МИЛОСТИ ПРОСИМ
И на милость разум нужен
Нодар Хатиашвили
– Кинга, где ты? – поинтересовалась хорошо ухоженная женщина, которой с виду не дашь больше пятидесяти лет, входя в комнату без стука,
– Здесь я, – вставая с кровати и поправляя волосы, тихим голосом отвечала пожилая женщина. – Ева, какая ты молодец, что заглянула, я так…
– Ты больна?
– Нет!.. С утра жду… немного устала, и прилегла…
– А почему отдыхаешь не в качалке?.. – глядя на смятую кровать, поинтересовалась Ева, ища взглядом любимую качалку Кинги. – Что-то я её…
– Да не нужна она мне больше, – перехватив взгляд подруги, как бы оправдываясь, проговорила Кинга… А сыну после работы она необходима…
– Сына ждешь?
– Нет!.. Вру, конечно, жду, хотя...
– А почему дверь открыта?
– Может, соседская кошка заглянет…
– Дожили…
– А чего ждать от поколения, которому запрещали ходить в церковь?
– Ну, положим, никто не запрещал. Кто хотел, тот и ходил…
– Не может быть!?
– Да, вот так! Кинга, мы с тобой преподавали в одной школе. Ни мне, ни Жоке, ни Эстер никто не запрещал ходить, и наша директриса знала об этом.
– Не знаю, не знаю, мне кажется…
– Мало чего тебе кажется… Вопрос о церкви, как выражались раньше, не стоял на повестке дня в школе, поэтому и не помнишь.
– Возможно, – примирительно произнесла Кинга, поглаживая плечо подруги, почти прозрачной кистью.
– Да, кстати, в прошлое воскресенье я видела твоего сына в церкви.
– Не может быть!
– Может, может…
– В какой?
– В Уйлаки
– Ты не ошиблась?
– Думаю, нет… – промолвила нерешительно Ева, однако видя, как сникла подруга, не могла сказать, что даже говорила с её сыном, который уверял, что непременно после церкви навестит мать. Взглянув на часы, она заторопилась:
– Кинга, ты прости, мне надо бежать за внуком, тебе ничего не надо?
– Нет, дорогая! Мне достаточно посмотреть на тебя, такую энергичную, полную жизни, и я оживаю…
– Оживешь, ещё больше оживёшь, когда мы с тобой посидим в «Жербо» и вспомним, как мы когда-то веселились, – обнимая подругу, растроганно проговорила Ева. – Ну, я побежала.
В дверях поцеловав подругу, она не оглядываясь, дабы не выдать возмущения, кипевшего в ней, всё твердила: «Значит, обобрал до ниточки. Даже любимую качалку у матери взял… Эх!!!».
Первого после посещения Евы воскресенья Кинга дождалась с трудом, несмотря на то, что дни были заполнены приготовлениями к встрече с сыном. Конечно, встреча, должна быть случайной, а для этого было необходимо побывать в церкви и хорошенько осмотреть её, узнать, в какие часы там проходит служба, выбрать удобное место для обзора и многое другое. Среди находящихся в церкви людей, которые преображались, входя в неё, она вдруг почувствовала, что кощунствует. Они пришли пообщаться с Сыном Божьим, а она со своим сыном…
Солнце ещё бледное от сна, ещё спокойное от увиденного на Земле, лениво всплывала из-за горизонта.
Кинга всё время поглядывала на часы. Однако их стрелки почти не двигались. Женщина старалась делать всё медленно, но почему-то получалось все равно быстро. Она чуть не расплакалась от обиды, но какое-то чувство подсказывало ей, что сегодня надо выглядеть как можно лучше, поэтому надо взять себя в руки. Она села, закрыла глаза, заставляя себя вспомнить какие-нибудь радостные моменты в своей жизни. Всё радостное в её жизни было связанно именно с сыном и школой. Она почти успокоилась. Вдруг вспомнила злобное лицо и шипящие словам невестки: «Уй! какая гордая… Приползёшь, не прощу!..» Она встала, и больше не глядя на часы, вышла из церковь.
Багровые лучи заходящего солнца так отражались в окнах дома, будто там пожар. Простояв у церкви весь день в ожидании, уставшая, голодная, разбитая, Кинга побрела домой.
Однако Кинга продолжала ходить к церкви. В один из воскресных дней, после вечерней мессы, стоя у выхода из церкви с опущенной головой и протянутой рукой, Кинга услышала:
– Мама, ты, что здесь делаешь!?
– Жду твоей милостыни! – едва шевеля губами от радости и усталости, прохрипела Кинга.
Уйлаки - название района в Будапеште