - что будет, если Чудаков рассказал про него? Сосед, видимо, был страшен в гневе.
- Войдите, - робко сказал Белавин, - не заперто.
- Извините, мне прямо неловко... Вы тогда предлагали... Я отказался. Выпить у вас немного не найдется? А то меня всего колотит. Никак не могу успокоится.
Володя достал из холодильника бутылку, поставил на стол. Взял из шкафчика стакан.
- А себе? - спросил сосед.
Володя взял стакан и себе Сергей Иванович дрожащими руками открыл бутылку, разлил по стаканам водку, часть пролив на скатерть. Выпил залпом и сел, откинувшись на стул.
- Подлец! Да как он мог после всего, что было, прийти? Да еще предложить сделку? И откуда он только узнал?.. Наверное, Шурка сказала. Кошелка старая, ну я ей устрою!
- А кто это был? - тихо спросил Белавин, пытаясь сделать вид, что ничего не знает.
- Это? Один старый знакомый. Через него вся моя жизнь кувырком пошла. Зовется эта тварь Левой Чудаковым. Сейчас он директор института, где я раньше работал. Когда-то мы с ним даже очень дружили. Я был старше его на несколько лет, раньше закончил институт. Защитил кандидатскую, работал над своей темой. Тема, на первый взгляд, была так себе, ничего особенного. Но когда копнул поглубже, у меня аж дух захватило - такие горизонты открывались. Целый переворот в науке. Тебе - неспециалисту - трудно понять, а об этом даже и сейчас только разве что фантасты и мечтают. Если бы удалось завершить, Нобелевскую премию наверняка бы дали.
- А вы разве не довели до конца? - спросил Володя.
- Слушай и не перебивай.
Бывают у человека такие минуты, когда ему просто необходимо выговорится, поделиться с кем ни будь наболевшим, гнетущим. Облегчить душу. В это время ему лучше не мешать и слушать, или хотя бы делать вид, что слушаешь. У Сергея Ивановича был как раз такой момент.
- Ну так вот, Леву дали мне в помощники. Он по распределению в наш институт попал. Мы даже подружились, в гости ходили друг к другу семьями. Он с женой к нам, я со своей к нему. Так целый год почти работали. Поначалу все с темой гладко шло. Но потом заминка вышла, топтались несколько месяцев на одном месте. Ни шагу вперед. Чувствую, что разгадка где-то совсем рядом. А где? Последнего звена не хватает. Я день и ночь об этом звене только и думал, места себе не находил. В результате переутомился, срыв у меня произошел на нервной почве - в больницу попал. Врачи временно запретили работать, посоветовали отдохнуть где-нибудь на природе. Поехал я к родственникам - в Подмосковье живут. На рыбалку ходил, на охоту - баловался в молодости ружьишком. На охоте на меня и нашло прозрение. Менделеев, говорят, свой закон во сне открыл, а я вот на охоте. Понял, в чем наши ошибки были, нашел это самое недостающее звено. Как все просто оказалось! Я не стал заходить к родственникам, как был в охотничьих сапогах и с ружьем, так бегом на станцию, даже собаку по пути бросил - быстрее в Москву! Проверить свою догадку опытным путем.
- Ну и как, проверили? - опять не выдержал Володя.
- Проверил, - грустно усмехнулся Никитин, - а заодно и еще одно открытие сделал, только совсем уже в другой области. Приехал, прямо с вокзала побежал к Чудакову. Он раньше здесь недалеко жил. Иду, нет, не иду - лечу. Внутри у меня музыка играет. Вот, думаю, сейчас Лева обрадуется.
В его окне на первом этаже свет горит и два силуэта виднеются - значит дома. Я вначале зашел уже за угол, потом остановился: "Кто это там у него? Кажется женщина, а ведь Ирина - его жена к родителям на Украину уезжала и еще не должна была возвратиться". Вернулся я, и с нехорошими предчувствиями заглянул в окно - точно, там с Чудаковым моя жена. Стоят, обнимаются, целуются, да еще возле самого окна. Совсем стыд потеряли. Вскипело во мне все, перевернулось внутри. Схватил я с ближайшей клумбы обломок кирпича и швырнул его в них через окно со всей силы. Они с криком отскочили, свет потушили. Тут я про ружье вспомнил, выхватил его из чехла и саданул в окно из двух стволов. Потом забежал в подъезд, стал стучать в квартиру. Ну, кто-то из соседей милицию вызвал - быстро примчались, и пяти минут не прошло. Бандитов бы так ловили.
Дверь, когда открыли, в чудаковской квартире уже никого не было - они через окно сбежали. На полу пятна крови - это когда я кирпич бросил, то осколком стекла этому гаду щеку рассек. Жалко, что не по голове попал!
Чудаков пришел минут через пятнадцать, когда узнал, что милиция приехала. Все лицо в крови. Сказал, что дома был один. И я тоже, дурак, промолчал про жену, еще на что-то надеялся. Любил я ее, стерву, красивая была.
Поначалу хотели меня в тюрьму посадить за злостное хулиганство. Но, потом выяснилось, что перед этим я в больнице с нервами лежал, ну и упекли меня в психушку как ненормального. Года два там проторчал. Кололи гадость всякую, порошками потчевали. Смотрели, поднимется в крови содержание лития или нет - тест у них такой на нормальность есть. Выпустили, в конце концов.
А тем временем, пока я в больнице лежал, здесь много чего  произошло. Жена ушла: "Не могу, - говорит, - жить с сумасшедшим!" Оформила развод, забрала дочку и замуж выскочила за какого-то военного. Тот доволен был - сокровище урвал. Но она и ему быстро рога наставила, и убежала к одному артисту заслуженному.
- А сейчас она где, с этим артистом живет?
- Нет! - в глазах Никитина блеснул какой-то дьявольский огонек. - Я ей такое устроил! - произнес он с наивысшим удовлетворением. - Она получила за все сполна и сейчас там, где я в свое время оказался по ее милости. Там ей самое место. Вот только дочку жалко. Испортила. Воспитала по своему подобию. Ладно, завяжем об этом. Мне и вспоминать про эту  стерву  тошно, не то, что говорить. Ты сам то, кстати, женат?
- Да, а что?
- А чего же тогда один здесь живешь?
- Да, понимаете, с тещей немного повздорили. А вообще-то жена у меня хорошая, - Володя улыбнулся, - только немного слабохарактерная.
- Все они хорошие, - язвительно сказал сосед, - что моя, что твоя. Все бабы одинаковые. Пока ты здесь сидишь, один маешься, она наверняка не скучает. Крутит с каким-нибудь хахалем шуры-муры вовсю.
- Что вы, моя не такая.
- Хотелось бы надеяться. Когда-то и я верил, что и моя не такая. А вот... Да, не умеем мы со своими бабами обращаться. Слишком много им воли дали. Вот в Грузии это дело правильно поставлено. Молодцы! У меня сестра за грузином замужем. Там у них строго на этот счет. И правильно, так и надо. Ладно, оставим про женщин, - сказал Сергей Иванович после некоторого раздумья. - На чем я остановился?
- Как вернулись из больницы.
- Ну вот, значит, про жену я рассказал. На работе за это время тоже много перемен произошло. Чудаков зря времени не терял. И хотя я не успел ему про свое открытие рассказать, но и того, что он от меня узнал раньше, ему за глаза хватило - все заслуги себе приписал, будто он все сам сделал. А ведь там на девяносто девять процентов все мое! Мои мысли, мои идеи. Он на всем, на этом моем материале диссертацию защитил. И главное, как защитился то? Диссертацию подавал как кандидатскую, а ему присвоили докторскую степень ввиду особой научной ценности работы.  Каков гусь, а?  В лабораторию, где раньше работал, я не вернулся. Не мог Чудаковскую рожу терпеть, тем более, что его там завлабом назначили. Отношение ко мне после больницы, само собой, другое стало. Так, на подхвате был, как студент-практикант. Естественно, я не мог смириться с такой несправедливостью. Все потерял - и семью и любимую работу. Всего лишился. А он на этом себе карьеру сделал. Мириться приходил, почти как сейчас. Деньги предлагал, место в лаборатории. Сам-то он в науке полнейший ноль. Подлец! Я ему в морду плюнул!
Куда я только не жаловался, куда только не обращался - во все инстанции. Вплоть до Академии Наук и Совета Министров. Все правду хотел найти. Шутка ли, научную работу украли, да еще какую! Поначалу приезжали комиссии всякие на мои жалобы, но когда узнавали, что имеют дело с ненормальным, - Сергей Иванович горько усмехнулся, - обещали разобраться и уезжали. Потом приезжать перестали, отвечали письменно, что все нормально, и нарушений не обнаружено. А затем и отписки прекратили присылать. Но я не унимался! Жене Чудакова рассказал, почему я в дурдом попал, как со своей ее мужа прищучил. Если честно, то я с его Ириной еще раньше, - сосед усмехнулся теперь самодовольно, - кхе, кхе... И ничего, до сих пор живут, и никто не знает. Но одно дело, когда ты рога наставляешь, и совсем другое, когда тебе... Рассказал я ей, значит, все, она ему такой скандал устроила, чуть не до развода дело дошло. Вот когда я посмеялся от души. Но это были все мелкие радости. В главном же я так ничего и не достиг. Думал правды добиться, а только лоб расшиб, да прославился на весь институт как склочник и скандалист. От этакой несправедливости начал я понемногу к рюмочке прикладываться  - Никитин взял со стола стакан, посмотрел сквозь него на свет. - Вот к такой. Сначала понемногу, а затем все больше и больше. Чуть было, совсем не спился. Вовремя остановился, и как ни странно, помог мне в этом Лева. Вызвали меня как-то после очередного запоя на профком, и давай мозги полоскать, ну как это обычно у нас раньше было. Расспрашивать стали, почему пью, в душу лезть, может помочь чем? Чудаков там тоже был, встал и говорит:- "Да что с этим алкоголиком церемониться, гнать его надо безо всяких разговоров! Только институт позорит". И смотрит на меня так надменно, свысока. Я аж зубами заскрипел: - "Ах ты гнида!" Но сдержался, выслушал все что говорили. Пообещал больше не пить. Сам попросил, чтобы направили на лечение в ЛТП, были раньше такие лечебно-трудовые профилактории, сейчас их закрыли. Пробыл там довольно долго.
- Извините, вы сейчас вот выпили, не боитесь, что опять сорветесь?
- Нет, я себя знаю. Сейчас выпил и все, больше пить не буду. В этом отношении я абсолютно здоров. - Никитин немного задумался, а затем продолжил свой рассказ:
- После ЛТП обратно в институт не вернулся - Чудаков в нем уже зам директором был и секретарем парторганизации, так что жизни бы мне там, сам понимаешь, все равно не было бы. Да и не нужен мне был институт больше - я свое открытие еще до ЛТП до ума довел, и никому, естественно про это не сказал. Но как он мог узнать, пронюхать про все? Шурка, наверное, стуканула. Ну я ей устрою. Всем устрою! Чудакову, жене своей бывшей...- В глазах соседа зажегся все тот же дьявольский огонь. Он весь напрягся, задрожал, захохотал каким-то жутким, демоническим смехом. Володе стало страшно: он вдруг отчетливо понял, что перед ним находится действительно ненормальный.
- Всем устрою! Со всеми рассчитаюсь! Всем моим обидчикам достанется! Близится час страшного суда!
Сергей Иванович посидел еще немного, отказался от второго стакана и ушел.
Белавина очень взволновал рассказ Никитина о своей жизни, но еще больше его задели слова соседа насчет его собственной, Володиной жены: "Неужели и правда, - думал он, - пока я здесь, она развлекается с кем ни будь? Нет! Не может такого быть", - отгонял от себя Белавин эти мысли. Но они возвращались вновь и вновь. Еще вчера он подумать не мог, что подобное предположение может у него возникнуть. А вот всего лишь несколько слов, оброненных соседом ненароком, и все - покой потерян!
Подозрение. Стоит ему лишь только слегка забрезжить, особенно на почве ревности, как человека начинает грызть червь сомнения, доводя порою до исступления, заставляя со всех сторон анализировать поведение, выдумывать самые фантастические, самые неправдоподобные версии для объяснения поступков подозреваемого. И подозрение будет терзать до тех пор, пока не убедишься в правоте или вздорности своих сомнений.
И Володя, в конце концов, не выдержал, решил сам все проверить. Он быстро оделся, поймал такси и через сорок минут был уже на месте. Подошел к своей двери, но так и не решился позвонить. Вышел на улицу. Окна их квартиры выходили во двор. На кухне горел яркий свет, а в большой комнате приятно мерцал телевизор. В комнате, где жили Володя с женой, было темно.
Напротив росло развесистое дерево, и Белавин взобрался на него, благо жили они на втором этаже, и лезть пришлось не высоко. Володя заглянул в свою квартиру. На кухне суетилась теща - с весьма довольным видом она доставала из духовки пирог. "С яблоками", - облизнулся Володя. Теща всегда их пекла по случаю какого-либо праздника или торжества. Что-что, а по поводу пирогов Маргарита Федоровна была великим мастером.
А в большой комнате... Белавин чуть не свалился с дерева от неожиданности: " - Не может быть!" У телевизора сидели двое: Ирочка, и он, хахаль. Хахаль в кресле, а его, Володина жена, рядом на стуле. Ирочка сидела, прижавшись к нему и, рукой разглаживала его седеющие волосы. "Вот это да" - не верил своим глазам Белавин. - "Это ж надо! А теща, теща-то какая довольная и суетится как".
Как-то, еще учась в институте, Владимир улыбнулся в столовой одной знакомой аспирантке, Маргарита Федоровна это увидела и потом его три дня пилила за это. А тут пирог испекла - ишь ты праздник какой - к дочке любовник пришел. Могли бы и помоложе хмыря найти.
- Дядь, ты зачем на дерево залез? - внизу стоял мальчик лет десяти в валенках и мохнатой шапке.
- Зачем, зачем? Подрастешь - поймешь. Не мешай пацан. Иди лучше домой мультики смотреть.
- Я уже смотрел.
Тут в большой комнате зажгли свет. За столом теща разрезала пирог. Хахаль встал, повернулся к окну... "Да ведь это тесть, Павел Григорьевич, отец Ирочки. Из командировки вернулся". Володя рассмеялся беззвучно над собой. Он соскочил с дерева довольный и успокоенный.
- Ты, почему не спишь? - обратился он к мальчику.
- Ленку жду из восемьдесят первой квартиры. Я обещал ей Альфу Центавра показать.
- Ишь ты, - Белавин дружески похлопал его по плечу.

- Белавин, Володя, - в лабораторию заглянула секретарша, - тебя директор вызывает.
- Зачем?
- Не знаю. Просил срочно.
- Что ему нужно с утра пораньше?
Дверь и окно в кабинете Чудакова были открыты настежь. Сам он сидел за столом в дубленке и шапке.
- Вызывали, Лев Гиляевич?
- Проходите, присаживайтесь, молодой человек.
- Что это у вас окно открыто и запах какой-то?
- Посмотрите, - Чудаков указал на стену, - завтра сюда вообще невозможно будут войти. Обои придется срывать.
Стены кабинета были покрыты зеленым мохообразным налетом.
Володя провел по стене рукой - на пальцах остался мокрый желтый след. Понюхал, скривился:
- Ух, тухлятина. Сероводород.
- Это еще что. Вы бы видели, что у меня дома твориться. Все стены мхом покрылись. Вонища жуткая. Сегодня всей семьей у сестры ночевали, а завтра, наверняка, к ней тоже не войдешь.
- А что это такое?
- Что? Сосед твой удружил. Я к нему в гости зашел. Так, чисто случайно, мимо проходил - дай, думаю, проведаю по старой памяти. А он, видимо, мне в карман пакости подсыпал какой-то. Сволочь! И еще жуков подложил, вредителей. За ночь полбиблиотеки сгрызли. Представляешь, всего каких-то два таракана почти семьсот томов продырявили насквозь. Будто сверлом кто просверлил. Книги как решето стали. Я их выловил с трудом, хорошо что еще расплодиться не успели. Положил в спичечный коробок, хотел в институт принести, а они, твари, коробок по дороге прогрызли и сбежали. Обидно. А эту гадость я уже оформил, - директор показал на стену, - как открытие нового вида. Сероводородная плесень Чудакова! Звучит, а? Должен же я хоть как-то компенсировать нанесенный мне моральный и материальный ущерб. Жалко паразиты сбежали. Видимо сосед твой действительно что-то изобрел. Ты ничего нового не заметил? Да, кстати, институту деньги выделили на строительство жилья. Может и тебе дадим. Ты ведь, насколько мне известно, стеснен в этом отношении. Так ты уж, пожалуйста, присмотри за соседом повнимательнее, - продолжал Чудаков безо всякого перехода. - Это и диссертации твоей поможет.
- Нет! - Белавин встал. - Не буду я ни за кем шпионить.
- Ну почему же сразу шпионить. Просто понаблюдать немного для пользы науки.
- Для пользы науки? - резко переспросил Володя. - Нет уж, увольте. Мне ведь Никитин все про вас рассказал.
-Что? - директор привстал со стула, - что он мог рассказать, интриган проклятый?
- Ну, например, как вы стали доктором наук. Так что поищите себе другого помощника в этом деле. - Белавин направился к выходу.
- Нет, ты уж подожди, - зловеще протянул Чудаков,  - разговор у нас еще не окончен.
- Что еще?
- Собственно говоря, товарищ Белавин, я вас вызвал вот зачем: вчера ко мне приходила ваша теща, такая культурная, милая женщина, рассказала кое, что о вашем моральном облике. О том, как вы из дома ушли, жену бросили. Еще кое, о каких художествах. Семья это ячейка общества, и никто вам не позволит ее ломать. Так что подумайте об этом, обо всем хорошенько, не то нам придется разбирать ваше персональное дело.
- Что мне думать. Я уже все решил. И не вам мне говорить про ячейку общества и моральном облике, - резко сказал Белавин и захлопнул дверь.
Чудакова он не боялся, так как был молодым специалистом и терять ему особенно было нечего. После же истечения срока обязательной после ВУЗа отработки, Белавин не собирался задерживаться в институте. Правда теперь могли возникнуть сложности с диссертацией, но в сложившейся ситуации он не мог поступить по-другому. Его же личная жизнь не только директора, но и вообще никого не касались - не те сегодня времена. Тем более, что Володя надеялся, что с приездом тестя все его проблемы скоро уладятся.
Выйдя от Чудакова, Белавин в коридоре буквально столкнулся с Никитиным.
- Ты? Здесь? Что ты здесь делаешь? - сосед был явно ошеломлен.
Да и Володя от неожиданности не знал что сказать.
- Понимаете, Сергей Иванович, я...
- Молчи шпион! Ну как я раньше не догадался? - глаза Никитина заблестели от гнева, лицо скривилось в страшной гримасе Теперь мне все ясно. Чудаковский прихвостень! Сначала он девку прислал, а теперь тебя. Ну, я тебе сделаю... Я тебе устрою райскую жизнь!
- Но Сергей Иванович, уверяю вас...
- Молчи, стукач!
Сосед оттолкнул Белавина и с криком ворвался в кабинет Чудакова.

Весь оставшийся день Володя никак не мог сосредоточится на работе. У него все валилось из рук. Было чувство недовольства собой, неловкости, вины перед Никитиным.

Как только Белавин открыл входную дверь,  на него неожиданно  и с ревом кинулся соседский кот. Володя едва успел прикрыться "дипломатом". Кот отскочил, а затем прыгнул снова. Отбиваясь от него чемоданчиком, Володя заскочил к себе, захлопнул дверь и закрыл ее на два замка. Только тогда он почувствовал боль в руке - она была прокушена почти насквозь. На "дипломате" были видны глубокие царапины от когтей, а новая куртка на спине разрезана будто бритвой.
- Вот черт! - выругался Володя вслух. - Ну и зверюга!
До утра Белавин так и не смог выйти из комнаты. Хорошо, что он после работы зашел в магазин и купил хлеба и колбасы.
Он нашел в хозяйском шкафу аптечку с лекарствами, обработал рану йодом и забинтовал руку. На ночь Володя придвинул к двери швейную машинку, проверил, хорошо ли закрыты окна - мало ли что еще может случится. Какой еще сюрприз сосед приготовил?
Уснуть он так и не смог. Только закрывал глаза, как мерещились всякие кошмары. А за стеной слышался топот полосатого чудовища, которое рычало и царапало дверь.
Утром Володя чуть не опоздал на работу. Время шло, а кот все бегал по коридору. Наконец он решился, неожиданно рванул на себя дверь, пнул ногой что есть силы полосатого разбойника, который отлетел в угол и выскочил из квартиры.
Весь день Белавин думал, что предпринять. Обратиться в милицию с жалобой - соседа жалко, и без того натерпелся. К тому же и самого могут из комнаты выселить, так как он живет там, на птичьих правах, да и у тети Шуры возникнут неприятности по поводу незарегистрированного квартиранта.
В конце концов, Володя решил вначале поговорить с Никитиным, все ему объяснить. Но все равно по дороге домой на всякий случай подобрал увесистую палку.
На лестничной площадке он прислушался - из-за двери доносился какой-то шум.
"Ах ты, зверюга! - разозлился Володя, - ну я тебе сейчас покажу". - Он открыл дверь и, размахнувшись палкой, быстро шагнул в коридор.
- А... Ты что? - отскочил от Белавина Юра Разумовский. - Сдурел, что ли? - испуганно лепетал он, держась за ушибленный лоб.
- Ой, извините. Я не хотел. Честное слово. Так получилось. Очень больно?
- Не хотел... Ничего себе. Как звезданул, аж искры из глаз посыпались. Вон, какая шишка выскочила.
- Нужно чем ни будь намазать, или компресс приложить.
- А у тебя спирт есть для компресса, - оживился Разумовский.
- Нету. Стойте, а водка не подойдет? У меня есть полбутылки.
Юра, сморщившись, потер ушибленное место, подумал:
- Спирт, он конечно лучше, но водка тоже сгодится. Неси!
Белавин сходил к себе за бутылкой.
- Вот, сейчас еще тряпку какую-нибудь принесу, намочим и приложим.
- Не надо тряпки, - Юра взял бутылку и, крякнув, приложился к горлышку. Оставшиеся несколько капель он слил на ладонь и растер лоб. - Теперь совсем другое дело. Голова сразу перестала болеть.
Разумовский и до этого был изрядно выпивши, после водки же его развезло буквально на глазах.
- Мне Серега говорил, что ты подозрительный тип, - бормотал он заплетающимся языком, и все время курил, бросая на пол не затушенные окурки.
- А где Сергей Иванович?
- Уехал в пустыню за скорпионом, а я остался следить за его хозяйством, - нечленораздельно произнес Юра. - Нет, я тебя все-таки поклонирую, протянул он руку к Белавину.
Володя отстранил его и ушел к себе.
На следующий день Разумовский пришел опять. Володя встретил его на кухне.
- Привет. А здорово ты меня вчера стукнул. Выпить больше ничего нету?
- Нет.
- Ну, может хоть чуть-чуть, хоть борматушки какой?
- Чего? - не понял Белавин.
- Вина дешевого, не знаешь что ли? Хотя сейчас все вино дорогое.
- Вина тоже нет.
- Ладно, не жмись, дай на бутылку, а то трубы горят - похмелиться надо. Или на стакан хотя бы, а я тебе за это такое покажу, чего ты в жизни не видел, и никогда не увидишь.
Володя ничего не ответил.
- Ладно, так уж и быть, вначале покажу, а потом хотя бы на пиво дашь. Помни мою доброту.
Белавин колебался - денег на опохмел Разумовского ему было не жалко, но не хотелось связываться с алкоголиком.
- Пошли, не бойся, Тимошка наверху в клетке, - Юра взял Володю за руку и чуть ли не силой потащил в комнату соседа.
Обставлена она была примерно в том же стили, что и комната тети Шуры. Обращал на себя внимание только книжный шкаф, очень большой и заполненный книгами до предела. Книги лежали в беспорядке и на полу, и на столе, и на кровати.
- Что же здесь интересного? - разочарованно спросил Белавин. - Одни книги, как в библиотеке.
- Погоди чуть-чуть. - Разумовский открыл дверь небольшой кладовки в углу. - Лезь за мной.
На стене кладовки была лестница, по которой Юра проворно взобрался наверх и открыл еще одну потайную дверцу. Володя последовал за ним и попал на чердак. Здесь у Никитина была оборудована лаборатория.
- Вот, смотри! - Разумовский включил свет.
Лаборатория была довольно большой - занимала почти половину чердака всего дома. Посередине стоял грубый деревянный стол, на котором лежало несколько запыленных книжек, и стояли три большие бутылки без этикеток. Здесь же в беспорядке валялись всевозможные пузырьки, пробирки, колбочки, три или четыре скальпеля.
Но самое интересное было не на столе. Слева и справа от него стояли разного размера клетки из тонких металлических прутьев. И каких только тварей в них не было! Множество крыс и мышей огромных размеров. Особенно выделялась одна.
- Это Берта, - пояснил Юра, - сестра Корнелии, которую Серега подпустил в прошлом году в квартиру своей бывшей жены.
- Ну и что, живая осталась?
- Нет, милиционер застрелил.
- Жену?
- Да нет, крысу.
- А жена?
- Да что ей сделается? Немного только с ума сошла. Сейчас в психушке, кстати, в той же самой, где Серега лежал. Ты знаешь, что он был в дурдоме по вине жены?
- Знаю. Он мне рассказывал.
- Вот теперь они сквитались. Помнишь, по всей Москве слухи ходили, что завелась крыса размером с немецкую овчарку. Это и была Корнелия.
В большом стеклянном ящике жили несколько двухголовых змей. В ящике поменьше - трехголовая. Когда Володя к ней подошел, она приняла угрожающую позу, став на хвост и подняв все три головы. Прямо Змей Горыныч.
Возле большого наклонного окна в кадках с землей росли необычные растения. Когда Белавин случайно прикоснулся к одному из них, раздался треск и руку будто укололи иглой.
- Осторожно, - сказал Разумовский,- отойди подальше. Это электрический фикус. Током бьется.
Володя отошел, потирая ладонь.
- А это, - Юра указал на растение с мясистыми листьями, если дотронуться, выделяет серную кислоту - на одежду попадет - дырку прожигает.
В самом углу лаборатории, в клетке из толстых прутьев помещался Володин старый знакомый - полосатый кот Тимошка. Он ощерился и злобно зарычал, увидев Белавина.
Рядом с котом, в небольшой клетке неподвижно лежал зверек размером с кролика. У него были большие округлые уши, и он был почти полностью лишен шерсти. Лишь в некоторых местах торчали короткие зеленые волосинки.
- Больной что ли? - спросил Володя.
- Нет, спячка у него. Скоро проснется. Вон уже шерстью обрастать начал. Зазеленеет и проснется. Это специальный фотосинтезный зверь. Питается как и все растения только солнечной энергией и углекислым газом, а на зиму у него шерсть опадает, как листья, и он спит. У Сереги еще и курица такая была. Яйца несла зеленые, на солнышке посидит - и кормить не надо. Но ее Тимошка съел.
Володя, конечно, ожидал увидеть у соседа что-нибудь необычное, но такого даже представить себе не мог. Он был просто поражен.
- Как же Сергей Иванович достиг всего этого? - спросил Белавин, возвращаясь к столу.
- Серега очень умный мужик. Он сделал одно открытие, за которое надо давать премию там какую-то очень важную. Раньше он работал в научном институте, но там один козел выведал у него почти все и сам защитил диссертацию, а Серегу в ЛТП спровадил. Но Серега хитрый и самого главного ему не сказал.
- Мне Сергей Иванович рассказывал. - Володя взял со стола одну из бутылей, открыл пробку, понюхал. Ничего особенного в ней не было - раствор колхицина. У них в институте для получения мутаций пользовались точно таким же раствором. В другой бутылке на дне было немного мутноватой жидкости с резким запахом.
Юра, который до этого кормил зверей, вдруг бросил свое занятие, подошел к Белавину и буквально вырвал у него бутыль и выпил содержимое.
- Это и есть главное открытие Сереги. И как я вчера не заметил? От этой жидкости я балдею больше чем от водки.
- А вы не боитесь, что вы сами или ваши дети станут вот такими? - Володя показал на клетки.
Разумовский рассмеялся:
- Меня это мало волнует. Мне хорошо и ладно. А насчет детей, то к женщинам я уже равнодушен. Вернее я был женат и неоднократно, и на собственном опыте убедился, что все бабы дуры, абсолютно все. Да и потом, все великие люди, как, например, Иммануил Кант, были неженатые или разведенные. Ты читал Канта?
И действительно, от выпитой жидкости Юра опьянел еще быстрее, чем вчера. Он несвязанно что-то говорил про Левкиппа, немецкого философа Ницше, бормотал, что бабы только отвлекают от великих дел. Напрасно Володя расспрашивал его про эту жидкость и суть открытия Никитина. Разумовский в ответ понес вообще какую-то несуразицу.
- Все люди делятся на циклоидов и шизоидов. Циклоидов большинство, а шизоидов очень мало. Единицы. Вот я шизоид. Я шизоид! Посмотри на меня. Нас очень мало, я знаю еще только одного.
- Сергей Иванович?
- Нет, Серега тоже очень умный - мы с ним вместе в ЛТП лежали, но он циклоид. Тот, другой в Марьиной Роще в винном магазине грузчиком работает.
Так же как и вчера, Разумовский много курил и бросал окурки на пол. Под конец он сказал:
- Ты покорми живность, а я пойду, - и он чуть не вывалился из люка.
Володя еще раз обошел клетки, долго раздумывая, чем кого кормить. Когда он спустился, Юра спал на кровати Никитина, даже не сняв грязных ботинок.

На следующий день после обеда Володю вызвали на проходную - кто-то пришел.
- Кто бы это мог быть? - думал он по дороге.
Оказалось, что это жена и теща. Ирочка сидела на стуле, Маргарита Федоровна нетерпеливо расхаживала по проходной. Володя ее увидел и в нерешительности остановился.
- Наконец-то! - подбежала к нему теща. - Ну что же ты? Ну, повздорили немного, свои же ведь, не чужие, а ты обижаешься. Жену вот расстраиваешь - каждый день плакала бедная.
Белавин не знал, что ответить. Жену, конечно, он рад был видеть, действительно не чужая. А вот теща, чего это она вдруг засуетилась?
- Кстати, нашли мы будильник, будь он неладен. Под тумбочку упал. Вот, - теща достала из сумки пластмассовый будильник. - Ты уж меня извини, я немного погорячилась. Отгул вот взяли, мириться пришли. Но и ты тоже хорош! Хоть бы позвонил.
Володя машинально вертел в руках будильник - он был немного не такой, как тот, который пропал - заводные ручки другого цвета. "Купили новый, чтобы помириться". По правде сказать, Белавину уже надоела такая жизнь, и он сам собирался вернуться домой. А тут теща собственной персоной пожаловала упрашивать. Все значительно упрощалось.
- Владимир, пошли домой, - просительно сказала Маргарита Федоровна.
- А вы меня Левенгуком больше не будите обзывать?
- Никогда в жизни! - клятвенно заверила теща.
Вошел тесть Павел Григорьевич, который все это время курил на улице.
- Ну, здорово, блудный зять, - протянул он руку Володе. - Рассказывай. Что же ты с двумя тетками справиться не смог? Ну да ладно, вижу, что уже помирились. Домой возвращайся, хватит дурить.
- Хорошо, только надо вещи забрать и хозяйке ключи отдать.
- А ты знаешь, - сказала теща, - у нас прибавление ожидается.
- Что? - не понял Белавин. - Какое прибавление?
- А ты вон у нее спроси, - Маргарита Федоровна кивнула на покрасневшую Ирочку.
- Что? Серьезно? - Володя подбежал к жене. - Это правда? - От радости у него перехватило дыхание. - Что же ты раньше не говорила? - Он поднял жену на руки, закружил по проходной, затем опустил, поцеловал.
До конца рабочего дня оставалось немногим более часа, и Ирочка осталась ждать мужа, а тесть с тещей ушли.
После работы пошли за Володиными вещами. Шли, взявшись за руки, как ходят влюбленные, или, первое время, молодожены. Шутили, смеялись, рассказывали, что у каждого произошло во время разлуки.
Погода была великолепная, после долгой зимы наконец потеплело. С крыш капало, воздух дышал весной. За разговорами не заметили, как подошли к дому, где квартировал Белавин. Здесь собралась большая толпа народа, стояли две пожарные машины, суетились, разматывая шланги, пожарные в защитных костюмах.
- Что случилось?
- Да, пожар. Вон дым с чердака валит.
Посреди толпы сгорбленная старушка что-то рассказывала, Белавины подошли поближе.
- Выскочил из подъезда такой маленький, в шляпе. Ну, знаете, Сергея Ивановича друг, вечно пьяный ходит. И сейчас на ногах насилу держится. "Горим, - кричит, - вызывай, бабка, пожарных!" Тут наверху как бабахнет! Этот, в шляпе, в подворотню убежал.
В этот момент на чердаке раздался еще один взрыв, и пламя вырвалось наружу. Толпа в испуге отступила. Пожарные наладили раздвижную десницу и проворно полезли наверх.
Неожиданно послышался рев, и над головами пожарных, кувыркаясь, пролетел большой рыжий ком. Это был полосатый Тимошка. Он приземлился точно на четыре лапы. Хвост у него дымился. Кот закрутился на месте, рыча и оскалив огромные клыки, а затем скрылся в той же подворотне, в которую убежал Юра Разумовский.
В этот момент появился Никитин. Он торопливо шел с небольшим чемоданом в руке. Увидев пламя на крыше, Сергей Иванович на мгновение застыл, потом глаза его налились кровью, он отбросил в сторону чемодан, который раскрылся при падении, и с криком: "Что же вы наделали, сволочи!" кинулся в подъезд.
Двое пожарных побежали за ним:
- Стой! Ты куда? Назад!
- Мужик, погоди. Вот-вот крыша обвалится.
Минут через десять Никитина вынесли на носилках и погрузили в подъехавшую "скорую помощь", которая, включив мигалку и сирену, сразу сорвалась с места.
Наконец пожарным удалось справиться с огнем. Чумазые, они по одному спускались вниз. Народ нехотя стал расходиться, обсуждая подробности пожара.
Володя с женой поднялись наверх. В подъезде пахло гарью. Дверь в квартиру осталась открытой. В коридоре было сильно натоптано, разлиты вода и пена. У Сергея Ивановича все было перевернуто и залито. В потолке зияла огромная обгоревшая дыра. Чердак выгорел полностью. От лаборатории Никитина не осталось ничего.
Однако комната тети Шуры пострадала мало: обвалилась только в нескольких местах штукатурка, да на потолке расплылось большое мокрое пятно.
Не успели Белавины собрать Володины вещи, как прибежала запыхавшаяся хозяйка комнаты, кто-то ей уже сообщил о пожаре. Володя отдал ей ключи, и они с Ирочкой направились домой.
Во дворе валялся раскрытый чемодан Никитина. Вокруг на снегу чернели точки расползающихся в разные стороны скорпионов.
- Ой, какая мерзость, - испуганно прижалась к мужу Ирочка.
Володя собрал все вещи обратно в чемодан, кроме скорпионов, разумеется, которые остались замерзать на снегу.
      - Надо будет отнести чемодан Сергею Ивановичу. Схожу к нему в больницу, если, конечно он выживет, объясню все. Должен понять. Не такой уж он и плохой человек, озлобленный только очень - так ведь и жизнь как жестоко с ним обошлась.
Подходя к своему дому, Ирочка взяла мужа за руку:
- Ты больше не сердись и не оставляй меня одну. Хорошо, Володя?
- Ну, я постараюсь.