В объятиях прошлого

Георгий Каюров
Георгий Каюров

В объятиях прошлого

     Рассказ

      Павел Ракитов в ожидании поезда из Москвы вышагивал по перрону кишинёвского же-лезнодорожного вокзала. Вокзал недавно отремонтировали, перрон накрыли огромным наве-сом, и теперь зимой и летом сухо. Строгие охранники у входа не пропускают бомжей и по-прошаек. Нынешняя жизнь вокзала больше походит на сюжеты из старых фильмов – когда оживление наступает только к приходу поезда – пассажиры выходят из вагонов, радость встречающих, носильщики растаскивают и увозят багаж и перрон пустеет до следующего поезда. Только зевающие полицейские иногда выходят из участка на воздух, чтобы совсем не заснуть на работе и погладить оголодавший к обеду живот. О том, как часто они покида-ют душное помещение свидетельствуют многочисленные окурки в углу за дверью.
      Стрелки часов шумно перескакивали с риски на риску, приближая приход московского скорого. Павел сверился с часами на руке и снова не спеша зашагал вдоль полотна. Он встречал посылку. На прошлой неделе заказал подарок для своей юной возлюбленной. От предвкушения радости подруги на лице Павла иногда мелькала довольная улыбка, которая сменялась двумя короткими складками у бровей. Он уже полгода всерьёз подумывал же-ниться. Для будущей жены стоило встать в пять утра и бродить по вокзалу.
      Дождавшись, пока все пассажиры выйдут из вагона, Павел отыскал купе проводника и, рассчитавшись за услугу, получил заветный свёрток. На выходе из вокзала он обратил вни-мание на стройную фигуру молодой женщины, стоявшей с багажом под знаком «такси». Хо-тел рассмотреть лицо, но она, придерживая сумочку под мышкой, затягивала волосы в хвост и так нелепо склонила голову набок, что мельком увидеть лица не получилось, а обернуться постеснялся. Павел пробежал мимо и, пикнув сигнализацией, сел в машину. Выруливая со стоянки, он всё-таки пристальнее присмотрелся к молодой женщине и тут же остановился.
      – Лилька! Ты? – выскакивая из машины, удивлённо воскликнул он.
      – Павел? – женщина тоже не смогла скрыть своего удивления. – Ты что тут делаешь?
      Павел быстро подошёл к ней и, едва она успела опомниться, поцеловал в щёку.
      – Ты куда едешь? – и он привычно взял её за руку, как приятельницу, с которой вчера расстался. – Садись, подвезу, и поговорим по дороге.
      Женщине не оставил времени на раздумья подъехавший к машине Павла другой автомо-биль и настойчиво засигналивший, требуя уступить дорогу.
      – Ну подвези, – согласилась она, обескураженная приветливостью давнего знакомого, о существовании которого старалась не думать все эти годы.
      Они загрузили чемоданы в багажник, и утренний город встречал их бурным автомобиль-ным движением.
      – Откуда столько машин? Прямо как в Москве! – удивлялась Лиля.
      – И это только шесть утра! – взглянув на часы, согласился он. – Почему они не спят?
      – А ты? – выдав в голосе горечь, поинтересовалась она.
      – Я встречал поезд, – Павел не замечал резко меняющегося настроения своей пассажир-ки. – Вот, тебя везу домой! – весело заключил он.
      – Не думала, что здесь встретимся, – всё ещё ошарашенная неожиданной встречей, Лиля скорее проговорила мысли, нежели попыталась начать разговор.
      – Я тоже удивлён не меньше, – Павел быстрее справился с эмоциями, и голос его зазву-чал увереннее. – Тебе в какой район?
      – Хорошо держишься, – изучающее взглянув на него, отметила Лиля.
      – Что? Не понял? – отозвался он, внимательно следя за дорогой, перестраиваясь в общий поток.
      – Так, ничего, – у Лили никак не получалось справиться с волнением и она, чтобы хоть как-то его скрыть, открыла сумочку и стала пересматривать всё, что в ней лежит. – Мне на Ботанику.
      – Хорошо. На Ботанику, значит, на Ботанику. – Павел, наконец, тоже смог внимательней посмотреть на свою пассажирку. Лиля словно ждала этого и резко обернулась. На Павла на-правился оценивающий взгляд его подруги из прошлого. Им было, что сказать друг другу, и он разглядел в этом долгом взгляде всё, что творилось в её душе – и то, что она вырвала его из своей жизни, и то, что она же и ждала этой минуты все годы.
      – Водитель, смотри на дорогу, – дрогнувшим голосов протянула Лиля, отворачиваясь.
      – Мы же стоим на светофоре, – улыбнулся он и неожиданная волна раздосадованности смешала его хорошее настроение.
      – Надо же, столько лет прошло… – задумчиво проговорила Лиля.
      – Почти двадцать! – согласился Павел и после некоторой паузы, воскликнул: – Подожди-ка, а ты какими судьбами в Кишинёв?
      – Домой приехала, – попыталась поддержать восторг давнего знакомого Лиля и с неожи-данной тревогой в голосе добавила. – А вот что ты здесь делаешь?
      – Я живу.
      – Как живёшь?! – ещё больше удивилась она. – Ты же любишь столицы, светскую жизнь. Тебе подавай мегаполисы.
      – Чем тебе Кишинёв не столица? – Павел весело подмигнул своей спутнице. – Довольно приличная европейская столица. Небольшой, уютный городок, – Павел отвлёкся на мгнове-ние, оглядывая дорогу и проезжающие машины, и продолжил: – Пару лет назад приехал по-жить чуток и задержался. Мне нравится, – он прервался на полуслове, но Лиля разговор не поддержала.
      – Подожди, – словно что-то вспомнив, снова воскликнул Павел. – Точно! Ты же к нам в институт приехала из Кишинёва?
      – Ну да. Это мой родной город, – тихо сказала Лиля.
      – Так ты тут живёшь?
      – Нет. Живу я теперь в Москве, – едва сдерживая тяжёлый вздох, ответила она. – В Ки-шинёв приехала у родителей погостить.
      – Интересно, – Павел не скрывал своего хорошего настроения. – Командуй, приехали на Ботанику. Куда дальше?
      – На светофоре поверни направо и через метров сто остановись. Там ещё стела Христо Ботеву установлена.
      Всё сделав, как попросила Лиля, он огляделся по сторонам:
      – Где же ты тут живёшь? Давай к дому подвезу? Как понесёшь тяжёлые сумки?
      – Чемоданы, – еле слышно огрызнулась Лиля.
      – Ну, чемоданы, – ухмыльнулся Павел. – Если б от этого они стали легче.
      – Донести слабо? – с вызовом в голосе выпалила она и горящим взглядом уставилась на своего спутника. Ей захотелось сказать что-то резкое, оскорбительное, но ничего не прихо-дило на ум. Она уловила во взгляде Павла, что он догадался о её желании, и срамной румя-нец проступил у неё на щеках.
      – Нет, не слабо, – вяло согласился Павел. Теперь он отвернулся, раздосадованный колко-стями спутницы. Ему не хотелось в таком тоне продолжать разговор. Павел уже сожалел о том, что всё так случилось. Даже стал корить себя за легкомысленное разглядывание посто-ронней женщины, что взялся подвезти её и вообще, зачем он связался с этой передачей поез-дом, когда есть почта, которая доставила бы всё прямо домой. Валялся бы сейчас с любимой в постели, а тут выслушивай голоса из прошлого.
      – Нет, спасибо, – сухо отрезала Лиля. – Сейчас позвоню домой, и меня встретят.
      – Здесь, так здесь, – отмахнулся он.
      Пока Павел выгружал на тротуар чемоданы, Лиля звонила не выходя из машины. Пого-ворив, она не стала ждать, чтобы подали ей руку, но оглядывалась и поправляла на себе оде-жду не спеша, ожидая, когда Павел закончит с багажом и подойдёт. 
      – Я рад был тебя встретить, – беря её под локоть, сказал Павел.
      – Не надо, Пава, – вырвалось у Лили и, она уставилась на Павла горящими нескрывае-мым ужасом глазами. Так Лиля называла его очень давно, еще в студенческие годы и сейчас не могла понять, как это у неё могло вырваться? Павел только крепче сжал её локоть.
      – Мне больно, – высвобождая руку, тихо проговорила Лиля. Она по-своему поняла его жест и никак не могла справиться с нахлынувшим на неё беспокойством.
      – Пока, – коротко бросил  он и, пятясь к машине, дружелюбно развёл руками.

      В действиях Павла Лиля уловила желание быстрее исчезнуть. От этой догадки приветли-вая улыбка, которую она приготовила для расставания, не получилась. Она смотрела в след удаляющейся машины до тех пор, пока та не скрылась из виду. Даже когда подошёл материн сожитель, она не сразу смогла оторваться от далёкого красного пятна, в которое превращался автомобиль.
      – Кого выглядываешь доча? – обрадованный встречей, поинтересовался Григорий Ивано-вич, пытаясь разглядеть хоть что-то интересное вдали.
      – Да, так, – тяжело вздохнув, ответила Лиля, натягивая приветливость на лицо.
      Они коротко обнялись и направились дворами к дому. Григорий Иванович весело расска-зывал, как они с матерью хорошо, а главное, по-стариковски беззаботно, живут. Свой рассказ он дополнял, размахивая руками, в которых держал тяжёлые чемоданы и не замечал ни их тяжести, ни настроения Лили. Каждую новую историю он обязательно заканчивал словами:
      – Хорошо, доча, что ты приехала. Если бы ты знала, как мама обрадовалась, когда ты со-общила, что приедешь! Ждёт не дождётся.
      Лиля слушала и кивала, растягивая губы в улыбку, а душу рвали тревожные мысли. Она еле сдерживалась, чтобы во всю грудь не выдохнуть и не выдать своё истинное настроение. Григорий Иванович золотой человек. Мама живёт с ним около десяти лет, как у бога за пазу-хой. С первого дня он называет Лилю дочерью, а она его по имени-отчеству. Мать не раз за-водила с ней разговор, что пора бы отблагодарить Григория Ивановича за заботу, хотя бы о ней, о матери и называть его изредка папой, но у Лили язык не поворачивался. Так и жили – он её дочерью называл, а она – Григорием Ивановичем. Всё-таки Лиля не выдержала и, на-сколько хватило лёгких, вдохнула и выдохнула.
      – Что-то случилось, доча? – тут же отозвался заботой Григорий Иванович.
      – Нет, ничего, – спохватилась Лиля. – Воздух у вас чистый.
      – Да-а, – протянул Григорий Иванович. – У нас не то, что в Москве. Не зря называют её – белокаменной – вся в стекле, бетоне и асфальте. Кишинёв утопает в зелени. Правды ради, – заговорщицки приблизившись, тише заговорил Григорий Иванович, – экономике, заводам, всему – кирдык! – И уже на всю улицу добавил: – Всё, что у нас осталось путного – это зе-лень и свежий воздух, да мы – старики.
      Так и пришли домой.

      Павел задумчиво крутил баранку и нет-нет, тяжело вздыхал. Он только однажды ух-мыльнулся, когда вдруг снова ясно представил утреннюю встречу с Лилей.
      – Это же надо, на краю света, через двадцать лет встретиться, – вырвалось у него, и Павел глянул на пассажирское кресло на котором сидела Лиля.
      – К чёрту всё! – нервно выпалил он не находя себе другого успокоения. Отвлёк его от обуревавших мыслей телефонный звонок.
      – Встретил? – пролепетали в трубке милым, сонным голоском.
      – Да, всё в порядке, – сухо ответил он, не сумевший сразу справиться с тягостными раз-думьями.
      – Ты не заболел? – снова сонный голосок пролепетал в трубке.
      – Нет, что ты, – спохватился Павел и уже бодро добавил. – Машин с утра уйма, еду не-много в напряжении.
      – А-а, – протянул просыпающийся голосок. – Когда ко мне приедешь?
      – Катюша, не залёживайся, вставай, приводи себя в порядок… – начал как обычно Павел, но снова пропало настроение, и он, едва удерживая приветливость в голосе, закончил: – Се-годня много работы, вечером увидимся.
      – Я умру до вечера ждать, – капризно пропели в трубке. – А ты рядом, со мной.
      – Что? – не понял Павел.
      – Я лежу, обняв твою подушку, и пахнет тобой… – Катя замолчала и неожиданно прота-раторила: – Приезжай скорее, а то я умру до вечера ждать.
      – Ты у меня умница, – ответил Павел. – Терпи. Воспитывай характер. Всё, давай, позже созвонимся, подъехал к сложному перекрёстку, нужна свободной вторая рука, – и Павел от-ключил телефон, бросив его на сидение. Разговор становился для него в тягость.
      Непредвиденная утренняя встреча сбила Павла с толку, и он сделал несколько кругов по городу, чтобы развеяться и справиться с плохим настроением. Воспоминания двадцатилет-ней давности нахлынули яркими картинками. Некоторые эпизоды так резко вставали перед глазами, что от этого Павел морщился и притормаживал. Он не мог разобраться в своих ощущениях – ему должно быть стыдно или больно, он должен винить себя или списать на молодость. Лилькины глаза вставали снова и снова. То они были двадцатилетней давности, то сегодняшние, утренние… и эти… прощающиеся на тротуаре, то снова те, из прошлого – смотрящие и ничего не видящие. Павел не мог забыть того дня, когда они пришли в больни-цу. Это случилось на втором курсе. Он долго разговаривал со знакомым врачом, а Лиля жда-ла в коридоре. У Лили был отрицательный резус, и прерывание беременности могло нега-тивно сказаться.
      – Она может вообще не иметь детей, – в завершении разговора, жёстко подытожила док-тор. – Ты готов взять на себя такую ответственность?
      Когда они вышли из кабинета, Павел увидел Лилю словно впервые – сидящую смирно в тёмном больничном коридоре со сложенными руками на коленях, рядом лежал свёрток с приготовленной пелёнкой. Увидев их, она взяла свёрток и так же покорно встала и улыбну-лась. Улыбнулась так, как будто извинялась за что-то. Он помнит те её глаза все двадцать лет – спокойные, покорные глаза. Павел зажмурился и задрожал так же, как и много лет назад, ещё раз испытав те же чувства. Тогда он схватил Лилю за руку, что-то неопределённое бурк-нул врачу и они, молча, ушли. Точнее он тянул её за собой, а она молча повиновалась. На ос-тановке, не разговаривая, ждали троллейбус, а когда тот подошёл битком набитый, Павел резко вскочил, протиснулся сквозь полуоткрывшуюся дверь и уехал. И снова, краем глаза, в щёлочку дверного окна он увидел покорно сидящую Лилю и всё тот же свёрток рядом. Она даже не пошевелилась и не посмотрела в сторону троллейбуса, словно знала, – так и должно всё произойти. Наутро подруги по общежитию, сообщили, – Лиля уехала домой, а когда вер-нётся, не сказала. С тех пор надо было прожить двадцать лет, скитаться по миру, приехать в этот проклятый город Кишинёв, чтобы на краю света всё-таки встретить её. Павел резко на-жал на тормоз, опустил голову на руль и закрыл глаза.
      Отъезжая, он успел заметить в зеркале Лилин взгляд – долгий и не моргающий и, как ему показалось, такой же покорный, как тогда. Он видел, что она смотрит, и спешил быстрее свернуть куда-нибудь, скрыться. Спустя двадцать лет он убегал. Убежал бы ещё тогда, но она не дала ему этого сделать – сама уехала. И от осознания этого, Павел поморщился с та-кой силой и сжал зубы, что едва судорогой не свело мышцы лица.

      Весь день как начался, так и прошёл наперекосяк. Павел был рассеян и часто уходил в себя. В обеденный перерыв долго бродил по парку Пушкина, но аппетит не нагулял. Часто поглядывал на часы. Старался занять себя чем мог и даже планировал задержаться на работе допоздна, но ровно в пять часов вечера выехал в сторону Катиного дома.
      Он стоял у двери со свёртком и медлил нажимать на звонок, прислушиваясь к звукам за дверью. Там стояла тишина. Павел даже обрадовался, что Кати не оказалось дома и собрался уйти,  на всякий случай на прощание потянув за ручку, – дверь поддалась.
      – Вот это новость, – удивился он, проходя в квартиру.
      Из кухни доносились голоса. Павел немного подождал, пытаясь расслышать о чём гово-рили, и, выставив руку за дверь, настойчиво нажал несколько раз на звонок. Голоса стихли, и послышались приближающиеся быстрые шаги. По ним Павел узнал Катю. Она выпорхнула из штор вся возбуждённая и загадочная и, ни слова не говоря, прильнула к нему всем телом. Павел чувствовал, как она вся трепетала. Он обнял её вместе со свёртком с подарком и скло-нился поцеловать в плечо, давая девушке успокоиться и получить то, к чему она стремилась. Катя гладила его по щеке, и он чувствовал, как она успокаивается. Она повернула к себе его лицо и горячо поцеловала. Даже в поцелуе Павлу передался девичий возбуждённый трепет. Отпуская его губы, Катя положила голову ему на плечо и с облегчением выдохнула – давая понять – теперь она обрела то равновесие, в котором нуждалась.
      – У тебя гости? – заговорил Павел, поднимая глаза, и мгновенно его спина покрылась хо-лодным потом. Скрываясь в тени дверных штор, стояла Лиля. Она нервно комкала портьеру, прикусывая ноготь. Из полумрака коридора её бледное лицо горело. Павла качнуло, но он устоял, оперевшись о дверной косяк. Катя, не замечая перемен произошедщих с её возлюб-ленным, повернула голову и тихо проговорила:
      – Мама! Он пришёл. Теперь я могу назвать его имя. Это мой Паша.
      Счастливый голос любимой прогремел как раскаты грома. От услышанного Павла качну-ло с такой силой, что он уже не мог устоять на ногах. Он схватил Катю и грубо отодрал от себя, едва сдержавшись, чтобы не отшвырнуть и бежать, но всё на что у него хватило сил – отпрянуть и по косяку сползти на корточки, держась за Катины руки.
      – Паш, что с тобой? – воскликнула Катя. – На тебе лица нет. Тебе плохо? Мама, воды!
      Лиля стояла в шторах также не находя в себе сил пошевелиться.
      – Ма-ма! Ты чего смотришь? – раздражённо выпалила Катя и бросилась на кухню. – Паш, сейчас я воды принесу. Может валерьянки?
      Когда она вернулась с кружкой воды, Павла уже не было в коридоре, а мать стояла при-жавшись к стене и пальцем водила по обоям, вырисовывая какие-то фигуры.
      – Где он? – выпалила Катерина, но мать не ответила. Катя выскочила на лестничную площадку и стала всматриваться вниз сквозь пролёты, но, ни то чтобы кого-то было видно, даже не было слышно шагов.
      – Ты можешь мне объяснить, что тут только что произошло? – вернувшись домой, резким тоном заговорила Катерина.

      Павел выскочил из подъезда словно чумной и, не разбирая дороги, побрёл куда глаза гля-дят. Он не мог придумать, что делать и как быть. В кармане разрывался телефон, умолкал и снова начинал звонить. Павел догадывался – это звонила Лиля. Мутными глазами, взглянув на табло, на котором мигало: «Катерина», он повертел трубку в руках, борясь с желанием разбить её об асфальт. Звонили настойчиво – снова и снова. В очередной раз, когда прерва-лись звонки, Павел проверил, номер с которого звонили. Высветился домашний номер Кати, и тут же снова телефон зазвонил, мигая «Катерина».
      – Говори, – решившись, коротко сказал он, не сомневаясь – звонит Лиля.
      – Это я, – тихо проговорила Катя. У Павла едва сердце не остановилось. Он ожидал само-го страшного приговора, но от него ничего не потребовали, а просто прозвучало: – Ты где?
      Павел мешкал, не зная, что ответить. Неожиданно Катин голос в трубке закричал:
      – Молчи! Молчи! Ничего не говори! Мама! Положи трубку! Мама! Сейчас же положи трубку! – переходила на истерику Катерина. Павел расслышал фон параллельного телефона, с которого упавшим голосом Лили сказали:
      – Ты где? Нам надо увидеться.
      Павел молчал пытаясь хоть что-то придумать, но увы… мысли спутались и словно пара-лизовали всё тело, а ноги сами направились обратно.
      – Я у подъезда, – не слыша своего голоса, одними губами, наконец вывел Павел.
      – Я сейчас спущусь, – быстро ответила Лиля.
      – Нет, мама! – с другого телефона в истерике закричала Катя. – Паша, быстро уходи!
      – Пава стой! – приказала Лиля.
      Павла начало всего трясти. Он крепко прижимал телефон к уху и то подходил к подъезду, то круто поворачиваясь, быстрыми шагами удалялся, желая убежать, но снова возвращался. Неожиданно в трубке Катин голос крикнул:
      – Паша! Она идёт к тебе! Ты с ней ни о чём не говори! Не говори! Слышишь?! Я иду к тебе! – и было слышно, как Катя кричала уже матери: – Мама стой! Мама!
      Ноги сами вернули его в подъезд, к двери в которую он заходил, как к себе домой вот уже полтора года.

      Они расположились напротив друг друга на кухне Катиной квартиры и тихо говорили. Было слышно, как Катя металась в соседней комнате. Разговор складывался для обоих не-простой и проходил с долгими и тяжёлыми паузами. Уже два года Павел встречался с Катей, и кухня этой квартиры была самым любимым их местом. Долгими вечерами они сидели, об-нявшись, и много говорили, а по утрам вместе завтракали, и Павел любовался счастливым лицом возлюбленной.
      – И давно ты захаживаешь сюда? – напористым тоном, проговорила Лиля.
      – Что? – запутавшись в размышлениях, переспросил Павел.
      – Давно…
      – А, – с досадой отрезал он и упавшим голосом ответил, не дав Лиле повторить вопрос. – Почти два года. Какая теперь разница?!
      – Как два года? – изумилась Лиля. – Ей же только восемнадцать!
      – Уже восемнадцать, – с досадной ухмылкой уточнил Павел.
      – Так вы уже два года… – Лиля не смогла договорить, начав выходить из себя. – Ей, что, было всего шестнадцать? – едва сдерживая себя, прошипела она, задыхаясь.
      – Почти… – тяжело вздохнув, вымолвил Павел.
      – Что?!
      Павел уставился на Лилю долгим злым взглядом и это её немного охладило.
      – Прекрати истерику, – грубым тоном отрезал он, и в голосе его зазвучала злоба, но Па-вел  смог взять себя в руки. – Что ты от меня хочешь? Шла девица по тротуару. Я заговорил. Она ответила. То да сё. Села в машину. Поехали покататься, а через пару дней на море ука-тили. Что мне у неё паспорт спрашивать? Ты тоже с паспортом на свидание не ходила. И о твоём резусе узнали, когда поздно было!
      – Мы встретились в институте и так понятно… – упавшим голосом сказала Лиля.
      – Послушай, я узнал, что ей шестнадцать только когда были уже на море, – Павел замол-чал и едва живой тихо закончил. – Утром уже.
      Пауза затягивалась. Оба с замиранием забывались в своих тягостных переживаниях. Их заставляла оторваться от охватывающего ужаса только суета Кати в соседней комнате. Там что-то передвигалось, переставлялось и, всё делалось нарочито громко со стуком, скрипом и скрежетом. Павел перекидывал ногу на ногу, тяжело вздыхал и снова уходил в себя. Лиля тревожно поглядывала на дверь и словно что-то вспоминая, начинала нервно потирать губы. Стоило в соседней комнате наступить тишине, и она замирала обуреваемая тяжёлыми мыс-лями.
      – Ты живёшь в этой квартире? – неожиданно спросил Павел.
      – Что? – не сразу поняла вопрос Лиля.
      – Я же подвозил тебя в другой район, – с досадой пояснил свой вопрос Павел, едва шеве-ля языком. – Сказала, там живёшь.
      – Это квартира Григория Ивановича. Маминого мужа, – долгим взглядом Лиля посмотре-ла на Павла. Её губы слегка задрожали. Она стала их прикусывать, словно желая не дать им сделать непоправимое и, трясущимися пальцами прикрыла их, но это не помогло:
      –  Это твоя дочь, – всё-таки у Лили вырвалась роковая весть. Она сказала это тихо, и вмиг вся успокоилась, как будто и не было никакого волнения. От её слов Павел опустил голову на руки и тяжело задышал. Ему не хватало воздуха, но и поднять головы он не был в силах. Он понял это сразу, когда увидел бледное Лилино лицо в портьерах, но ещё обманывал себя надеждой, что это его больное воображение. Со словами матери в кухню ворвалась Катя. Лицо было бледное и её всю колотило. Она налетела на мать и, схватив за волосы, стала тря-сти:
      – Что ты сказала?! Что ты сказала?!
      Павел не поднимал головы, а Лиля не сопротивлялась. Под Катиными рывками её голова носилась из стороны в сторону, а по щекам катились слёзы. Словно обезумевшая Катерина выскочила из кухни и её рыдания заглушила подушка, в которую она забилась головой, рух-нув на кровать.
      – Ты, что, не мог почувствовать? – задыхаясь слёзами, раскачиваясь из стороны в сторо-ну, запричитала Лиля. – Где зов крови? Природа…
      – Где Новосибирск, а где Кишинёв? Я и забыл, что ты из Кишинёва к нам приехала, – Па-вел махнул рукой, поняв всю глупость своих слов. – У неё отчество Витальевич? – словно очнувшись, и хватаясь за спасительную ниточку, прокричал Павел.
      – Как и у меня. Ещё в роддоме записала по имени моего отца, – тихо пояснила Лиля.
      – А фамилия? – не унимался Павел.
      – Фамилию дала моего дедушки по маме, – утыкаясь в ладони, разрыдалась Лиля. – Что я наделала?
      – Зачем надо было всё это городить? – недоумевал Павел. – Сорвалась, уехала. Винегрет с фамилией, именем…
      – Я думала, это навсегда… – Лиля не договорила, захлебнувшись слезами. – Господи! – вырвалось у неё из груди. – Я хотела с корнем вырвать тебя из своей жизни!

      В коридоре раздался звонок. Лиля и Павел сидели не шелохнувшись и не спешили от-крывать. Позвонили ещё раз и в этот раз, настойчиво. Раскачиваясь, на ходу поправляя воло-сы, Лиля пошла открывать. По голосу Павел узнал соседку с последнего этажа. Прислушался к глухому, но напряжённому разговору и, сорвался с места, как только раздался вскрик Лили. Лиля сидела на полу в коридоре и рыдала. В дверях стояла соседка. Увидев Павла, она со-всем растерялась и едва сдерживая слёзы, проговорила скороговоркой:
      – Катя, там, на крыше, – она заикалась и показывала пальцем вверх.
      Бегом, перескакивая через две-три ступеньки Павел понёсся на последний этаж – где был единственный в доме люк на чердак. Здесь уже находились соседи и несколько мужиков пы-тались поднять люк.
      – Нет. Не поддаётся, – сказал мужик, который пытался стоя на спинке стула плечом при-поднять злосчастный люк. – Она его трубой заклинила.
      Не раздумывая ни секунды, Павел рванул на улицу. Во дворе уже собралась толпа зевак с задранными головами и тыкающими руками в небо. Павел посмотрел куда все указывали. На карнизе крыши стояла Катя. Она заметила Павла и теперь смотрела только на него. Кто-то схватил Павла за руку и повис на ней. Это прибежала Лиля. Она едва стояла на ногах и тоже задрала голову кверху, крепко впившись в руку Павла. Павел снова посмотрел на Катю, но  взгляд её был устремлён вдаль.
      – Посмотри на меня, – тихо попросил Павел. – Посмотри на меня.
      – Что? – спросила Лиля.
      – Зачем ты сюда пришла? Иди отсюда, – прикрикнул на неё Павел и рывком высвободил  руку.
      – Это моя дочь! – задыхаясь от прорывающегося гнева, прорычала Лиля, едва устояв на ногах.
      – Раньше надо было об этом думать, – отрезал он, а сам продолжал не сводить взгляд с Кати и просить: – Посмотри на меня. Посмотри на меня.
      – Сделай, что-нибудь, – взмолилась Лиля и, схватив Павла за руку, опустилась на колени. – Сделай, что ни будь. Спаси мою доченьку.
      Павел не обращал внимания на обезумевшую Лилю и не сводил взгляда с крыши. Какие-то женщины подхватили рыдающую Лилю под руки и отвели к лавочке.
      – Нашатырный спирт есть у кого-то? – понеслось по толпе зевак.
      – Вон «Скорая» подъехала, – загудели со всех сторон.
      – Пожарка едет, – отозвались голоса на послышавшийся издалека звук сирены.
      – Сейчас прыгнет! – кто-то неожиданно крикнул, и толпа замерла, а Лиля вырвалась из сдерживающих её рук и подбежала к стене дома.
      – Доченька!!! – взвыла она, врезаясь всем телом в стену.
      Катя больше не смотрела вниз. Она только изредка начинала топтаться на месте. Решаясь прыгнуть, но боясь, что не сможет этого сделать, развернулась спиной и повисла на руках на карнизе. Павел понял – теперь дорога назад была отрезана. Подтянуться не хватит сил, а жить будет ещё столько, сколько сможет удержаться. Руки разожмутся сами. Катя посмотре-ла через плечо вниз. Они снова встретились взглядами с Павлом. Катя попыталась подтя-нуться, но у неё не получилось. Он видел, что силы у неё на исходе. Она попыталась рва-нуться из последних сил, но даже в локтях не смогла согнуть руки. Сквозь уличный разного-лосый гомон до Павла донёсся жалобный плачь Кати. Дрожь и мурашки пробежали по всему его телу – Павел поймал себя на ощущении того, что чувствует, как силы покидают Катю. Не отрывая взгляда от неё, он подбежал к Лиле и рванул теряющую рассудок женщину за руку, увлекая за собой:
      – Иди за мной!
      – Ты её спасёшь? – семеня рядом, лепетала Лиля.
      Примериваясь, как правильно стать и главное, не теряя Кати из виду, Павел встал у стены  и резко, скороговоркой заговорил Лиле прямо в лицо:
      – Приготовься! Когда будет подлетать к нам, резко, вдвоём оттолкнём её в сторону.
      – Зачем? – едва живая не поняла Лиля и закачала головой, попятившись назад. – Нет. Она погибнет.
      – Не погибнет! – грубо рванув обезумевшую подругу, сквозь зубы прорычал Павел. – На-до изменить траекторию падения, – хватая Лилю за руку и притягивая к себе, прокричал он прямо ей в лицо.
      – Нет. Я не смогу, – пролепетала Лиля.
      – Резко толкаем!!! – зарычал что есть мочи Павел, рывком ставя женщину рядом с собой. Он что-то ещё хотел сказать, но его перебил крик сверху:
      – Папа спаси меня!
      Последнее, что слышала Лиля, падая в обморок, как толпа ухнула:
      – У-ух! Падает!
      – Толкай!!! – в остервенении заорал Павел, но этого Лиля уже не слышала.