Садовникову постоянно не везло с метро, поскольку в его городе метро просто не было. Приходилось Андрею ездить наземным общественным транспортом. Каждое утро, выезжая с остановки "Докучаева", которая находится в аккурат между самым населенным местом и самым популярным местом, Садовников вспоминал черно-белые кадры фильма "Штурм зимнего дворца". Автобус, великодушно распахивая двери на остановке, вывешивал гроздья упитанных ягодиц, по которым Садовникову предстояло взобраться, чтобы не опоздать на работу.
Надо заметить, что вид самого автобуса был удручающим и пугающим даже с закрытыми дверями, поскольку на месте водителя виднелось четыре головы, и водителя можно было угадать только по наличию папиросы и пульсирующей венки на лбу. По стеклам изнутри были размазаны лица опаздывающих на работу трудяг и пенсионерок, которые едут с утра пораньше непонятно куда, только для получения экстремального наслаждения.
Солнце задорно светило во все окна, природа звала и манила. Немного смущала включенная водителем "печка", под натиском которой таял верзила и все остальные пассажиры. Зато, среди смрада немытых тел из-за планового ежелетнего прорыва теплотрассы, легко скользила взмыленная кондуктор, в простонародье "торпеда".
О горе, расчет с пассажирами был окончен рядом с Садовниковым. Теперь до следующей остановки все благоухание увядающего тела 40-летней бортпроводницы будет уделено одному Андрею и его ближайшему окружению.
Верзила зысыпал, наверное, ему снилась коррида, поскольку он постоянно "бодал" Садовникова, размазывая свое лицо по лицу Андрея, а лицо Андрея по стеклу. Возражать не хотелось, ничего хорошего из открытого рта верзилы вырваться в этот момент не могло, приходилось тепреть. Кондуктор считала монеты. Автобус резко остановился и случилась еще одна пассажирская напасть - у кондуктора просыпалась мелочь.
«Торпеда» превратилась в безжалостный немецкий танк, размазывающий все и вся в погоне за цветным металлом. Два холма, как два влюбленных кита, сновали между пассажирами, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков. Поручни вгрызались в животы, пассажиры от боли вгрызались в поручни.
Тут ожила одна из скучавших пенсионерок, и в пространстве между животом верзилы и ребрами садовникова началась возня под названием "мне скоро выходить".
Убедившись, что ребер у Андрея двенадцать пар, а верзила таки непробиваем, пенсионерка начала вопить, что-то про иродов и молодежь.
Боль в ребрах еще не утихла, но Садовников все же улыбнулся. Глядя на свое отражение оставшимся неразмазанным по стеклу глазом, он заметил про себя, что взгляд у него все еще "горит" и он определенно молод - старуха не врала. Как мог, он приподнял обе ноги, усиленно держась ушами за стекло и лицо соседа.
Двери открылись: с улицы в салон рванулся свежий воздух, старуха рванулась из салона, утаскивая башмак Садовникова. Небольшой глоток воздуха и Андрей снова отправился в плаванье в море перегара и немытых тел.
Стало посвободнее. Садовникова веселило выражение лица соседа по стеклу, он, как улитка, анфас прилип к окну и, открывая рот, все больше напоминал этого моллюска. Ноги Андрея были уже свободны - хоть пляши, но все еще не доставали до пола.
К босой ноге прижалось что-то мягкое и начало активно тереться. Сначала оно удручало Садовникова, затем понравилось. Он даже попытался погладить это в ответ. "Что-то мягкое" взбугрилось и отвесило пощечину сопящему верзиле. Оказалось, что мягким была кондукторша, которая активно собирала мелочь: в районе тандема Андрей-верзила мелочи было просыпано наибольшее количество.
Верзила проснулся и выпрямился. Анрея больше ничего не держало ни в воздухе ни в этом автобусе, а, поскольку он и сам был не в состоянии держать ни поручня ни равновесия, то выкатился прямо в открытые двери, всего за одну остановку до своей.
Подходя к работе Андрей нагнал коллегу из техподдержки: у того был подбит глаз, порвана сумка и укушено ухо.
- Удачно ты сегодня, Андрюха!
- Да, повезло, - прихрамывая босой ногой сказал Садовников.
- Зато успели, - улыбнулся редкозубым ртом коллега.
- И то правда.