Встреча в пути

         



   - Ну и дела! Мужское купе,- весело сказал входящий   молодой человек, - надо же!Одни мужики. А хотелось бы какую никакую орхидею в купе. Для освежевания  жизни.
     Сидящий у окна мужчина средних лет, засмеялся:
   - Дурачок! Не для "освежевания", а для освежения. Ударение правильно ставь! А дамочек полно в  женском отделение, то есть купе.
   - Ну прям, как в бане: мужское отделение и женское,- выглянув в коридор  вагона удивлялся парень.
   - В Европе то давно уж так ездют,- заметил третий пассажир, полный мужчина с раскосыми глазами.
   - Ездю-ю-т,- передразнил его парень,- а ты что часто по Европам  мотаешься?
Мужчина посмотрел на парня строго:
   - Во-первых, сынок, не "ты" а "вы". Я тебе в отцы гожусь. А во-вторых,  сейчас не выходя из дома всё можно узнать, если есть интернет. А у меня есть! Человек я состоятельный.
   - Ясный перец!- весело сказал паренёк, с усмешкой посмотрев на говорящего.
     Поезд тронулся.

   - Пять дней пилить! Все до Владика или кто раньше выходит? - Спросил парень мимоходом, доставая из рюкзака бутылку водки. Мужчина у окна и другой, с раскосыми глазами, ответили кивками: "Да, мол, до Владивостока".

     Четвёртый пассажир, сидящий  в углу дивана, у входа, ответил не сразу, помолчав.
   - А я пока не знаю,- застенчиво сказал он.
   - Как это?- Оглянувшись на попутчика, спросил паренёк,- а билет-то куда?
   - Да билет до Владивостока. Сперва, правда, хотел взять до Барнаула. Чтобы оттуда в Горную Шорию. Там, говорят, жизнь другая и люди чистые, не тронутые цивилизацией. Но потом  решил в Благовещенск. Название то какое! Это ведь от Благой Вести. Наверное, там и выйду.

   - Ну, ты даёшь, дядя! Едет и не знает куда. Хохмочки. Я вот ещё молодой, а тебе то ведь под сороковник, и не знаешь куда ехать? От кого-то бежишь?- прищурился парень.

   - Сороковника мне ещё нет. Видно время так состарило и обстоятельства жизни моей. Но заметили вы истину. Я бегу. И бегу из Москвы, куда глаза глядят.
   - Это отчего же?- спросил мужчина с раскосыми глазами,- Москва столица, в ней всё.
   - То-то и оно, что "всё". Дело в том, что я священнослужитель. Дьякон я. И бежать из столицы у меня много причин и кручин.

   - Ну вот, приплыли,- растерянно сказал паренёк,- дьякон он. Обрадовал.
Теперь и матом не ругнёшься, и водку не попьянствуешь. Что за дела! Баб нет, священник тут ещё. Да ну! Я пошёл меняться на другое купе. Чо тут делать то пять дней? Тоска ведь, если не выпить.

     Парень встал, и направился к выходу. Дьякон поднялся, и оказался роста огромного. Он загородил выход из купе и кротко сказал:
   - Я не священник, а дьякон. Во-вторых, меняться не надо. Оставайтесь здесь. Матом меня не удивишь. Я не красна девица. И водку спокойно можете пить. Я вам не помеха. Это ваше дело. Вашими грехами вы смущаете только свою душу. Соблазны приходят. Так устроен мир, но горе тому через кого они приходят. Через вас мне соблазны не придут. Я и не такое видывал.
    Паренёк  удивлённо спросил:
  - Так прям и сказано, что должны быть соблазны? Это где это сказано?
  - В Евангелие сказано,- ответил дьякон,- Сыном Человеческим сказано. Он и пришёл чтобы взыскать и спасти погибшее,погибающих то есть.
  - А кто это Сын Человеческий?- спросил паренёк.

    Дьякон посмотрел на него строго. Помедлив, ответил:
  - Сын Человеческий - это Господь наш Иисус Христос. Ты, правда, не знаешь, или притворяешься?
  - Нет! Не знаю. А притворятся я и не умею. Леплю, что есть. Ну! Давайте познакомимся. Я, к примеру, Петька! А тебя как зовут, дьякон?
  - Меня зовут Матфей. Тебя же зовут Пётр, а не Петька. Ты что петух? У тебя апостольское имя. Носи его с гордостью.
  - Впрямь апостольское? А что был апостол Пётр?
  - Конечно. Он был сыном рыбака, потом бросил всё, и пошёл за Христом. Он основатель Церкви Христовой. Это великое имя! А ты говоришь "Петька". Говори с гордостью: "Я Пётр". И жизнь твоя станет другой. Это я тебе точно говорю.
  - Так.Дьякон! Хватит тут пропаганды всякой. Не надо нам, - сказал третий пассажир, – разрешите и мне представиться, Валентин Павлович, бывший работник Министерства рыбного хозяйства. Так что тоже в жизни всякое повидал. И тоже могу пропагандировать! А вас как зовут? - обратился он к последнему пассажиру.
    Молодой мужчина широко улыбнулся:
  - Я Олег. Можно без отчества. Давайте, мужики, покушаем. У меня тут всего полно. И водовка тоже имеется! Да какая. Из отборных сортов пшеницы. Литр целый прикупил. Хватит нам?
  - Канешна, дарагой! - весело  запел Пётр,- у меня ещё литр, только вот закуси нет. Прокормите?
    И не дожидаясь ответа, юноша побежал за стаканами.
  - Прокормим, прокормим! - сказал вслед Валентин Павлович, и стал выставлять на стол провизию: хлеб, баранки, колбасу, сыр, маслины, шпроты, селёдку и прочие вкусности. Олег вытащил из сумки копчёную курицу, нарезанную ветчину, варёные яйца и маковый пирог.
  - Это к чаю, мужики. Очень я чай люблю пить в поезде. С подстаканниками! Как в детстве, когда с родителями ещё ездили на море.   
  - Ну, чаёк это завтра, так я ощущаю по выпивке и закуске,- ухмыльнулся Валентин Павлович.

    Диакон Матфей достал буханку чёрного хлеба и бутылку с минеральной, негазированной водой. Олег и Валентин Павлович переглянулись, пожали плечами. Матфей улыбнулся.
  - Как говорил батюшка Серафим Саровский:"На хлеб и воду ещё никто не жаловался". Пост сейчас, миряне. Великий Пост. И у меня с собой только хлеб и вода.
    Прибежал Пётр с вилками и стаканами и, усевшись на диванчик, и стал открывать бутылку водки.
  - Ну а вы, дьякон, что же? Даже не пригубите с нами? - насмешливо спросил Олег. Матфей поднялся:
  - Нет, не пригублю. И не буду вас смущать. Обедайте. Пойду в коридорчик. Полюбуюсь природой. Весна, какая славная в средней полосе России!
  - Ну, хоть покушай с нами,- попросил Петр.
  - Я позже. Обедайте. Пожалуй уже ужинайте,- сказал Матфей, и вышел из купе.
    Ужинали весело: с шутками, анекдотами, рассказами о победах у женщин, о работе, где рассказчик всегда и всем "резал" правду-матку в глаза.С каждым тостом смеялись всё громче, выбегали курить всё чаще, а анекдоты рассказывались всё откровеннее.
    Так обычно бывает в поезде. Людям хотелось расслабиться, забыть условности, и хоть на несколько дней побыть в той жизни, о которой мечталось в юности. Шли обычные  разговоры под водку, после которых, утром, не хотелось смотреть в глаза попутчикам. Петька, еле держась на ногах, пытался проникнуть в соседнее женское купе. Но проводница вызвала старшего, молодого человека отвели на его место и уложили спать.
    За всё это время Матфей заходил в купе два раза, попить воду. Ближе к ночи, он зашёл третий раз, забрался на вторую полку и крепко заснул.Проснулся он от страшного крика. И ничего не мог понять. Включив маленький свет, дьякон огляделся, и увидел, что на верхней полке, где спал Петр, никого не было, а снизу доносились стоны. Матфей быстро спрыгнул, и увидел лежащего на полу Петьку. Лицо его было в крови. Рядом валялся разбитый стакан. Попутчики, спавшие на нижних полках, недовольно отвернулись к стенке. Олег смачно выругался. Матфей открыл купе, поднял Петра, и посадил его на диван.
    Паренёк стонал, закрыв лицо руками.
  - Посиди. Сейчас я бинт достану и перекись,- сказал Матфей.
Из своей сумки он достал дорожную аптечку, обработал рану и забинтовал. Пётр простонал:
  - Больно то как! Даже протрезвел. Нормально я ломанулся с верхней полочки. Как только этот стакан не порезал меня на смерть?
  - Рёбра не поломал? - Спросил дьякон, - пошевелись.Ничего не болит?
  - Да вроде нет.
  - Значит, Ангел Хранитель тебе подушечку подстелил,- серьёзно сказал Матфей.
Петр рассмеялся, держась за голову.
  - Слушай, ну не смеши. Мне больно смеяться. Какой Ангел Хранитель? Какую подушечку?
  - А ты не смейся, Пётр. Здесь смеяться не надо. Тебе плакать впору. Только не от падения твоего, а от мыслей твоих и действий.
  - Но если я мыслю плохо и действую плохо - значит я грешник! Кто же мне ангела пошлёт?
  - Слушайте, давайте спать, грешники и праведники, -сквозь сон проговорил Валентин Павлович, - спать же охота. Голова и так раскалывается, а вы бу-бу-бу.
  - А ты, дядя, сколько на грудь то принял? - Сквозь зубы спросил Петр,- в твоём возрасте вредно столько пить. Ты же литру выжрал, и что-б после этого голова не раскалывалась? Дай - ко закурить, а то мне на вторую полку в лом лезть.
  - Возьми в кармане куртки.
Пётр полез за сигаретами. Матфей встал и отстранил руку молодого человека.
  - Ты  ч е г о, дьякон?!- растягивая слова спросил Пётр.
  - Тебе нельзя сейчас курить. Вдруг у тебя сотрясение мозга. Что за шутки?
  - Да ты фильтруй! Ещё запрещать мне будешь? Я взросленький!
Матфей был на голову выше паренька. Он строго посмотрел на него сверху вниз, и сказал:
  - Тебе говорю, если закуришь при сотрясении, можешь сыграть в ящик. Это без смеха.
  - Да ладно тебе, - попытался отодвинуть его парень. Матфей стоял твёрдо, и не тронулся с места.
  - Да дай же мне закурить,- почти плача, попросил Пётр.- Курить хочу, сил нет!
Дьякон долгим и печальным взглядом посмотрел на него, и вышел. Петька достал сигареты, взял со стола зажигалку, и пошел в тамбур. Достав из пачки сигаретку, он долго смотрел на неё, потом помял в руке, понюхал... и положил назад, в пачку. Вернувшись в купе, увидел, что Матфей собирает осколки разбитого стакана в салфетку.
  - Тебе лучше лечь парень,- сказал он,не глядя на Петра.
  - Странно как ты действуешь на меня. Я курить то не захотел! Первый раз так. Ты что гипнозом меня? Да?
  - Нет, Пётр,- Матфей выпрямился,- молитвой.
  - Прям за меня молился? Ты же меня первый раз видишь.
Матфей посмотрел на него грустно и сказал:
  - У тебя глаза ещё чистые. Тебе бы на службу в Храм походить, да Священное Писание почитать.
  - Да что там делать, в Храме? - улыбнулся Пётр,- мне ещё пожить хочется.
  - Так только там и жизнь, в Храме то!- Ответил Матфей. Потом вынес осколки стекла, закрыл купе и залез на свою полку.

    Занимался рассвет. За окном торопился смешанный лес. Пробегали деревеньки, маленькие станции, на которых, солдатиками, стояли станционные смотрителя с поднятыми вверх жёлтыми флажками.По всей дороге были разбросаны грязные пакеты, бутылки, банки, фантики от конфет и жвачек. Очень грустно было за окном. Увиденное не вызывало радости. Только вот рассвет!
    На бледно синем горизонте, как будто вышитые оранжевыми кружевными прядями, вздрагивали солнечные лучики. Пульсируя, они стремились вверх и вверх, поднимая за собой ленивое светило.И эта красота рождающегося рассвета захватывала своей величественностью и необъятностью мироздания,закрывая всю убогость покосившихся домиков, нелепых строений и вездесущей грязи русских равнин.Красота занимающегося рассвета согревала, и успокаивала душу, и давала надежду на будущую, неизвестную и прекрасную жизнь. И ты сам уже летел над этой неаккуратностью русской жизни. Летел к божественному рассвету! И радость, светлая и хрустальная радость, поселялась в исстрадавшейся по Правде душе. Матфей улыбнулся, глядя вдаль.
   - Чему это ты улыбаешься?- удивился Пётр.
   - Что не спится? Болит голова?- в ответ спросил Матфей.
   - Да, побаливает. Так чему лыбишься?
   - Божественной красоте природы.
   - И где это ты её увидал?- хватаясь за голову спросил Пётр, –я что-то ничего не вижу! Грязь одна.
   - Грязь только внизу, на земле. А ты посмотри вверх, на небо. Не видишь разве? Да... Красоту ведь увидеть надо. А как ты можешь её увидеть, если у тебя голова с похмелья? Ты молод ещё, Пётр. Остановись. Задумайся маненько. Зачем ты пьёшь? Ведь от этого тянется цепочка греховная. Остановись пока не поздно!
   - Да я что больше других, что ли пью? Не грузи ты меня и так голова не моя. И, главное, заснуть не могу. Всё Москва из головы не выходит. Ну и город! Аж дух захватывает. Красивый конечно, но как-то всё накручено, наверчено, всё какое то огромное и нереальное. Непростое и немного страшное. А ты чего, дьякон, из Москвы бежишь? Из такого города бежать! Не понимаю.
   - Из такого города как раз и бежать надо.- Тихо ответил Матфей.- Там грех один. Искушений много от людей.
   - Ну, так и шёл бы в монастырь!
   - Думал я об этом. Но хочется ещё людям помочь. Объяснить то, что сам понял. Вот в чём дело. Сильное меня постигло разочарование. Разобраться хочу. А в Москве суета и обманы.
   - И в церквах обманы?- удивлённо спросил Пётр.
   - Не от церкви идёт обман, а от людей.
На нижней полке проснулся Валентин Павлович:
   - Слушай, дьякон! Коль уж разбудил всех, так ответь мне на вопрос: правда, что в Москве венчанных венчают снова? Мне бабка ещё в молодости говорила, что если венчаны, то это на век. А тут родственница моя обвенчалась пять лет назад, а в прошлом году от неё муж ушёл, и женился на другой, а месяц назад с нею, с новою, и обвенчался! Как же это понимать? Что это у вас там творится?
   - Что разбудил – простите, Пётр вот упал, голову расшиб.
   – Да знаю, знаю, всё слышал!
Пётр свесил голову с полки, ухмыляясь, сказал:
   - А коли слышал, что же не помог, дядя? А если бы я насмерть?
   - Это, паренёк, твои проблемы. Не надо было пить!
   - Так ты же мне и наливал!- удивлённо сказал Пётр.
   - Насильно никто не заставлял,- грубо ответил Валентин Павлович.- Так что, дьякон, ответишь мне на вопрос? Венчают или нет?
   – Не знаю. В нашем приходе не было такого.
   - Ты, дьякон, не уходи от темы. И своих не защищай! Ты прямо ответь: венчают или нет?
   - Не защищать, не осуждать я не имею права. Были такие случаи. Слышал. Но это  нужно делать с разрешения Синода.
   - Ясно,- покачав головой, сказал Валентин Павлович,- значит венчают. Ну и времечко настало! Венчанных венчают. На исповедях диктофоны подставляют.

   - Какие ещё диктофоны?- спросил проснувшийся от разговоров  четвёртый пассажир.- Ну и темы у вас. Тут впору опохмелиться, а вы вона куда пошли. Ой, головушка моя! Где-то пивко было.
Олег открыл пиво, жадно выпил половину бутылки, и  опять спросил:

   - Так какие диктофоны? В церкви? Умора! Да не может этого быть! А как же тайна исповеди?
   - Это вот моя родственница, от которой муж ушёл, рассказывала. Он,прежде чем уйти от неё, везде диктофонов натыкал, чтобы записать её крики. Она, правда, девка темпераментная, и всё на сына почем зря орала. И била его. А Ванька, муж её бывший и записал. Чтобы на суде это представить  как причину ухода. А племянница моя обнаружила его, да в лицо ему  и кинула. А тот ей и говорит: "Что это ты удивляешься, даже в нашей церкви на исповеди ставят диктофоны".
  - Ну и умора!- загоготал Олег.- Эй, там наверху, товарищ диакон! Объясните народу. Что происходит то?
Матфей спрыгнул с верхней полки.

  - Что же, давайте поговорим. Я тоже слышал о диктофонах. Но их стали применять после одного неприятного случая. Батюшку хотели убить.
  - А за что? - спросил Олег.
  - Не могу Вам сказать, я дал слово. Скажу только было у него сильное искушение, а кто-то умудрился узнать и подставил этот  проклятый диктофон... Искушению подвергнуты все люди.И значит не нам судить. Сами такие.
    Пётр свесил голову с верхней полки:
  - Вот это да! А я может безгрешный! Кто это знает?
  - Бог знает, Пётр.
  - Ну-у, до Бога далеко и высоко,- возразил Олег,- а ты мне сейчас скажи в чём грех этого мальца?
  - Мы по природе своей грешны, а если не понимаешь, что грешен - худо это.
  - Но тот то, с диктофоном, был священник, - почти закричал Олег.
  - Мы все люди, и мы учимся у Господа правде. И как сказал Господь о блуднице:" Кто не грешен, тот первый брось в неё камень!" Никто не бросил.  Путь к правде долог. Но знай одно:"Не судите, да не судимы будите"
  - Страсти-то какие,- раскрыв широко глаза сказал Олег. – Слава Богу, что я в церковь не хожу! Значит, ничего не меняется во все времена. Священников убивают, исповеди прослушивают - как в тридцать седьмом! Ужасти. Теперь мне понятно от кого ты бежишь, дьякон!
  - Ничего тебе не понятно,– с грустью сказал Матфей.- Мне самому ещё ничего не понятно. Я разобраться во всём хочу. Помолиться в одиночестве, чтобы Господь вразумил меня. И бегу не о людей, а от их грехов и своих.
  - Это как же?- спросил заинтересованно Олег.
  - Чист и непогрешим только Господь наш Иисус Христос,- строго ответил Матфей.- Мы же все грешники. И надо прощать друг другу ошибки. И молиться за своих врагов.
  - Так что же ты тогда не прощаешь, а сбегаешь?- Спросил Валентин Павлович.- Ну и остался бы в городе, бороться с грехами людскими!
  - Значит, я ещё слаб. В тишине хочу научиться смиренно подражать Господу, приводя разум свой в послушание. " И г о  Господа есть благо, и бремя Его легко". А бороться с грехами людскими, можно и в одиночестве живя. Молитвой и постом. И лучше уйти от грехов, чем жить в них. Каждый человек имеет право на это. Недаром Русь святая славится отшельниками и молитвенниками.

  - Так ты отшельником хочешь быть?- ехидно спросил Олег,– это легко! Нигде не работаешь, живёшь в землянке на подаяние. И только языком ла-лы, да ла лы! Тоже мне подвиг.
    Дьякон долго не отвечал, и смотрел  в окно. Потом тихо сказал:
  - Отшельничество - это подвиг. Не надо всуе говорить о том, чего не знаешь. Никто не может счесть бессонные ночи и долгие дни человека, живущего вдали от земного благополучия без воды, без тепла, в одиночестве умывающегося слезами о неправде этого злого Мира, человека-отшельника, непрестанно просящего Бога о помощи не для себя, а для погибающих в миру людей. А есть и другие люди, которые живут в домах с горячей и холодной водой, питаются вкусно, спят на мягких кроватях, а стены их домов уставлены иконами. Они соблюдают посты, крестятся у каждой церкви и зажигают светильники перед иконами.И тоже молятся! Но чего они просят, и сами не знают. Потому что пресытились благополучием, и сердце их холодно и безучастно к пропадающему Миру.И вся их духовность шита белыми нитками. А ведь они тоже молятся.
    Матфей помолчал, глядя  вниз, и сказал тихо и грустно:
  - Иуда тоже молился рядом с Учителем, ел с Ним из одной чашы, слушал Слова Его, но предал. А ведь он знал, с кем разговаривает. Знал, знал!
    Дьякон достал из кармана чётки, и стал перебирать их, тихо бормоча что-то, и не видя никого вокруг. Глаза его выражали  неземную скорбь, совершенно непонятный для окружающих.У попутчиков мороз пробежал по жилам. Что-то странное было в дьяконе в эту минуту, какое-то неизвестное им состояние завладело Матфеем. И всем было не по себе. Олег встал, взял сигареты, пожал плечами, и вышел. Валентин Павлович отвернулся к окну. Пётр же присел рядом с дьяконом.

  - Ты что, Матфей? Что с тобой? Ты не уходи в себя!
Матфей очнулся, и посмотрел на Петра. В глазах его стояли слёзы.
  - Заглядывал в глаза, называл Учителем, и предал... Как это понять? Кто это? Что это за люди? "Под устами их яд аспида, злое мыслят они в сердце своём, и каждый раз ополчаются на брань!"
    Пётр потряс руку Матфея, и пробурчал:
  - Да не волнуйся ты так, дьякон! Ты же сам говоришь, что Господь во всём разберётся! Чего ж тогда волноваться? Ты очень впечатлительный.
  - Так ведь надо же прожить этот несчастный отрезок времени на Земле. И прожить с Иудами. Ах, тяжко мне среди людей, Пётр. Хочу срубить себе часовенку, в тайге, и молится непристанно. А потом, набравшись сил духовных, по Земле родной походить, может быть даже и на подаяние пожить. И рассказывать людям то, что сам понял. И прославлять Господа словами Его из Евангелия. И идти по Земле, подражая Христу.
    Матфей положил чётки в карман, перекрестился и тихо сказал:
- И б о   нет   другого имени  под небом, которым надлежало бы нам  спастись.
Валентин Павлович внимательно посмотрел на Матфея:
- Так уж и нет другого имени?
- Нет. Имя для нашего Спасения только одно: Иисус Христос.
- И где это сказано?
- В Евангелие. В "Деяниях Апостолов". Апостолом Петром сказано.
Петька переспросил:
- Петром?
- Петром.- Ответил Матфей и улыбнулся.
Парень задумался, глядя в окно, потом с любопытством спросил:
- Столько я слышал об этом Евангелие! Бабка моя всё с ним носилась, к груди прижимала. А в Храм как-то зашёл, так  поп как раз книжечку эту и читал! А когда закончил читать, старухи, сшибая друг друга, полезли головёнками своими под эту книгу. Вот умора была! Лезут, друг друга отталкивают.
- Пётр! Во-первых, никогда не говори "поп", а говори "батюшка"! Священник - рукоположен, на Литургии он вместо ГОСПОДА! Он посредник между Богом и людьми. Говори правильно. Запомни ещё: " Ничто, входящее в человека извне не может осквернить его, но что исходит из него, оскверняет человека". Следи за своими словами. А после молебна, очень благостно постоять под Святым Евангелие. Вот бабушки и пытались свои головы подставить, чтобы батюшка прикоснулся к ним святой книгой.
- Что помогает?- Спросил вернувшийся Олег.
- Конечно,- ответил Матфей,- на Литургиях и Молебнах вся наша планета и держится. И не сдаётся низшим силам. Не было бы ежедневных Литургий и Молебнов, давно бы Мир рухнул, и поселился бы в нём полный хаос.
    Олег и Пётр посмотрели друг на друга, и передёрнули плечами. Было ясно, что ничего они не поняли. Не поняли того, о чём говорил дьякон. Валентин же Павлович смотрел на Матфея насмешливо. Петр, заметив это, сказал:
- А что это ты дядя, рожу кривишь?
- Да мне интересно вот, правда он такой чистый и правильный, или притворяется? Как-то всё так ладно рассказывает, а что в душе то? В душу-то не заглянешь.
    Пётр резко встал:
  - В душу не заглянешь. Но ты, бугай, годившийся мне в отцы, отвернулся, когда я свалился и разбил себе голову, а дьякон возился со мной. Так какая у кого душа? Лежи да помалкивай, дядя.
И Пётр вышел из купе. Матфей последовал за ним. Оставшиеся начали пить пиво.
  - А я бы всех этих православных, сослал бы на один остров, и пусть бы там себе молились. Шныряют со своей правдой, как ищейки. Жить не дают,- сказал Олег.
  - Точно точно, я вот вообще не крещённый, у меня родители  коммунисты вечные, и ничего. Живу припеваючи уже шестьдесят лет,- ответил Валентин Павлович.- А пивко то ничего. Славненькое. Интересно, во сколько ресторация в поезде от-крывается. Может для разнообразия туда сгоняем?
  - С удовольствием, с удовольствием.

    Было восемь часов утра. И пассажиры вагона крепко спали. В коридорчике, у окна, стояли только Пётр и Матфей.
  - Я не ошибся. У тебя глаза чистые. Ты чувствуешь правду,– сказал Матфей.- Ещё не всё потеряно. В самом деле, не читал Евангелие?
  - Нет, - ответил Пётр.- И не постигаю, что уж там такого, что с ним все так носятся.
  - Опять ты говоришь не то. Со святыми книгами не "носятся", их чтят и читают. И вообще, Пётр, будь осторожнее, когда что-либо говоришь. Иисус Христос сказал: "Говорю же вам что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда, ибо от с л о в своих о п р а в д а е ш ь ся и от слов своих осудишься".
  - И что,- спросил Пётр,- прямо каждое слово наше  кем-то  слышится?
  - Каждое. "На всяком месте очи Господни: они видят злых и добрых."
  - Это что ж, прямо и ничего лишнего не скажешь. Всё знают. Всё видят?
  - Не только "не скажешь". И "не подумаешь". Сказано ведь:
"Преисподняя и Аваддон открыты пред Господом. Тем более сердца сынов человеческих". А мы, грешники, всё думаем, что никто не видит и не слышит, когда мы творим беззаконие. Когда допускаем мысли суетные и праздные. Похотные и грязные. Ангел-хранитель свидетель всему! Как же этого не понять? Мы все как горошина на ладони, Пётр.
  - Все? А ты что тоже грешник? Ты же дьякон.
  - Все мы грешники. И я грешен.
  - Интересно… А вот ты всё говоришь "сказано", да "сказано". А что это значит? Где всё это "сказано".
    Матфей улыбнулся.
  - Хорошо, что ты спрашиваешь. Мне это по душе. А "сказано" Пётр, в Святых Книгах, в Библии, в частности.
  - А Библия и Евангелие это одно и тоже?- заинтересованно спросил Пётр.
  - Я тебе сейчас всё объясню настолько насколько это можно объяснить во время пути, и пока никто нам не мешает. Тебе это интересно? Или простое любопытство?
  - Мне всегда было это интересно, а почему никак не  читал ничего, и сам не пойму. Всё какая-то суета, да бытовуха. Вот меня бабуля моя часто подгоняла, да не слушал её.
  - Послушаешь ещё! Сейчас приедешь домой с какими-то знаниями, и поговоришь. А,даст Бог, и в Храм пойдёшь с нею.
  - Поздно, дьякон. Померла она в прошлое лето. Один я теперь.
  - А родители?
  - Они давно уже умерли. Меня бабка воспитала.
  - Что ж! Царствие им всем Небесное,- перекрестившись, сказал дьякон.
  - Как ты сказал? Царствие им Небесное?
  - Да.
  - Ну и хорошо. Пусть так и будет.
Матфей улыбнулся.
  - Так и будет. И родители твои в Храм ходили, как и бабушка?
  - Не знаю. Маленький ещё был. А бабуля  всегда ходила... Плохо одному, дьякон. А про Библию расскажи, мне, правда, интересно. Где я ещё узнаю. Бабулю свою я никогда не слушал. Просила она меня почитать ей, но я и в руки то не брал, вдруг, кто увидит, да и до того ль парню молодому! А сейчас интересно. Расскажи, Матфей.
  - У человека всегда много вопросов к существованию Мира. И в Библии на эти вопросы есть ответы. Это просто если объяснить. А вообще Библия это священная книга христианской религии, запись Божиих откровений человеку. Проще говоря, это книга божественных указаний,написанная под водительством Бога-людьми, жившими в разное время. Это и философия, и наука, и поэзия и пророчества. В неё входят Книга Ветхого Завета и Книга Нового Завета.
  - А Евангелие?- удивлённо спросил Пётр.
  - Так вот Евангелие это и есть Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа, где находятся сведения о Его жизни. Туда также вошли Послания апостолов.
  - А что в них, в этих Посланиях?
Матфей улыбнулся.
  - Ты хочешь, чтобы за короткое время я тебе объяснил то, что не объяснишь даже за всю жизнь? Скажу одно: В Библии есть ответы на все вопросы, которые волнуют человека.
  - Например: "Есть ли жизнь после смерти?" Да?- спросил Пётр.
  - Да. И зачем мы пришли, и зачем надо верить в Бога, и исполнять Его заповеди. И многое, многое другое. Если ты хочешь, я тебе дам почитать Библию сейчас.
По мере разговора, глаза Петра становились всё задумчивее и строже.
  - Ты что её всегда с собой возишь?
  - Всегда со мной,- ответил дъякон.
  - У меня вопросов много накопилось к этой жизни. А спросить не у кого. Может ты мне ответишь?
  - Ты не торопись. Ответы на твои вопросы надо ещё суметь найти. "Имеющие уши, да услышат"
  - Это Христос сказал?
  - Да. Господь своим ученикам часто говорил притчами, и если они не понимали, упрекал их, и просил иметь уши духовные, чтобы понять эти притчи. Но я же рядом пять дней, спросишь. Что смогу объясню.
  - А что? И ты не всё знаешь?
Матфей улыбнулся.
  - Я простой человек. Знаю немного больше обычного. Спрашивай, посмотрим.
  - А вот ты сейчас можешь мне ответить на вопрос:"Что такое Вера?"

Диакон молча смотрел  в окно, на серые, невспахонные поля,и сказал:
  - Вот поле. Огромное бесконечное, серое. Над полем нависли тучи. И сейчас будет гроза. С ливнем, молнией и громом. А ты в этом поле маленькая букашка. И идёшь под этими грозами и ливнями, а тебе ничего не страшно. И ты ничего не боишься. Потому что впереди Господь! И ты, маленькая букашка, знаешь, что тебе ничего не страшно только оттого, что с тобою Господь. И он не оставит тебя, и вытащит из-под любого  обвала, обрыва,  потока и спасёт тебя. Вот что такое Вера! Понимаешь?
    Пётр смотрел  в окно на поля, и представил себя маленьким, маленьким в этом огромном пространстве земли. И стало немного страшно. "А с Верой значит не страшно ничего",- подумал он, а вслух сказал:
  - Надо же, как всё интересно. Почему-то меня волнует то, о чём ты говоришь. Да так волнует, что на сердце тепло. Дай мне, пожалуйста, Библию. Сейчас прямо.
  - Ну что ж, начинай, с Богом, Пётр. Пошли.

    Мужчины зашли в купе, и запрыгнули на верхние полки. Дьякон достал Библию, передал её Петру.
  - А откуда начинать лучше?- спросил он у Матфея.
  - Начинать надо всегда с начала, а то что непонятно будет, я подскажу.
Пётр открыл первую страницу. В это время вернулись из ресторана подвыпившие попутчики.
  - Ты что же, Петька, даже не опохмелился?- спросил Валентин Павлович.
  - Не трогай меня, дядя, я занят. И я тебе не Петька, а Пётр!
  - Ох, ты! Поповская пропаганда вещь сильная,- засмеялся  "дядя".
Олег ухмыльнулся:
  - Сильная вещь для слабых! А не для сильных. Я вот никогда не поддамся этому. Никогда. Подумаешь, Вера! А вот ты мне ответь, дьякон, почему всем, пришедшим к Вере, не везёт в жизни?
  - Уж так и всем?- спросил Матфей.
  - Всем, кого я знаю. В своём окружении. Вроде и в церковь ходят, и молятся, а то одно, то другое, как говориться "то холера, то чума". Да как же так? А ещё и того пуще, одному известному актёру в нашем городе пришла мысль в церковь сходить и покреститься. Покрестился. А через год умер. Где же правда? В чём суть?
    Матфей спрыгнул с полки, и сел у входа в купе.
  - Я не могу вам ответить конкретно по каждому вопросу. Я не старец. Но этому актёру очень повезло.
  - Повезло, что в сорок лет в ящик сыграл?
  - Повезло, что перед смертью покрестился. Если бы не сделал этого, тяжко бы пришлось ему после смерти. Так тяжко, что мы и не знаем таких мучений, и не ведаем, какие они бывают страшные: круги очищения от земных грехов.
  - Запугивания идут! Чистые запугивания, - воскликнул Олег.- Где доказательства?
  - Доказательств ищут язычники,- спокойно сказал Матфей,– христианин не ищет никаких доказательств. Он просто верит. И знает, что за грехи наши идёт расплата.
  - Да ничего там нет! Всё одно болтовня!- сказал Валентин Павлович. – Что вы, верующие, всё носитесь с этим посмертием? Умер и темнота. Сон без сновидений, и что тут спорить.
  - Что ж. Каждому даётся по Вере. Известный факт. Помянующий темноту- темноту и получит. И скажу вам: лучше бы было и не родиться тому человеку, который не верит в Бога,- строго ответил Матфей.
  - Опять он запугивает!- закричал Олег.
  - Нет. Не запугиваю. Напоминаю. И обязан это делать, как священнослужитель.К этому призвана душа моя. Прошу простить меня, братья, может быть я резко напоминаю вам о том, что должен знать каждый но сказано: "Человек, ты был предупреждён на Земле!" Не я начал эту тему. И не я задавал вам вопросы. Вы задали, я ответил.
  - Интересно ты отвечаешь,- сказал Валентин Павлович,- действительно как будто пугаешь. Ты скажи с чего вот, к примеру начать, если вдруг я поверю, что за смертью есть жизнь, но главное, если поверю, что там расплата есть за земную жизнь. С чего начать?
  - Если ты не крещённый надо креститься. Потом исповедоваться и причащаться. А в светской жизни надо пытаться поступать по совести, а не ситуации.
  - Ну, совесть разная бывает, к примеру,- иронично сказал Валентин Павлович.
Матфей недоумённо пожал плечами:

  - Разве? А мне думается, что совесть всегда одинакова. Она либо есть, либо её нет. Неужели это не ясно? Теперь я отвечу вам Олег, вы спросили почему верующим так не везёт в жизни, и зачем они тогда молятся.Об этом нельзя говорить однозначно. И не зависит это от  количества приходов в Храм и от неустанной или временной молитвы. И молятся не для того, чтобы просить земные блага, а для того, чтобы самому очиститься от греховности и чтобы призывать благодать на округу, так как мир наш подвластен тёмным силам, и его надо очищать.
     И верующему человеку это понятно так же, как и то, что без Литургий Мир наш давно бы рухнул. Всё это я говорю словами примитивными и доходчивыми нарочно, чтобы донести до вас суть ВЕРЫ. Господь сказал: "Кто хочет идти за мною отвергнись себя, возьми свой крест, и следуй за Мной!"
     Истинный христианин знает что крест - это тяготы и скорби, печали и слёзы, а не фанфары и материальные блага. Крест так сращён с христианином, что где христианин там и крест, а где нет  э т о г о креста, там и н е т христианина. То есть где испытания и скорби, там и крест. Ведь задача верующего очистится от врага сильного и тёмного. А как же этому быть без ран и без борьбы? Вот и ответ на ваш вопрос, Олег.
   - А что же ты от креста своего бежишь?- спросил Валентин Павлович.
   - Я уже ответил на ваш вопрос. Бегу я от грехов человеческих, от искушений, а не от креста своего. И имею на это полное право. Мой крест при мне. И на мне. И ответ перед Господом буду держать я сам.
   - Интересный ты человек, дьякон Матфей. Первый раз я вот так запросто говорю со священнослужителем, хотя и бывшим, выходит. Ты ведь теперь птица свободная. Ты теперь не дьякон?
   - Сана с меня никто не снимал. А с духовным моим отцом  долгие были разговоры. Мой уход он благословил. А там как Бог даст. Вернусь на службу в церковь, буду опять дьяконом. Буду жить в скиту, буду отшельником. Как Господь распорядится, так и будет.

Неожиданно заговорил Валентин Павлович:
   - Лет 15 назад, аккурат после начала перестройки, стали появляться всякие свободные статьи о православной жизни. Храмы стали восстанавливать, и тому подобное. Так вот, прочитал я тогда статью в "Известиях". Как называлась, не помню. Помню одно: там отвергались все четыре Евангелия, которыми пользуются православные две тысячи уже лет. И якобы, даже и не было того, что в них написано. А приводилось пятое. От некоего Фомы. Нашли его где-то в раскопках, якобы. И он, этот Фома писал, только то, что говорил Иисус. Не о каких его исцелениях и о его жизни нет у Фомы. Только Его проповеди, и даже что-то с космосом там связано. Ну и вообще всё там по другому. Я то никакие не читал, а вот теперь вспомнил. Ты вот и объясни мне. Что это вообще то?

      Глаза Матфея были чистыми, как глаза ребёнка. Он посмотрел на Валентина Павловича  и улыбнулся.
    - А зачем вам это?
    - Да так, ради любопытства.
    - Любопытство – не дело Божие. Это всё от лукавого. Я же просто верю. И знаю, что истинный христианин не будет копаться, исследовать, научно доказывать, сравнивать,"уличать" святые книги." Ибо : С в я т ы н я  поругаема не бывает. Вера - это тихое деланье Правды. Что мне до происков лукавого? Это он вносит разногласие, и уводит от главного, от цели Всевышнего. А цель проста - освобождение от низшего. Низший же не хочет этого и вносит распри, и разбирательства.Отцу лжи - на руку наши метания. Он выигрывает время. Так ему кажется, что он выигрывает. Никогда он его не выиграет, ибо, сразу же его и проиграл, восстав против Создателя.

   - Ты говоришь как-то непонятно,- насторожился Олег.- За тобой  мыслить не успеваешь. Попроще то можно? Кто такой отец лжи?
     Отец лжи - это падший ангел. Дух зла. Сатана.
   - И почему же он проиграл, если по твоим же словам, наша земля в его власти.
   - Пока. Пока в его власти. Все стремящиеся к Свету, должны объединяться. Должны молиться и прогонять зло. Ну, как же это непонятно? Ведь всё так просто! Белое и чёрное. Высокое и низкое. Неужели не видно разницы на нашей Земле: между солнцем и луной, между низом и верхом? Такова же разница между Светом и тьмой. Они никогда не пересекутся. Тьма просто растворится. Изыдет,  п р о п а д ё т пропадом, сгорит в огненном озере! Только надо бороться! Свет это вечное блаженство, это вечная живая жизнь.
     А для того, чтобы достичь блаженства, нужно здесь, на Земле прогонять зло.
А не сидеть, сложа руки. Не надо пить, блудить, лгать, лицемерить, льстить. Надо помогать слабым, и молиться. И верить в Господа. Верить в то, что победит Правда и Добро. И тогда мы все придём к вечному Блаженству. Мы придём к Правде!
А Правда это БОГ! Важно только одно, чтобы слово Божье звучало внутри вас.

     Попутчики молчали. Но напряжения в воздухе не было. И Валентин Павлович и Олег удивлённо смотрели на дьякона. И не знали что спросить. Его страстная речь была им незнакома. Такого они ещё нигде не слышали.В это время ярко засветило солнце. И блики его заиграли на стенках купе. Пётр лежал на второй полке, и держал Библию в руках, крепко прижав её к груди.
     Матфей уселся опять на диванчик, и сказал с улыбкой:

   - А что до Евангелия от Фомы, так мне это неинтересно. Я не знаю, что он пишет. Я знаю, что в четырёх известных Евангелиях, есть одно: Слово Божье, которое меня исцеляет. И  ясность в уме поселяется тихой птицей. А ясность эта в том, что Господь жил на Земле и призывал любить друг друга, и прощать врагов своих. И я иду за Ним, и несу свой крест, и просто верю. Просто, как ребёнок, который до конца и безгранично верит своему отцу.

     Этот вечер в купе много молчали. И только иногда, вдруг, к Матфею обращался тот или иной попутчик, задавая свои сокровенные вопросы, которые накопились за большой период этой земной, часто непонятной жизни. И вопросы эти были настолько серьёзными и душевными, что только священнослужитель и мог на них ответить вполне.   
               
     На пятые сутки поезд подходил к станции "Благовещенск".
     Матфей, собрав свой небольшой скарб, стал прощаться с попутчиками.
   - Простите, братья, если обидел вас чем, и не поминайте лихом. Спасибо вам за то, что слушали меня и не прогнали.Спаси вас Господь! Прощайте. Всегда буду поминать вас в своих молитвах. Храни вас Господь. Тебе, Пётр, дарю свою Библию. Учись парень. Оставайтесь с Богом.

     Дьякон поклонился попутчикам и вышел из купе. В это время с верхней полки спрыгнул Пётр,он распахнул дверь, и закричал:
   - Матфей, подожди! Я с тобой.
     Побросав свои вещи в рюкзак, он пошёл за Матфеем. Ошеломлённые Валентин Павлович и Олег выбежали в коридор. Они стояли у окна и широко открытыми глазами смотрели на вышедших из вагона попутчиков. Валентин Павлович потянул рычаг оконной ручки вниз. В глазах засверкали слёзы.
   - Пётр, сынок! – закричал он из окна, - ты чего же надумал? Как это так неожиданно? Ты ж молодой совсем. Поживи хоть вволю. У тебя деньги то есть?
     Валентин Павлович шагнул в купе, и начал искать кошелёк.
   - Хоть сколько им дам, где же они деньги то возьмут, надо же как-то жить, на подаяние не проживёшь!
     Поезд тронулся. Не зная какую сумму лучше дать, Валентин Павлович выбросил в окно весь кошелёк.
   - Помолитесь за меня, ребятки!
     Матфей поднял кошелёк, и низко поклонился.
   - Спаси тебя Господь, раб божий Валентин. Помолюсь, не сомневайся. Ты только в Храм иди, да покрестись, хоть и на старости лет! А потом и умирать будет не страшно!- кричал Матфей вслед уходящему поезду.
     И вот вокзал скрылся в дымке тумана. Сидящие в купе Олег и Валентин Павлович долго молчали. Они были потрясены, и не знали, как принять всё, что произошло за время путешествия. А то, что произошло сейчас, когда Пётр ушёл за дъяконом, ввергло их в полный необъяснимый шок. 
     Уже на закате заговорил Валентин Павлович:
   - Петька то исхудал как.
     Олег покачал головой:
   - Так как же не исхудать, если он уже два дня ничего не кушал кроме хлеба. Что с парнем сделалось - не пойму. Матфея прямо с открытым ртом слушает. Поверил - то как!
   - Да... А я ночью вчера слышал, как он три раза повторил:"Нет ничего лучше монашеской жизни". Наверное, в Библии вычитал.
   - Не знаю. Наверное. Куда они теперь, бедолаги блаженные? Хорошо, что ты, Палыч, деньги им кинул, я вот не догадался. И где их теперь искать?
   - А зачем их искать?
   - Да и сам не знаю. Интересно этот Матфей говорит. Может и правда почитать Евангелие? Надо купить.
   - А ты крещённый?
   - Обязательно! И даже в церковь пару раз ходил.
   - А я не был.
   - Никогда?
   - Никогда.
   - Но теперь надо. Тебе же Матфей сказал, что-бы ты покрестился.
   - А ты где живёшь, Олег? В каком районе?
   - В Кировском. На Петренко.
   - Так мы соседи! Я на Воскресенской 110. Может вместе пойдём в церковь? Я один как-то... А вдвоём ... А?
   - Что неужели креститься будешь?
   - Буду. Матфей просил меня.
Олег посмотрел в окно, и потянул носом.
   - Весной пахнет. Даже через окно!
   - Ну, так пойдём? - волнуясь и краснея, спросил Валентин Павлович.
   - Пойдём, пойдём, Палыч! Как приедем, так и пойдём. Обещаю тебе.
   - А может, и ребят там увидим? Вдруг они зайдут в наш город когда-нибудь...- печально вздохнул Валентин Павлович.
   - Даст Бог, и зайдут...даст Бог и увидим,- ответил Олег.