Спелый цвет желтых яблок

               


- В этот раз будут девушки из Центробанка! Ты только представь!

Я представил. Получилось интригующе.

- Из дома Моды на Кузнецком мосту тоже должны быть! Представь, ну?!

Я ещё раз представил. Получилось волнительнно.

Мы с Нестеровым были молоды, смотрели только вперёд. Видели только светлое и радостное, и это не давало нам затеряться в уличной толпе. На дворе стояла эпоха острой джинсовой недостаточности. Поездка на метро стоила пять копеек. Газировка в уличном автомате – копейку. Постоянно стиралась грань между городом и деревней. Раз в год мы с приятелем принимали в этом самое непосредственное участие. Жили целый месяц на парном молоке и свежем воздухе в подшефном совхозе в восьмидесяти километрах от столицы нашей Родины. Помогали сельским труженикам, как могли, держать на плаву развитой социализм. Не теряя времени, идём в ГУМ, потом - в отдел кадров.

- Понимаю!- сказала кадровичка, со значением, и посмотрела на меня. Я посмотрел на Нестерова. Приятель застенчиво украсил край стола бутылкой «Советского шампанского» и коробкой шоколадных ассорти. Пахло мышами и макулатурой. Кадровичка вязала внучке кофту или шапку.

- Как обычно на два заезда?! – насмешливо давит пудовым взглядом.

Робко переминаемся у стола. Вздыхаем.

- После обеда зайдите расписаться в приказе.

Автобус фыркает, трясётся и медленно трогается с места. «Детский мир» на Дзержинке, памятник железному Феликсу в долгополой шинели. Раскрываем окна, и в автобусе сразу становится хорошо. Ещё лет сто назад тащились бы от Кузнецкого моста до подшефного совхоза в Бронницком районе целый день. Ямщик наверняка бы опрокинул тарантас, слетело бы колесо, он задумчиво скрёб бы затылок, кряхтя чинился, до кучи мы бы ещё завязли в грязи. А теперь два с половиной часа - и мы на природе. Сельский пейзаж громоздился полями, перелесками, деревнями. Дальний лес сначала казался синим, а когда подъезжали ближе, становился зелёным. На небе облака, похожие на спящих котов.
Дом моделей на Кузнецком Мосту никого не прислал. А вот Центробанк порадовал.
Пока ехали, переглядывались–перешёптывались. Центробанковские – томные взоры, подведённые глаза, попадались декольте. Мы с задних рядов придирчиво ощупывали взглядами фигурки финансисток.

-Шампанское для баб, коньяк – нам,- предупредил я Нестерова.

Коровники, водонапорная башня, борщевик, похожий на гигантский укроп, потом крытые шифером домики, сады с жёлтыми яблоками спелого цвета.

- Уже приехали?- загалдели на первых рядах.

Собаки с лаем гонят наш автобус, пытаясь цапнуть его за шины. Все смеются.

- Приехали, да?!

- А хрен его знает!- смеётся водила и автобус замирает у двухэтажного кирпичного здания с красным флагом.

- Ну, а как поголовье в целом? – ошарашил встречающего нас совхозного начальника, а сам гляжу вслед удаляющимся джинсам из Центробанка. В ответ девушка подарила мне улыбку.

- С Москвы?! – спросил без дружелюбия в голосе сельский начальник.

- Ага.

Нестеров с двумя парнями из Министерства Морского Флота разглядывали девушку с русой чёлкой и длинным ртом. Она шла от автобуса, выбрасывая из-под короткой юбки  загорелые ноги. Жарко, пыльно. Чувствуем, что сейчас начнём плавиться. Жить будем в большом бараке, поделённом на женскую и мужскую половины, вход раздельный. Обустроились, перезнакомились с министерскими, выпили за знакомство, обсудили центробанковских; потом сгоняли в сельпо за добавкой. Там, по случаю уборочной, только кубинский ром «Гавана Клаб». Взяли две бутылки. Нестерова развезло на жаре. Прихватив с пожарного щита топор, он принялся виртуозно колоть дрова для общего костра. Управлялся с топором он весьма художественно: подбрасывал  его в воздух вместе с поленом, перехватывал за спиной, перекидывал из руки в руку – сказалась служба на далёкой погранзаставе у самой Норвегии. Наколов дров, Нестеров внезапно переключился на крыльцо мужской половины, задорно подрубив одну из двух стоек. Центробанковские  испуганно визжали. Приятель удвоил натиск. Ему очень хотелось понравиться девушкам.

- Что?! Местные уже дебоширят?! В милицию позвонили?!– появился ответственный из Дзержинского райкома комсомола.

Пахло наколотыми дровами и скандалом. Угомонить Нестерова мне помогли парни из Министерства Морского Флота. Напоследок приятель попросил одного из них встать к двери. Парень пожал плечами,и неохотно исполнил просьбу. Нестеров с подвывертом стремительно метнул топор. Тот зловеще ушёл до половины лезвия в дверной косяк, в аккурат над головой программиста Вити.

- Ну, ты… даёшь...!!!!– побелел Витя.

- Да, угомоните же вы наконец этого индейца!– поморщился райкомовский инструктор.

Нестерова уговорили отдать топор и налили полный стакан кубинского рому.

- Прощайте!- вздохнул он и влил в себя «Гавану Клаб».

- Городское "Экскурсбюро"?!- кисло уточнил инструктор, и сделал пометку в блокноте.

Нестеров хихикнул, но тут же замолк, застеснявшись собственного смеха.

- Мне обещали, что приедут интеллигентные люди – экскурсоводы,- он с укоризной посмотрел  в мою сторону.

- Вас не обманули, он закончил  институт культуры, библиотечный факультет,- резво вступился я за честь организации, оказавшей нам доверие.

- Вот и читал бы свои книги,- злился инструктор,- работать будете в телятнике, кормочами, это в трёх километрах отсюда.

Нестеров опал на чью-то застеленную по-армейски койку.

Ночь. Густо сидим у костра. Сноп искр поднимается в обсыпанное звёздной мелочью небо. Ощущения - как в пионерском лагере, на прощальном костре. Все
перезнакомились-перемешались. Печёная картошка, анекдоты, гитара. К полуночи парочками стали разбредаться в поля, которые предстояло убирать трудовым городским рукам.

- А вот русский, американец и француз...

- Однажды Василий Иванович и Петька...

 Вслед за костром угасли разговоры.

 Нас с Нестеровым девушки почему-то сторонились.


Утром мы кисло смотрели на сотню мычащих телят, и мрачно острили на счёт наших перспектив. Спецодежду, как обещали, нам не выдали, а мы и не требовали.
Началась наша отдельная от всех жизнь. Телята в резкой форме выражали своё отрицательное отношение к действительности. Мы не успевали убирать за ними и засыпать комбикорм в кормушки. К обеду я почувствовал, как начал обрастать мускулатурой. К концу рабочего дня мы были никакие – сотня телят уделала нас по полной. У входа в коровник, слегка раскачиваясь, дымил папиросой мужик, и ухмылялся, глядя на нас. Загоревший до цвета чайной заварки, он пах водкой.

- Ну, с боевым крещением, говночисты!!!– улыбался деревенский.

- Чтоб у тебя член на пятке вырос!- беззлобно ругнулся в ответ приятель.

- Дядя Петя!- по очереди пожал нам руки мужик.

Мы переглянулись, я извлёк из тряпочной сумки бутылку коньяку.

- Первый рабочий день – надо отметить,- пояснил Нестеров.

- Ёшкин кот,- уважительно посмотрел тот на бутылку.


Потом куда-то сбегал и принёс миску малосольных огурцов со смородиновым листом и укропом, тугую головку чеснока и буханку чёрного.

- Голый натурализм,- констатировал я.

- А у вас, робяты, сурьёзная организация, если  коньяк хлобыстаете! Сразу видать – столица!

Выпили с удовольствием. Захрустели огурцами. После телятника на улице было много воздуха и света. Светило слепило красным вечерним светом. Разморённые ромашки квёло клонились к земле. Покончив с ритуалом, вдвоём с Нестеровым побрели к ближайшему перелеску. Жара облепила взмокшие лица.
 
- Сейчас бы искупаться.

Поднялись на косогор, огляделись. Вокруг - арбузная мякоть заката. Фиолетовые метёлки иван-чая.

- Всё! Больше не могу! Давай здесь!– выдохся Нестеров.

Сели в тенёк, откупорили тёплую бутылку шампанского.

- Хорошо!– повалился я на нагретую траву.

- Интересно, а мы всегда теперь будем так вонять?!- поинтересовался приятель,- так все центробанковские от нас шарахаться будут.

- Уже.

- Что уже?

- Уже шарахаются, индеец хренов, – жую я травинку.

- Иди сюда! Скорей!!!– яростно шепчет Нестеров из кустов.

Нехотя бреду на зов. У небольшого пруда с истоптанными берегами, лениво разомлев, загорали в купальниках две из Центробанка.

- Ну……?!- оживился приятель.

- Моя вон та, в красном ,- киваю на шатенку с неслабым бюстом.

Из-за косогора, прямо к пруду, на водопой, угрюмо вышло пятнистое стадо – голов с десяток. Не обращая на девушек  внимания, коровы обступили пруд, потом зашли в воду и с шумом стали писать. Девушки с визгом убежали.

- Не судьба,- решили мы и не стали догонять девушек.

По шёлковой пыли просёлка вышли в Григорово – деревеньку с двумя десятками домов.
Деревня пунцовела закатом. Из открытых окон бодро лилась ежевечерняя информационная программа «Время». Смешная девчонка старательно разложила на траве кукол. На перегнувшихся через забор яблонях - спелые яблоки жёлтого цвета.
В густой жаре шелестели крыльями стрекозы.

- Здрасьте!- тётка в  блёклом сарафане несёт таз кривых огурцов.

- А-а-а!!! Ешкин Кот!!! Робяты!!! Вы чё-о здесь???!!!!- отчаянно весело растопырил объятия дядя Петя.

- Да вот гуляем, воздухом дышим.

- А ну, пошли ко мне! Молока парного с-под коровы попьёте! Малины поедите!!!

 Дядя Петя, в одной майке, сидит за самодельным столом в четыре доски.

- Щас расковыряем! Распатроним! Раскурочим в один момент! – он проворно открывает бутылку «Солнцедара».

После парного молока с малиной, мы разомлели, идти никуда не хотелось и мы остались жить у Дяди Пети с тётей Груней, на полном пансионе. Дядя Петя затянулся папироской, сплюнул, и приступил к эпосу. Говорил он о медицине.

- Хочешь вылечиться?! Старый деревенский способ, как рукой снимет! Значит берёшь стакан водки, кладёшь две столовых ложки…

Выходило, что от всех хворей можно излечиться водкой с перцем или солью.

- Во завёлся! Прям шальной! – утирала платком раскрасневшееся лицо тётя Груня.

В Григорово мы прижились. Деревенские очень уважали живое общение.

Дядя Петя звал нас кормочами, ездил на кобыле Ракете, развозил по телятникам комбикорм. Каждый вечер, по местной градации, он был «плюшевым» - то есть, выпимши, ну, а в выходные – «махерОвым»: в жопень. По вечерам он катал нас в телеге по пейзажу.

Центробанковские не простили нам измены и были подчёркнуто холодны в общении. А мы и не парились – нам было хорошо!

- Слышь, кормочи! У нас в пятницу свадьба, Катька, племяшка, замуж выходит! Гулять будем!!!

Свадьбу гуляли три дня. Веселились не щадя себя. В программе было братание на стогах, катание на тракторах по озимым, купание в помелевшей от мелиорации речушке, холодная водка, деревенские разносолы. Танцы до полного изнеможения.
Все три дня блондинка, с высокой причёской  и массивным корпусом, стригла меня взглядом. После очередной хореографической толчеи под магнитофон, она оказалась рядом.

- Доярка? – спёртым  голосом поинтересовался я.

- Нет, финансоваый работник,- усилила она напор плоти.

- Кассир?- озарило меня.

- Бухгалтер,- она положила руку под столом на моё колено, и постепенно  стала сдвигать её всё выше.

Приятеля отнесло течением через три гостя. Он  утонул в смазливой внешности бухгалтерских сестёр, которая тут же забывалась.

- А вы такой симпатичный мужчина,- бухгалтерская рука беспрепятственно  продвигалась к паху.
 
Стало жарко.

 Бригадир, с расстёгнутой ширинкой, рубанул тост.
Кто смог – выпили.

- Пойдёмте танцевать,- дышала мне в ухо бухгалтер.

- Белый танец!!!– некстати выкрикнул дядя Петя. Никому не адресованная улыбка, не сходила с его лица.

- Вы женаты?,- пошла на приступ бухгалтер.

- Для вас - нет!– совершил я роковую ошибку.

Она состряпала мне глазки и хихикнула.

Начались изнурительные танцы. Пьяные, ещё «не в дым», но уже рядом, гости с трудом выплясывали что-то этнографическое.

- Дядя Петя! Кто эта Илья Муромец?!– ткнул я пальцем в гущу танцующих сестёр.

- Это которая?

- Ну, вон та, с высокой причёской.

- А-а, это со стороны жениха. Они с Рязани приехали.

Когда вконец свечерело, бухгалтер с сестрами так раздухарились, что поснимали  с себя всё, включая наручные часики и янтарные бусы прибалтийского изготовления. Девушки принялись разнузданно скакать под « Ах, Самара-городок, беспокойная я...»
Это был удар ниже пояса!
Буйство плоти застило лунявый пейзаж. Неистово бултыхались вырвавшиеся на свободу груди, больше похожие на кабачки. Столько белой, рассыпчатой плоти одновременно мы с Нестеровым ещё не наблюдали. Куда там субтильным барышням из Центробанка с их польской косметикой!
Здесь русский дух, здесь Русью пахло!!!

- Во дают!!!- привстал Нестеров.

Как назло, все гости мужского пола уже накидались в кашу и храпели на траве, или прямо за столом. С радостно-возбуждённым видом девушки вытащили нас танцевать. Дрыгающимися статями они принялись отжимать нас к небольшому стогу сена.
Мы оттанцовывали задом, осознавая, что пощады не будет.

- Моя рыженькая!!!- в запале крикнул Нестеров.

 Тут наш дядя Петя вывалился на крыльцо с двустволкой и жахнул из обеих стволов в честь молодых. Ещё минуты две он садил в белый свет, как в копеечку. Потом кричал: Рядовой Сивков стрельбу закончил!!!

У девушек задор как-то сразу пропал, и они пошли писать. Не прощаясь, мы с приятелем нырнули в чернила ночи. Примерно через час, поняли, что заблудились.

- Куда идти?

- Где центральная усадьба с нашим бараком?

Бредём по мокрой тропинке мимо совхозных стогов. Нестерпимо пахнет скошенной травой. Луна, как антоновское яблоко, висит над головой.
Вдруг видим: навстречу идёт тётка, в руках босоножки.

- Григорово в какую сторону?

- Ой, робяты!!! Я уже наебалась!!!!- и заливисто смеётся.

Мы ошарашенно переглянулись. Ещё с минуту её смех плутал меж высоких совхозных стогов.
Через неделю всё тот же райкомовский инструктор вручал мне с приятелем грамоты и жал руки. Хлопали нам вяло, и только парни из Министерства Морского флота.

Таганка,  август 2012.