Красная Грива Глава 2

             
          А время шло. Ванька по-прежнему пас деревенское стадо, Агафья собирала травы, делала целебные настои, варила снадобья. Марина Геннадьевна теперь часто бывала у них. Готовила ужин, стирала, а вечерами задерживалась. При свете лучин они вели интересные беседы и на многое находили ответы, пытаясь приблизиться к сокровенной духовной истине.

         После отъезда митрополита иконы перестали мироточить. Герасим ничего не понимал, староста злился, касса плохо пополнялась. Вредные, все знающие старухи сразу же связали эти неприятности с приходом в храм нечестивого Ивашки. Нашептали батюшке, поделились догадками с Фаддеем Фаддеевичем, которого боялись и очень уважали.
         Ветреной ночью к дому Агафьи подкралась длинная ломаная тень, сжимающая в руках ружье. Патрик учуял чужого, выскочил из будки. Староста вскинул охотничий карабин, прицелился. Оба ствола были заряжены патронами на медведя. Собака смотрела настороженно, гипнотизируя взглядом. Фаддеич перекрестился, шумно выдохнул и нажал курок:
         Щелк! Осечка. Еще раз. Щелк! Опять осечка.
         «Да что за наваждение? Дьявол, не иначе!» – торопливо перезарядил ружье.
Патрик глухо зарычал, глянул угрожающе пристально, пронзил стрелка бешеной ненавистью. - Ба-бах! Мимо. Второй раз ба-бах! – пуля рикошетом от столба с визгом ушла ввысь.
         Пес рванулся с безумной силой. Легко выдернул цепь и в длинном прыжке настиг пятившегося от ужаса старосту. Вмиг повалил, сомкнул клыки на вялой морщинистой шее и все сильнее сдавливал челюсти, добираясь до агонизирующей артерии.
         Громко хлопнула дверь, Ивашка и Марина Геннадьевна бежали к разъяренному псу. За ними, помогая клюкой, ковыляла встревоженная Агафья. С трудом разжали Патрику пасть, оттащили подальше. Пес рвался и хрипел от ярости, пока его не закрыли в сарай. Марина тщательно осмотрела разорванное горло. К счастью артерия не была задета, и угроза для жизни миновала. Фаддеич глядел на них круглыми от перенесенного ужаса глазами. Он не верил в свое спасение, сипел сдавленно и будто раненый аспид медленно отползал в черную густую тьму.
         Ванька подобрал остывающее ружье и с крутого берега зашвырнул далеко в реку.

         Следующим вечером возле бабкиного дома собрались деревенские мужики. Сидели рядком на сваленных бревнах, курили, о чем-то переговаривались. Ждали Ивашку. Тот вместе с Патриком возвращался из далеких лугов. Увидел людей, приветливо поздоровался. Мужики поднялись, отвечая вразнобой. Самый разумный и рассудительный вышел вперед, глянул пастушку в глаза:
         – Ты это, слышь, зла на Фаддеича не держи. Дурной он, прости ты его, не заявляй никуда. Мы всем обществом просим, ничего он больше вам не сделает, мы уже ему мозги вправили.
         Тихонько подошел отец Герасим, постоял смиренно, послушал.
         – Да, да! – вставил. – Ты, Ваня, не бери грех на душу.
         – Грех? – глаза у пастушка загорелись:
         – Но что есть грех? Ведь природа греха – зло. А природа зла? Как ни странно, но природой зла является добро. Искаженное вследствии помутнения души, заброшенности Божьего дара. Гордыни. Душа живет, сокрушается, впадает в отчаяние или запредельную радость. Прельщается, страдает, омывается слезою безысходности. Восстает и бьется за свое равновесие, взывает к Божьей защите. Все это признаки души живой, стремящейся к праведности. Такая душа очищается в страданиях и грех для нее страшен. Он заставляет ее мучиться, искушаться. Но пропуская грех сквозь призму Откровения, такие души обретают иммунитет. Хоть ненадолго, но внутри все же, остаются воспоминания о том, как это мучительно и больно.
         Мысли о грехе, анализ греха уже есть некое покаяние, переходящее в покаяние пред Господом. Грех страшен, но только тем, кто не делает выводов и продолжает совершать ошибки. Их души темны и беспросветны. Они настолько черны, что еще одна соринка просто не будет замечена. А главное у них нет ни малейшего желания воссиять в чистоте. Зачем, если в душе и так есть покой? Чтоб спасти такого человека требуется удар большой силы, от которого грязь начнет отваливаться сама и душа оживет, затрепещет. Потому даются испытания, искушения и горечи. Они души светлые укрепляют, а души темные пытаются разбудить, ибо им необходимо движение и развитие. Духовный застой для человека смертельно опасен, от него обязательно идет падение в бездну.
         Деревенские мужики остолбенели от пафоса бурной речи. Так у них в селе никто не выражал свои мысли. Было чудно и непривычно. Интересно.
         – Ересь это и крамола! Искажение Божьего учения, – Герасим отчужденно и надменно взглянул на пастушка, высоко задрав подбородок.
         – Ну-ка ты, долгогривый, давай топай к своим старухам. Их учить будешь! – мужики бесцеремонно вытолкали батюшку за ограду.
         Тот ушел, обиженный. Кинулся к телефону звонить Иерониму. Пожаловался на вольнодумца, сказал, что с его появлением перестали мироточить иконы в храме, предложил немедленно предать его анафеме. Митрополит успокоил, велел понаблюдать за дерзким, но объяснил, что об отлучении говорить пока рано.
         – Да на нем даже креста нет… 
         – Крест должен быть в душе! – сурово отрезал владыка.

         Так получилось, что местные жители стали частенько собираться на бревнах у бабки Агафьи. Теплыми летними вечерами провожая заходящее солнце, с вниманием слушали Ивашкины измышления. Задавали вопросы, удивлялись, не веря совсем на первый взгляд простым ответам. Сомневались. Особенно их волновало, почему всех людей называют рабами.
         – Какие же мы рабы? – так и спросили его.
         – Рабы ли вы? Да такие же, как вольные птицы, перед которыми открыты все пути, но у которых нет возможностей преодолеть земное притяжение. Как само Солнце, согревающее мир и вечно ходящее по кругу не в силах дотянуться до края галактики и обреченное угаснуть. Как вся Вселенная, беспорядочная и хаотичная, с течением времени, становящаяся определенной схемой. Вселенная бесконечная, но все равно имеющая границы, далекая и неизведанная.
         Все живет по законам Божьим, иначе говоря, законам природы, мироздания. В этом смысле планеты и звезды, все живое являются рабами мира создавшего нас. Но в отличие от остальных существ, живущих на Земле, человек имеет право выбора. По собственной воле творить добро или зло, есть самое важное право, данное Создателем! В этом заключается его уважение и любовь к своему лучшему творению. Человек сам решает, как ему поступить, а Господь, зная, как тот поступит, лишь корректирует последствия необдуманных решений, чтоб снизить вред, нанесенный заблудшей душой. И с помощью всяческих знаков направляет на путь истины. Странно, но люди совсем не слушают голоса Духа Святого. Они, убежденные в силе знаний, собственной неоспоримой правоте, совершают деяния, ничуть не сверяясь с учением, и тут же попадают в лукавые сети порока. А затем рвут душу в клочья, каются и скорбят. Но хорошо если так. А часто и не замечают совершенных ошибок.
         Как жить в мире, наполненном искушениями и соблазном? Как распорядиться выбором, не прельщаясь и не оступаясь? Труднейшая задача даже человеку благоверному. Всю свою жизнь люди пробуют выбирать, но и в конце делают ошибки. Души созданы, чтобы научиться этому, а после смерти каждый оказывается в том месте, которое он выбирал земными мыслями, делами, верою своей...
         Нужно учиться внимать гласу Духа Святого, проникать в материю познания, слышать душу свою, открыться для лучей истины. Чтобы впитывая благодатный нектар, ощущать энергию пространства видя божественный смысл собственного преображения. Нужно лишь сильно, до боли захотеть этого. Начать задавать самому себе вопросы, разбирать поступки, делать четкие выводы и верить, что ответ будет найден. Никогда Господь не оставит терзающиеся в поисках истины души. Так или иначе, найдет возможность приоткрыть завесу окружающую Царство Света. И вострепещет человек в благодарности к своему Создателю! Единственное, что необходимо, желание сделать правильный выбор.
         И вера в то, что все происходящее на земле во благо людям. Вера в то, что Бог не ошибается, а любит и всегда помогает в борьбе с искушениями. Ведь человек сам спасает свою душу, а Господь дает силы не поддаваться соблазнам, наставляет на путь истинный. Вот когда люди начнут видеть и понимать всю красоту Божественного промысла. Великолепие сотворенного мира, восторженность любви, поэзию гармонии, святость всего сущего. Увлечение созерцанием тончайших ощущений, поражает многогранностью. Слова и мысли превращаются в причудливую мозаику, а в череде откровений возникают сочетания реальности и видений.

                * * * * *
         Незаметно подобралась осень. Мазнула багрянцем, окропила дождями, укутала желтизной стоящие в туманной дымке леса, пронеслась над колосящимися полями. Принесла обильный урожай, напоила соками отяжелевшие плоды, высушила травы, росчерками ночных комет сообщила о своем приходе.
         Холодной ночью неугомонный староста вновь огородами пробирался к домику Агафьи. В руках держал бутыль с бензином и фитилем вместо пробки. Поджег тряпицу и зашвырнул на крышу ветхой старенькой избушки. Полыхнуло сразу, сильно. Языки пламени вмиг охватили кровлю, загудели, затрещали. Огонь принялся яростно пожирать рассохшиеся бревна. Фаддеич кинулся в кусты и пропал в зарослях репейника.
         Ивашка с бабкой едва успели выскочить. Метались по двору, не зная за что хвататься, торопились отвязать Патрика. Соседи проснулись, прибежали, не зная чем помочь. Ничего спасти было нельзя. Дом закачался, затрещал и тут же развалился, рассыпался пылающими угольями. Агафья запричитала, вскрикнула обреченно и пала замертво.

         С рассветом крест вновь озарился видением Богородицы. Но стояла она одна, без младенца Иисуса, в белых непорочных одеждах, прикрывая лицо руками и склонив сияющую в золотом нимбе голову. Казалось, Она плачет, сожалея о судьбах земных. И иконы больше не мироточили.
         Опять со всей округи стал съезжаться православный народ. Приехал митрополит со свитой. Службы шли, не прекращаясь ни на секунду. Славили Создателя и Невесту Его, клали поклоны, возжигали пудовые свечи, надеясь заслужить прощение. Каялись, дымом кадили, брызгали святой водой, остужая буйные головы. И молились, молились, молились…
         Агафью хоронили на старом сельском кладбище. Место выбрали на горке между двумя плакучими березами. Земля здесь была песчаная, сухая, легкая будто пух. Проводить в последний путь пришли Ивашка с Патриком, Марина Геннадьевна, соседка Ильинична да три древние старухи. Отпевать покойницу никто не стал, все священники в церкви служили литургии, пели акафисты в честь явления Богородицы. Как могли, спасали свои души. До Агафьи ли им было? Тем более кудесницей считали ее…
         Два мужика забили крышку. Опустили гроб и стали быстро засыпать землей. Сделали невысокий могильный холмик, установили деревянный крест. Выпили по стакану водки, помянули бабушку добром. Ушли.
         Марина пригласила к себе в дом. Накрытые к поминальной тризне столы ждали всех желающих, двери открыты настежь…
         Ванька с собакой на поминки не пошли. Тихо сидели у могилы, молчаливо глядели в синеву небес. Незаметно рано подкрались осенние сумерки. В небесах зажглись звезды, взошла грустная луна, осветила кладбище холодным свечением.
Патрик задрал голову и завыл пронзительно, горько, протяжно. Казалось, сама сущность тварного мира мучительно стонет от боли, эхом разлетаясь в поднебесье.
         И словно отозвавшись, высоко на востоке зажглась, и стала медленно падать одиноко сияющая звезда, оставляя за собой длинный дымящийся след. Ивашка встал, встряхнулся, приласкал пса, поклонился кресту, и они направились в сторону светящегося огоньками села.
         А в храме полным ходом шла всенощная литургия. Владыка Иероним вел службу, торжественно и громко вычитывая слова молитв. Церковь была переполнена, свечи горели ярко, потрескивая от нехватки кислорода. Митрополит в сверкающей золотом ризе и блеске алмазного креста вещал с амвона божественные откровения. Архиереи, дьяконы и остальные священники стояли в праздничных облачениях, молились истово, проникновенно.
         Словно невесомая тень прошелестела внутри храма. Лампады и свечи погасли, окутались дымом. Лишь электрический свет освещал собравшихся во имя Господне. 
         В дверях стоял Ивашка, народ неохотно расступился перед ним. Владыка обернулся, увидел пылающие глаза и вопросил, едва сдерживая праведный гнев:
         – Чего тебе надобно, сын мой? 
         – Я не твой сын!
         Иероним задохнулся:
         – Чей же?   
         – Я Сын Божий!   
         Кровь ярости ударила в голову митрополита, услыхавшего дерзновенный ответ. Люди вокруг охнули от неожиданности, загомонили. 
         – Ах ты!.. Ах! Уберите его, – кивнул двум рослым дьяконам. Отвернулся, продолжая службу. Ваньку схватили за руки, вытолкали взашей, обозвали…

         Богородица исчезла, крест стоял одинокий, темный. Смотрел, как идут Ивашка с Патриком, выбираясь к проселочной дороге. Они шли туда, где рассветы купаются в хрустальных озерах, где сияет свет, и нет тени, где дышится легко и свободно, а облака касаются земли.
         Верный пес держался рядом, не забегая вперед и не отставая, чутко улавливая шорохи увядающего мира. Они шли учиться, они шли учить. И никому не было дела до этих неведомо куда бредущих путников. Лишь Марина Геннадьевна все ждала, не гасила свет, не убирала поминальные столы.

         А над селом сгущались грозовые тучи. Ослепительные молнии пронзали черное небо, раскаты грома сотрясали землю. Необычайно яркой искрящейся вспышкой озарились спящие избы. Оглушительный удар был такой силы, что наискось треснул церковный купол. И хлынул очищающий проливной дождь.
                Ноябрь 2011г.