О чём не любят вспоминать.
После того как мы вспомнили о некоторых забытых героях той далёкой войны, можно поговорить и о других вещах, которые тоже там происходили. Все-таки, несмотря на весь героизм многих солдат, матросов и офицеров ту войну царская Россия с треском проиграла.
Причин этого было множество. О многих мы уже говорили. Надо вспомнить и ещё о некоторых явлениях, крайне отрицательно влиявших на уровень боеспособности русской армии и флота в годы русско-японской войны.
Одним из тяжелейших недугов нашей армии в те годы было членовредительство.
Вот что вспоминал об этом военный врач В. Вересаев: «Каждый день в наш госпиталь привозили с позиций раненых. Поражало, какая масса их ранена в кисти рук, особенно правой. Сначала мы принимали это за случайность, но чрезмерное постоянство таких ран вскоре бросилось в глаза. Приходит дежурный фельдшер, докладывает:
— Ваше благородие, пять раненых привезли.
— В руки ранены?
— Так точно! — сдерживая улыбку, отвечает фельдшер.
Расспрашиваешь солдата, при каких обстоятельствах он ранен. Раненый путается, сбивается. «Протянул руку за ковыльяном», «потянулся на бруствер за патронами»... Сестрам, с которыми солдаты меньше стеснялись, они прямо рассказывали.
— Как случилось! Высунешь одни руки и стреляешь. Ведь вот, в руку попало. А высунь-ка я голову, — прямо бы в голову и угодило.
Главный начальник тыла в одном из своих приказов пишет:
В ГОСПИТАЛИ ТЫЛА ПОСТУПИЛО БОЛЬШОЕ ЧИСЛО НИЖНИХ ЧИНОВ С ПОРАНЕНИЯМИ ПАЛЬЦЕВ НА РУКАХ. ИЗ НИХ С ПОРАНЕННЫМИ ТОЛЬКО УКАЗАТЕЛЬНЫМИ ПАЛЬЦАМИ — 1200. ОТСУТСТВИЕ УКАЗАТЕЛЬНОГО ПАЛЬЦА НА ПРАВОЙ РУКЕ ОСВОБОЖДАЕТ ОТ ВОЕННОЙ СЛУЖБЫ. ПОЭТОМУ, А ТАКЖЕ ПРИНИМАЯ ВО ВНИМАНИЕ, ЧТО ПАЛЬЦЫ ХОРОШО ЗАЩИЩАЮТСЯ ПРИ СТРЕЛЬБЕ РУЖЕЙНОЙ СКОБКОЙ, ЕСТЬ ОСНОВАНИЕ ПРЕДПОЛАГАТЬ УМЫШЛЕННОЕ ЧЛЕНОВРЕДИТЕЛЬСТВО. ВВИДУ ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ПРИКАЗАЛ НАЗНАЧИТЬ СЛЕДСТВИЕ ДЛЯ ПРИВЛЕЧЕНИЯ ВИНОВНЫХ К ЗАКОННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ».
Как видим, 1200 нижних чинов «случайно» получили ранения в правые указательные пальцы....
Несмотря на грозный приказ, никакого расследования этих ранений предпринято не было и эта «болезнь» без соответствующего действенного лечения развивалась и далее. Когда появляется такой соблазн избежать смерти на передовой, далеко не каждый человек способен устоять перед ним.
Тема «самострелов» в нашей армии малоизученна и непопулярна, по вполне понятным причинам.
Достоверной и полной статистики саморанений в русской армии нет ни по итогам русско-японской, ни по доступным материалам Первой мировой войны. Есть многочисленные косвенные свидетельства того, что явление это было широко распространённым не только из-за «непопулярности» этих войн среди основной массы народа, но и потому, что командование царской армии не вникало в такие «мелочи» и упустило момент, когда это можно было бы своевременно и жёстко пресечь.
Тот же А.Н. Куропаткин, впоследствии, писал:
«Наконец - дезертирство, которое, впрочем, вначале не превышало обычных норм, и саморанение, ставшее, к прискорбию, весьма заметной язвой в нашей армии. Число так называемых "палечников", то есть ранений в палец, с целью уклонения от службы, стало расти, и уже в октябре-ноябре 1914-го года пришлось ввести суровые наказания за умышленное причинение себе или через другое лицо, увечий, или повреждений здоровья. Борьба с этим злом велась, однако, на местах не столь решительно, как это требовалось суровыми условиями военного времени, почему данное явление серьезно подтачивало нашу армию, в ее основе».
Вернёмся к событиям русско-японской войны.
В нашей историографии принято всячески превозносить героизм и мужество русских солдат и офицеров, проявленный на этой войне. И это - правильно. Героев и беззаветных бойцов у нас всегда было много и мы обязаны помнить о них....
Плохо другое: у нас никогда не любили откровенно вспоминать и делать выводы из различных негативных событий, тенденций и явлений происходивших на войне . В том числе и из нередких, увы, случаев паникерства, трусости, бегства и потери боеспособности целых подразделений и частей в боевой обстановке. Ведь если бы все наши бойцы были сплошь героями, то ту войну Россия бы не проиграла.
Как ни крути, но воевали мы тогда не с армией перворазрядной европейской страны, а с войсками страны только-только «выскочившей» из средневекового феодализма. Многие японские старшие офицеры имели ранения, полученные, в своей юности, ещё от стрел!!!
Да и настоящий броненосный флот Япония создала буквально накануне войны (докупая 2 броненосных крейсера у Италии уже во время развернувшихся сражений).
Другое дело, КАКОЙ уровень боеспособности, обученности, дисциплинированности и патриотизма удалось создать в японской армии и флоте... Это – уже заслуга руководства страны, высшего генералитета и всего офицерского состава, сумевшего перенести самурайский дух, традиции и презрение к смерти из феодальной армии, вооружённой луками и стрелами, в новую, имевшую уже скорострельные орудия, винтовки и пулемёты.
О японской армии – речь впереди, а пока посмотрим, как вели себя на той войне некоторые царские офицеры.
Вот что писал об этом военный врач В. Вересаев:
«В большом количестве в госпитали шли офицеры. В одном из наших полков, еще не участвовавшем ни в одном бою, выбыло «по болезни» двадцать процентов офицерского состава. С наивным цинизмом к нам заходили офицеры посоветоваться частным образом, нельзя ли эвакуироваться вследствие той или другой венерической болезни.
— Знаете, с сентября уж месяца здесь, надоело, хочется в Россию.
Эвакуировался один из адъютантов штаба нашей дивизии, по доброй воле поехавший на войну.
— Зачем же вы ехали?
— Мы все были убеждены, что в октябре война кончится, что будет она вроде китайской. А для движения по службе поехать было выгодно.
На моем дежурстве явился в наш госпиталь один высокий, бравый капитан.
— Здравствуйте, доктор! — сказал он солидным, барским басом, протягивая руку. — Вот, приехал лечь к вам в госпиталь.
— Что у вас болит?
— Видите ли, в чем дело. Я человек уж не молодой, притом женатый, избалованный. Имею в Москве собственность. Оставаться здесь я решительно больше не в состоянии. В этих окопах и землянках такие антисанитарные условия, что прямо невозможно! Я начал кашлять, в ногах ломота... Пули, снаряды, — этого я, разумеется, не боюсь; но, знаете, ревматизм захватить на всю жизнь — приятного мало... Вы меня будьте добры только эвакуировать в Харбин, у меня там в эвакуационной комиссии есть один хороший приятель-москвич, там я уж устроюсь...»
Как видим, попытки уклонения от службы на передовой, на линии огня были, к сожалению, не таким уж и редким явлением. Беда была в том, что русское командование зачастую смотрело сквозь пальцы на подобные явления. Крутых мер к «уклонистам» не применялось, что способствовало распространению этой «болезни.
«Когда появлялся слух о готовящемся бое, волна офицеров, стремившихся в госпитали, сильно увеличивалась...
Командиры рвали и метали, глядя на бегство своих офицеров. Приехал к нам в госпиталь один штабс-капитан с хроническим желудочно-кишечным катаром. К его санитарному листку была приложена четвертушка бумаги с следующими строками командира полка:
«По глубокому моему убеждению штабс-капитан N. страдает тыломанией, — болезнью, к сожалению, очень распространенною среди гг. офицеров. Прошу это мое заявление приложить к санитарному листку».
Вот - прекрасный пример такого явного попустительства. Командир полка (!!!) видит, что его подчинённый офицер (!) откровенно трусит и «страдает тыломанией», но не может (или не хочет) ничего с ним поделать, кроме приложения «четвертушки бумаги», с презрительной характеристикой, к его санитарному листку...
Читая это, сразу же вспомнишь о том, что в годы Великой Отечественной для подобных, «страдавших тыломанией» командиров, были найдены действенные и эффективные лекарства...
В. Вересаев вспоминал:
«Заведовать офицерскою палатою было мучительно. Больные изводили своими мелочными, пустяковыми жалобами.
— Ах, да, доктор! Я вам забыл сказать! — басил московский собственник. — Я замечаю еще, что за последние два месяца у меня сильно похудели руки и ноги.
Другой сообщал:
— Прошлою весною я лечился в Крыму кактусом. Как, по-вашему, не следует ли мне еще раз повторить курс этого лечения?
— Доктор, у меня еще вот что бывает, — заявлял третий. — Когда жарко, то у меня кружится голова и появляется тошнота.
— Да это у всех так.
— Нет, у меня как-то особенно.
Иногда хотелось остановиться посреди палаты и хохотать без удержу. Это — воины! Всю жизнь они прожили на хлебах народа, и единственным оправданием их жизни могло быть только то, от чего они теперь так старательно увертывались...»
Конечно – это очень горькие слова Вересаева. Конечно же, касались они ДАЛЕКО не всех офицеров и не были справедливыми на все 100%. Но... «болезнь» эта в царской армии была и это был вынужден признавать даже её командующий:
«Однажды в наш госпиталь неожиданно приехал Куропаткин. Черные с сединою волосы, умный и твердый взгляд на серьезном, сумрачном лице, простой в обращении, без тени бурбонства и генеральства. Единственный из всех здешних генералов, он безусловно импонировал. Замечания его были дельны и лишены самодурства.
Между прочим, Куропаткин зашел и в офицерскую палату.
— Вы чем больны? — обратился он к одному офицеру.
— Общее нервное расстройство, ваше высокопревосходительство! — ответил офицер и, спеша воспользоваться случаем, прибавил: — за меня хлопочет начальник дивизии, чтобы перевести на нестроевую должность.
— Кто хлопочет? — спросил Куропаткин, слегка подняв брови.
— Начальник ** дивизии, ваше высокопревосходительство!
— А вы чем больны? — обратился Куропаткин к другому офицеру.
— Простуда, ломота в суставах, кашель, — поспешно перечислял тот свои болезни.
Куропаткин слегка вздохнул, спросил третьего, четвертого, и молча, не прощаясь, вышел.
Видимо, впечатление было для него старое и знакомое. Еще месяц назад он издал следующий, полный насмешки и яду, приказ:
«Из полученных от санитарно-статистического бюро сведений оказывается, что болезненность на тысячу списочного состава среди нижних чинов армии лишь немногим превышает болезненность мирного времени; болезненность же среди офицеров превышает более чем вдвое, болезненность нижних чинов. Обращаю на это внимание всех начальствующих лиц. Обращаю внимание также на то, что именно офицеры, находясь в лучших санитарных условиях, должны показывать нижним чинам пример сознательного отношения к условиям сохранения здоровья. При этом надо помнить, что болеть от собственной неосторожности в военное время предосудительно (Приказ 17 декабря 1904 г. № 305)».
Это – строки из официального приказа... Излишняя «болезненность» немалого числа господ офицеров (в боевой обстановке) бросилась в глаза Куропаткину, до даже он ничего, кроме издания язвительного приказа, с такими болезненными офицерами поделать не мог...
Вот наблюдения В. Вересаева о настоящих больных:
«А рядом с подобными господами в госпиталь прибывали из строя такие давнишние, застарелые калеки, что мы разводили руками. Прибыл один подполковник, только месяц назад присланный из России «на пополнение»; глухой на одно ухо, с сильнейшею одышкою, с застарелым ревматизмом, во рту всего пять зубов... Было удивительно смотреть на этого строевого офицера-развалину и вспоминать здоровенных молодцов, сидевших в тылу на должностях комендантов и смотрителей.
Другой такой же, тоже подполковник. Ему 58 лет, хронический ревматизм, катар желудка, одышка, сердце плохое, на обоих глазах два раза делали какие-то операции. Славный старик, какие бывают среди старичков-офицеров, скромный и ненавязчивый.
— Как вы с таким здоровьем служите? — изумился я.
— Что ж поделаешь. Жена и то убеждала выйти в отставку, да как выйдешь? До эмеритуры осталось всего два года. А у меня четверо детей, да еще трое сирот-племянников. Всех нужно накормить, одеть... А хвораю-то я уж давно. Комиссия два раза выдавала удостоверения, что мне необходимо лечиться водами в Старой Руссе, там есть для офицеров казенные места. Но ведь знаете сами, нашему брату-армейцу трудно чего-нибудь добиться, протекции нет. Казенные места всегда заняты штабными, а нам и доступу нет...
И этот старый старик три месяца стыл в окопах!..»
Но может быть, такое творилось только в сухопутных войсках?!
На флоте тогда офицерский состав, в абсолютном большинстве, состоял из дворян гордившихся своим происхождением и «голубой кровью». Кто как не они должны были показывать пример в боевой подготовке и организации службы?!
Та же 2-я Тихоокеанская эскадра Рожественского шла к месту своей гибели в Цусимском проливе целых 9 месяцев. Уж за это-то время можно было научиться хотя бы точно определять дальность до неприятеля и метко стрелять стрелять одиночными и эскадренными залпами, как это блестяще умели делать японцы... Если бы так.
Вот наблюдения флотского врача В. Кравченко о том, как наши морские офицеры готовились к решающему сражению этой войны:
«Учения продолжались автоматически изо дня в день. Это я твердо помню... Но в моем дневнике - не могу найти ни одной заметки о них. Это были «шаблонные», неживые учения, отбывание «номеров» таблицы занятий... Увлечение военно-морской игрой, розыгрыш (на бумаге) спорных вопросов тактики в кают-компании, не прекращавшиеся за все первое время похода, - бесследно исчезли. Справочные книжки, сочинения по вопросам морской тактики и стратегии, книги по военно-морской истории, имевшие ранее такой огромный спрос, что их едва можно было добиться, являлись заброшенными... Офицеры в свободное от служебных занятий время читали главным образом... знаете что? - дешевые романы наиболее фантастического содержания... Особенным успехом пользовались произведения г-жи Крыжановской (Рочестер), писанные якобы по спиритическому откровению... Как это было отрадно хоть ненадолго забыться, увлечься чудесами «Магов», «Жизненного эликсира», «Жизни на Марсе», «Похождениями венгерского графа-(фамилии не помню)-вампира» и т. п. Смейтесь, если хотите и если можете, но факт остается фактом: оказывается, что путем известной подготовки можно людей взрослых и достаточно уравновешенных довести до такого состояния, когда единственным их желанием, единственной мечтой становится - «подальше от действительности!..».
Что мы видим?! Вместо напряжённой боевой подготовки, натаскивания комендоров и экипажей, изучения уроков гибели «Варяга», «Рюрика», причин непрерывных поражений Порт-Артурской эскадры, г.г. офицеры впадали в мистику, читали о похождениях магов, вампиров и графа Дракулы...
Капитан второго ранга В.И. Семёнов вспоминал такой эпизод из своего похода на броненосце «Суворов»:
«Судовые команды на эскадре почти наполовину состояли из «молодых матросов», т. е. новобранцев, только что выученных строю, ружейным приемам, матросскому катехизису («Что есть матрос?», «Что есть знамя?» и т. д.), никогда не видавших моря, и из «запасных».
Старший артиллерист «Суворова», довольно злой на язык, так определял положение:
- Одних приходится учить с азов потому, что они ничего не знают, а других — потому, что они все забыли, а если что и помнят, то это уже устарело! Возьмите хотя бы только что поставленные оптические прицелы. Вспомните из вашей штурманской практики: сколько надо времени, чтобы доброго, старательного мужика выучить смотреть в зрительную трубу? Что он в нее видит первое время, при всем его желании угодить начальству?.. Конечно, не я буду восставать против введения оптических прицелов, давно принятых во всех флотах! Стреляя на дистанцию 75 кабельтовых, видеть неприятеля так же ясно, как при стрельбе на 10 кабельтовых, — несомненная выгода! Но ведь не менее очевидна выгодность пишущей машинки перед работой пером — однако, если вы хорошего писаря, умеющего писать четко и быстро, ради ускорения переписки срочного доклада посадите первый раз в его жизни за машинку, — то что из этого выйдет? — Ничего, кроме дряни!
— «Боюсь, не случилось бы то же...» — закончил он на мотив какой-то шансонетки.
- Ну, я вас хорошо знаю! Любите поругаться и сгустить краски! А сами, наверно, успели так «натаскать» ваших «Ерем», что для них оптический прицел — одно удовольствие...
- Напрасно думаете! — заговорил он, нервно поправляя pince-nez и уже совершенно серьезным тоном. — Когда же было? Работы — приемки, приемки — работы... Все на якоре.
Редкие выходы в море на несколько часов... Учу! конечно, учу!.. Но наводка без выстрела — пустое дело, а несколько выстрелов — не наука!
- Так почему же не учили? Почему не стреляли?
Тому была масса причин, вызванных спешной отправкой только что достраивающихся или еще не отремонтированных кораблей... Но помните старый анекдот, как одного коменданта крепости спросили, почему он в высокоторжественный день не произвел салюта? Он ответил: «Тому было 18 причин: во-первых, у меня не было пороха...» — Продолжать ему не дали. Так и тут. Мы везем с собою полный боевой комплект и еще 20 проц. сверх него. Но... это — все! Больше мы не должны ни на что рассчитывать, хотя бы впереди предстояло десять сражений!..»
В условиях ТАКОЙ подготовки и такого отношения к делу, поражение эскадры Рожественского от японского флота было неизбежным и весь вопрос стоял лишь о масштабе грядущей катастрофы. Она, как известно, превзошла самые пессимистические ожидания....
На фото: 2-я Тихоокеанская подходит к Цусиме.
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/08/22/372