Сегодня 10 декабря 2008 года. С начала работы прошло 10 лет. Время подвести итоги. Полуподвал, мастерская на Беговой, 3-й Хорошевский проезд, довоенная четырех-этажка – были слишком малы для меня, а может быть просторны, чтобы закончить начатое дело. Образ Богоматери явился, когда я был в отчаянии духа, упадке физических сил. Он словно озарил меня. Стоял перед глазами какое-то время, отразился в воздухе эфирными нитями. Потом исчез. Я взял карандаш, краски, в три часа набросал три варианта, чтобы запомнить видение. Название "Новорусская Божия Матерь" пришло одновременно с видением и было связано со временем написания образа – вступлением России в "новое русское столетие", поэтому "Новорусская". С этого все и началось.
Потом я стал ходить по городу, собирать материалы. Белый дом – участник известных событий, перевернувших историю страны, и вообще нашего романа, в котором мы продолжаем жить сегодня, находился в получасе ходьбы от моей мастерской. От м. Беговая я пересекал железную дорогу, поднимался наверх и направлялся на набережную, где осматривал постройку Белого дома со всех его сторон, делал зарисовки с натуры, вызывая к себе тревожное внимание недовольных охранников. Изучив это место досконально, я направлялся к новому месту.
Следующим объектом моего внимания было Поклонная гора. Тут я пытался найти условное место, откуда Наполеон мог бы смотреть на Москву, когда входил в наш город. Здесь, на горе, мне и пришла мысль изобразить Москву на символическом кусте Купины, в образе не сгорающего города, Небесного Иерусалима, в белом четвероугольнике. Самого же Наполеона я решил изобразить в образе коричневого змия, вползающего внутрь православной столицы. Потом я шел Воробьёвы горы, где исследовал владения бывшего Верейского уезда, на котором начиналось когда-то первое строительство церкви во имя Спасителя царем Александром I. Грозным напоминанием о подготовленной площадке для не состоявшегося строительства храма возвышался величественный университет Ломоносова. Странно было видеть лыжный трамплин, паривший над этим поместьем, практически он стоял над ступеньками, ведущими к храму Спасителя. И опять ирония века. Трамплин, по которому съезжали советские лыжники в 20 столетии, уверенно спускается вниз. А ступеньки, ведущие к храму Спасителя для христиан в 19 веке, так и не поднялись на свое божие место. А между прочим отсюда, с берегов Верейского уезда, начиналась роковая точка отсчета истории будущего храма Спасителя, которая воплотилась потом на Алексеевском холме трудами старшего брата Александра I, - императора Николая I.
Следующим объектом внимания был центр Москвы. Когда я пришел на Красную площадь, я смотрел на неё через призму иконографии. Над Лобным местом парит красный конь, на котором сидит предводитель небесного воинство, архангел Михаил. Под ногами коня - уходящее время, 70 лет правления большевиков в России, в образе которого выползает на Красную площадь, чёрный супостат. Правая нога торчит в воротах Спасской башни. Левая опирается на Красную площадь - в знак впитавшегося духа. Потом я шел в Архангельский собор, к месту земного пребывания предводителя небесного воинства, архангела Михаила. Здесь говорил с бабулькой, работавшей в 1980-е годы в храме, свидетелем сцены, которую изобразил потом на иконе, в одном из клейм "Архангел Михаил побивает сатану на площади Красной, 1987 г.". «Это произошло в 1980 году. Я сама видела, как огненный шар величиной с глобус вошел в открытые двери, прошел над уровнем голов посетителей, а потом вдарил туда (и она показала на иконостас), в царские врата иконостаса, который весь загорелся. Мы тушили этот пожар минут десять...». Впоследствии я понял, что такой же пожар пришёл в Россию через 7 лет, в годы перестройки, в 1987-м, тушить который пришлось всей России, не одно десятилетие, не одними руками.
Параллельно я ходил на Волхонку, где строился храм. За строительством храма я наблюдал с первых дней его возведения. Изрытый котлаван бороздили бульдозеры. Трактора растаскивали бетонные подушки от бывшего бассейна "Москва". Арматура, бетонные сваи, гирляндами сросшийся мусор – торчал из земли, напоминая исковерканную историю русской земли. Я наблюдал за рабочими, мешавшими цемент, и думал, - Это фундамент в иконе! Каменотесами, тесавшими глыбы, - Это композиция клейм! Строителями, готовившими кладку, - Это левкас! Инженерами, протягивавшими верёвки и наводившими арматуру, – Это прорези! Как это известно, Храм Спасителя ставили на основание не осуществленного большевиками "Дворца Советов", символа советского времени, задуманного в 1930-е годы с фигурой Ильича на вершине. Тогда то мне и пришла в голову мысль изобразить Вавилонскую башню, в которой подразумевался сам "Дворец Советов". А на вершине этой башни поставить золотого истукана, простерающего правую руку с кровавым копьём, со стекающей кровью и с пентаграммой на щите, в левой руке. К этому времени я досконально изучил историю храма Спасителя. Новые страницы, которые встречались при поисках, были горящими углями, которые я только успевал подбрасывать в топку работы. История с бассейном "Москва" весьма драматична. Потребовала бы не мало времени, чтобы её изложить, в любом литературном источнике. На языке иконографии все должно быть значительно проще. Дух храма плывёт в водах гнева русской истории, в которых подразумевается бассейн Москва. Так я решил изначально.
Между тем стены Храма Христа Спасителя росли не под дням, а по часам. И я едва успевал срощаться с происходившем строительством. Иногда заходил сюда, что увидеть - всё ли правильно делаю, верно ли расставил акценты в клеймах иконы. Тогда мне казалось, что стрелки исторических часов вырываются из земли, вместе с какой-то скрытой пружиной, выходившей наружу со скрежетом, стоном, лязгами в своем историческом предзнаменовании, и вопреки упущенному времени, как в назидание наступившему, возвращаются на место. Сообразуясь с такими мыслями, я поминутно думал о клеймах, соревновался с этими стрелками, понимая в глубине души, что каждый строит свой маленький храм, по-своему.
Наивно было бы думать, что 10 лет ушло на написание иконы. Это не так. Из 10 лет работы, только 6 ушло на подготовку материала: построение иконографии, сложение образов, сюжета, вынашивание замысла. Еще 2 дополнительных года ушло на знакомство с историей, нахождение нужной литературы, сбор исторических фактов. В библиотеках я бы не усидел. Интернета тогда не было. Все приходилось добывать потом и кровью. Мне нужны были свои книги, на столе, чтобы я мог делать заметки, брать их с собой. За всё время работы я боялся, что пыл и убеждения могут покинуть меня, или остыть. Поэтому старался удержать в себе ту искринку духовного задора, которая согревала бы меня в тяжелую минуту. Хотя я понимал, что работа переходит в затяжную игру, путешествия по Москве и другим городам Золотого кольца приносили свои результаты. Чтобы совсем не свихнулся, я периодически ездил в провинцию, посмотреть на древние иконы в местных музеях. Поговорить на понятном мне языке, с живыми свидетелями истории. Поэтому визуальные путешествия в историю древних миров: Ассирии, Египта, Греции, Италии, Древней Руси помогали отвлекаться и возвращаться к работе с новыми силами. Важным нюансом в устроении быта было освобождение от власти бытовых обстоятельств. Покупка старинных икон, которых у меня скопилось к этому времени в немалом количестве, со времен вернисажа, когда я ушел оттуда в 1996 году, давала возможность не обременять себя заботами о хлебе насущном. Поэтому, работая над иконой, я не торопился и понимал, что открываю здесь другую историю, которую не смог бы открыть ни на каком вернисаже, или за стенами мастерской, не явись тогда этот образ.
/ 10 декабря 2008 г. /