Я - это ты

Анатолий Алейчик
                "День первый"
Ну, здравствуй читатель!  Я постараюсь, стать тебе другом, хочу просто поговорить с тобой.  Давай сначала о женщинах.  В них, я не вижу особой притягательности, они  мне приятны и понятны до некоего предела, до сокровенности, до интима. А  после него, ни одна женщина не может называться другом, потом она претендует на более высокую ступень взаимоотношений. А моя дружба стоит многого. Я поведу тебя по неисповедимым путям своего внутреннего мира, его фантазиям, безумию, а самое главное, моей любви ко всему, что может вызвать это странное сумасшедшее чувство. Ты мистик или нет?
Потому, что я, до сих пор не знаю, кто я. Посланец света или исчадие ада. Я знаю только одно, что мне ведом страх, и этим безмерным чувством я и поделюсь с тобой на просторах моего откровения. Я уже давно живу в ладу с самим собой, чувствуя одновременно силу, как живого, так и мёртвого. Я хочу, чтобы наше знакомство было откровенным, близким и естественным. Хочешь, я сам буду задавать тебе вопросы от своего имени? Ты – это я! Я – это ты! Только такая формула может дать конечный результат нашему общению.
Мне много лет, но я бесконечно юн в прямом понимании этого слова. Я пацан, спускающийся в глубины философских доктрин и чувствующий себя там вполне комфортно. Физически я не здоров, но очень крепок.  Хотя меня может пошатнуть даже невинный лепет малыша, возможно, твоего первенца или внука. Я не фантом и вполне реально существую в этой жизни. Дважды раненый в военных баталиях, зная, что такое нестерпимая боль, боготворю её. Без этой категории моего существования, я не мог бы сейчас разговаривать с тобой так, как беседую сейчас. Имя у меня простое, русское. В моих жилах  по одной четверти белорусского, русского, польского и еврейского. Такое кровосмешение даёт мне возможность и право быть властителем дум аудитории  четырёх народов и даже стран. Я рад этому чрезвычайно. Меня могут бить русофобы, антисемиты, враги Белой Руси, и Речь Посполитая. Чем больше уколов в мой адрес, тем сильнее боль, тем прекраснее чувство причастности ко всему происходящему, тем откровеннее и сильнее я.  То, что я пишу – это для Вас, не знавших до сегодняшнего дня, что существует путеводитель по жизни, толкователь произошедшего, предсказатель будущего. Я всегда рад помочь людям и тогда возможно тебе не потребуется ножик, пистолет или петля для разруливания тупиковой ситуации. Верь в меня, ведь мы же друзья, а дружба без выгод и взаимных расчётов вечная.
«Я смуглость плеч твоих запомнил,
И аромат волос впитал,
И слабый голос твой витал
В сознании моём, я помнил…»
И знаешь, не забуду, никогда делая благие, а может и пакостные дела. Я делал записи в своей тетради. На сегодняшний день их пятнадцать тысяч, помноженные на четыре и ещё раз на пять. Это число примерное, потому что я отвечаю на поставленные вопросы, во множестве вариантов и что тебе больше подходит, выбираешь ты. Я твой раб. Ты мой повелитель в рамках одной всесильной дружбы.

                «День второй»
Ты проснулся приятель или ещё крепко спишь. Не переживай, я приду в твои сновидения, в твой иллюзорный мир. А почему только твоих? Желания людей во многом схожи. Они одинаково воспринимают, переживают, а иногда даже умирают от пережитого, когда попадают в его цепкие, прекрасные или отвратительные объятия. Знай, я всегда буду где-то рядом, возможно, даже там, где скрывается самое сакраментальное. Я твоё желание, я твоя фантазия и даже смерть. Не надо думать, что эта смерть последняя, их много, каждое сновидение может обрываться именно в тот момент, когда ты якобы умираешь. Я не дам тебе умереть. Знай, что я, в тысячный раз, готов сделать это за тебя.
Читай эти строки, если ты проснулся, помни о них на подсознательном уровне, когда ты спишь. Хочешь, я сделаю тебе приятное и ты, на минуту станешь мной. Ты бессмертен в бесконечности своих смертей. Я бессмертен потому, что реалии моих смертей, мой долг
другу, моя работа. Классно! Ну, этот умозрительный эксперимент дал тебе понять моё состояние?  А твоё, я хорошо изучил ещё задолго до нашего знакомства. Первый крик новорождённого, это твой крик, ты его не можешь помнить, зато помню я. Сначала ты вывалился от заключительных потуг роженицы в руки акушера синюшный, скользкий. Ты задыхался и не подавал никаких признаков жизни, кроме мелких судорог. Тебя быстро перевернули на живот, отхлопали по ягодицам, помассировали спинку. Всё на секунды, всё молниеносно. Вот тут у тебя и сработал дыхательный инстинкт, и ты закричал. Сначала всхлипнув едва-едва, затем в полное горло. Ты пришёл в жизнь. Я мысленно оставляю действие обрезания пуповины, отделения тебя от «рубашки». Да, да, ты родился в рубашке. Это потому, что рядом был я. Даже если бы и не было этой оболочки, которую именуют «рубашкой», ты всё равно вошёл бы в эту жизнь под знаком счастья, покровительства и процветания. Я допускаю даже тот вариант, когда,  могли бы быть применены клещи, акушер был пьян, тебе сломали ключицу, или просто уронили на пол. Даже наше уродство может и будет впоследствии великим счастьем. Всё, к чему прикасается моё я, делает увечных гигантами, малоумных – гениями, внешне не красивых, прекрасными, завораживающими своей энергетикой и харизматичностью, стойкостью и жизнеспособностью. Посмотри на меня, я, это ты. Наша с тобой внешность не имеет совершенно никакого значения.
У тебя есть жена, или муж? Почему я об этом спрашиваю, да потому, что многое происходящее с нами, зависит от этого обстоятельства. Большинство из нас стремится к этому, и, обретя, не знает путей возврата к прежней жизни. Сознание во многом корректируется обязанностями уступок, взаимных прощений, обязательных и не всегда приятных соитий. Зачатием и рождением дитя, его воспитанием, становлением личности, ожиданием итогов этого длительного процесса, ответственности за всё и вся. С ума сойти! И это всё одному, слабому смертному человеку, без чьей-либо помощи извне. Беда, если ты не встретил меня, не обрёл, не объял всей душой, не поселил в своём сердце. Я есть пилюля. Для принятия  от этого всего сразу и без колебаний. Помнишь, как ты мучился, когда тебя одолевала ревность! С чего она начиналась? С чувства обладания  твоей пассии, партнёра, с чувства собственности. Когда ты узнаешь меня поближе, ты тоже будешь задет этим чувством, но  бумага не передаёт черт лица, фигуры, волос и глаз, тембр голоса. Я есть, и меня нет. В нужный момент, когда ты захочешь поцеловать меня, уже считая своей собственностью, проникнувшись полным доверием ко мне, и даже полюбив невидимого, но близкого, далёкого, но осязаемого, поцелуй строки, написанные мной. В них зашифрован тайный код, который обязательно даст тебе ощущение физической близости, уверенности. Заставит забыть не забываемое. Я ведь тоже состою из плоти и крови и мне очень приятно ощущать холодок твоего поцелуя, жар дыхания, дрожащую от страсти плоть. О, этот код, который навек связал меня с тобой! Я переживаю все нюансы наших взаимоотношений. И, конечно же, соитие, огромное, всепоглощающее. Какое счастье быть бесполым, в интеллектуальном, просветительском отношении. Ты счастлив, потому, что у тебя есть я. Ты никогда не будешь одиноким. Открой  глаза, сосредоточь своё внимание на звуках, возможно даже на отсутствие их и мои слова прольются тебе в уши райской песней или адовым рокотом.
Я сер лицом и не заметен
В толпе, плывущей в никуда,
Но поворачиваю реки
К истокам нужным как всегда.
 Всё можно изменить в твоей жизни, потому что я так хочу, и ты сам хочешь этого, давай вместе стремиться к лучшему.

                «День третий»
Итак, я продолжаю наш диалог, без малейшего твоего вмешательства в него. И пусть вопросы я задаю себе сам, не забывай, что я и ты, это один организм, одно мышление и полное доверие, к этой существующей константе. Продолжаю отвечать на твой вопрос,  почему ты должен внимать мне, а не отвергать во всех жизненных ситуациях? Отвечаю. При всей неисчислимости вариантов, всё-таки существуют несколько из них, к которым, как к образцам можно отнести многое. Прежде всего, существует боль. Любая по своему происхождению, от физической боли до душевной. Страх, во всех его проявлениях, от непостижимой высоты или от ожидания чего-то жуткого и кошмарного.
Любовь и вся палитра чувств с нею связанная. Смерть, как неоспоримое явление интересна, притягательна и вместе с тем отвратительна  и страшна. Всё взаимосвязано, всё перетекает из одного в другое, из другого в третье, а из третьего опять в первое. Вот в этом круговороте мы и существуем, живём, выживаем. Представь, ты сидишь в одиночной камере, а по коридору идёт человек.
По тихим коридорам тюрем
Шагает поступью тяжёлой
Усталый человек, он курит
Перед работой не весёлой
Это палач! Он жалок, портупея его свесилась набок, но кто ему вот так скажет об этом.  Но ты не бойся, ты не умрёшь от сердечной недостаточности, прогрессирующего туберкулёза или  от чего - то ещё. Ведь тот человек, который пришёл исполнять приговор, я. Разве я дам умереть другу, разве я разряжу свой табельный ПМ в твою, мою голову. Нет, я сделаю так, чтобы твоя смерть стала моей, а я опять смогу, в который раз освободиться от её пут и жить, жить, жить. Ради твоей жизни и всех, кто поверил мне  и отдал свои жизни в мои руки. Я рад за Вас. Я люблю Вас! Вместе мы мистика и реальность, и пусть так будет всегда.

                «День четвёртый»
 Вечерело, горы отчётливо очерчивались багровым закатом. О, этот резко континентальный климат, этот Афганистан, с его феодальным укладом жизни, дикими нравами людей, обычаев, и всего прочего, что окружало там молоденького офицера Русской армии. Точнее конечно написать Советской армии, но это в далёком и невозвратном прошлом. Я не случайно перенёсся в прошлое, из повествования о сегодняшнем. На это есть свои причины. Во - первых, потому что я могу это сделать. Во -вторых, иллюстрация заявленной мной концепции о боли, наиболее ярко показывает и раскрывает все её проявления, именно в этом эпизоде жизни героя, меня. И ещё почти пятнадцати тысяч таких же бывших солдат, растворившихся в боли, в её максимальном проявлении, именуемой смертью. Случай, который я описываю, интересен потому, что гораздо большее число воинов побывавших в Афгане, испытывали и до сих пор испытывают её величество боль и сегодня, сейчас, в этот самый момент. Итак, продолжим. Наступала обычная, холодная ночь в горах Афгана. Костров разводить было нельзя, потому что местное население, воевавшее с нами, ночью чувствовало себя гораздо менее уязвимыми. Их обувь, кожаные сандалии, обмотанные полотном, похожим на портянки, была практически бесшумна. Местность знакомая и подобраться к расположению любого подразделения, не смотря на выставленные караулы, было не сложно. А потом бросок гранаты, взрыв, беспорядочная стрельба, кстати, ничего не дающая. И боль, крики раненых, предсмертные хрипы умирающих и так почти каждую ночь. Утром как всегда прилетят вертушки. Часть из них заберёт «двухсотые» и «трёхсотые» грузы.  А другая часть обстреляет ракетами хоть что – то похожее на расположение, или передвижение противника, не обращая внимания на «мирные» кишлаки, караваны с грузами. Удар на удар! Око за око! Боль за боль! Кстати эта ночь прошла не более тревожно, чем все предыдущие, кроме зарезанного рядового, пытавшегося справить нужду гораздо дальше, из-за своего ложного стеснения, чем было определено командиром. «Духи», перерезав ему горло, обрубили  ноги до колен и, привязав к коротким сучковатым палкам, обложив камнями, выставили их прямо напротив, мирно спавшего подразделения. Ребята, проснувшись на рассвете, от увиденного, просто оцепенели. Прямо перед ними торчали две ноги в рваных кроссовках, новые видимо сняли, вены на ногах были распущены. Сам бедняга располагался между двух своих ног, лёжа горизонтально. В живот ему воткнули, заточенное древко его же сапёрной лопатки, и таким образом возникала буква «Ш». В их прочтении «шурави», значит враг,  русский.  Боль, она перешла в смерть у этого парня и вскипела ненавистью в душах всех солдат,  увидевших это. И в огромное желание перерезать всю эту мразь раз и навсегда и уйти из этого Богом проклятого Афгана, по рекам крови, с ранеными навсегда душами и с памятью о своих не за что погибших друзьях.
Тебя возьмёт вертушки чрево
И унесёт на Ханкалу,
Из цинка гроб твой, не из древа,
Под слёзы, выдадут селу. 

Дорогой друг, наверно я тебя утомил, но если ты, вдруг захочешь поговорить снова, я обязательно приду в твои сны, а не захочешь, я всё равно буду в твоём сознании  – ведь ты это я. Не забывай этого.