Лилии для Лилии

Евгения Козачок
               
                «Наша зависть всегда долговечнее чужого счастья,
                которому мы завидуем».
                Ф. де Ларошфуко,
                французский писатель-моралист.
Эту историю, услышанную от своей родственницы-цветочницы, рассказала моя знакомая.
Нам, цветочницам, продающим цветы недалеко от городского кладбища, уже стало привычным в период цветения лилий видеть  незнакомую женщину, неизменно покупающую эти цветы. Много лет она в течение двух недель покупала  белые лилии и шла на кладбище.
Июнь этого года не стал исключением. Появилась в средине дня, когда цветы были
практически  проданы. Направилась ко мне.  Почему-то всегда покупала мои лилии.
- Простите, а лилии у Вас сегодня еще будут?
- Нет. Завтра утром привезу.
- Мне необходим букет сегодня.
- Тогда поедем ко мне. Срежу Вам свежие лилии.
 Пока ехали к моему дому, выяснили, что в гостинице еще не поселилась. Предложила пожить
 у меня:
- Дом большой, комнат предостаточно, так что живите. И лилии будете возить к могиле свежесрезанные.
Согласилась.
И потекли две недели почти полного молчания.
Мои коллеги по бизнесу «сгорали» от любопытства: «Кто она? Откуда приезжает? К чьей могиле ходит? И почему только с белыми лилиями?»
- Информации на ваши вопросы не имею. Она ничего не рассказывает. Спрашивать не буду.
Разочарованно умолкли. Знали бы они  как мне не терпелось хоть что-то узнать о ней.
 Узнала.
 В предпоследний день двухнедельного пребывания попросила у меня луковицы  лилий и два цветущих кустика. Купила кашпо для лилий. Поблагодарила.
-  Не знаю смогу ли приехать на следующий год. Болею. И путь не близкий. Если не приеду, значит меня уже нет. Лилии попрошу  высадить на моей могиле – как знак искупления моих грехов. Лиле все эти годы носила  лилии как знак прощения перед ней, ее семей, моих грехов. Не простила. И мертвая не простила. Знаю, что не простила, потому что мне не стало легче.
Не простила она, не прощает Бог, Матерь Божья, церковь. Не простили мои грехи – люди! И только племянница (даже не знаю, в каком колене родство),  бывает иногда.  Приходит, чтобы взять  что-то из моих вещей и просит денег. На том общение и кончается.  Убегает, как от прокаженной. Да я, вероятно, для людей  такой и являюсь.
 Всему виной моя – ЗАВИСТЬ! Завидовала всем, всегда и во всем. Завидовала злобно! С ненавистью, клеветой, предательством, интригами, ссорами. И все время думала: «Ну чего я стою, если мне никто не завидует?»
Завидовала  в детском саду, в школе, всем, кто лучше меня одевался, был красивее, лучше учился. Мама называла  меня «свекровьим отродьем».
- Ты внешне  как две капли воды похожа на бабу Лушку – мать твоего отца. И такая же  завистливая, злая, блудливая. И уехали то мы с западной Украины на юг из-за  стыда за нее. Люди, ненавидя ее, сторонились и нас.
И я повторила путь своей  бабки Луши.
 В пятом классе, увидев как однокласснице на 8 Марта мальчик с седьмого класса подарил цветы, чуть с ума не сошла. Почему ей, а не мне? Ушла с уроков. Дома устроила скандал. Кричала, ревела. Требовала купить мне точно такое же платье и туфли, как у Ольги. Думала, что если бы у меня была такая  же одежда, мальчик подарил бы цветы мне, а не ей. Позже (можно сказать очень поздно) поняла, что требовала я не одежду, а мгновенного  счастья для себя. Вынь и положи мне его на ладонь. Сейчас. Сию минуту. И никаких компромиссов! Через чужую боль, страдания, даже кровь – но мне, только мне то, что у других. Ненавидела того, у кого забирала, не любила того, кого  забрала. Главное -  отнять. Чтобы не ей, а мне. Чтобы никому.
В восьмом классе понравился мальчик с десятого класса. Ему же нравилась тихая, не очень красивая, умница. Зависть - должен быть мой. Достижение своего – любой путь! И поскольку ни умом, ни красивой одеждой не блистала, решила по принципу – «смелость города берет». Смелостью и не пахло, а наглостью – дурно пахло.
Буром бурила мозг мысль – завтра же и не днем позже - пригласить, затащить, притянуть волоком его в свой дом. Сочинила такую небылицу, что и «на голову не натянешь». Клюнул. Пришел. Ждала. Родители на работе. Приготовила все, что могла и не могла. Взяла без разрешения деньги. Купила дорогие конфеты, торт, вино. Накрыла стол. Пришел. Удивился.
- У тебя что день рождения?  Придут еще гости?
- Нет. Для нас двоих.
Удивился еще больше, но не ушел. И пошло в ход мое кокетство, позаимствованное в кинофильмах. Открыла «нечаянно»  плечо и ниже. Нога на ногу – выше уже некуда. И угощение, угощение. Вино выпили. Добавила  домашние припасы спиртного. И… таки затащила его в постель. И ласкала, и делала с ним то, что опытные женщины. Откуда только и бралось все? Может и правда блудные гены бабушки Луши мне оказали такую услугу. Не устоял…  Сделал то, чего добивалась.
В школе не видела его с неделю. Пришел. Но к Ире больше не подходил. Честным оказался. Изменил. Обидел.  Не достоин! В мою сторону даже не посмотрел ни разу. Я не существовала.
Развела в разные жизненные дороги два человека, которые  как трепетные росточки протягивали друг к другу листочки.
А мне было все равно, что с ними сталось. Я ликовала. Я добилась своего. Ей не достался.
И стала без разбора уводить разбивать, ссорить всех, кого видела счастливыми, улыбающимися. Уводила – через постель. «Слава» обо мне пошла «по всей Руси великой».  Шли – мал, средний, стар. В девятом классе сделала аборт. Приговор – детей никогда не будет. Смеялась. Радовалась. Так это же здорово! Не надо предохраняться и делать аборты.
Окончила школу. Учиться не планировала. Осенью устроилась на консервный завод. Работа не тяжелая. Но и не денежная.  На празднике увидела  мастера с женой – счастливые, дети рядом.
Как змея из-под колоды – зависть выползла мгновенно. На работу ходила уже не деньги зарабатывать. Осуществить цель - охмурить мастера.  Охота как на сафари. Сопротивлялся долго. Все те же приемы  сделали свое. Зачастил ко мне после работы. Подарки, что скажу – тот же час. Деньги надо – никаких проблем. Поездки в соседний город. Рестораны, гостиницы, развлечения. Жена узнала. Пришла ко мне. Я, не дав ей открыть рта:
- Попользовалась им, нарожала цыплят. Отдай теперь в пользу другим. Иди домой, квочка, кудкудахкай около своих цыплят. К тебе не вернется. Будет со мной. Не был со мной. Больше никогда не пришел. Просил у своей  квочки прощение. Не простила. Жил у своих родителей. Через год дети уговорили мать простить отцу.  Снова вместе.  И снова ребенок – третий. А у меня – никого…
Приехал на завод командировочный. Тихий. Никакой. Но влюбился в меня.  Никому не верил, что мне все равно – с кем, когда и где. Не поверил изначально. Не верил, не хотел верить и тогда, когда я бросала его со своей матерью и уезжала с очередным любовником на несколько месяцев, недель, дней. Возвращалась. Прощал. Детей хотел до слез. Плакал. Плач не плач - детей не будет.
-Чужого не возьму. По рукам свяжет.
Смирился и с этим ударом. К работе охладел. Мог и не ходить туда по несколько дней. Да и зачем. Семью обеспечивала я. И не тяжким трудом. Разрушала семьи. Пожив несколько месяцев, забирала все, что нравилось. Деньги в первую очередь. Отдавали даже семейные сбережения за «счастье» со мной.
После тридцати – располнела. Сложнее стало перетягивать к себе упирающихся и верных мужей. Часто меняла место работы. Начальник на новой работе - неприступный, такой верный, счастливый семьянин,  днем с огнем не найдешь. Обедали в столовой комбината. Подсаживалась за его стол. Пыталась домашненьким угостить. Ни в какую. Не реагирует. И пошла я к Клавке – гадалке в  третьем поколении.  Гадала, привораживала, наговаривала на мою менструальную кровь. Уловчилась. Преподнесла ему питье с наговором. Через некоторое время подействовало. Ошалел. От меня не отходил. К дому после работы подвозил.  Подарки, угощения, поездки, поцелуи, развлечения…  Муж  мой, его жена – по боку. О детях и не вспоминал.
- Все отдам, что попросишь.  Уйди от мужа. Уедем. Будем жить вдвоем.
Мужа не бросила и не собиралась. Где еще найдешь дурака такого, чтобы все прощал. На предложение «все отдам»  согласилась. Отдал что было и чего не было. В долги такие залез, что всем родственникам  пришлось расхлебывать его кратковременное счастье. А я праздновала очередную победу.
Как вампир питается кровью, так я питалась горем женщин, чьих мужей привораживала и грабила. На высокой горе Ликования, если бы такая существовала в природе, – чувствовала себя всесильной, непревзойденной. Было все равно, что вокруг меня физически и материально страдают  мать, муж, любовники, их жены, дети.  Жены по двое, трое собирались и приходили к нам во двор – поговорить с мамой, мужем. Со мной в последнюю очередь. Взывали к моему благоразумию из-за детей – перед ними  стыдно  за отцов.
Это злило. У них дети. У меня нет. Мне нет радости. И им никому – ни радости, ни счастья!
Давали пощечину - смеялась. Кричала, что они как женщины ничего не стоят. Поэтому мужья от них и уходят.
Плевали мне в лицо и уходили.  Кто прощал своим «скакнувшим в гречку» мужьям, кто нет. В большинстве – не прощали.
 На какое- то время азарт пропадал. Бывала апатия. На работу идти не хотелось. Можно было и десять лет не работать. В деньгах нет нужды. Обеспечилась.
Как-то осенью  приехала в наш городок семья из шести человек. Купили у стариков, уехавших к детям, дом почти в конце нашей улицы. Семья как семья. Видела как-то на расстоянии. Но не  интересовалась ими.
В июне проходила  соседка мимо нашего дома. Остановилась. И давай моей маме расхваливать  новых уличных соседей. И какая хозяйка хорошая, и дети вежливые, здороваются и сумку помогают нести. А муж-то какой: и красивый, и солидный, и серьезный. И как у них вместе все дружно, ладненько получается. А  двор не узнать. Весь в белых лилиях. Невеста в нарядном платье – а не двор. Лиля  выращивает их и для красоты, и для лекарства. Многих одарила белыми лепестками. Дала рецепты настоев на спирте, оливковом, подсолнечном масле и, как косметическое,  на воде. Настои эти хорошо раны заживляют.
Прямо прелесть эта Лиля! Не лепестки цветов, а ее прикладывают к ранам.
Восточная пословица гласит  «не дергайте спящего тигра за ус».
Дернули мой, чуть задремавший ус – зависть. Стала прислушиваться к разговорам соседей об этой семье. Увидела хваленную Лилю. Баба как баба. Ни хуже, ни лучше других. Дети уже взрослые. Трое  учатся и работают. Младшая в школу ходит. Главу семьи не видела. Краем уха услышала, что уехал  на какие то ли курсы, то ли стажировку на несколько месяцев.
Дожили до осени. Увидела в начале ноября  верного, прекрасного семьянина. Действительно хорош. Красив и статен. Троих детей в институтах  выучил и учит младшую. Значит обеспечен.
И началась охота…  Наш дом на перекрестке улиц стоит. Мимо него  к центру и к магазинам  никак не пройти. Идти другим путем – это в Москву через Лондон.
Проследила когда возвращается с работы. Выгляну из-за угла. Идет. Беру туфли с поломанным каблуком или пакет с фруктами, стою, прислушиваюсь. Подходит. Вот-вот повернет за  угол. Я - «Ой», и падаю. Сумка в сторону, каблук отлетел.  Подошел. Поднимает, фрукты собирать помогает. Зарделась. Поблагодарила. Ушел.
И так капля по капле, по принципу «и капля камень точит», обращала на себя его внимание  - мол я есть, смотри я лучше твоей Лили.
Собственный муж поник, видя мои короткие и длинные перебежки к калитке  и за ее пределы, для перехвата чужого мужа. Мать: «Валька, побойся Бога!  Снова за старое. И когда угомонишься. Не молодая уже. Не стыдно перед мужем и соседями? Хотя бы раз башкой своей поразмыслила, куда нам от стыда за тебя  спрятаться?»
Однажды запустила в меня палкой, после очередной попытки заговорить с Григорием. Он же был предельно вежлив и не более.
И снова побежала к Клавке. Денег не жалко. Не заработанные. Нашептала, наговорила, и снова на мою менструальную кровь. Умудрилась угостить Григория прохладительным напитком.
Сильная шептунья, Клавкина бабка была. Клавка – не слабее. Получилось. Уже сам приостанавливался, говорил со мной. Потом подъехал на машине. Оказывается, есть у них она. Не ездил. Любит пешие прогулки. Проехались. Как всегда  - спектакль по моему сценарию и режиссуре.  Однажды  мы  с Григорием ушли в нашу с мужем комнату, не обращая ни на него, ни на мать внимания. Муж утром уехал к свои родним. Ко мне не возвратился. Не позвонил. А матери пришлось вызывать «Скорую помощь». Меня это не взволновало.
Григорий  ушел от Лилии ко мне. Прожили  почти год. Ну что это был за год… Месяца два – радость и счастье. А потом Григорий звал по ночам свою Лилю. Выходил во двор и плакал как дитя малое навзрыд. Ходил к Лиле. Ползал на коленях, умолял простить его. Оставался  на несколько дней - и снова ко мне. С ненавистью смотрел на меня и все повторял: «Я любил и люблю Лилю. Не могу без детей. Почему возвращаюсь к тебе? Ведь я тебя не люблю! Что ты сделала?»  Метался. Мучился.
Смеялась в ответ. Зло. С надрывом.
Досмеялась…  С красавца и уверенного в себя мужчину Григорий превратился  в безвольное существо, которому все вокруг – без интереса.  Как мужчина – импотент. Лежал целыми днями. Ни пить, ни есть не хотел. С работы уволился. Обуза, а не мужчина. Не для  этого  завоевывала. Лиля, идя на работу или в магазин, проходила мимо нашего дома по противоположной стороне. Он следил. Ждал ее. Увидев, бежал, кричал: «Лиличка, прости меня. Простите дети. Я вас люблю!»
 Молча проходила мимо. Никогда ни разу не  посмотрела в сторону нашего дома.  Григория не слышала. Ни слова не сказала  ни разу, не мне, ни ему.  Другие жены били, плевали на меня. Эта – ни словом, ни полусловом. Потеряла мужа, но была царственна. А я, забрав ее мужа – снова завидовала ее спокойствию, выдержке, благоразумию. Чистота унизила мою блудливость.
 Гриша надоел. Не такого истукана мечтала видеть рядом.
Снова к Клавке: «Отвороти приворот. Пусть возвращается к жене».
- Я не могу одна это сделать.  Нужна его жена.  И чтобы на тебя зла не держала.
Написала  ритуал отворота и молитву.  Переписала все это и отправила письмом Лиле с просьбой забрать Григория.
Не захотела возвратить мужа. Не проводила ритуал, не читала молитву. Гриша к ней не вернулся.  Решила сама провести этот ритуал. На убывающей Луне, в полночь взяла три деревянных колышка, вбила в землю  треугольником. Обвязала  эти колышки белой веревкой, как ограждение. Острым ножом разрубала веревки и говорила:  «Нитки разрубаю, зло пресекаю. Григорий с  Валентиной в разрыве, с женой их связь развязана, с мужем своим Лиля увязана. Разрубила-растворила, новое сотворила. Силой духа своего повелеваю, связь Григория со мной разрываю!»  Взяла новую веревку и завязала на ней девять узелков, читала: «Связываю-завязываю, связь Григория с Лилей заказываю! От нечисти они очищены, любовью связаны. Быть им вместе вовек. Пока  узелки на веревке завязаны, судьба Григория и Лилии навек связаны!»
Эту веревку глубоко закопала, чтобы никто не достал и узелков не развязал.
 Не помогло. За жену я не должна была читать. Приворот на крови - очень и очень серьезный. Его устранять должен профессионал. Я же еще и навредила. Григорий от этих приворотов-отворотов  высох, как гербарный лист.  Говорил только о Лилии  и детях. Тридцать пять дней не дожил до нашего годового  юбилея – умер.Осенью пришёл ко мне и осенью ушёл в мир иной. Ни жена, ни дети не пришли. Их вообще не было в городке.
Через несколько месяцев  на расстоянии  увидела Лилю. Шли с дочерью. Дочь в положении. Шли, улыбались. Счастливые!  Не смотря ни на что - они счастливы?!
Схватила одну из новых шуб – помчалась к Клавке. Ползала перед Клавкой, просила сделать несчастной эту семью. Не жить внукам! Никому не быть здоровыми в этой семье!
Ничто и никто тогда не остановил меня. Ни страх перед Божьей карой, ни сочувствие, ни благоразумие…
Неделю выполняла все то, что говорила Клавка – с кладбища землю брала, наговоренные иглы в калитку втыкала, венки с перьев под порог бросала.
Результат. Дочь преждевременно родила мертвого ребенка.  Старшие сыновья очень серьезно  заболели и болеют до сих пор. Младшенькая  попала под машину. Слава Богу, осталась жива и  без серьезных последствий. У моей матери – инсульт. Услышала, как я ночью выла и просила Бога простить все мои грехи. Умоляла помочь семье, которой я принесла столько горя!
 Соседи с нашей улицы не здоровались со мной, когда  Григорий ушел от Лили. После его смерти и несчастий, свалившихся на эту семью, стали обходить меня десятой дорогой. Собаки рычали при моем появлении. Как будто не Клавка, а  я ведьма и они это чувствуют – оскаливаются, глаза кровью наливаются, рычат.
 И  я впервые за всю свою никчемную жизнь почувствовала боль и отчаяние тех женщин, которым завидовала  и которых своей злобной завистью делала несчастными. Я готова была отдать Клавке  и машину, подаренную мне одним ею же привороженным, и шубы, и ковры, и песцы, и денежные сбережения лишь бы она отговорила назад  все от всех привороты, сглазы, наговоры, порчи. Чтобы Лилина семья не болела. Чтобы родная мать забрала свое проклятье. Говорят, что проклятье матери  на детей – самое сильное. Услышав, как   я умоляла Бога простить мне мои грехи за привороты, сглазы, порчи, мать сказала: «Да будь же ты проклята,  отродье  нечеловеческое! Скольким семьям ты сломала жизнь?  Сама несчастлива и другим горе приносишь».
 Клавку не узнала. Похудела. Стала совсем седой.  Не взяла не только мои новые подношения, но и шубу мою возвратила. Прогнала меня: «Иди  с Богом! От тебя и озон превращается в чадный газ. Ты излучаешь не жизненную силу – смерть! Иди. Больше никогда ко мне не приходи.  Я не гадаю, не делаю привороты, порчи. Я больше этим не занимаюсь.
 Уехала я с городка на год. Ходила в церкви, монастыри. Ставила свечи. Молилась. Исповедовалась. В некоторых церквях святые Отцы, не дослушав моего исповедования, вставали и уходили молча. Иные – «Да простит тебя Бог!» тоже уходили,  услышав, что я занималась приворотами, сглазами, порчами – принося людям несчастья.
Никто меня не прощал.
Домой  пока не планировала возвращаться. Но получила от племянницы телеграмму: «Приезжайте. Ваша мама в больнице, после пожара».
 Приехала. Сообщение соседей о пожаре перевернуло всю мою жизнь! Захотелось снова в лоно матери, чтобы родиться другим человеком. И прожить не генную бабки Луши жизнь, а свою – прекрасную, счастливую, радостную, полноценную. И хотя бы раз ПО-НАСТОЯЩЕМУ ПОЛЮБИТЬ! Испытать, что такое любовь, а не зависть и злобу.
Причина пожара не известна.  Мама после инсульта плохо ходила и не смогла справиться с начинающим возгоранием. Только и смогла, что звать на помощь. Горело все, как порох.  В это время мимо дома проходила Лиля. Услышав крик прибежала, с трудом открыла дверь – вытащила маму из горящего дома. Сама же возвратилась за кричащей в доме кошкой. Не успела выйти.  Горящие шторы упали на нее. Одежда загорелась,  и Лиля получила сильнейшие ожоги. Из дома вынесли ее пожарники. «Скорая помощь» и маму, и Лилю отвезла в больницу.  У мамы были незначительные  повреждения.  Лилю – в реанимацию. Готовили к операции.  Ее дети привезли  какую-то знаменитость по ожогам.  После операции – кома. Через несколько дней, не выходя из комы, Лиля умерла. Маму мою спасла, а сама умерла.  Мама пережила Лилю на  три года.
Дети не захотели хоронить родного, дорогого им человека  рядом с бывшим отцом и в городке, принесшем столько страданий. Похоронили ее в этом городе. Езжу к ней десять лет. Прошу, вымаливаю прощение. Не прощает.
Услышала о чудо-лилиях, которые расцветают на срезанных стеблях, помещенных в икону Казанской  Божьей Матери.  Поехала в Одесскую область, Белгород-Днестровский район,  село Кулевча, в Храм Покрова Пресвятой Богородицы помолиться этой чудо-иконе. Увидела своими глазами  зеленые стебли лилии в иконе. Икона вскрывается  раз в году – после Пасхи в пятницу. Люди приносят лилии со своих полисадников  и  кладут их на подоконник. До 12 часов цветы освящаются, затем икону вскрывают, прошлогодние цветы забирают, а внутрь кладут свежие. Со временем нижние концы срезанных стеблей засыхают, а верхние продолжают расти, обвиваясь венчиком  вокруг лика Богоматери,  выпускают бутоны, которые распускаются на праздник Святой Троицы. После этого на сухих стеблях внизу прорастают новые белые клубни,  а из них - молодые зеленые листочки, которые не увядают целый год – до следующей Пасхи. Эти цветы живут только в иконе и на иконе. И только в Храме. В другом месте погибают. Но я все равно привезла с Храма  одну веточку лилии на Лилину  могилу. Вожу с собой икону  Казанской Божьей Матери с чудо-лилиями  вокруг ее лика. Молюсь ей о прощении.
Чтобы как-то приблизиться к пониманию Лилиного  мироощущения и понять ее любовь к белым лилиям  - изучила мифы и реалии об этом цветке. Узнав для себя что-то новое о нем, я мысленно общаюсь с Лилей,  сообщаю новую информацию. Но Лилия, вероятнее всего,
знала все мифы и то, что согласно преданию белые лилии возникли из капель молока Геры – супруги владыки богов Зевса, и то, что именно измена Зевса  повлияла на ход событий приведших к появлению этого цветка, символизирующего чистоту, покой, воскресенье и царственность. Оказывается, фиванская царица Алкмена тайно родила от Зевса мальчика Геракла, но, боясь наказания  жены Зевса Геры, спрятала  новорожденного в кустах. Гера случайно обнаружила мальчика и решила покормить его грудью. Но маленький Геракл почувствовал в Гере врага и грубо оттолкнул богиню. Молоко брызнуло на небо,  от чего образовался Млечный  Путь, а те несколько капель, что упали на Землю, проросли и превратились в лилию.
По немецкому  поверью, лилия вырастает сама  на могилах погибших насильственной смертью  и является  знаком грозящей мести. На могиле грешника – знаком прощения и искупления грехов. Это «цветок смерти» и символ Благовещения, символ чистоты и распутства. Просто как о нас с Лилей. Она – чистота. Я - распутство.  Лилия – очень сильный талисман, свойства которого зависят от обстоятельств и желаний человека. Лилии, выросшие на могилах            
или у церкви – обладают особенно сильным магическим свойством. С ними надо быть исключительно осторожными.
Господи! Почему в начале моего жизненного пути  все это  мне было неведомо?  Почему не чувствовала то, что чувствую сейчас?  Почему мир воспринимала  исходя из своих низменных желаний – разрушая все вокруг себя?
Тяжело поднялась. Вздохнула.
- Шестьдесят семь лет. И ничего и никого рядом – ни детей, ни родных, ни подруг, ни друзей. Все, кто знал, давно вычеркнули меня  из своей жизни. Я хожу, еще дышу – но меня не видят, не хотят видеть. Люди жаждут добра, любви, счастья, красоты. Иное не приемлют. Иное противоестественно. Не жизненно. Мертво.
Я прожила не естественную жизнь. Жизнь, которую и жизнью то назвать сложно.
 Да простит меня Господь и Матерь Божья!
 Да простят меня люди!
 Благодарю, что Вы единственная,  с кем я общалась последние годы, не ушли, а дослушали до конца мою исповедь. Отдельная благодарность за лилии выращенные Вами. Чувствую, что в этом году осень будет последней в моей жизни.
На следующий год июнь не встретил эту женщину  с букетом  белых лилий для  Лилии – в
ЗНАК ПРОЩЕНИЯ!

Август 2012г. 

Фото из Интернета.