Каждое утро бабушка Галя встает как на работу. Тихо собирается, чтобы не беспокоить ранним подъемом домашних и выходит на улицу. Присаживается на свое любимое затишное местечко и всматривается, всматривается в знакомые до последней песчинки улицы своего села. Село как на ладони. Даже то, что не видно, мысленно легко представляется. Родилась, выросла и состарилась - все в родном селе. Самые дальние поездки – в районный город. В Москве тоже несколько раз бывала. Давным-давно, еще в молодости. Шумно, толкучно, утомительно, будто день на молотьбе. Дома лучше. Тишина. Лес сразу за огородами. Река, что в песнях воспета. Луг зелен-зеленешенек. Озеро с мостками и нависшими ветками вербы. Комары да мошки летом тоже достают. Да свыклись, отбиваются люди от назойливых кровопийц.
С раннего утра наблюдает баба Галя, как оживает село. То одиночный мотоциклист куда-то по холодочку протарахтит. То детвора в школу торопится. Такие теперь все нарядные да хорошие детки. Рассудительные как старички. Незнакомыми словами так и строчат: интернет, сайт, эсемески. Грамотеи маленькие… Из-за рюкзачков не видно. Со спины – так прямо рюкзачки с ножками и головками.
Своя внучка взрослая уж совсем. Школу заканчивает. Морока – куда поступать. Живут отдельно. Дом у них свой, добротный. Но любит к бабушке приходить. Сядет в палисаднике на скамеечке, в тенечке под дубом, читает, читает – уроки учит. Листиком задумчиво по губам водит. Баба Галя украдкой любуется внучкой. Многое узнается: просто свое зеркальное отражение. Как подбородок на ладонь кладет, как ходит, как всматривается.
Вот такой же примерно и Галя была, когда встретила свою первую любовь. Да что там встретила – на одной улице жили. В одной школе учились. Гулять все вместе собирались на лавочках у озера. Жаркий костерок жгли, от которого волшебные солнечные отблески на лицах играли.
Но он был старше года на два. Такой весь сбитый, ладненький. Другие ребята высокие, вытянувшиеся как подсолнушки, а он – крепенький. Заговорит – от одного голоса по коже мурашки от волнения. Такой красивый голос. Хотя другие девочки этого не замечали. По другим парням сохли. А Галя этого отмечала. Да и он все чаще рядом как бы случайно оказывался. Другие – все вместе держатся, а у них как-то само собой стало получаться, что при встречах уединения ищут. И говорят - не наговорятся. Вот спроси потом, о чем шептались – даже вспомнить невозможно.
Коля раньше всех других получил повестку в военкомат. И когда получил призывную первый среди своих «годков», собрались все на проводы – человек двенадцать парней. Еще родня. Девчонки робкими стайками кружились у ворот. Подругу свою, Галю, поддерживали, что с Колей дружила. У нее глаза на мокром месте. Но виду не подает. Среди подружек растворяется. Делает вид, что просто так, из любопытства, заодно со всеми, пришла посмотреть на проводы в армию, да гармошку послушать. Скрывали ведь, таились, что дружат. Бывало, уединятся чуть от молодежи на гулянке, о чем-то шепчутся, шепчутся. Откуда столько секретов между парнем и девушкой? А среди всех других – как незнакомые. Все строго. Да только как утаить можно те стрелы-взгляды, что друг на друга бросали? Они взглядами переговаривались, а другие что? Дураки недогадливые? Все ж видели, что дружат. Про любовь тогда вслух как-то не принято говорить было. Только малышня неразумная могла дразниться.
Сразу как-то повзрослевший, в пиджаке внакидку на спортивных плечах, выглядел солиднее и авторитетнее ровесников. Тех даже завидки брали. С Николаем взрослые мужики за руку здоровались, куревом угощали. И он затягивался едким ядовитым дымом, перхал, покрякивал - уже не таясь. Если служить – взрослый, значит и курить можно со всеми на равных, не боясь, что кто-нибудь да пришибет: а ну-ка брось цигарку, сопля.
Щурится, сверкая оранжевым огоньком папиросы, быстро осматривая девичью пеструю стайку. Видит «свою». Доволен.
Захотел на память девчатам что-то подарить. Наверняка ведь заранее в карманы заготовил. Твердо шагнул, приобнял как бы всех сразу: «Письма писать солдату будете, девоньки? Кто меня ждать будет?» Спрашивает всех, а ответ от одной ждет. Одарил кого открыткой, кого заколкой для волос или там брошкой незатейливой. Сунул руку в карман пиджака, а там ничего. Ничего не осталось для Галинки - только желудь на дне глубокого кармана.
Давно как-то подобрал красивый такой желудь, в нарядном беретике. Так и носил всегда при себе. И выбросить жалко и в кармане лишний. Нащупал этот желудь, взглянул на Галю. Как случилось, что именно ей не досталось хоть и простенького, но подарка на память. Это она за спинами подруг покусывала губы, готовая расплакаться и убежать. Протянул ей руку, подтащил к себе: «А это – тебе на память. Чтобы растила и ухаживала. И чтобы берегла! Вернусь из армии – проверю!» Вложил в ее потную ладошку подарок незатейливый.
Зажала в кулак, никому не показала, тайной оставила. Тайной оставила. Да разве ж такую тайну долго сбережешь? Сама о себе расскажет… Да не каждый поймет…
Посадить-то посадила. Ухаживала и берегла крохотный дубок, что и вправду проклюнулся из того желудя. Да только не вернулся в свое село парень. Остался в далеком городе. После армии в институт поступил. Всё реже и реже письма приходили Галинке. А потом и вовсе перестали приходить ответы.
Женился на красивой городской девушке. Иногда к родителям приезжали в отпуск. Модные, статные, с нарядным красивым сыночком: то в матросочке, то в шортиках и гольфах на ножках. Издали, тайком, видела их Галя. До дыр грызла уголки подушки по ночам. Думала, что могло же так быть, что нарядный малыш мог быть их общим. И это она могла счастливо смеяться, брать под ручку Колю, нежно прижиматься к нему, вытирать сынульке носик. Что помешало их любви?
А он про первую свою любовь даже не вспоминал никогда. Только однажды встретились нечаянно на улице. Знать бы заранее – свернула бы в другой переулок. А то ведь нос к носу! Кровь к лицу, щеки запылали, сердце заколотилось. «Здравствуй» - как ни в чем не бывало сказал. «Здравствуй-те» - ответила. «Как живешь?» «Ничего живу!» Отважилась в глаза взглянуть: «За дубом вон ухаживаю» - махнула рукой в сторону крепко разросшегося дубка в своем палисаднике и стремительно ушла.
Достал дорогие сигареты из нагрудного кармана импортной рубашки, закурил. Подошел к чужому палисаднику, долго-долго рассматривал прекрасное крепкое деревце с затейливыми резными листами. О чем думал? Много окурков осталось на земле. Не видел, как шевельнулась цветная занавеска на ближнем окне. Не знал, что творилось с Галиной. И она не знала, сколько всего передумал Николай…
Однажды дошел до Галины слух, что Николай перед отъездом из отпуска крепко напился. Кричал, ругался, что жизнь ему сломали, любимую оклеветали. И ничего теперь не изменить! У него теперь сынок растет, а у нее – дуб. Родители и жена постарались успокоить, приняв за нервный срыв выходку Николая. Особенно про дуб: бред какой-то… Проспится, протрезвеет, забудет…
В ту осень работали командировочные шофера, урожай убирать помогали. Поверила Галина в счастье. Свадьбу сыграли. И ни разу не пожалела, что встретила своего суженого Колю. Да, Коля! Только имя и разросшийся дуб напоминали Гале о первой любви.
Годы пролетели незаметно.
Коля всегда рядом. И любит ее! И счастлива!
Только изредка-изредка прошелестят что-то грустное узорные листочки дуба, что вырос из подарка, полученного во время проводов любви.
Да внучка порой прижмется к крепкому стволу, приложит розовое ушко, вслушивается.
Какие были-небыли рассказывает тебе дуб? Какие девичьи тайны ты ему доверяешь, родная моя?