ВВЕДЕНИЕ
Война неразрывно связанно с историческим путём России. Расположенная на границе Европы и Азии Россия большую часть своего исторического пути провела в войнах против захватчиков, как с Востока, так и с Запада. Между тем в нашей стране очень много известно о военных теоретиках и философах, прежде всего зарубежных, но из поля нашего зрения как то выпадают наши отечественные философы и военные теоретики. Тем более это странно, что самый непобедимый в мировой истории полководец, теоретик и философ был русским, речь, конечно же об Александре Васильевиче Суворове. Но увы имена русских военных теоретиков и философов на слуху меньше чем скажем имена Сунь-Цзы, Карла фон Клаузевица, Хельмута фон Мольтке, Эрнста Юнгера и многих иных западных и восточных военных философов и теоретиков. Современное перевооружение армии и флота, военная реформа невозможны без духовного, интеллектуального и философского осмысления русской военной истории, которая насчитывает более чем тысячелетнюю историю. Она дала миру таких выдающих военных философ и теоретиков как Владимира Мономаха, Петра Великого, А.В. Суворова, М.В. Драгомирова, П.Н. Краснова, А.А. Керсновского, Б.А. Штейфона, Ф.А. Степуна.
Изучению взглядов русской военной философии и русских философов и теоретиков на войну, военное искусство, на основные его моменты и противоречия войны и будет посвящён данный доклад. Хотелось бы коснутся взглядов как не военных русских философ, так и военных полководцев и теоретиков. В реферате будет сделана попытка проследить основное направление русской философской мысли о войне начиная со времён Киевской Руси и до периода первой половины XX века.
1. Русские философы о войне и её противоречиях.
Русская философская мысль в период её особенного расцвета на рубеже XIX – XX вв. и в первой половине XX в. не случайно отводила особенное внимание проблемам войны и военного искусства. Россия была одной из не многих стран в тогдашней Европе, которая смело говорила об ограничении гонки военных вооружений, о создании международных органов по урегулированию конфликтов, о запрещении отдельных видов вооружений. С другой стороны Русско-японская война, затем крупнейшая в военной истории мира Первой мировая война, Гражданская война в России, заставили по особому отнестись к проблеме войны особенно на фоне исхода за границу многих талантливых русских эмигрантов, военных и философов. Осмысливая для себя проблемы войны и мира, они строили на теоретическом уровне модель идеальной русской армии на основе опыта существования многовековой русской императорской армии. Однако русских философ занимали не только проблемы строительства вооружённых сил как им казалось будущей возрождённой России, но и вопросы, связанные с противоречиями войны особенно в среде христианской православной цивилизации. Связанно это ещё и с тем, что в России начала XX века были весьма популярны идеи Л.Н. Толстого о «непротивлении злу». Спор этот был перенесён с российской почвы на эмигрантскую почву. Говоря о взглядах на войну и военное искусство хотелось бы взглянуть прежде всего на позиции ведущих русских философов Ф.М. Достоевского, И.А. Ильина, Н.А. Бердяева, Л.П. Карсавина.
Фёдор Михайлович Достоевский размышлял о войне в эпоху второй половины XIX в. когда перед Россией стоял вопрос об участии или не участии в войне с Турцией, когда та жестоко подавляла национально-освободительное движение на Балканах. Это оставило свой отпечаток на мыслях великого писателя и философа. Свои мысли автор оригинально выразил в своём рассказе «Парадоксалист». Он в частности вкладывал в уста своих персонажей такие мысли:
«Он защищал войну вообще и, может быть, единственно из игры в парадоксы. Замечу, что он “статский” и самый мирный и незлобивый человек, какой только может быть на свете и у нас в Петербурге.
– Дикая мысль, – говорил он, между прочим, – что война есть бич для человечества. Напротив, самая полезная вещь. Один только вид войны ненавистен и действительно пагубен: это война междоусобная, братоубийственная. Она мертвит и разлагает государство, продолжается всегда слишком долго и озверяет народ на целые столетия. Но политическая, международная война приносит лишь одну пользу, во всех отношениях, а потому совершенно необходима.
– Помилуйте, народ идет на народ, люди идут убивать друг друга, что тут необходимого?
– Всё и в высшей степени. Но, во-первых, ложь, что люди идут убивать друг друга: никогда этого не бывает на первом плане, а, напротив, идут жертвовать собственною жизнью – вот что должно стоять на первом плане. Это же совсем другое. Нет выше идеи, как пожертвовать собственною жизнию, отстаивая своих братьев и свое отечество или даже просто отстаивая интересы своего отечества. Без великодушных идей человечество жить не может, и я даже подозреваю, что человечество именно потому и любит войну, чтоб участвовать в великодушной идее. Тут потребность.
– Да разве человечество любит войну?
– А как же? Кто унывает во время войны? Напротив, все тотчас же ободряются, у всех поднят дух, и не слышно об обыкновенной апатии или скуке, как в мирное время. А потом, когда война кончится, как любят вспоминать о ней, даже в случае поражения! И не верьте, когда в войну все, встречаясь, говорят друг другу, качая головами: “Вот несчастье, вот дожили!” Это лишь одно приличие. Напротив, у всякого праздник в душе. Знаете, ужасно трудно признаваться в иных идеях: скажут, – зверь, ретроград, осудят; этого боятся. Хвалить войну никто не решится» . В вопросе об участии России в войне с Турцией 1877 – 1878 гг. мнение Ф.М. Достоевского расходится с другим писателем и философом Л.Н. Толстым, который выступал против войны. Главное же противоречие войны Ф.М. Достоевский снимает цитатой из Евангелия от Иоанна: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих!»
Видный русский философ XX-го столетия Иван Александрович Ильин в своей теории о «противлении злу силою» размышляя о проблемах войны писал: «Пока в человеческой душе живет зло, меч будет не¬обходим для пресечения его внешнего дей¬ствия, - меч, сильный и в своей неизвлечённос-ти, и в своём пресекающем ударе. Но никогда меч не будет ни созидающим, ни последним, ни глу¬бочайшим проявлением борьбы. Меч служит внешней борьбе, но во имя духа; и потому, пока в человеке жива духовность, призвание меча будет состоять в том, чтобы его борьба была религиозно осмысленна и духовно чиста» . Автор не отрицает что «меч есть зло» но в то же время он подчёркивает что, «непротивление злу» или в данном контексте войне, ведёт к разжиганию зла или войн ещё большего масштаба. История XX века может показать нам очевидные примеры этого. Когда например в 1938 г. лидеры западного мира отдали на откуп Адольфу Гитлеру Чехословакию, чтобы «умиротворить» его, это привели к ещё большему нарастанию аппетитов фюрера германского рейха и привело в конечном итоге к жертвам и войнам ещё большим, чем они имели бы место если бы лидеры западного мира в 1938 г. твёрдо дали понять Гитлеру что не пойдут на его экспансивные уступки даже под угрозой войны. Говоря же о путах войн в русской православной цивилизации автор, применяет термин «русское христолюбивое воинство» доказывая, что большую часть своей истории Россия вела оборонительные войны, либо же приходила на помощь отдельным нациям и народам в опасный для них период, спасая от нашествий и несправедливостей. Воин по мнению И.А. Ильина жертвуем во имя других защищая их и убивая врагов своей безгрешностью, и как бы приносит её в жертву других. Что по И.А. Ильину есть духовный подвиг.
Другой русский философ Николай Александрович Бердяев размышляя о войне приводит интересные мысли и доводы: «В Евангелии сказано, что нужно больше бояться убивающих душу, чем убивающих тело. Физическая смерть не менее страшна, чем смерть духовная. А до войны, в мирной жизни убивались души человеческие, угашался дух человеческий, и так привычно это было, что перестали даже замечать ужас этого убийства. На войне разрушают физическую оболочку человека, ядро же человека, душа его может остаться не только не разрушенной, но может даже возродиться. Очень характерно, что более всех бояться войны и убийства на войне - позитивисты, для которых самое главное, чтобы человеку жилось хорошо на земле, и для которых жизнь исчерпывается эмпирической данностью. Тех, кто верит в бесконечную духовную жизнь и в ценности, превышающие все земные блага, ужасы войны, физическая смерть не так страшат. Этим объясняется то, что принципиальные пасифисты встречаются чаще среди гуманистов-позитивистов, чем среди христиан. Религиозный взгляд на жизнь глубже видит трагедию смерти, чем взгляд позитивно-поверхностный. Война есть страшное зло и глубокая трагедия, но зло и трагедия не во внешне взятом факте физического насилия и истребления, а гораздо глубже. И на глубине этой зло и трагедия всегда даны уже до войны и до ее насилий» . Размышляя о противоречии войны и христианской религии автор отмечал: «Христианство есть сплошное противоречие. И христианское отношение к войне роковым образом противоречиво. Христианская война невозможна, как невозможно христианское государство, христианское насилие и убийство. Но весь ужас жизни изживается христианством, как крест и искупление вины. Война есть вина, но она также есть и искупление вины. В ней неправедная, грешная, злая жизнь возносится на крест» . Автор писал эти строки в 1916 г. и они интересны ещё и тем что Н.А. Бердяев приводит размышления о войне и её природе когда в мире полыхала не виданная ещё до селе война, где воевали не столько армии сколько нации, экономики, и даже цивилизации, где счёт убитых шел на миллионы а раненых, пленных, увеченных на десятки миллионов. Говоря об ответственности каждого за войну философ подчёркивал: «Мы все виноваты в войне, все ответственны за нее и не можем уйти от круговой поруки. Зло, живущее в каждом из нас, выявляется в войне, и ни для кого из нас война не есть что-то внешнее, от чего можно отвернуться. Необходимо взять на себя ответственность до конца. И мы постоянно ошибаемся, думая, что снимаем с себя ответственность или не принимаем ее вовсе. Нельзя грубо внешне понимать участие в войне и ответственность за нее. Мы все так или иначе участвуем в войне. Уже тем, что я принимаю государство, принимаю национальность, чувствую всенародную круговую поруку, хочу победы русским, я - участвую в войне и несу за нее ответственность. Когда я желаю победы русской армии, я духовно убиваю и беру на себя ответственность за убийство, принимаю вину. Низко было бы возложить на других убийство, которое нужно и мне, и делать вид перед самим собой, что в этом убийстве я не участвую. Те, которые едят мясо, участвуют в убийстве животных и обязаны сознавать ответственность за это убийство. Лицемерно делать вид, что мы сами никогда не насилуем и не убиваем и не способны насиловать и убивать, что другие несут за это ответственность. Каждый из нас пользуется полицией, нуждается в ней, и лицемерно делать вид, что полиция не для меня. Всякий искренно желающий вытеснить немцев из пределов России духовно убивает не менее, чем солдаты, которые идут в штыковую атаку. Убийство - не физическое, а нравственное явление, и оно прежде всего совершается духовно. Стреляющий и колющий солдат менее ответственен за убийство, чем тот, в ком есть руководящая воля к победе над врагом, непосредственно не наносящая физического удара. Нравственно предосудительно желать быть вполне чистым и свободным от вины насилия и убийства, и в то же время желать для себя, для своих близких, для своей родины того, что покупается насилием и убийством. Есть искупление в самом принятии на себя вины. Виновность бывает нравственно выше чистоты. Это - нравственный парадокс, который следует глубоко продумать. Исключительное стремление к собственной чистоте, к охранению своих белых одежд не есть высшее нравственное состояние. Нравственно выше - возложить на себя ответственность за ближних, приняв общую вину. Я думаю, что в основе всей культуры лежит та же вина, что и в основе войны, ибо вся она в насилии рождается и развивается. Но зло, творимое культурой, как и зло, творимое войной, - вторично, а не первично, оно - ответ на зло изначальное, на тьму, обнимающую первооснову жизни» .
Другой крупный российский философ XX века Лев Платонович Карсавин размышляя о войне, и теории непротивлении злу писал: «Одним из величайших заблуждений является так называемое учение о непротивлении злу силой, обнаруживающее полное непонимание того, что такое совершенное и несовершенное бытие и ка¬ково их взаимоотношение. Это учение противо¬речит христианской истине прежде всего тем, что оно проповедует бездействие, христианство же призывает к действительной любви и считает бездействие великим грехом, не позволяя отказываться от выполне¬ния предлежащих нам жизненных задач. Кроме того, не противящийся злу наделе всегда противится ему именно силой, только не прямо и откровенно, а косвенно и лицемерно» . Размышляя об оправданности войны Лев Платонович твёрдо пишет о том что никакая война никак не оправдана с христианской точки зрения. «Нет, она является только греховной необходимос¬тью и преодолима в меру преодоления греха и для индивидуума» считал Лев Платонович. Размышляя о противоречиях войны философ подчёркивал: «Поскольку мы понимаем войну со стороны совершаемых на ней насилий и убийств, следует, что она всегда есть не должное, т.е. грех. Что же до неизбежности войны, то она может быть неизбежной в порядке греховно эмпирическом и никогда не бывает неизбежной в порядке абсолютном, ибо во Христе всякое зло всегда преодолимо. Однако преодоление зла является истинным и действительным самоусовершенствовании - ем личности, сопровождающимся осуществлением (и притом не в меньшей, а в несравнимо большей степени) того же добра, ко¬торое совершено было бы во зле. В войне же, например, соверша¬ется и такое великое добро, как жертва своей жизнью за других. Поэтому, если государство отказывается от войны во имя правды так, что оно отказывается от защиты и осуществления своей прав¬ды, оно лжёт И отказывается во имя бездействия, Т.е. совершает грех не меньший, чем война. Если оно отказывается от войны в расчёте на чудо Божье, - оно испытывает Бога и, помимо этого греха, совершает ещё тяжкое преступление, подвергая опаснос¬ти благо и жизнь подданных и их потомство. Бог творит чудеса, но христианин не может «рассчитывать» на них и вымогать их, ибо тогда он перестанет быть свободным сыном Божьим. < ... >
Благословляя государство в его существе, в его жизни и иде¬але, Церковь не спешит благословлять отдельные конкретные акты государства и не ниспадает до уровня политического фак¬тора или средства. Если же и благословляет, то не самый акт в его смешанной природе, но доброе в нём. Она помазует государя на власть, не на властвование, как таковое, а на православное и доб¬рое властвование, лобызая православное намерение государя, отнюдь не оправдывая того зла, которое он может совершить. Церковь благословляет христолюбивое воинство и молится о нём. Ибо только оно позволяет эмпирическому государству выполнять своё назначение, Т.е. осуществлять и охранять благо всех и каж¬дого; ибо оно, далее, всегда готово на подвиг и жертву своей жиз¬нью за других. Но этим Церковь не благословляет и не оправды¬вает ни того, что государство может пользоваться и пользуется военной силой для целей, благом не предписываемых, ни того, что само воинство может перестать быть христолюбивым и со¬вершать тяжкие грехи. Отнюдь не благословляет и не оправды¬вает Церковь совершаемых на войне грехов и убийств: грех для неё всегда остаётся грехом. Но осуждая грех, она не забывает о совершаемом во грехе добре и, призывая к преодолению греха ждёт этого преодоления от человеческой свободы» .
Таким образом мы можем сделать вывод. Крупные войны начала XX в. политические и военные катаклизмы которые пронеслись над Россией в этот отрезок истории, заставили русскую философскую мысль обратить пристальное внимание на вопросы войны и мира, и их основные противоречия с точки зрения русской православной цивилизации. Взгляды эти не смотря на весь ужас Первой мировой войны не были сугубо пацифистскими и непротивленческими. Русская философская мысль дала прекрасное толкование многих противоречий войны и православия, не переходя из одной крайности в другую, из крайности непротивленческого пацифизма в крайность воинственного завоевательного милитаризма.
2. Русская философская мысль о военном искусстве.
Имея многовековую регулярную армии и талантливых полководцев и флотоводцев, Россия имела и свою военную философию, и оригинальные взгляды на военное искусство. Например ещё в древнерусских летописях есть первые намёки на размышления о военном искусстве, широко например известные «Поучения» древнерусского полководца и князя Владимира Мономаха, где он в том числе касается вопросов войны размышляя и о своих военных походах. Князь отмечает необходимость быстроты войск, умение руководить князя своей дружиной. В одной из древнерусских летописей есть прямые указания на главенство одного военного руководителя во время того или иного похода: «Велик зверь. А головы нет, так и полки без князя». В 1649 г. в России появляется так называемое «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Где рассматривались основные вопросы войны, военного искусства и военной тактики. Генерал А.З. Мышлаевский писал о появлении устава следующее: «Еще одной чрезвычайно важной чертой, характеризующей радикальный характер перемен, происходивших в военном деле России во 2-й пол. XVII в. стало серьезное внимание к военной теории. В 1647 г. был опубликован в синодальной типографии первый печатный русский военный устав и одновременно первая русская печатная книга, посвященная основам военного дела - "Учение и хитрость ратного строения пехотных людей". Эта книга вышла огромным по тем временам тиражом - 1200 экз. В ней подробнейшим образом рассматривались общие вопросы западноевропейской военной теории и практики в отношении пехоты. "Учение…" доказывало необходимость и преимущества именно постоянной армии - хотя бы потому, что мушкетер, вооруженный фитильным ружьем, должен был четко усвоить 143 ружейных приема, а пикинер - 21 прием, которые были подробнейшим образом проиллюстрированы в книге гравюрами. Устав рассматривал вопросы вооружения и снаряжения рядового пехотинца, организации пехотной роты и порядок учения одиночного, ротного и полкового» . Мы не можем говорить о том что и в Древней Руси и в Московской Руси не было своих теоретиков и философов войны, они были уже потому что Русь тогда вела постоянные войны и имела много талантливых полководцев.
В XVIII в. в России появляется и создаётся одна из самых сильных в Европе армий. Армия эта не могла бы существовать без своих оригинальных теорий и философии. В 1795 г. величайший русский полководец А.В. Суворов выпускает свою знаменитую «Науку побеждать». «Наука побеждать» — памятник русской военной мысли, произведение, в котором А.В. Суворов изложил свои взгляды на обучение солдат, тактику боя и другие вопросы функционирования войска. Полководческая деятельность А.В. Суворова и его «Наука побеждать» оставила глубокий след в истории русской армии. Последователь Петра I и ученик П. А. Румянцева, А.В. Суворов воспитал плеяду замечательных русских полководцев и военачальников, среди которых наиболее выдающимися были М. И. Кутузов и П. И. Багратион. На идеях Суворова были воспитаны Д. А. Милютин, М. И. Драгомиров, А. А. Брусилов и другие известные русские военные деятели.
Военная философская мысль А.В. Суворова оказала значительное влияние и на иностранную военную мысль. Русский военный историк Ф. Н. Глинка в «Кратком начертании Военного журнала» (1877) писал: «Теперь уже ясно и открыто, что многие правила военного искусства занял Наполеон у нашего Суворова. Этого не оспаривают сами французы; в этом сознаётся и сам Наполеон; в письмах из Египта, перехваченных англичанами, он явно говорит Директории, что Суворова до тех пор не остановят на пути побед, пока не постигнут особенного его искусства воевать и не противопоставят ему его собственных правил» . Основными моментами отмеченными полководцем в «Науке побеждать» было стремление к нападению и наступлению, инициатива командиров и солдат, победа малой кровью, сбережение жизни солдат, огромная роль православной веры в жизни армии на войне и в быту, патриотизм и любовь к Родине.
Русский генерал и мыслитель начала XX в. Борис Александрович Штейфон отмечал о том рывке который совершила русская военная мысль в XVIII в. Он справедливо утверждает что Россия одной из первых в Европе создала прежде всего национальную регулярную армию что и являлось залогом русских громких побед XVIII столетия. «Гениальный ум Петра Великого – отмечал Б.А. Штейфон - создал армию национального типа. Столь благоприятная среда в связи с воздействием тех националистических чувствований, какие характерны для царствования Петра I, Елизаветы и Екатерины II, и придали русскому военному искусству XVIII века его моральное величие» . Размышляя о роли православной веры в деле укрепления регулярной армии генерал подчёркивал: «Приведенное заключение и утверждало существенное отличие русской военной философии от философии западных школ. Имея дело с русским человеком, имея задачей создать русского воина, и Петр, и Суворов в основу своей воспитательной системы кладут религиозное начало. "Дух укрепляет в вере отеческой, православной; безверное войско учить, что перегорелое железо точить", завещает Суворов и этот свой принцип применяет неизменно на протяжении всей своей деятельности. "Воин Христов" - вот его идеал, вот идеал русского воина!»
Видным русским военным теоретиком, педагогом и философом второй половины XIX был генерал-от-инфантерии Михаил Иванович Драгомиров.
Будучи последователем одной из разновидностей идеалистической философии — позитивизма, М.И. Драгомиров все явления военного дела, сущность войны как общественного явления рассматривал с позиций идеализма. Война, говорил М.И. Драгомиров, — это явление, свойственное природе человека. «В природе, — писал он, — все основано на борьбе, а человек не может стать выше какого-либо из законов природы».
Драгомиров решительно не соглашался с Л. Н. Толстым, который утверждал, что война противна человеческой природе и разуму. Он считал, что «война есть дело, противное не всей человеческой природе, а только одной стороне этой природы, — именно человеческому инстинкту самосохранения...»
Два фактора влияют на войну — человек и техника. Главная роль в войне, утверждал М.И. Драгомиров, должна принадлежать человеку. Но «человек» М.И. Драгомирова — это нечто абстрактное. Он отрывал человека от конкретной общественной среды и отрицал ее влияние на склад мышления и характер человека. По М.И. Драгомирову человек обладает вечными и неизменными качествами, к которым относятся ум и воля. Ум служит инстинкту самосохранения, а воля порождает инстинкт самоотверженности. Так как у солдата при поступлении в армию ум и воля находятся в определенном соотношении, задача состоит в том, чтобы системой воспитания и обучения развить волю в ущерб уму. Отделяя ум от воли и искусственно приписывая им антагонистические качества, М.В. Драгомиров делает вывод, что военное дело есть «более дело волевое, чем умовое». М.В. Драгомиров делал вывод, что оружие имеет также двойственный характер. Метательное, т. е. огнестрельное оружие отвечает уму, а холодное — «силе воли, энергии нравственной». Отсюда он заключал, что тактика обусловливается духовными силами природы человека, а не военной техникой, в которой лишь раскрываются заложенные в человеке способности. «Оружие, — писал М.И. Драгомиров, — есть не самостоятельная, а подчиненная данная; оно есть не более как продолжение органов человека, усовершенствование его двоякой способности: наносить вред издали и сойдясь с ним грудь с грудью». Драгомиров отдавал предпочтение холодному оружию, ибо оно «дает быстрый и решительный результат в руках того, кто не боится погибнуть», и активно воздействует на нравственную сторону человека, в то время как огнестрельное оружие наносит потери издали, решительного результата не дает и «подрывает нравственную основу боя не только у противника, но и у себя, так как ослабляет наступательный порыв» . Взгляды М.И. Драгомирова на войну сыграли огромное влияние на русскую военную мысль в конце XIX начале XX вв.
Другой видный русский военный теоретик Антон Антонович Керсновский в своей книге «Философия войны» вышедшей в Белграде в 1939 г. выдвинул оригинальную идею разделения войн на три категории. Он писал: «Первая — войны, веденные в защиту высших духовных ценностей, — войны безусловно справедливые. Все наши войны с Турцией и с Польшей в защиту угнетаемых единоверцев и единоплеменников, как и Гражданская война 1917–1922 гг. с белой стороны, относятся к этой категории.
Вторая — и наиболее распространенная — войны, веденные во имя интересов Государства и Нации. Общего правила, общего мерила для этой категории не существует. К каждому случаю в отдельности надо применять особую мерку — и в каждом случае оценка может быть лишь чисто субъективной.
Третий вид войны — это война, не отвечающая интересам и потребностям Государства и Нации и не отвечающая в то же время требованиям высшей справедливости. Войны этой категории относятся по большей части к типу бескорыстных авантюр, а лучше сказать, авантюр бессмысленных. Таково, например, участие России в коалиционных войнах в 1799 и 1807–1817 гг., поход в 1849 году на Венгрию, экспедиция французов в Мексику при Наполеоне III.
Войн первой и третьей категории — абсолютно справедливых и абсолютно несправедливых — незначительное сравнительно меньшинство. Больше всего сожжено пороху и пролито крови на войнах второй категории — войнах, имеющих характер государственный, национальный» . Взгляды на войну самого А.А. Керсновского очень близки по духу к взглядам И.А. Ильина.
Другой не маловажный вопрос в войне это роль религии. Здесь очень ценны наблюдения и замечания самих участников войн. Например, взгляды генерала русской императорской армии Петра Николаевича Краснова. Этот талантливый писатель и генерал написал ряд ценных книг о воспитании армии, её духе и душе. Сам он участник многих сражений Русско-японской и Первой мировой войн. К сожалению его труды об армии, её психологии и душе написанные в эмиграции практически не известны современному российскому читателю. Так касаясь вопросов религии в армии, П.Н. Краснов отмечал такие моменты: «Государство, которое отказывается от религии и от воспитания своей молодежи в вере в Бога, готовит себе гибель в материализме и эгоизме. Оно будет иметь трусливых солдат и нерешительных начальников. В день великой борьбы за свое существование оно будет побеждено людьми, сознательно идущими на смерть, верующими в Бога и бессмертие своей души» . Далее автор приводит пример как католицизм был выдворен из французской армии и как о нём вспомнили в годину Первой мировой войны: «Французское правительство отказалось от религии. При министерстве Комба, сорок лет тому назад, оно, по резкому выражению французов, "выгнало Бога из Франции". Но вера в Бога осталась в обществе. Бог продолжал жить в душах французов, и в дни войны Франция точно проснулась от страшного, кошмарного сна неверия. Храмы наполнились молящимися, и кюре и аббаты, призванные в армию рядовыми бойцами, молились вместе с ротами Богу, не признаваемому государством, но почитаемому народом. Франция победила. Победит ли она еще раз, если ей удастся окончательно "выгнать Бога" и из народных сердец?». О морализующей роли религии в русской армии в годы Первой мировой войны автор приводит свои воспоминания об этом: «В 1915-м году я командовал 3-й бригадой Кавказской Туземной дивизии, состоящей из магометан -- черкесов и ингушей. В мае мы перешли через р. Днестр у Залещиков и направлялись к р. Пруту. Утром мы вошли в селение Серафинце. Впереди неприятель. Дальше движение с огнем и боем. Я вызвал командиров полков и дал им боевую задачу. Старший из них, командир Ингушского конного полка полковник Мерчуле, мой товарищ по Офицерской Кавалерийской школе, сказал мне:
-- Разреши людям помолиться перед боем.
-- Непременно.
На сельской площади полки стали в резервных колоннах. Перед строем выехали полковые муллы. Они были одеты так же, как и всадники -- в черкесках и папахах.
Стали "смирно". Наступила благоговейная тишина. Потом раздались слова муллы. Бормотание строя. Опять сосредоточенная тишина. Сидели на конях в шапках с молитвенно сложенными руками. Заключительное слово муллы. Еще мгновение тишины.
Муллы подъехали ко мне.
-- Можно вести! Люди готовы...
Люди были готовы на смерть и раны. Готовы на воинский подвиг.
Они его совершили, проведя две недели в непрерывных боях до Прута и за Прут и обратно в грозном отходе за Днестр к Залещикам, Дзвинячу и Жезаве» . Интересно отметить, что и в официально атеистическом СССР в годы Великой Отечественной войны прекратились всякие гонения на церковь, открывались когда то закрытее храмы, разрешались церковные проповеди, и нужно подчеркнуть что возвращение к истокам православия стало одним из факторов победы СССР в Великой Отечественной войне, когда народу вернули его прежнюю душу. Тут размышления П.Н. Краснова нашли полное подтверждение.
Видным но малоизвестным мыслителем о войне был философ Фёдор Августович Степун, который участвовал в Первой мировой войне в частях русской артиллерии. Мысли и размышления Ф.А. Степуна очень близки к мыслям германского военного философа участника Первой и Второй мировой войн Эрнста Юнгера. Ф.А. Степун пытался видеть в войне только зло, которое оно несёт в виде смерти и страданий, но и красоту. Ту красоту которую, например может нести буря или гроза.
Таким образом, мы можем заключить, что русские генералы и военные дали не только России, но и всему миру огромное количество трудов, статьей и книг, не только на тему самой войны или армии, но и об основных противоречиях войны, о душе армии, психологии солдата, о противоречиях и категориях войн. На современном этапе реформы и перевооружения армии не заслуженно было бы забывать отечественный взгляд на этот счёт, руководствуясь только европейской военной философской мыслью.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Русская философская мысль конца XIX начала XX вв. не случайно уделяла огромное внимание проблемам войны. Связанно это во-первых с историческим путём России, которая большую часть своей истории провела в войнах, во-вторых с теми противоречиями которые вызывает война и христианская православная мораль, в-третьих сама атмосфера эпохи, когда мир сделал большой рывок в гонке вооружений, когда стали применятся химические снаряды, и другое разрушительное оружие наступившего XX века, всё это способствовало обострению философских исканий на тему войны, разрушительная Первая мировая война, в- четвёртых дискуссия так называемых «непротивленцев злу» и сторонников «сопротивлению злу силою» так же в каком-то смысле играла свою роль во взглядах русских философов на войну. Но нужно справедливо отметить, что русская философская мысль давала ценные замечания о самой природе войны, о её категориях, о противоречиях, о войне и православии. Но русская философская мысль не пошла по пагубным путям крайностей, она не ратовала ни за крайний пацифизм который иной раз и сам своим «непротивлением» ведёт мир к войне подталкивая агрессора своей слабостью, ни за крайний милитаризм который любое слабое государство может подчинить себе «по праву сильного», что мы наглядно можем увидеть в войнах на рубеже XX – XXI вв.
Другой аспект нашего исследования это русская военная мысль о войне и военном искусстве. И можно смела сказать что у России на протяжении веков были не только свои талантливые и непобедимые полководцы и флотоводцы, но и своя оригинальная военная мысль. Пиком её мы справедливо может назвать жизнь и ратную службу А.В. Суворова и его учеников. Взгляды А.В. Суворова в «Науке побеждать» весьма актуальны и в наше время. Русская военно-философская мысль дала множество трудов, книг, статьей, на тему военной стратегии и тактики, воспитания армии, души армии, о роли религии в армии. Между тем в годы правления коммунистической власти многие оригинальные русские идеи и военные теории оставались забытыми в силу причин идеологического характера. Но и в наше время многие труды русских военных теоретиков остаются неизвестными большому количеству офицеров и солдат российской армии. Что конечно же является не совсем нормальным, так как руководствоваться только европейским или американским опытом при наличии своего многовекового опыта военного искусства было бы не совсем верно.
Актуальным представляется более детальное изучение русской военной философии, переиздание трудов русских военных философов и теоретиков забытых на Родине, и осмысление русской военной философии и теории, на нынешнем историческом пути России.