Книжка стоит на полке книжного шкафа обложкой к миру. Мягкая, без переплета, потрепанная. Уже довольно старая – 1994 года издания. «Все очень просто» Андрея Макаревича.
Доченька Елена Юрьевна, импозантная молодая леди, с горящими глазами просит книжку почитать.
***
Никогда не принадлежал к продвинутой, молодежи.
Отделял себя от “быдла”, но не входил в элиту.
Играл в мелкотравчатых ансамблях, что-то сам сочинял, Но, попадая в музыкальную тусовку, как тогда говорили, «на попс»{1}, чувствовал себя инородным телом около стенки.
Знал, что нужно носить из одежды на данный день по писку моды. Но не имел денег, чтобы одеться надлежащим образом. «На центре» у Гостиного, где толклись красочно одетые «попсовые ребята», покупающие и продающие «фирменные» шмотки, стоял, разинув рот и не смея подойти к ним за своего.
Отчасти это было из-за семейного воспитания, культивировавшего убогую советскую «скромность». Я бы даже сказал, собственную заведомую бесполезность.
Отчасти таким был в результате не слишком богатого детства. Магнитофон-то в семье появился лишь в 70-м. Когда это уже не было особой роскошью. Музыкальные новинки слушал у друзей.
Да и образ жизни мало способствовал развитию.
Подъем в 5-30. Выход из дома в 6-15. Начало работы на «Адмирале »{2} в 7-30. Конец работы в 16-00. Начало занятий в вечерней школе в 18-30. Домой к 22. И по новому кругу.
Не отмывающиеся от заводской грязи руки. Сон в автобусе «сотке». Причем завод было утром не проспать – завод был конечной остановкой. Следуя же домой, остановку на углу Мечникова и Замшина всегда просыпал, проезжая до самой Пискаревки. Работая в вечернюю смену – наоборот - вечером завод и утром школа. Сон за партой на уроке. А еще когда-то надо гулять, а по выходным – играть
Где уж тут было до самопродвижения.
Как еще аттестат-то умудрился получить…
А мне, после изгнания из нормальной школы, так хотелось быть рядом с ними.
С веселыми, красивыми, непринужденно говорящими умные слова. С лучше меня знающими новости музыки и английский язык. Имеющими более качественные звукозаписи, позволяющие этот английский язык понимать.{3}
И ничего не получалось.
Я продолжал оставаться не слишком удачным сыном совслужащих {4} с не отмывающимися от заводской грязи руками.
То же повторилось после флотской службы. Только расстояния увеличились. Учёба превратилась в университетскую, плюс различные курсы. А в личной жизни добавились жена, и вышеупомянутая, только очень маленькая, Ляля.
Большая Ижора. Подъем в 5-15. Выход из дома в 6-00. В электричке до Ломоносова работа с конспектами{5} . Работа за станком с 07-15 до 16-00. Электричка до Ленинграда. В электричке - работа с книгами, если не смаривает сон. Пирожки на Балтийском вокзале. 60-й автобус до Васьки .{6} Занятия на юрфаке с 19-00 до 22-00. 15-й трамвай до вокзала. Электричка. В Ижоре – в 23-50. Дома – в 00-00. Ужин на кухне под салфеткой, оставленный спящей Татьяной, замученной маленькой Лялей. Спать – в 01-00. Ночью – Ленкины концерты. Подъем в 05-15. И далее – по тексту.
Гордился безмерно своим статусом студента «крутого» факультета. А сам был крайне ограничен в информации. Телевизор не смотрел. Почти.
И про «Машину Времени» от кого-то что-то слышал, но толком ничего не знал. Видел, правда, в тетрадке у младшего брата-старшеклассника четверостишия про какую-то «битву с дураками» со ссылкой на какую-то «машину времени».
Да, еще хорошо запомнил в 75-м фильм «Афоня», в котором герой Куравлева на танцах «снимает телок» под песню о том что «…все очень просто…» и что «…солнечный остров скрылся в туман…». А морду этому Афоне бьют под «…скоро стану я седым и старым…». Но особого благоговения это не вызывало, и разговоры среди молодежи о какой-то грандиозной «Машине времени» отклика в душе не находили.
***
Июнь 1980. Летняя сессия на юрфаке.
Заканчиваю предпоследний, 5-й курс .{7} Новая благоверная – заканчивает 6-й .{8} Ленинградские белые ночи способствуют продуктивности летних сессий у студентов. Пусть даже и перезрелых, 28-летних.
Короче, гуляем большими компаниями каждый вечер и каждую ночь. Компания моих новых однокурсников во главе с Санькой Канайкиным{9} и группа моих прежних однокурсников, включающая жену Татьяну Андреевну.
Случайно узнаем из афиш о ближайшем выступлении в «Юбилейном» «Машины времени». Легальном!!!
Кто-то покупает билеты…
Это был первый концерт. Первых официальных гастролей «Машины Времени». Сборный. По советской схеме.
В первом отделении – разнообразные «эстрадные артисты». От чтецов до иллюзионистов. «Разогрев» называется. Во втором – собственно «Машина».
Под выступления «эстрадных артистов» толпа разогрелась так, что их, бедных, начали сгонять с подиума свистом.
Перерыв.
Звонок.
Тишина. Мрак…
Звук неожиданный. Громкий, но без ревербератора. И оттого не просто близкий, а пронизывающий. Стихи:
Уберите детей. Снимите шляпы.
Верующие – целуйте крест.
Сегодня, где-то в половине пятого,
По городу пройдет необычный оркестр .{10}
Красиво и таинственно. И, главное, не по-советски.
А потом слышатся медленные, но ритмичные аккорды рояля. За клавиатурой вспыхнувший прожектор выхватывает из темноты кучерявую голову.
«…пока горит свеча…»
И пошло, и понеслось.
Все красиво, все качественно.
Это искусство, а не «советская песня» пахмутовых и кобзонов.
Пипл заводится под «…каждый правый имеет право на то что слева и то что справа…» . {11} А под хиповое «…кого ты хотел удивить…» народ потихоньку начинает бесноваться.
И это при совдепе! И это на самом дне застоя!
А ребятки тут же перестраиваются и выдают устами Петра Подгородецкого «жестокий ностальгический фокстрот «Ах эта луна!». В глубоком ретро.
И снова заводное «… и только небо тебя поманит синим взмахом ее крыла…»
И, наконец:
- Наступила пора прощаться. Поэтому пусть каждый возьмет за плечи соседа слева и соседа справа, если они вам это разрешат. Мы все будем петь и раскачиваться в разные стороны. Исполняется песня «Поворот»! – провозглашает голос Макаревича.
И это при совдепе…
Они поют, а я впервые за двадцать восемь лет жизни в этой стране вижу, как люди поют и раскачиваются в разные стороны. Живьем, а не в кино. Сами, без подначек массовиков-затейников…
Как в нормальной стране.
Это было прозрение.
Впервые в жизни я понял, что в двадцать восемь лет я уже упустил что-то прекрасное и уже никогда к нему не прикоснусь.
Всю ночь мы проболтались по Петроградской стороне, пьяные от музыки и водки.
***
Новый, 1981-й год.
В новогодней телепрограмме «Машина Времени». Приблатненный Кутиков. «…если мог бы выбирать себе коней…»
Во всех компаниях и на всех пьянках я пою под гитару «Поворот», «Синюю птицу» и «Коней». Стараюсь максимально копировать «Машину». Даже в паузах, пристуках и присвистах.
***
А жизнь уходит.
Вот и второй развод.
И полумрак впереди.
И в голове «Машина времени».
В «Комсомольской Правде» напечатана статья «Рагу из «Синей птицы».
Приподнявшуюся в общественном мнении «Машину времени» автор срочно ставит на место, обвиняя в преклонении перед западом и получении излишних гонораров за выступления.
***
Весна 1982 года. Большая Ижора.
В последний раз перед длительным перерывом общаюсь с уже шестилетней Еленой Юрьевной. Пытаюсь уговорить ее показать мне, как она играет на пианино. Не удается.
Тогда играю сам. «Поворот».
Доченька морщится. Говорит, что знает эту песню, но ей не нравится, как я ее играю.
***
1990-й год. Поздняя осень.
Политический котел страны кипит. Медленно, но верно идет к концу советская власть.
На Манежной площади в Москве, я, уже герой-депутат, стою на кузове-трибуне большого грузовика рядом с Андреем Макаревичем, также приглашенным братьями-демократами на политическое действо. Для дополнительной окраски демдвижения в глазах масс. Обмениваемся парой взаимно уважительных фраз.
Макаревич что-то исполняет под гитару. Площадь аплодирует.
И друг про друга забываем.
***
1992 год.
Проживаю в депутатской квартире на Королева.
На автостоянке у дома знакомлюсь с общительным бородатым мужиком. Николаем Кривомазовым.
Поводов для знакомства много.
У нас одинаковые белые «Москвичи». Только я просто «чайник» в автоделе, а он абсолютный «чайник». К тому же он просто ответственный секретарь газеты «Правда» (тьфу! – коммунистической газеты), а я – Депутат высшей власти России, да еще и секретарь комитета Верховного совета по средствам массовой информации.
Короче, первую бутылку выпиваем прямо на стоянке.
Продолжаем удовольствие у него в квартире. Он живет со мною в одном доме, в «блатном». Так как ex offitio тоже «блатной».
Пьем вьетнамскую водку с какой-то заспиртованной ящерицей внутри. Визави разъясняет, что эта «настойка на драконе» положительно влияет на мужскую потенцию. В конце концов упиваемся в такой хлам, что разбиваем бутылку и сжираем коварного дракона. Состояние потенции после процедуры уже не проверям.
Кривомазов рассказывает про журналистскую молодость, Сибирь, Ангару и Енисей, плоты и палатки. Я пою под гитару «За туманом» и т.п.
Когда начинаю петь «Синюю птицу» из «Машины времени», хмельные глаза собутыльника ностальгически увлажняются.
- А я в восемьдесят, и-к-к-к, первом т-т-акую статейку про этих ж-жидов н-н-акатал. В «Комсомолке». “Р-р-агу из-з синей птицы”. И-и-к-к!
Вот-те и на. Это, оказывается автор той поганой статьи.
Пальцы мои спотыкаются на грифе.
Встаю, покачиваясь. И ухожу из-за разгромленного стола. Навсегда.
Больше не общаемся. Хоть и живем в одном доме. Кривомазовских «жидов» вскоре упоминаю в очередном своем где-то интервью. Как образец уровня сознания советской журналистики.
***
По общим впечатлениям тусовки конца 80-х – начала 90-х Андрей Вадимович Макаревич - не очень хороший человек. И сейчас все его коллеги воздерживаются от разговоров о дружбе с ним .{13}
Да и Петю Подгородецкого, понимаешь, сожрали…
***
Вот и про «Машину времени» вспомнил. А к чему?
Так и не стал я элитой.
Осознаю святость бывшего «Сайгона». Но никогда не был в этом «Сайгоне» своим.
Что-то светлое и хорошее все время шло в моей жизни то мимо, то где-то параллельно.
Жизнь прожита вроде бы и интересная, но тяжеловатая
Снова далек от синей птицы. И даже не спеть уже про нее песню. Голоса нет, да и стенокардия мешает.
***
И доченька Елена Юрьевна взахлеб читает книгу Макаревича.
А все просто.
________________
{1} Это сейчас “попса” – ругательство. В 60-е «попс» было крутизной. А вот слово “рок” обозначало танец “рок-н-ролл”, давно вышедший из моды.
{2} “АЗ” - Адмиралтейский завод, далее – “ЛАО” - Ленинградское Адмиралтейское объединение, ныне – Государственное унитарное предпритятие “Адмиралтейские верфи”.
{3} В 1996-м за какие-то копейки купил “сидюк” с записями двадцати шести(!!!) альбомов “Битлз”. Да еще и с дискографией, с картинками и… с печатными текстами на настоящем английском. Наслушался и начитался. Ощущение было, как в песне “Гуд бай, Америка”. Какой же все оказалось смешной ерундой. Приятной, но ерундой.
{4} «Служащими», в отличие от нынешнего времени, были не сытые чиновники, а все, работающие в госсистеме (а другой-то и не было), но не лопатой, молотком, или резцом-фрезой.
{5} Конечно, не творческая, а механическая – переписывал в свои тетрадки какую-то ерунду типа конспектов первоисточников Маркса и Ленина.
{6} Васильевский остров.
{7} Должен был бы уже “дипломиться”, но в 1978 году остался на повторное обучение на 4-м курсе. Подвели семейные дела, расставание с первой Татьяной и маленькой Ленкой.
{8} Лучинская Татьяна Андреевна, позднее Афанасьева. Позднее следователь прокуратуры, федеральный судья, бывшая жена…. (Светлая память!)
{9} Канайкин Александр Тимофеевич. За патологическую слабость к женщинам имел, в числе прочих, кличку “ходячий член”. В настоящее время работает адвокатом в Мурманске.
{10} А. Макаревич, 1977 год.
{11} Странно, что эта песня в настоящее время редко вспоминается, да и в антологиях не встречается. Хотя даже вошла в свое время в пусть и дешевый, но кинофильм “Душа”, в 1981 году. С Софией Ротару. И прошла по экранам всего СССР.
{12} Лишь позднее узнал, что большинство основных «машинных» шедевров как раз таки работа Петра Подгородецкого. Единственного профессионального музыканта в команде. От которого много позже Макаревич избавился.
{13} Десять лет прошло с первоначального написания. Макаревич ярко светится, как придворный музыкант. Иногда изображая из себя что-нибудь, близкое к «народу».
© Юрий Лучинский
2001-2011 г.г.