IV
После обеда – тихий час, но никто не спал. Июль жарил улицы, как исправный
истопник баню. Было душно, подушки, простыни противно прилипали к телу, хотелось пить, но вода в графине на столе была тёплой и отдавала хлоркой.
Снова зажужжала муха. Сергей кинул в неё тапок, но промахнулся. Муха затихла.
- Надо же, зараза, какая живучая! – изумился Сергей. – Интересно, а где сейчас тот интеллигентик?
- Мэлс, что ли? Я видел его утром, - охотно ответил Диман и улыбнулся. Он вспомнил как они смеялись и как тот грохнулся с постели. – Ему подправили швы, он теперь в отдельной комнате с телефоном. Такой важный, даже не ответил на моё приветствие, когда его везли на процедуру. Кстати, ты знаешь, как Мэлс расшифровыва-ется: Маркс, Энгельс, Ленин Сталин!
- Да ну и хрен с ним! – Сергей тоже улыбнулся. – Мало ему досталось. Жаль дедуля не дорассказал свою историю, не то точно бы обкакался, начальник хренов! Дедуль, а доскажи нам, что потом-то было? Ведь уйдём отсюда через пару дней и не узнаем, как это тебя сюда привезли?
Дед Макар, вооружившись маленьким карманным ножом, делал новые дырки на своём ремне. Он как-будто и не слышал вопроса, бурча под нос:
- Надо же, ет сколько жа я пытирял веса-та? Прибягу домой, старуха ня узнат!
- Дедуль, а правда, что потом было? Как в больнице очутились? – весело спросил Диман.
- Чаво потом? – суп с котом. Ипять рассмеётись как жеребцы, а я отвичай. – Обиженно отмахнулся от него дед.
- Не, дедуля, не рассмеёмся, а если и рассмеёмся, то ничего уже не случится, на второй день нам можно всё, так вчера Поп сказал.
- Какой-такой поп? – не понял дед Макар.
- Да не поп, это я так Попова прозвал, - рассмеялся Сергей.
- Нехорошо, паря, так о дохтуре-та! Он ить жизни спасат, а ты яво ибзывашь! – Дед пошамкал губами, примерил ремень, потом, как-то обыденно, ответил:
- Спас нас с Соломонычем яво сын, он инжанером у нас, вумный как ня знай кто, в атца пошёл, видна, не в мать точно. Та была кобыла ногайская, бывалыча моталась почём здря. Ну, да не тем будь она пымянута. – Дед оглядел палату, его выцветшие глаза подобрели, чувствовалось, любил он, когда его слушали. – Тык о чём я балакал? Ах, да, вот Маркуша нас и спас, а вернее миня. Соломоныч был уже никакой, так и заснул на своея ссыклопедии.
В этом месте парни улыбнулись, но прежнего убийственного смеха уже не было. Так, видимо, устроен человек, когда нельзя ему смеяться, он смехом себя изорвёт, а когда можно – просто улыбнётся.
- Ну, положил он отца на кровать, а мине привёз в больницу, сюды. Надоть яму магарыч поставить, кады выпустят.
- Дедуль, а вы вот Попова всё хвалите, а ведь казаки евреев не любят, вон какие погромы устраивали? – начал «заводить» Сергей деда. Чувствовалось, что хотелось ему немножко побалагурить над ним.
- Чаво такова опять болташь? – удивлённо вскинул седые брови дед и строго посмотрел на Сергея. – Казаки сроду никаво ни ибижали пынапрасну. И правду вон Дмитрий сказал давеча, много у нас было казаков из явреев и никто их не трогал. Ане жа умный народ-то, нешто русские – галахи! Ты видал хыч раз яврея алкаша? А? То-то жа!
- Дедуль, а кто такие «галахи»? – живо спросил Диман, доставая свой блокнот, куда он записывал все новые для него казацкие словечки.
- Галахи-та?.. Ета иногородцы, гылытьба из России, которые к нам на Яик на зароботки приезжали. Заработают и всё пропьют, валяются пыд забором, поэтому и галахами звали мы их...
- Ну, на Украине-то били евреев? Ваши казачки же это громили их там? – не унимался Сергей.
- За них, хохлов, паря, слова не балакну, не был там, ни дывялось. – Спокойно ответил дед Макар. Потом, подумав, он рассудительно добавил:
- Можа и били, казак за здря бить не станет... Время тако было, брат на брата шёл.
- Деда, а Вы Чапаева видели? – неожиданно спросил Диман.
- Нет, не видал. Хотя, наши форпосты с ним встречались...
- О, дедусь, оказывается ты на стороне белых был, белогвардейцем? – засмеялся Сергей.
- Ты, прям, Сергейка, как баран глупый! Никакем белым я не был. Было мине мало годков, кады красные-то пришли. Побили казачков и я, матри, чуточку не попал им под руку, да братанка спас.
- Как это? – Диман ожидал необычный рассказ, но дед его огорчил на сей раз кратким ответом:
- Как? Собрали нас под Свистуном*, тех, кто малолетки и не проходили службы ещё, и погнали на ентаво Чапая. А орудиев нет, кто чем был вооружён. У мине вместо пики были вилы, да шашка радетельска. Вот, братанка Павел и увидал мине в ентой муниции, да пытихоньку вывел за сырт и приказал скакать напряму до самого хутора и спрятаться там. Я так и сделал. Потом красныя пришли, прыдяржали мине в кутузке, хотели рысстрилять вместе с другими казаками, да Ружейников, наш казак, не дал. Заставили поручиться друг за дружку, мыл, ежели утякёт кто, то другого в расход. Вот и зыписали в искадрон красный. Потом куды толька не бросали миня, выжил, матри, бог помог! – вздохнул тяжело дед.
- А брат остался жив? – тихо спросил Диман.
- Нет, што ты, паря! С тово похода почти никто не вернулся. И братанку пуля срезала, царствие яму нябесно! – дед смахнул старческую быструю слезу.
- А скажите дэдушка, пачэму ви проиграли тогда? – неожиданно спросил Рамазан, внимательно слушавший рассказ.
- Э, паря, рази супротив Расеи устоишь? Красных мильёны пёрли на нас, чаво сделашь-то? Воля така, божья, поди... – дед опять вздохнул.
- Это так, точно Вы говорите, – мрачно согласился Рамазан. – Вот и моего деда они зарэзали. Но прийдёт время и им численность нэ поможет больше.
- Ромка, чего ты хреновину поришь, о каком времени ты всё бубнишь? – не выдержал Сергей. – Ни казахи, ни чечены твои, одни ничего не сделают! Всё, мы теперь все советские!
Рамазан грозно посмотрел на него, но ничего не ответил, а отвернулся к стенке и затих.
- Вот я – кто? Казахи меня за русского принимают, русские - за чурку. – Сергей
__________
Свистун – старинный казачий хутор близ Уральска.
говорил с улыбкой, но в чёрных его глазах таилась обида.
- О! Вот ты и есть – советский народ! – засмеялся Диман. – Я наконец-то увидел этот народ, не то везде о нём с трибун говорят, а его не видно.
В это время, запыхавшись, вошла баба Зина.
- Не спите? Вот и хорошо, – торопливо выпалила она. Затем, подойдя к деду Макару, баба Зина как-то жалостливо попросила:
- Дедок, милый, идём со мной, помоги нам ещё разок, там твой друг, казах старый... ну тот, что был в вашей палате, опять то по-русски, по-своему что-то тылдычит, не поймём.
Дед шустро, почти по-молодому, вскочил. – Ах ты, ядрёна мать! Значится не можется яму.
Они вышли из палаты.
- Пойдём и мы посмотрим, что-ли, на эту комедию, интересные дедки нам попались, да и спать неохота, а так, побалдеем немножко, – кивнул Диману Сергей.
Но «побалдеть» не пришлось. Аксакал лежал в отдельной палате для тяжелоболь-ных, дверь была полуоткрыта из-за жары. Старик задыхался. На кровати сидел Попов, за ним стояли медсёстры. Парни остановились у дверей и увидели жёлтое лицо старика, торопливо, в полубреду, говорившего что-то по-казахски. Дед Макар начал переводить.
- Он говорит, передайте яво кемпир, старухе по-нашему, штыбы попросила она дирехтура совхоза ихнево, проводить яво пы-мусульманскому обычаю. Он ветеран, хочет, штыбы военкомат переделал яво пенсию орденоносца на няё. Он всё иписал, письмо пыд подушкой, как умрёт, штыбы передали ету письму яво старухе. Она не ходит, яво сын приедет скоро из аула. – Дед Макар был серьёзен, он старался не пропустить ни одного слова своего «курдаса».
- Он ищё говорит, што умрёт чичас, и просит вас, - дед обратился к Попову, - позвать местного муллу, али каво-нябудь из казахов-больных, прочитать ... ета, молитву, значится, на их языке. – Аксакал с трудом открыл глаза и протянул Попову жёлтую, старую бумажку с надорванными краями.
- Ну, вот что, переведите ему, уважаемый, мы не дадим ему умереть, - сказал строго Попов, отстраняя руку, - сейчас из обкомовской больницы привезут кислородную установку, она у нас одна осталась, на две больницы, новую не подвезли ещё, и всё будет, как у них там говорят – жаксы? Скажите ему также, что у него идёт воспаление, поэтому такая высокая температура. Мы сделали только что укол, ему сейчас полегчает. Такое состояние после двойной операции нормальное в его возрасте. Так что, пусть про смерть забудет.
Дед Макар долго переводил, чувствовалось, что он добавлял к словам хирурга свои, простые слова.
Аксакал слушал деда Макара с закрытыми глазами, но когда тот перевёл, он их открыл и медленно заговорил. Дед Макар перевёл дословно, от первого лица:
- Ты – хороший человек, Попов. О тебе в стяпи знают. А вот этот Мурзагалиев, ему я бы не доверил даже скот лечить. Мы же знам, он - зять секретаря горкома, по-блату поступил в институт, а тяперь калечит людей. Ещё годок и тебе задвинут, а его поставят на твоё место.
Попов в этом месте хотел возразить, но аксакал, остановил его.
- Езжай отсюда, Исак Иваныч, подальше. Послушай старика, здесь ты своим ня будешь, а ты – талантливый человек. Мы, казахи, веками с русскими и другими людьми рядом живём, никогда не враждавали, а вот молодёжь таперь, она не така как мы. Они всю историю степи на свой лад чичас излагают. Нехорошо будет, если они придут к власти. – Старик закашлял, и закрыл глаза.
Попов встал и, увидев в открытую дверь застывших парней, зашумел на них:
- Это что такое? Почему вы здесь? Марш в палату!
Ребята удивились: Попов был бледен, брови нахмурены, в глазах мелькали сполохи гнева. Парни быстро пошли в свою палату.
Глава 5: http://proza.ru/2012/07/25/1498