1941 год.
Лешка попал в разведку. Много раз за линию фронта уходило по 10-12 человек, а возвращались двое-трое. Матери же, парень писал письма веселые, бодрые. Мол, кормят здесь на убой- шоколадом да сгущенкой. В общем-то, доля правды в этих письмах была. Кормили разведчиков, действительно, неплохо.
То ли судьба благоволила, толи имя отцовское, а может, молитва материнская? Но что-то помогло выжить в той страшной мясорубке. Всю войну прошел Лёшка, будто заговорённый.
В Берлине, уже после победы, немало наших солдат было расстреляно фашистами, прятавшимися в подвалах и на чердаках. Лешка ехал с другом на трофейном мотоцикле по берлинской улице. Раздалась автоматная очередь… Очнулся он в госпитале. Нога, перебитая упавшим мотоциклом, была в гипсе. Забинтованная голова гудела как колокол от сильного сотрясения. Опять повезло Лешке, а вот дружок,прошедший всю войну, погиб. Через месяц гипс сняли, и в конце июня парень вернулся домой. Последние два месяца он не писал, шкодливая натура норовила неожиданный сюрприз сделать. Шел из города, как когда-то отец – пешком, с клюкой, обливаясь потом от нестерпимого зноя и боли в перебитой ноге. Как назло ни одной попутки не попалось. Начало смеркаться, когда показался родной кордон. Лешка отер лопухом пот с лица. Смахнул с сапог пыль, подул на медальки отважные, чтоб больше блеску было, и заорал, что есть мочи:
-Есть кто-нибудь?!
На крик, из ворот с визгом вылетели младшие сестренки, Зина и Мага и повисли с двух сторон.
-Вы чего кобылицы здоровые? С ног ведь свалите. Вот это вымахали! Уходил, соплюхи были, а щас, ты глянь - ка.
Девки и впрямь расцвели, заневестились. У обеих по две толстенные косы. В талии – тоненькие – «пополам перерви». А сами-то вроде не худышки.
-А маманя где?
Девчата притихли, замолчали. Зина, самая заполошная из Лешкиных сестер, заревела громко, сильно, как плачут маленькие дети.
– Завтра 9 дней, как маму схоронили.
«Я, Лешенька, не тебя, себя хороню…» - материнские слова всплыли в памяти. Лешка почувствовал ком в горле, сжал кулаки, с силой ударил в ворота.
- Пришла с бани, самовар попросила поставить. Стала чай пить, два раза кашлянула и померла. Легко померла, не мучилась, хоть и знахаркой была. Чернотой не занималась.
Алексей вошел в дом, показавшимся ему вдруг низким, темным, каким-то чужим. Подошла Маня Маркелова, старшая сестра. Самая мягкая и покладистая среди всей семьи. Очень похожая лицом и нравом на бабку Лизавету.
- Садись, братец за стол, лапшички из дикой уточки похлебай.
Алексей взглянул на ораву ребятишек, прибежавших невесть откуда, и рассевшихся на лавках. Дети во все глаза рассматривали гостя.
– Это что же вы, все здесь живете?
– Тятя нас сюда в войну перевез. Я с тремя, да старшая Маня с пятеркой. Тятенька каждый день охотится, да рыбачит. На дичи и рыбе выжили. А в городе не знаю, что б с нами и было. Маманя ишшо успевала в Ташкент ездить, привезет урюку да изюму , продаст, потом у эвакуированных одежонки накупит.
– Да, надорвалась, видать, маманя с вами за войну- зло сказал Лёшка.
- А, батя, где ж?
– Деляны метит, скоро будет. Он с Толькой моим ездит. Четыре года парнишке, а рева, не приведи Бог. Только деда и слушается. Маманя, царствие ей небесное, один раз ночью из старой галоши ему соску вырезала- до того допёк своим рёвом. Ой...А поутру-то разглядели...На галоше-то ишшо навоз засохший был!.Но хоть заснул.
Отец вернулся через час. Вошел сгорбившись. Лешка бы его сразу не признал, встретив где-нибудь на улице – так тот постарел. Рядом с дедом стоял голубоглазый бутуз; в его длинных ресницах запутались комары. Алексей Николаевич обнял сына, закашлялся, чтобы не заплакать.
– Эх, сынок, осиротел дом без матери.
Лешка сидел с батей за столом, пил как воду, не пьянея, крепчайший самогон, невесть откуда извлеченный сестрой. И чувствовал, что со смертью матери умерла в нем и часть собственной души.
– Батя, не дом, а мы осиротели.
Никогда уже не потреплет маманя утром шевелюру:
-Вставай, весь белый свет проспишь.
Никогда не услышит он мамину любимую: «Ой, ты речка, быстра реченька, из-под камушка выбуриваешь…»И никто никогда не будет любить его так, как мать.