Если меня затягивает книга и если в ней, кроме сюжета, есть близкие или оригинальные (для меня) мысли, я, во-первых, начинаю в своём дневнике давать комментарии, а во-вторых, подчёркивать фразы и куски текста, меня остановившие. А когда книга прочитана, я эти записи и цитаты свожу воедино. И вот что получается.
8.08.12. Подсела я на Фаулза. Начала вчера на ночь «Волхва». В предисловии автор пишет, что явилось основой для романа – греческий остров, где писателю пришлось учительствовать, и как мало там было причин (обстоятельств) для житья с удовлетворением от жизни. Вот цитаты: «оцепенело-напыщенная школа — лишь игрушечный макет целой страны; бежать надо от обеих».
Что интересно – уже не первый раз я встречаю у Фаулза такой отзыв об Англии. По Фаулзу, англичане завидуют французам, итальянцам и прочим западным народам и очень не уважительны к жизни в своей стране из-за её чопорности, традиций, условностей, фарисейства и т.д. Викторианская эпоха Фаулзом развенчивается и в «Женщине…», а остатки её – в «Коллекционере» (герой – внешне очень приличный человек, свои монструозные мечтания реализует с одним условием – чтобы всё было шито-крыто. А про права человека даже и не думает, главное – приличия). В «Волхве» герой – потомок опять же типичной британской семьи – отец-генерал, мать – клуша, у потомка много денег, родители гибнут в автокатастрофе, сын распоряжается с 18-ти лет собой и семейным достоянием. То есть полностью свободен. О себе, цинизме в молодости: «Я был слишком молод, чтобы понять: за цинизмом всегда скрывается неспособность к усилию — одним словом, импотенция; быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся». ..
15.08.12. Читаю «Волхва». Читать не так увлекательно, как предыдущие у Фаулза – много подробностей, деталей. Но что приходит в голову – все эти приключения в усадьбе, вроде бы подстраиваемые хозяином и его окружением для учителя местной школы, начинают напоминать вообще жизнь, когда она вдруг течёт не логично, а рывками и всё время меняется. Учитель (Николас) сам суёт голову во все эти приключения, разгадывает их подоплёку, ему нравится, а для читателя («сверху») всё это выглядит – ну, точно, как в жизни: только мы её устроим, как она – раз - и повернулась каким-нибудь случаем, происшествием, и мы опять к ней приспосабливаемся. В романе уже никто никому не верит, все друг другу лгут и подозревают. Николас пробует завязать роман с «Лилией»-Жули и никак не может определить – та ему врёт или она с ним заодно против хозяина. Рвёт с любящей его Алисон ради призрачной то ли актрисы, то ли шизофренички Жули. В общем, игра, которую я бы сравнила с игрой высшего существа с человеком: существо располагает, а человек, как в слаломе, стремится не сбить колышков. И будет ли в конце приз? А если это игра ради преодоления скуки жизни? То есть – пустая. (В предисловии автор говорит, что хотел сначала назвать роман «Игра в бога»: «Я хотел, чтобы мой Кончис продемонстрировал набор личин, воплощающих представления о боге — от мистического до научно-популярного; набор ложных понятий о том, чего на самом деле нет, — об абсолютном знании и абсолютном могуществе»
19.08.12…дочитала «Волхв» Фаулза. Но тут надо отдельно… Начну с того, что всё, что происходит с героем – произвол чистейшей воды группы людей, заполняющих свою жизнь игрой в бога. Людей безнравственных в нашем представлении, умных и богатых. Прежде всего – богатых. Тут Достоевский со своим – «нет Бога, значит можно всё, что угодно», в том числе – свободу экспериментировать с человеком до такой степени, что человек теряет всякий ориентир в жизни – ему от всего кажется, что это нарочито и подстроено. И только остаётся одна щель – надеяться, что любящий тебя не предаст, хотя и тут он очень не уверен. Как и в «Коллекционере» - роль играют деньги. Имея их, человек без Бога в душе начинает осуществлять свои фантазии, совершенно не считаясь с суверенитетом другого человека. Если Раскольников решил, что он не тварь дражащая, то причиной было отсутствие денег у него и присутствие их у старухи-процентщицы, которой нечего было уже делать в этой жизни (по мнению Родиона). В «Волхве» очередная «недрожащая тварь» деньги имеет, и ему уже в голову заходит блажь попробовать себя в роли бога и поуправлять поведением «твари дрожащей».
Сюжет романа: на греческий остров в частную школу принимают молодого англичанина. Больше про школу ничего существенного в романе не говорится – она лишь повод появления англичанина на этом острове. Красота природы и совершенная скука существования заставляет англичанина (Николаса) искать развлечений и общества. Он их находит (на свою голову). Богатый владелец виллы, расположенной на одной оконечности острова, по имени Кончис с приязнью встречает попытки Николаса познакомиться и пообщаться. И завертелось – тайны поместья, сёстры-двойняшки – очаровательные и умные, мистерии, сам хозяин с загадочным прошлым, любовь к одной из близняшек, солнце, романтика, оживающие сатиры и нимфы… Герой погружается в атмосферу чудесных приключений, любви и красоты. Ради новой возлюбленной он рвёт с прежней. И тут начинаются странности – он начинает постепенно соображать, что его здорово дурачат, что ни девушки, ни хозяин, ни все обитатели поместья – никто не является тем, за кого себя выдаёт. Вдобавок, прежняя возлюбленная, узнав об измене, выпивает смертельную дозу снотворного. Игра же продолжается. Герой, уже поняв, что является подопытным кроликом, пытается выпутаться из паутины, не понимая, что каждое его движение только ещё больше паутину закрепляет. Фантасмагория нарастает. Наконец, его, одураченного, выбрасывают из игры, устраивают над ним шутовский суд, на котором все участники объявляют себя как бы психиатрами, занимающимися исследованием человеческой психики личности, поставленной в обстоятельства «нереальной реальности».
Вот психологический портрет героя, данный в процессе «суда»: «Объект эксперимента-1953 относится к хорошо изученной категории интровертов-недоинтеллектуалов. Полностью отвечая нашим требованиям, структура его личности в целом не представляет значительного научного интереса. Определяющий принцип социального поведения негативный: навыки общежития никак не выражены. Истоки подобной установки лежат в эдиповом комплексе объекта, претерпевшем лишь частичную деструкцию. Наблюдаются характерные симптомы боязни авторитета в сочетании с неуважением к нему, особенно к авторитету в его мужских проявлениях, и традиционно сопутствующий синдром амбивалентного отношения к женщине, при котором она рассматривается и в качестве предмета вожделения, и в качестве агента неверности, то есть помогает объекту оправдывать собственную мстительность и собственные измены».
В школе Николас настолько запускает дела, а его уравновешенность настолько поколеблена, что его увольняют, и он возвращается в Лондон, чувствуя себя почти что лягушкой, распятой для эксперимента. И он сам начинает исследовать – что и кто это такие, кто так с ним поступил: ради своих исследований совершенно выбили его из жизни, которая ему нравилась, привели к гибели возлюбленной, выкинули, как кожуру съеденного плода и единственно чем рассчитались – это конвертом с хорошими деньгами – как компенсацией «за доставленные неудобства».
Снова и снова герой пытается понять – «для чего и почему именно с ним так поступили». Он идёт по следам участников спектакля. В одном из эпизодов проникается сознанием: «…я понимал, что в этот миг ни в коем случае не хотел бы оказаться в другом месте, что переживаемое теперь оправдывает все, что я здесь вытерпел, ибо терпел я для того лишь, чтобы прийти и сегодня. Кончис, рассказывая, как прибыл в Бурани, упомянул о встрече с будущим, о точке поворота. Сейчас я чувствовал то же, что он тогда; новый виток самосознания, уверенность, что эти душа и тело с их достоинствами и пороками пребудут со мною всегда, и нет ни выхода, ни выбора. Слово «возможность», до сих пор означавшее честолюбивые притязания, раскрыло свой новый смысл. Вся моя путаная жизнь, весь эгоизм, ошибки и предательства могут-таки послужить опорой, могут-таки стать фундаментом, а не взрывчаткой — и именно потому, что иного выбора нет. Это нельзя было назвать духовным перерождением. Ведь принимая себя такими, каковы мы есть, мы лишаемся надежды стать теми, какими должны быть…».
То есть, игра всемогущих людей в бога – попытка сделать человека таким, каким он «должен быть». Раз бога нет, кто-то должен делать эту работу на земле. Кучка «призванных» взяла её на себя.
Вот только методы сомнительны, да и результаты... В книге «по периметру» проходят два предшественника Николаса. Один из них после экспериментов ушёл в монастырь – только там, надо полагать, видел возможность продолжать своё усовершенствование, другой был настолько туп, что от него отступились – он при первых же «непонятках» просто пошёл в полицию и донёс на хозяина виллы. Мол, занимается чем-то непонятным.
Наконец, Николас доходит до «драматурга» этого спектакля, который пытается его убедить: эксперименты велись ради «него самого», а не просто для развлечения. Вот одна из основных мыслей: «…судьба — это всего лишь случай; мир справедлив к человечеству, пусть каждый из нас в отдельности и переживает много несправедливого».
Её повторяет и мадам де Сейтас – драматург разыгрываемых спектаклей, сподвижница Кончиса. Вот длинный её монолог, где она объясняет их (берущих на себя роль бога) мировоззрение, в том числе и по вопросам сексуальной свободы: «секс отличается от других удовольствий интенсивностью, но не качеством. Что это лишь часть, причем не главная, тех человеческих отношений, что зовутся любовью. И что главная часть — это искренность, выстраданное доверие сердца к сердцу. Или, если угодно, души к душе. Что физическая измена — лишь следствие измены духовной. Ибо люди, которые подарили друг другу любовь, не имеют права лгать… Я пытаюсь объяснить, что мы за люди. Морис убедил нас — больше двадцати лет назад, — что надо отказаться от привычных сексуальных табу. Не потому, что мы развратнее остальных. Потому, что мы чище. И мы отказались, в меру своих сил. И детей я воспитывала так, чтобы табу для них не существовали. Как объяснить вам, что мы, помощники Мориса, не отводим сексу такого уж значительного места? Того места, которое он занимает в жизни остальных? У нас есть занятия поважнее. … Ни я, ни мои дети не притворяемся такими, как все. Они не так воспитаны, чтобы быть как все. Мы богаты, восприимчивы, и жизнь у нас богатая, насыщенная. … И мы сознаем ответственность, которую налагает на нас везение в жизненной лотерее… Нами движет необходимость. — Она имела в виду: не просто жажда развлечении».
Оправдывают они себя в отношении Николса тем, что он в результате всех произошедших с ним приключений стал «совершеннее», чем был.
Но шокирующие «подопытного» нарушения общепринятых моральных условностей – необходимы: «…если хочешь хоть сколько-нибудь точно смоделировать таинственные закономерности мироздания, придется пренебречь некоторыми условностями, которые и придуманы, чтобы свести на нет эти закономерности. Конечно, в обыденной жизни условности переступать не стоит, более того, иллюзии в ней очень удобны. Но игра в бога предполагает, что иллюзия — все вокруг, а любая иллюзия приносит лишь вред».
Обладая огромными финансовыми возможностями несколько человек задумали «поиграть в бога», только не в того, что у Стругацких («Трудно быть богом») – всесильного и стоящего на позициях добра и справедливости, а в того, который якобы создаёт случайности в жизни отдельного человека и предоставляет человеку свободу реагирования на эти случайности. («Основной принцип бытия — случай… На атомном уровне миром правит чистая случайность» ). Причём случайности эти создаются непрерывно, человек не может из них выпутаться и вести образ жизни, свободной от вмешательства этих случайностей. И если в обычной жизни мы, допуская существование высшей силы, всё же выбираем себе образ жизни, в которой случайности играют не большую роль, чем закономерности, а иногда (у очень предусмотрительных) – вообще имеют ничтожной значение, то в ситуации, когда за эти случайности берутся люди, они не прекращаются и полностью дезориентируют человека.
Николас, в конце концов, стал сваливаться в маргиналы, потому что не мог ни нормально работать, ни жить – ему везде мерещились подставы, а он их хотел избежать и даже забрать нити, влияющие на его жизнь и попавшие в руки этих «богов» (безнравственных, безжалостных, умных и располагающих большими возможностями), - в свои руки.
Он приходит к выводу – спасти его может только любовь той прежней возлюбленной, и её ему возвращают (её смерть тоже была «липовой» и вошла в сценарий): «Мне безумно хотелось вручить ей свою судьбу, вымолить у нее прощение. Лишь ее прощение в силах меня обелить. Я устал, устал, устал от лжи; устал от вранья чужого, от вранья собственного; но куда больше устал врать сам себе, ежеминутно сверять свой путь с биением чресел; их благо всякий раз оборачивалось пагубой для души. И цветы — как вытерпеть эти цветы? Я впал в смертный грех Адама, в самую старую, в самую чудовищную форму мужского себялюбья: навязал настоящей Алисон роль той Алисон, какую счел для себя удобной. Не развенчивал даже. Расчеловечивал».
И тут может быть облом – возлюбленная колеблется, и он обращается к ней с мольбой: «Нельзя ненавидеть того, кто стоит на коленях. Того, кто не человек без тебя». Склоненная голова, лицо в ладонях. Молчит, не скажет ни слова, не протянет руки, не покинет застывшее настоящее время. Все замерло в ожидании…»
Так заканчивается роман.
Ну и интересные цитаты, порою довольно злободневные: «Мы вступаем в эпоху безнравственности и вседозволенности, где самоудовлетворение вследствие роста заработной платы и расширения ассортимента доступных потребительских товаров в атмосфере ежеминутно ожидаемого апокалипсиса станет уделом если не всех и каждого, то подавляющего большинства. Характерный тип личности в подобную эпоху — это неизбежно личность аутоэротическая, а в плане патологии — аутопсихотическая. Как личностные особенности обеспечили изоляцию объекта, так экономические условия изолируют упомянутую личность от непосредственного соприкосновения с общественными недугами, такими как голод, нищета, низкий уровень жизни и прочее. Западный homo sapiens превратится в homo solitarius». «Любой судья и сам рано или поздно становится подсудимым; приговор ему выносят вынесенные им приговоры».
«В его курсе лекций была одна особенно популярная — об искусстве как санкционированной галлюцинации».
«Всякая смерть — неизлечимая рана для жизненной полноты; всякая смерть — неутолимая боль, неизгладимый грех, неизбывная горечь; искрящийся локон на ладони скелета».
«Величайшее заблуждение нашей эпохи — мысль, что фашизм пришел к власти, ибо создал порядок из хаоса. Верно как раз противоположное — ему повезло потому, что порядок он превратил в хаос. Попрал заповеди, отверг сверхличное… продолжите сами. Он провозгласил: дозволено истреблять малых сих, дозволено убивать, дозволено мучить, дозволено совокупляться и вступать в брак без любви. Поставил человечество перед самым опасным искушением. Правды не существует, все позволено!»
«Мудрец не станет презирать людей прошлого за то, что те многого не умели; он станет презирать себя, ибо не умеет того, что умели они».
«Но бывают встречи, которые сталкивают тебя в отрочество, ибо тебе не хватает опыта, чтобы постичь и усвоить их значение».
И снова ирония над англичанами: «Я был англичанином; следовательно, ханжой». Роман перенасыщен аллюзиями из пьес Шекспира. И «Отелло», и «Буря». В одном месте даже рядом стоят имена Калибан и Миранда, персонажей «Коллекционера».
Вот наблюдение: «Стоит мне увидеть на снимке скопище китайских крестьян или военный парад, стоит увидеть газетенку, где рекламируют всякий хлам, что производится для массового спроса, или сам этот хлам на полках универмагов, стоит увидеть гримасы pax Americana, — государств, обреченных перенаселением и низким уровнем образования на вековую духовную нищету…»
Вот соображение о природе творчества: «более развитые цивилизации уже сейчас пытаются с нами связаться; и что само понятие возвышенного и благотворного образа мыслей, проявляющееся в нашем обществе через здравый смысл, взаимовыручку, художественное вдохновение, научную одаренность, на деле есть следствие полуосознанных телепатических сообщений из иных миров. Он уверен, что античная легенда о музах — не поэтический вымысел, но интуитивное описание объективной реальности, которую нам, людям нового времени, предстоит исследовать».
О взаимоотношениях полов: «… уже через десять минут после знакомства мужчина и женщина понимают, хочется ли им переспать друг с другом, и каждая минута сверх первых десяти становится оброком, который не столь велик, если награда действительно того стоит, но в девяноста процентах случаев слишком обременителен. Нет, ради Жюли я готов был на любую щедрость, но, похоже, в мою схему она вообще не укладывалась. В ней сквозила податливость незапертой двери; однако темнота за дверью удерживала меня от того, чтобы войти. Отчасти мои колебания объяснялись тоской по утраченному лоуренсовскому идеалу, по женщине, что проигрывает мужчине по всем статьям, пока не пустит в ход мощный инструментарий своего таинственного, сумрачного, прекрасного пола; блестящий, энергичный он и темная, ленивая она».
Ну и опять – общее для трёх, прочитанных мною, произведений Фаулза – ему, по моему мнению, не даёт покоя (не давала, поскольку нет его уже на свете) «роль женщины в истории» и вопрос: "Независимость женщины (от общепринятых взглядов на неё общества) – это благо или зло в большемасштабном смысле?"
Для мужчины – понятно – лучше бы босая, беременная и на кухне. А вот для человечества? Для его сохранности в этом мире?
В «Женщине…» Сара вырывается из предписанных правил и счастлива, а Чарльз получает дополнительный жизненный опыт и готов жить дальше, им обогащённый. В «Коллекционере» независимую девушку ставят в условия, когда её самовыражение просто не возможно, она умирает, а мужчина, желавший быть её собственником, окончательно звереет и становится законченным маньяком. В «Волхве» женщины все независимы от мужчин и ведут себя согласно своим желаниям, за исключением Алисон, которая подчиняется сердцу. И именно к ней прибегает выбитый окончательно из колеи экспериментами над его свободой Николас.