Алексей вспомнил, что у Хмельнюка был друг, матрос Лень. С доверчивыми близко посаженными глазами, небольшого роста, он производил впечатление простодушного человека. Хорошо ко всем относился, никогда ни с кем не спорил и постоянно держался возле старослужащих.
Как оказалось, он очень не хотел служить. Подговорил свою девушку, та написала письмо, будто разлюбила его и навсегда уходит к другому, красивому и богатому. И что уезжает в Пицунду проводить потрясающий медовый месяц, а Леня она презирает, но все же, просит простить и не писать ей больше бредовых писем о неразделенной любви.
Лень показал письмо приятелям, засунул конверт в карман грязной робы и спустился в шкиперскую. Достал крепкую веревку, сделал петлю, поставил ведро под ноги. Выглянул из-за двери и стал терпеливо ждать. Когда увидел, что идет командир роты, со всех ног кинулся назад, надел петлю на шею. Услышав, как хлопнула входная дверь, выбил из-под ног ведро и повис, задергался…
Майор Войтюк изумленно смотрел, ничего не понимая. Только что видел, как матрос Лень высовывался из-за двери и вдруг он уже в петле, сучит ногами и глядит выпученными глазами. Подбежал, выхватил из кармана перочинный нож, срезал веревку, принял бойца на руки. Тот был без сознания, но еще дышал. Командир потянул угол выглядывавшего конверта, открыл, прочел. Затем вызвал помощь, доложил наверх.
Его жутко ругали, проводили расследование, дознание. В итоге дали строгий выговор и объявили о неполном служебном соответствии. Войтюк расстроился, ушел в тяжелый запой, а потом с необычайной яростью начал гонять всю роту. Матерился страшно, угрожал. А Леня комиссовали по психическому расстройству, лишь в военном билете сделали небольшую отметку. Он сейчас был дома и наверняка зажигал со своей подругой.
Алексей кивнул Хмельнюку и, чтобы не здороваться за руку, направился в аптеку. Был у него друг, Витёк. С одного города, имеющие несколько общих знакомых, бывавшие на одних и тех же дискотеках, познакомились они, однако, только на сборном пункте, подружились. Повезло, вместе попали в одну часть, в одну роту. Виктор был зациклен на чугунных гирях. На гражданке занимался штангой, имел первый разряд, выступал на городских соревнованиях. Он и попросил Лёху зайти в аптеку купить какой-то оротат.
В части друг быстренько нашел общий язык с громилой-мичманом Старовойтовым, дядьке необъятных размеров. Поведал ему о применении каких-то запрещенных препаратов, и мрачный мичман проникся доверием. Он был начальником физической подготовки учебного отряда, сам соорудил для себя тренажерный зал, где они целыми днями готовились к чемпионату базы по гирям. Мичман отобрал со всей части крепких ребят и усиленно тренировал их, договорившись с командиром об освобождении от работ и нарядов. Выбил спортсменам дополнительное питание в виде двадцати ящиков овсяного печенья. Принес из санчасти огромные банки с поливитаминами и выдавал всем после тяжелых тренировок. Парни дружно с удовольствием принимали, задумчиво запивая разноцветное драже компотом с бромом.
Друг поведал мичману о мало кому известных чудодейственных ампулах. Тот загорелся, немедленно достал, стал делать себе уколы. Через десять недель, набрав двадцать килограмм живого веса, выглядел настолько устрашающе, что особист части капитан третьего ранга Израилович пугался, сдавая нормативы по физподготовке. С заискиванием в глазах клянчил снисхождения, но мичман лишь угрожающе сдвигал брови и безо всякой пощады заставлял тщедушного офицера подтягиваться на турнике.
Мороз крепчал, потрескивали стоящие в инее деревья, возвышаясь над глухим забором. Луна пропала с небосвода, чернота ночи утопила все вокруг. Неожиданно показалось, что кто-то невидимый крадется, подбирается к складу, пытается проникнуть, просочиться…
– Кто тут? – Алексей растерянно закрутил головой, сжимая заиндевевший автомат. – Стой, кто идет? – замерзший затвор не поддавался.
Тихо кругом, нет никого. Вышла бледная луна, осветила караульную площадку и Леха успокоился. Стал двигаться, тереть рукавицей побелевший нос, приплясывал, пытаясь согреться.
Вдруг громко и отчетливо что-то треснуло, раскололось внутри склада и вскоре над крышей повалили густые плотные клубы. Маркс испугался, но не потерял самообладания. Подбежал к будке, нажал кнопку тревожного вызова. Буквально через минуту появился разводящий, все понял, увидел сам. Убежал обратно. Вскоре примчался начальник караула лейтенант Оглы.
– В чем дело?
Алексей четко доложил обстановку и лейтенант рванул звонить дежурному. Пасюта явился взволнованным не на шутку, с расстегнутой кобурой. Может, подумал, что это диверсанты напали на объект. Подскочил к запертой опломбированной двери склада. Осветил фонарем, осмотрел внимательно, убедился, что все в полном порядке и через дверь никто проникнуть не мог. К тому же не сработала сигнализация, а значит, в складе никого не было. Видимо загорелась электропроводка.
– Вот черти! – Пасюта вспомнил, как неделю назад привезли шесть списанных корабельных торпед в опечатанных контейнерах. Как раз в его дежурство. Удивило то, что разгрузку лично контролировал командир части капитан первого ранга Уразов вместе с особистом и офицерами из штаба флота. Обычно работами руководил начальник склада старший мичман Ананидзе, суровый грузин небольшого роста, серьезный и очень злой. В части над ним шутили, предлагали сменить неблагозвучную фамилию. Но тот злобно огрызался и обещал всех перерезать.
Потом люди в штатском осмотрели кабели, опробовали сигнализацию. Это происходило в присутствии начальства, и беспокоиться было не о чем.
Дежурный быстро обошел склад, не нашел подозрительных следов и побежал к телефону, докладывать наверх. Командира Уразова чуть удар не хватил. Он был со своей любовницей, главным бухгалтером части, хорошо расслабился и не ожидал никаких чрезвычайных ситуаций. Запрыгал, стоя в одном исподнем, тщетно пытаясь вникнуть в суть происшедшего. Срывающимся тонким голосом крикнул в трубку, чтобы ни в коем случае не предпринимали никаких действий без его личного указания. Это приказ.
Бросился звонить командующему флотом, тот сразу доложил министру обороны. Министр какое-то время находился в оцепенении, не зная, как сообщить Генеральному секретарю. Все понимали, что от катастрофы отделяют считанные минуты.
Но главный смысл был в том, что на этот склад под видом списанных торпед доставили две новейшие межконтинентальные баллистические ракеты «Булава». Они были разработаны в одном сверхсекретном Ленинградском НИИ. Новые ракеты обладали невиданной мощностью, ядерные боеголовки разделялись, могли поражать несколько целей и к тому же были недосягаемы для радаров. Дальность полета увеличилась, а точность попадания равнялась нескольким метрам.Приняв такие ракеты на вооружение больше половины устаревшего ядерного оружия можно было наравне с американцами спокойно утилизировать, якобы разоружаться. Но у них не было «Булавы» и СССР оказывался в серьезном выигрыше. Такова была диспозиция, все держалось в страшном секрете. В Кронштадт пришел, вроде бы на ремонт, большой противолодочный корабль «Удалой», встал в закрытый док. На него должны были установить ракеты и, выйдя к полигону на Новой земле, совершить испытательный пуск. Ждали только приказа.
И вот пожар. Открывать склад можно только с разрешения министра обороны, никто не должен был знать о секретном грузе. С другой стороны, если от высокой температуры сдетонирует боезапас, от острова и тем более от ракет не останется ничего.
Министр соображал с трудом. Он был глубоко пьющий человек и уже прилично принял на грудь. Никому и в голову не могло прийти, что спустя несколько лет он станет путчистом.
– Ах, как это некстати! – тяжело вздохнув, позвонил в Кремль.
Помощник передал трубку Генеральному секретарю. Тот долго пытался понять хмельной лепет министра, наконец, не выдержал, закричал: доложите, мол, спокойно, по порядку.
– Докладываю: в 01.15 старший матрос Маркс Алексей Карлович обнаружил…
Генсек взорвался:
– Какой Маркс? Какой, к чертям Карлович? Вы что, с ума сошли? У меня переговоры в Рейкъявике, мы разоружаемся…
А матрос Маркс, стоял на посту и ждал чудовищной силы взрыва. Мысленно представлял, как его разорвет на мельчайшие атомы, вспоминал маму, любимой девушки у него еще не было. Погибать очень не хотелось. «Ну почему именно я?» – утешало лишь то, что вместе с ним взлетят на воздух еще тысяч восемьдесят человек. Он стоял с отмороженным носом, с ужасом глядя на клубящиеся столбы, и ждал: еще чуть-чуть и рванет! Одинокая фигурка в белом нелепом тулупе, сжимающая бесполезный автомат. Что он мог сделать? Что?
Между тем Пасюта не находя себе места метался по КПП мучительно ожидая звонка командира части. Казалось, будто прошла вечность. Он был решительным человеком, порывался с дежурным взводом хотя бы с огнетушителями ворваться на объект и попытаться своими силами остановить пожар. Но строгий приказ Уразова сковывал его действия. Он понимал, что важен каждый миг, каждая секунда. Дежурный взвод, вооруженный топорами и ломами давно стоял на улице и ждал распоряжений.
Прошло три минуты, затем еще пять. Капитан второго ранга не выдержал, набрал номер командира.
– Ждите.
– Разрешите…
– Ждать. Это приказ!
«Да сколько можно, ведь не успеем!..» – Пасюта отчаянно рванул на улицу.
– За мной! – топая, неслись сломя голову по жесткому скрипучему снегу.
Температура опустилась ниже сорока градусов. Все пожарные гидранты перемерзли и были бесполезны. Потому бежали с ломами и лопатами наперевес, закинув за спину тяжелые порошковые огнетушители.
В небе над складом клубилось все сильнее. Часовой Маркс испуганно отшатнулся, освободив путь несущейся ораве. Стремительно подлетели к закрытым дверям:
– Давай! Ломай! Бей!
Забили, застучали, задолбили ломами, с криками, с гулким уханьем. Страх подгонял, придавал нечеловеческие силы. Скинули заиндевевшие шинели, мороза никто не чувствовал, все вспотели, взмокли и били, били, били. Дверь сорвалась с петель, жалобно охнула, падая на землю. С бешеным исступлением бросились в открывшийся проем, разбежались в пугающей темноте, выкрикивая страшные ругательства. И вдруг…
Остановились на месте и с недоумением закрутили головой. В кромешной тьме все утопало в горячем обжигающем пару, прорвало трубу центрального отопления, идущую через склад. Почему-то никто вовремя не сообразил, что дымом не пахнет, да и языков пламени не было видно в щелях деревянных стен.
Дело Пасюты рассматривал суд офицерской чести и военно-морской трибунал. Сослуживцы его оправдали, а трибунал за неисполнение приказа и самовольство понизил в звании до старшего лейтенанта и предписал немедленно убыть на остров Русский для дальнейшего прохождения службы. Это распоряжение шло с самого верха и ничто не могло помочь бывшему капитану второго ранга.
А весь караул быстро раскидали по флотам, подальше от Кронштадта. Маркса разжаловали до рядового матроса, сняли с него лычку. А потому, что надо было спокойно и грамотно, как подобает младшему командиру разобраться в обстановке, а не принимать клубы пара за дым. И сослали беднягу далеко за Полярный круг в Гремиху. Так до самой демобилизации и прозябал Леха на ремонтной базе, чинил подводные лодки. Его ни разу больше не отпустили в увольнение, а в личном деле поставили странную и загадочную отметку.
На следующий день после происшествия американское радио «Свобода» сообщило, что в Кронштадте был пожар на складе боеприпасов, и только чудом удалось спасти ядерные ракеты «Булава», секретное оружие Советского военно-морского флота. Леха почему-то сразу подумал о замполите, старшем лейтенанте Задираке.
А страна разоружалась…
Октябрь 2010г.