Глава VI
Ощущение холода и сырости привело Ричарда в себя и он с удивлением увидел Эриксо, которая, стоя перед ним на коленях, вытирала еку лицо мокрым полотенцем.
– Скорей! Вставайте скорей! Нам надо бежать, а у нас в распоряжении всего только два часа времени, чтобы покинуть пирамиду, – отрывистым голосом говорила молодая девушка. Она была бледна, как смерть, глаза ее пылали, а руки дрожали. За поясом у нее был заткнут таинственный нож, разрушивший чары.
Ричард инстинктивно чувствовал, что ему грозит какая–то опасность. Он встал, но голова его была так тяжела, а ноги так слабы, что он прислонился к стене, пытаясь собраться с мыслями. Он помнил, что ходил по террасе арабского дворца, как вдруг раздался удар грома – и все кругом него исчезло.
Эриксо не дала ему времени долго раздумывать.
– Идите же! Или вы хотите навсегда остаться здесь пленником? – вскричала она, сильно тряся молодого человека за руку.
Слово «пленник» сразу вернуло Ричарду присутствие духа и энергию. Он быстро выпрямился и последовал за Эриксо. Через несколько минут он очутился в пустыне, недалеко от пирамиды, к которой его поспешно влекла его проводница.
– Что вы делаете? Нам нужно бежать в противоположную сторону! – вскричал Ричард.
– В эту сторону мы не можем бежать. Магический круг, в который заключил вас Аменхотеп, не разрушен. Нам нужно выйти тем путем, каким вы вошли сюда. И сделать это нужно раньше, чем настанет день, – ответила Эриксо, ускоряя шаги.
Когда они подошли к полуразрушенному входу в пирамиду, Эриксо вместе с Ричардом проскользнули туда. В одном из коридоров молодая девушка нажала пружину и открыла дверь, скрытую в стене. Освещая себе путь факелом, они спустились по бесконечной лестнице и через вторую дверь проникли в длинную, слабо освещенную галерею, с нишами по бокам. Ричард узнал эту галерею. Несколько минут спустя, они очутились в круглой зале, где он и его спутник сложили вещи, привезенные ими из Александрии для раскопок. Там еще лежали в куче кирки, веревки и фонари, а рядом с ними, прислонясь к стене, стоял расстроенный Бэр.
– Что такое делается? Куда мы идем? Кто такая эта барышня, которая привела меня сюда и уверила, что мы выйдем из этой мышеловки? – вскричал профессор, подбегая к Ричарду.
Ричард хотел ответить, но нетерпеливая Эриксо на первом же слове лихорадочно перебила его.
– Вы поговорите после! Теперь же минуты дороги! – вскричала она, беря в углу шкатулку и пряча туда магический нож.
Затем она завернулась в темный плащ – и все двинулись в путь.
Лодка стояла на своем месте, и беглецы спустились в ней по каналу. Затем они прошли коридор и в небольшой зале увидели таинственного привратника, который сидел за столом и работал. Бэр и Ричард вздрогнули. Они думали, что все погибло, но Эриксо смело подошла к нему, прошептала несколько слов и показала кольцо, украшенное ослепительно блестевшим камнем.
Страж молча встал. Они прошли сначала коридор, затем узкое отверстие открылось – и все трое очутились снаружи, близ памятника, стоявшего между лап сфинкса.
Перед ними расстилалась пустыня. Хотя была еще ночь, но свежий ветер предвещал приближение утра.
– Наконец–то мы свободны! Но что мы будем теперь делать? – вскричал Ричард, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух.
– Прежде всего нам необходимо уйти отсюда и как можно скорей добраться до Александрии, – ответила Эриксо.
– Ты боишься, что Аменхотеп станет нас преследовать?
– Не сейчас! На него пал возвратный удар разрушенных чар и лишил его сознания. Но это бессилие быстро пройдет, и тогда я предпочла бы быть подальше от его рук!
Снова двинулись в путь. Но когда настал день, все трое почувствовали такое утомление, что должны были остановиться, чтобы хоть немного отдохнуть.
Сначала они молча лежали на земле, погруженные в свои мысли, но благодаря живости натуры, профессор скоро вернулся к практической деятельности.
– Послушайте, Леербах, и вы, любезная барышня – наша освободительница! Нам необходимо обсудить, как добраться до Александрии или хоть до Каира! – вскричал он, выпрямляясь. – Предприятие это нелегкое, во–первых, по причине наших костюмов, очень элегантных, конечно, для времен Амасиса, но слишком… воздушных для нашего времени. Кроме того, у меня нет ни гроша, и я полагаю, у вас не больше моего.
Тут в первый раз взглянул Ричард на свои плетеные сандалии, на свою примитивную тунику с короткими рукавами и несмотря на тяжелое положение, расхохотался. Одна Эриксо, с ног до головы закутанная в темный плащ, не выдавала своего костюма.
– Действительно, в таком костюме нас примут за сумасшедших и заберут. Относительно же денег я нахожусь в таком же положении, как и вы, и, право, не знаю, что нам делать! – полусмеясь, полуозабоченно сказал Ричард.
– В денежном отношении я надеюсь вывести вас из затруднения, – с улыбкой заметила Эриксо. – Денег, правда, у меня нет, но есть несколько драгоценностей, которые я нарочно захватила и которые должны представлять из себя довольно солидный капитал.
Эриксо откинула плащ. Из под него брызнул целый каскад разноцветных огней, окружавший ее сверкающим ореолом и исходивший от обруча, украшавшего ее лоб, от ожерелья в пять рядов, от пояса и браслетов. Ричард и профессор, как очарованные, смотрели на эти древние драгоценности, чудной работы, украшенные баснословной цены камнями.
– Но на вас надето, если не царское, то княжеское состояние! – вскричал профессор. – Что за жемчуг! А эти изумрудные подвески, в виде груши, украшающие диадему и ожерелье, – ведь им нет цены!
– Это мало утешает меня! Признаюсь, я рассчитывала продать эти драгоценности, чтобы мы могли одеться и уехать из Египта.
– Для этого вполне достаточно кольца или одного подвеска. В настоящую же минуту я советую убрать это сокровище в шкатулку подальше от нескромных глаз, – заметил Бэр.
– Пожалуй, вы правы! – ответила Эриксо.
Сняв с себя драгоценности, она уложила их в шкатулку. Кольцо с великолепным сапфиром она подала профессору.
– Этого будет достаточно?
– Без сомнения! Если вы доверите мне кольцо, а также одолжите ваш плащ, я берусь сходить в Каир: кольцо продам, а нам куплю платье, считая в том числе и меня, если только вы позволите мне быть временно вашим должником.
– Вы меня обижаете подобным вопросом. Мы будем обязаны вам за громадную услугу, которую вы нам окажете. Только где же нам дожидаться вашего возвращения? Здесь, во рву, не особенно–то удобно.
– Досадно, что наши проводники исчезли с палаткой и со всеми припасами! – заметил Ричард, с глубоким вздохом.
– Они не могли нас дождаться! Я полагаю, что мы провели не менее двух недель в этой проклятой пирамиде. Но вот что я вам предложу: в прошлом году я принимал участие в производившихся здесь раскопках, и по этому случаю часто заходил в лачугу одного старика–феллаха, которая недалеко отсюда. По моей просьбе, старый Селим приютит вас до моего возвращения, и никто не увидит ни вас, ни драгоценной шкатулки.
Предложение было единодушно принято, и несколько часов спустя Ричард и Эриксо устроились в убогой хижине старика. Селим же отправился вместе с профессором в Каир, чтобы помочь нести оттуда покупки.
Когда профессор и феллах ушли, Ричард хотел было обсудить с Эриксо их будущую судьбу, но она была так утомлена и расстроена, что он счел необходимым дать ей немного отдохнуть и посоветовал уснуть, чтобы быть в состоянии продолжать путь, когда вернется Бэр.
– Нам ведь надо торопиться, так как, может быть, Аменхотеп уже пришел в себя, – прибавил он.
– Ну, нет! Обрушившийся на него удар так силен, что ему понадобится еще много времени, чтобы совсем оправиться. Впрочем, дело не в том. Меня пугает его близость, и я хочу как можно скорее уехать, – ответила Эриксо, ложась на охапку лежавшей на полу травы и закрывая глаза.
Леербах скоро заснул, но Эриксо была слишком взволнована, чтобы спать. Ураган мыслей бушевал в ее голове. Что ждет ее впереди? Что будет с ней, – одинокой на белом свете, без имени, без законного положения? Ричард, по–видимому, ее любит, то есть, вернее, он любил Tea; но Tea умерла. Да и могла ли она верить любви человека, которому достаточно было нескольких месяцев, чтобы забыть ее и жениться на другой. А эта, другая, была Нуита, которую он всегда предпочитал ей! Нуита же, ставши Альмерис, не пожелала его и предпочла небесное блаженство скоропреходящим радостям земным.
Даже если она выйдет замуж за Ричарда, счастье ее отравлено. Как черная и грозная туча стоял на ее жизненном пути ужасный Аменхотеп. Она слишком хорошо знала его, его страсть и ревность, и понимала, что он явится снова и постарается овладеть ею. О! Как она ненавидела этого колдуна, сделавшего из нее свою рабу и своим знанием тайных сил природы бесконечно продолжавшего их жизнь!
В эту минуту она страстно жаждала смерти, как освобождения. А он – этот ненавистный ей человек – хотел еще сделать ее своей женой, чтобы иметь от нее наследника своего преступного и тиранического знания! Эта мысль вселяла в нее ужас и отвращение.
Нет, этого никогда не будет. Она всегда боролась со своим господином; и она, слабая и невежественная пылинка, по сравнению с ним, победила. Теперь она снова ускользнула от него почти в ту самую минуту, когда он хотел сделать ее своей женой. Она видела приготовленный ей кубок, содержимое которого должно было навсегда связать ее, внушив ей страсть к Аменхотепу.
Но недаром же она была ученицей мага. Недаром она изучала, шпионила и высмотрела не одну из его тайн. Часть магического ритуала была ей известна; она знала какие средства употреблял он для воспроизведения или уничтожения своих эфемерных созданий и для вызывания из пространства существ, которыми он населял свои творения. Ей удалось даже пробраться в самое тайное святилище Аменхотепа и захватить с жертвенника священный нож и кольцо мага. Эриксо знала, что никто, кроме Аменхотепа, не прикасался к этим вещам, и что пока она владеет ими, она достаточно вооружена против своего повелителя. Но несмотря на такое убеждение, ее давило чувство ужасного одиночества и сознание своей беспомощности. Закрыв лицо руками, Эриксо горько зарыдала. Истощение однако взяло свое; поплакав вдосталь, она забылась и крепко заснула.
К вечеру следующего дня прибыл Бэр. Он был изящно одет и находился в самом лучшем расположении духа. С собой он привез пакет с полными костюмами для Ричарда и Эриксо, которые проснулись незадолго до возвращения профессора. Прибытие Бэра развлекло, а его юмористический рассказ о путешествии окончательно развеселил их.
Час спустя все уже превратились в европейцев. Простое черное платье и маленькая соломенная шляпка великолепно шли Эриксо. Но, несмотря на безукоризненно изящный костюм, вся фигура Эриксо дышала чем–то странным и экзотическим, что привлекало к ней внимание путешественников как в Каире, так и в поезде, который увозил их в Александрию.
Леербах и профессор тревожились относительно своих дел, и были крайне поражены, когда еще в Каире узнали, что их отсутствие продолжалось шесть месяцев, а не две недели, как они предполагали. Действительно, в фантастических подземельях пирамиды времени, казалось, не существовало, но в реальном мире их, без сомнения, могли счесть погибшими, а такое убеждение влекло за собой весьма нежелательные последствия для их личных дел.
Однако, все обошлось гораздо лучше, чем они ожидали. Флегматичная вдова, заведывавшая хозяйством профессора, слишком привыкла к эксцентричным выходкам Бэра, чтобы тревожиться его отсутствием, и спокойно ожидала его возвращения; верный же Фридрих решил в течение года хранить неприкосновенной комнату, которую занимал его господин. С этой целью он воспользовался значительной суммой, полученной из Германии, которую барон разрешил ему расходовать в свое отсутствие.
Итак, Ричард нашел все в том же виде, в каком оставил. Увидев на столе таинственное пресс–папье, Эриксо вздрогнула и, указывая на него, заметила тихим голосом:
– Вот копия того сфинкса, который ты некогда изваял! Здесь, в цоколе, должна лежать рука Валерии, сохранившаяся, как живая, так как, отрезав ее, Аменхотеп пропитал ее веществом, сохраняющим всякому телу жизненный вид.
Эриксо приблизилась и хотела привести в действие пружину, но Ричард остановил ее.
– Оставим в покое прошлое, Эриксо! Теперь нам надо подумать о будущем и принять какое–нибудь решение, что я и рассчитываю обсудить, как только мы немного оправимся и нравственно, и физически.
Вечером пришел Бэр, и все трое пили чай в комнате Эриксо. Профессор чувствовал себя прекрасно, ел и пил за двоих, шутил и посмеивался над их экспедицией.
– В этой пирамиде мы были похожи на калифа и его визиря, которых волшебник превратил в аистов, – со смехом повторял он. – Одно, что мне хотелось бы знать, это – почему Эриксо, сумевшая вывести нас, сама оставалась там?
Горькая усмешка скользнула по лицу молодой девушки.
– Куда же могла бы я деться – одна, без законного общественного положения? – ответила она. – Впрочем, вся моя жизнь так необыкновенна, и вы ведь сочли бы меня за сумасшедшую, если бы я сказала вам, что жила еще во времена Амасиса, что я спала целые века и проснулась в Александрии во времена римского владычества и что в настоящее время я нахожусь все в том же нетленном теле?
Бэр, слушавший с видимым волнением, нервно поправил очки.
– Шесть месяцев тому назад я безусловно счел бы необходимым посадить вас в дом сумасшедших. Теперь же, после моего пребывания в пирамиде, я не смею ничего ни отрицать, ни утверждать.
Дня два спустя, в послеобеденный час, Ричард и Эриксо были одни; барон ходил по комнате, в нервном волнении, и остановился наконец перед молодой девушкой, задумчиво сидевшей на диване.
Как она была похожа на Tea и вместе с тем это была совсем другая женщина, гораздо красивее и очаровательнее.
На девственном челе Эриксо лежала печать пережитых веков. Но кто бы ни была она, Tea или Эриксо, ее вид производил на него удивительно чарующее впечатление.
Сев рядом с ней, Ричард крепко пожал ей руку и сказал:
– Эриксо! Нам необходимо объясниться и принять какое–нибудь решение. Молодая и красивая, – ты не можешь жить одна; я же не могу быть твоим законным покровителем, если ты не будешь моей женой. Ты знаешь, что я люблю тебя, как любил Tea, и что мое самое горячее желание – жениться на тебе, если…
Она резко вырвала у него свою руку.
– К кому же относится твоя непостоянная любовь: к графине Tea, которую ты так скоро забыл для дочери трактирщика, или к Эриксо, которую ты дважды принес к жертву – Нуите и Валерии? – с горькой усмешкой прибавила она.
Странное чувство двойственности пробудилось в сердце Эриксо. Ревность и глубокая обида, нанесенная Tea, боролись в ней с дикой и упорной любовью, какую греческая рабыня питала к молодому скульптору, внушившему ей к себе собачью привязанность, заставляя вымаливать свою любовь и переносить дурное обращение.
Ричард побледнел. Воцарилось молчание.
– Твой упрек заслужен, хотя и несправедлив, – сказал он, хмуря брови. – Ты забываешь, что Рамери любил Нуиту еще тогда, когда и не подозревал о существовании Эриксо, которая, однако, самовольно вмешалась в мою жизнь, изменила течение моей судьбы и необдуманно затронула великие оккультные силы, которые поражают нас и до сего времени. Поэтому вполне естественно, что моя любовь снова проснулась, когда я встретил, хоть и под иной оболочкой, ту, которая первая овладела моим сердцем. Ты же, Эриксо, всегда производила на меня глубокое впечатление своей красотой и своим умом. Я ценил твою любовь ко мне и, со своей стороны, искренно люблю тебя, как любил Tea. Теперь я скажу тебе то, что предполагал сказать Tea. Да, я любил Альмерис и женился на ней, чтобы осветить последней радостью умирающий цветок. Смерть порвала узы, связывавшие нас, и она сама предпочла свободу пространства жизни со мной. Итак, я вправе предложить тебе мою любовь и мое имя, если только ты пожелаешь принять их.
– О! Если бы я могла изгнать вас, адские воспоминания! – прошептала Эриксо, сжимая голову обеими руками.
Ему стало глубоко жаль ее. Ричард с любовью привлек ее к себе и поцеловал.
– Бедная моя! Забудь же прошлое и старайся найти счастье в настоящем.
Эриксо безмолвно прижалась головой к его груди. С минуту оба молчали. Затем Эриксо выпрямилась. Слезы блестели у нее на глазах, но на лице играла счастливая улыбка.
– Ты прав, Рамери! К чему отравлять настоящее воспоминаниями о прошлом? Допустим теперь, что я соглашусь быть твоей женой, кого же поведешь ты к алтарю? Ведь у Эриксо нет имени; она вышла из пирамиды, постарев на тысячи лет. У нее нет ни семьи, ни родных, ни законных бумаг. Как помочь всему этому?
– О! Это сделать очень легко. Я уже говорил об этом с Бэром, и мы решили, что он удочерит тебя. Этого вполне достаточно, чтобы создать тебе законное положение. Другой вопрос беспокоит меня.
Ричард на минуту задумался.
– Ведь ты жена Аменхотепа?
Эриксо отрицательно покачала головой.
– Он связал меня с собой огнем пространства, но я никогда не принадлежала ему. Он дожидался благоприятного созвездия, чтобы вступить со мной в брак, но я вовремя бежала.
– В таком случае, нам остается только возблагодарить Господа и быть счастливыми! – радостно сказал Ричард. – Но успокойся же ты, маленькая ревнивица: Альмерис не опасная соперница.
Эриксо вздохнула и покачала головой.
– Я не ревную, Рамери, но так же, как и ты, боюсь Аменхотепа. Тот факт, что я не принадлежала ему, не достаточен, чтобы успокоить меня. Вспомни, как он нашел мой дух в новой телесной оболочке, вырвал его из молодого, полного жизни организма, и заставил вернуться в это тело, которое считает свои лета сотнями и которому только его знание и не дает обратиться в прах. Рано или поздно Аменхотеп найдет меня и разрушит наше счастье, так как он связал меня с собой страшной стихией. На моем пальце магическое кольцо и я не могу снять его: оно точно приросло к моей руке.
– Проклятый колдун! Он слишком долго ускользал от властей. Но я выдам эту разбойничью шайку, и как бы хорошо ни было скрыто их убежище, его найдут! – вне себя вскричал Ричард.
– Ради Бога, оставь и не бросай вызова людям, живущим в пирамиде! – с дрожью в голосе пробормотала Эриксо. – Аменхотеп ведь не один. В подземелье я видела собрание двенадцати магов. Кроме того, у них есть ученики, число которых мне неизвестно. Не навлекай же на себя их мщение. Пока я обладаю магическим ножом – сам Аменхотеп бессилен против меня. Я же постараюсь сохранить это сокровище!
Ричард опустил голову. Эриксо была права. На что мог он рассчитывать со своими обыкновенными человеческими средствами против мага, обладающего почти неограниченным могуществом и для которого не существует ни времени, ни пространства? Каково будет его мщение тому, кто осмелился похитить у него любимую женщину? Ричарда охватил ужас. Но эта слабость была непродолжительна, и он снова решительно поднял голову.
– Господь поможет нам! – энергично сказал он. – Как бы ни был велик и могущественен Аменхотеп – Господь всесилен.
– Да будет по–твоему, и да благословит Господь нашу любовь и наш союз, – с волнением ответила Эриксо.
Затем, они обсудили подробности их отъезда и будущей свадьбы. Решено было, что они уедут из Александрии в Бриндизи через три дня и что свадьба должна будет состояться в Европе.
Бэр, очень серьезно отнесшийся к своей роли приемного отца, ехал вместе с ними. Накануне их отъезда, Ричард, ездивший за покупками, встретился с Майделем. Трактирщик очень изменился и постарел. Он очень обрадовался барону и рассказал, что выгодно продал свое заведение и теперь переехал в Александрию, где окончательно и устроился, добавив, что Фивы опротивели ему после непонятного происшествия на могиле Альмерис.
– А что же случилось?
– Пять месяцев тому назад раскололся надгробный памятник.
– Пожалуйста, расскажите мне все подробности, – сказал, бледнея, Ричард.
Тут ему вспомнилась сцена; когда Аменхотеп вызывал дух Альмерис и молния расколола надгробный камень.
– Пойдемте ко мне и вы узнаете все подробности от очевидца, – ответил Майдель. – Вы помните, конечно, старого Себастьяна, кладбищенского сторожа. Он присутствовал при этом событии, и это до такой степени поразило его, что он передал свое место племяннику, а сам переезжает со мной сюда.
Взволнованный Леербах пожелал тотчас же идти к своему тестю, который жил в предместье. Туснельда и Дора встретили его с распростертыми объятиями. Обе они сильно постарели. Видно было, что смерть обожаемой Альмерис окончательно убила их.
Старик Себастьян работал в саду и тотчас же явился на зов Майделя; но видно было, что ему неприятно вспоминать это загадочное происшествие.
Наконец, видя волнение Ричарда, он рассказал, что видел.
– Я понимаю, насколько вас это интересует, господин барон; но клянусь, что при одном воспоминании об этой истории у меня дрожь пробегает по телу и что я хотел бы забыть про нее, – сказал он. – Итак, вот что мне довелось видеть месяцев пять тому назад:
У меня днем было много работы, а так как к следующему утру нужно было привести в порядок могилу англичанина, которая неподалеку от могилы вашей супруги, то я и отправился туда вечером. Луна светила ярко и работать можно было почти как днем. Я несколько запоздал, а работу непременно надо было окончить, так как вдова англичанина, хотя и известила, что приедет дня через два, но могла приехать и раньше.
Кончил я и посыпал песком дорожку, как вдруг услышал за собой свист ветра и треск, словно бы дерево горело.
Я обернулся и замер. Над могилой баронессы реяла большая, черная, как чернила, туча, испещренная точно искрами. Из этой тучи поднимался клуб желтоватого дыма. Не успел я сообразить, что бы это такое могло быть, как вдруг разразился страшный удар грома и огненная молния ударила в могилу. Голова у меня закружилась, а сильный порыв ветра меня повалил. Когда я встал, в ушах у меня шумело, я ничего уже не видел, и в ужасе убежал, думая, что разыграется страшная гроза. Однако, ничего не случилось: небо было чисто, воздух спокоен и тепел, так что положительно ничего нельзя было понять.
Племянник мой, Грегуар, тоже слышал раскат грома, но объяснил его выстрелом из пистолета какого–нибудь туриста. Я же могу поклясться, что это гром был настоящий. Когда мы утром пришли на кладбище, то увидели, что мраморная плита на могиле вашей супруги расколота и даже повреждена рука статуи ангела, а все остальные могилы целы.
Подивились мы все, а вдова англичанина так даже предположила, что мраморная плита раскололась вследствие газов, образовавшихся от разложения тела, но я считаю это вздором. Разумеется, без дьявола тут не обошлось, только как он посмел коснуться могилы нашей святой госпожи Альмерис – непонятно!
И старик перекрестился.
Рассказ этот страшно взволновал Ричарда. Простившись с семьей Майделя, он, чтобы не огорчать их известием о своей женитьбе, объявил, что уезжает в тот же день, но обещал писать и навестить в будущем году могилу Альмерис.
Когда Ричард вернулся в гостиницу, Бэр сидел у Эриксо. Он рассказал им все, что слышал, но Эриксо, казалось, нисколько не была удивлена, зато профессор забегал по комнате, как лев в клетке, трепля то свою длинную бороду, то ероша седые волосы. Наконец, остановился, и полусмеясь, полусердито сказал:
– Я потерял всякое право удивляться и сомневаться в чем бы то ни было. Все возможно! Возможно даже и то, что луна спустится к нам на стол и будет нам служить пресс–папье. Баста!
На следующий день, на заре, пароход выходил из Александрийской гавани. Стоя на палубе, Эриксо задумчиво смотрела на исчезавшую вдали древнюю землю пирамид. Будет ли преследовать ее та же роковая судьба и на берегах Рейна, какая преследовала на берегах Нила?