Чей дядя самых честных правил?..

Наташа Александрова
       Очень субъективные заметки


ВО ПЕРВЫХ СТРОФАХ МОЕГО ПИСЬМА...

Первая строчка «Евгения Онегина» всегда вызывала повышенный интерес у критиков, литературоведов и историков литературы. Хотя, собственно говоря, она  не первая: перед ней  помещены два эпиграфа и посвящение – Пушкин посвятил  роман  П.Плетневу, своему другу,  ректору Петербургского  университета.

   Первая  строфа начинается с размышлений героя романа  Евгения  Онегина:

"Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог;
Его пример другим наука:
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день, и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!"

И первая строчка, и вся строфа в целом вызывали  и вызывают до сих пор многочисленные толкования.


  ДВОРЯНЕ, РАЗНОЧИНЦЫ И АКАДЕМИКИ

Н.Бродский, автор комментария к ЕО (1932),  считает, что  герой иронически применил  к дяде стихи  из басни Крылова "Осел и мужик" (1819): "Осел был самых честных правил", –  и таким образом  выразил свое отношение к  родственнику: «Пушкин в размышлениях "молодого повесы" о тяжелой необходимости "денег ради" быть готовым "на вздохи, скуку и обман" (LII строфа) раскрыл подлинный смысл родственных связей, прикрытых лицемерием, показал, во что обратился принцип родства в той реальной действительности, где, по выражению Белинского, "внутренне, по убеждению, никто... не признает его, но по привычке, по бессознательности и по лицемерству все его признают".

   Это был типично советский подход к  интерпретации  отрывка с разоблачением родимых пятен царизма и бездуховности  и  двуличности дворянства, хотя  лицемерие в родственных связях характерно абсолютно  для  всех  слоев населения, да и  в советское время оно вовсе не исчезло из жизни, так как,  за редким исключением, его можно считать имманентным свойством человеческой натуры  вообще. В IV главе  ЕО Пушкин пишет о родне:

Гм! гм! Читатель благородный,
Здорова ль ваша вся родня?
Позвольте: может быть, угодно
Теперь узнать вам от меня,
Что значит именно родные.
Родные люди вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождестве их навещать
Или по почте поздравлять,
Чтоб остальное время года
Не думали о нас они...
Итак, дай бог им долги дни!

Комментарий Бродского впервые был издан в 1932 году, затем неоднократно переиздавался в советское время, это фундаментальный и  добротный труд  известного ученого.

Но и  в ХIХ  веке критики отнюдь не обходили вниманием первые  строчки романа - стихи послужили основанием для обвинения и самого Пушкина, и его героя в безнравственности.  На защиту дворянина Онегина, как ни странно, встал разночинец – демократ  В.Г.Белинский.
" Мы помним, — писал  замечательный критик  в 1844 г., — как горячо многие читатели изъявляли свое негодование на то, что Онегин радуется болезни своего дяди и ужасается необходимости корчить из себя опечаленного родственника, —

Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!

Многие и теперь этим крайне недовольны".


Белинский подробно анализирует первую строфу и находит все основания для оправдания  Онегина, подчеркивая  не только отсутствие  фарисейства  у героя романа,  но и   его ум, естественность  поведения, способность к самоанализу и еще массу других положительных  качеств.


"Обратимся к Онегину. Его дядя был ему чужд во всех отношениях. И что может быть общего между Онегиным, который уже  — равно зевал

Средь модных и старинных зал,

и между почтенным помещиком, который в глуши своей деревни

Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.

Скажут: он его благодетель. Какой же благодетель, если Онегин был законным наследником его имения? Тут благодетель — не дядя, а закон, право наследства.* Каково же положение человека, который обязан играть роль огорченного, состраждущего и нежного родственника при смертном одре совершенно чужого и постороннего ему человека? Скажут: кто обязывал его играть такую низкую роль? Как кто? Чувство деликатности, человечности. Если, почему бы то ни было, вам нельзя не принимать к себе человека, которого знакомство для вас и тяжело, и скучно, разве вы не обязаны быть с ним вежливы и даже любезны, хотя внутренне вы и посылаете его к черту? Что в словах Онегина проглядывает какая-то насмешливая легкость, — в этом виден только ум и естественность, потому что отсутствие натянутой тяжёлой торжественности в выражении обыкновенных житейских отношений есть признак ума. У светских людей это даже не всегда ум, а чаще — манера, и нельзя не согласиться, что это преумная манера". 
 
 У Белинского, при желании, можно отыскать все что угодно.
Расхваливая Онегина за многочисленные  добродетели,   Белинский при этом, правда, почему-то совершенно упускает из вида тот факт, что герой  собирается ухаживать за дядюшкой не только и не столько из чувства  «деликатности»  и  «сострадания», сколько ради денег и будущего наследства, что  явно намекает на проявление буржуазных тенденций в менталитете героя и прямо говорит о том, что он, в добавление к прочим достоинствам, отнюдь не был обделен здравым смыслом и практической хваткой.


Таким образом,  мы убеждаемся, что  привычку  анализировать приведенные Пушкиным легкомысленные размышления молодого денди  ввел в моду  Белинский.   Ему последовали Н. Бродский, Ю. Лотман, В.Набоков, В. Непомнящий. А также Эткинд, Вольперт, Гринбаум… Наверняка  кто-нибудь еще, ускользнувший  от нашего пристального внимания.  Но единство мнений до сих пор не достигнуто.


Итак, возвращаясь к Бродскому,  констатируем: литературовед считал,  что слова «мой дядя самых честных правил»  коррелируют со строчкой из басни Крылова и намекают на  скудость умственных способностей дяди Евгения, что, собственно говоря, отнюдь не опровергается последующей характеристикой, данной дядюшке во II главе  романа:

Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.

Ю.М.Лотман категорически не согласился  с этой версией: «Встречающееся в комментариях к ЕО утверждение, что выражение «самых честных правил...» — цитата из басни Крылова «Осел и мужик» («Осел был самых честных правил...»), не представляется убедительным. Крылов использует не какое-либо редкое речение, а живой фразеологизм устной речи той поры (ср.: «...он набожных был правил..»  в басне «Кот и повар»). Крылов мог быть для  Пушкина в данном случае лишь образцом обращения к устной, живой речи. Современники вряд ли воспринимали это как литературную цитату».



 * Вопрос о праве наследства в отношении Онегина требует комментария профессионального юриста или историка юриспруденции.



  КРЫЛОВ И АННА КЕРН

Трудно сказать,  как  воспринимали эту строчку современники  Пушкина, но о том, что сам поэт басню  знал,  достоверно известно из воспоминаний А.Керн, которая весьма выразительно описала чтение оной самим автором на одном из светских  приемов:

 « На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его: мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев  и другие. Не помню, за какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посередине залы; мы все столпились вкруг него, и я никогда не забуду, как он был хорош, читая своего Осла! И теперь еще мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: "Осел был самых честных правил!"
   В чаду такого очарования мудрено было  видеть  кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина».


Судя по  этим воспоминаниям, даже если приписать «чад очарования» А.Керн   более её кокетству, чем искренности,  басня Крылова   была хорошо известна в пушкинском кругу. В наше время о ней если и слышали, то в первую очередь в связи с романом « Евгений Онегин».  Но невозможно не считаться с тем фактом,  что  в 1819 году  в салоне Олениных при стечении  общества и в присутствии Пушкина Крылов читает басню  « Осел и мужик». Почему выбор писателя пал именно на  неё? Свежая басня, совсем недавно написана?  Вполне возможно. Почему бы не представить новое произведение взыскательной  и в то же время доброжелательной публике? На первый взгляд, басня довольно простая:

Осел и мужик

Мужик на лето в огород
Наняв Осла, приставил
Ворон и воробьев гонять нахальный род.
Осел был самых честных правил:
Ни с хищностью, ни с кражей незнаком:
Не поживился он хозяйским ни листком,
И птицам, грех сказать, чтобы давал потачку;
Но Мужику барыш был с огорода плох.
Осел, гоняя птиц, со всех ослиных ног,
 По всем грядам и вдоль и поперёк,
Такую поднял скачку,
Что в огороде всё примял и притоптал.
Увидя тут, что труд его пропал,
Крестьянин на спине ослиной
Убыток выместил дубиной.
«И ништо!» все кричат: «скотине поделом!
С его ль умом
За это дело браться?»
А я скажу, не с тем, чтоб за Осла вступаться;
Он, точно, виноват (с ним сделан и расчет),
Но, кажется, не прав и тот,
Кто поручил Ослу стеречь свой огород.

Мужик поручил ослу охранять огород, а  усердный, но глупый осел  в погоне за птицами, поедающими урожай, вытоптал все грядки, за что и был наказан. Но винит Крылов не столько осла, сколько мужика, нанявшего на работу  старательного  дурня.
Но что же послужило причиной  написания  этой незамысловатой басни? Ведь на тему услужливого  дурака,  которой «опаснее врага»,   Крылов   еще в 1807 году написал  довольно популярное  произведение «Пустынник и медведь». 



    ЛИТЕРАТУРА И ПОЛИТИКА


Известно, что Крылов любил отзываться на текущие политические события – и международные, и происходящие внутри страны. Так, по свидетельству барона М.А. Корфа, поводом для создания басни «Квартет» было преобразование Государственного совета, департаменты которого возглавили граф П.В. Завадовский, князь П.В. Лопухин, граф А.А. Аракчеев и граф Н.С. Мордвинов: "Известно, что продолжительным прениям о том, как их рассадить и даже нескольким последовательным пересадкам, мы обязаны остроумною баснею Крылова "Квартет".
Считается, что Крылов разумел под Мартышкой — Мордвинова, под Ослом — Завадовского, под Козлом — Лопухина, под Медведем — Аракчеева".
 
Не была ли и басня «Осел и мужик» подобным откликом на всем хорошо известные события?  Например, таким событием, к которому было привлечено внимание всего общества, можно считать   введение в России в первой четверти ХIХ  века военных поселений.
В 1817  году в России   начинают организовывать военные поселения. Идея  образования подобных поселений принадлежала государю Александру I, а поручить это начинание он собирался Аракчееву, который, как это ни странно,  был  на самом деле противником их создания, но   подчинился воле Государя. Он вложил в выполнение поручения всю свою энергию (хорошо известно, что Аракчеев был превосходным организатором),  но  не учел некоторых особенностей  психологии крестьян и санкционировал при  создании поселений использование  крайних форм принуждения, что приводило к волнениям и даже восстаниям. Дворянское общество отрицательно относилось к военным поселениям.

Не изобразил ли  Крылов под видом  слишком  исполнительного осла, олуха царя, но не небесного, а вполне земного  -  всесильного министра  Аракчеева, а  самого царя под  недальновидным  мужиком, так неудачно выбравшим  для исполнения важного дела  осла, честного (Аракчеев был известен  своей  добросовестностью и неподкупностью), но  излишне старательного и ретивого? Не исключено, что, изображая недалекого осла, Крылов (несмотря на внешнее добродушие, знаменитый баснописец был человеком острым на язык, иногда даже ядовитым) метил в самого Государя, который позаимствовал идею военных поселений из разных источников, но собирался вводить систему механически, не учитывая  ни духа русского народа, ни практических деталей воплощения столь ответственного проекта.

Встреча А.Керн с Пушкиным у Олениных произошла в конце зимы 1819 года, а уже летом в одном из поселений вспыхнуло сильное волнение, закончившееся жестоким наказанием  недовольных, что отнюдь не добавило популярности  ни идее подобных поселений, ни самому Аракчееву.  Если басня была откликом на введение военных поселений, то немудрено, что она была хорошо известна в среде  декабристов и дворян, отличавшихся вольномыслием.


 ФРАЗЕОЛОГИЗМ ИЛИ ГАЛЛИЦИЗМ?

Что же касается « живого фразеологизма устной речи той поры»  как образца обращения к устному, живому   выражению, то это замечание не кажется таким уж безупречно истинным. Во-первых, в этой же строчке басни "Кот и повар", к цитированию которой прибегает Ю.М.Лотман для доказательства  своей мысли, употреблено совсем не просторечное и не разговорное слово "тризна", а сами строчки представляют собой речь автора, человека  образованного, умеющего  и литературный оборот применить. А оборот этот литературный здесь как нельзя более к месту по той причине, что  строчки звучат иронически и пародируют высказывание одного из персонажей басни - Повара, личности, весьма склонной к искусству риторики:

Какой-то Повар, грамотей,
С поварни побежал своей
В кабак (он набожных был правил
И в этот день по куме тризну правил),
А дома стеречи съестное от мышей
Кота оставил.


 А во-вторых, в подобном фразеологизме  мало устной живой речи – гораздо естественнее в устах русского человека прозвучала бы  словосочетание  -  честный человек.  Человек честных правил – это явно книжное образование, оно появляется в литературе  в середине  ХVIII  века и, возможно,  является  калькой  с французского языка. Подобный оборот, пожалуй, употреблялся в рекомендательных письмах, и его скорее можно отнести к письменной деловой речи.

 « Показательно, что, хотя галлицизмы, в особенности в качестве модели для образования фразеологизмов русского языка, активно воздействовали на русские языковые процессы, и шишковисты, и карамзинисты предпочитали обвинять друг друга в их употреблении»,- пишет  в комментариях к ЕО Лотман,  подтверждая тем самым мысль о том, что  зачастую именно галлицизмы были источником образования  русских фразеологизмов.

 В пьесе Фонвизина «Выбор гувернёра»  Сеум рекомендует  князю в качестве наставника дворянина Нельстецова: «  . На сих днях познакомился я с купившим недавно в нашем уезде маленькую деревеньку штаб-офицером, господином Нельстецовым. Мы в первое знакомство наше подружились, и я нашел в нем человека умного, честных правил и заслуженного». Фраза « честных правил» звучит, как мы видим, в почти официальной рекомендации на должность  воспитателя.

 Фамусов вспоминает о первой гувернантке Софьи  мадам Розье : « Нрав тихий, редких правил».
Фамусов  - средней руки барин,  чиновник, человек не очень образованный,  забавно смешивает в своей речи разговорную лексику  и официально-деловые обороты.  Вот и мадам Розье в качестве характеристики достался конгломерат из  разговорной речи и канцеляризма.

В пьесе И.А.Крылова «Урок дочкам» подобный оборот употребляет в своей речи, уснащенной книжными выражениями (и надо сказать, частенько эти книжные обороты – кальки с французского, несмотря на то, что герой всячески борется против употребления французского языка в домашнем обиходе),  образованный дворянин Велькаров: «Кто меня уверит, чтоб и в городе, в ваших прелестных обществах, не было маркизов такого же покрою, от которых вы набираетесь и ума, и правил».

В произведениях Пушкина одно из значений слова «правила»  - это принципы нравственности, поведения. В  «Словаре языка Пушкина » приводятся многочисленные примеры употребления  поэтом  и фразеологизма (галлицизма?)  со словом «правило»  и обычного словосочетания «честный человек». 

Но твердость, с которой умела она перенести бедность, делает честь её правилам.  ( Байрон, 1835).

Он человек благородных правил и не станет воскрешать времена слова и дела (Письмо Бестужеву, 1823).

Благочестивая, смиренная душа
 Карала чистых муз, спасая Бантыша,
И помогал ему Магницкой благородный,
Муж твердый в правилах, душою превосходный
 (Второе послание цензору, 1824).
 
Душа моя Павел,
Держись моих правил:
Люби то-то, то-то,
Не делай того-то.
( В альбом Павлу Вяземскому, 1826-27)

 Что подумает Алексей, если узнает в благовоспитанной барышне свою Акулину? Какое мнение будет он иметь о ее поведении и правилах, о ее благоразумии? (Барышня-крестьянка,1930 ).
 
 Наряду с книжным оборотом «благородных правил» встречаем в текстах Пушкина  и разговорное  - « честный малый»:
. "Мой секундант?" сказал Евгений:
"Вот он: мой друг, monsier Guillot.
Я не предвижу возражений
На представление мое:
Хоть человек он неизвестный,
Но уж конечно малый честный".  (ЕО)


 Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798 году в селе Горюхине. (История села Горюхина, 1830).


  НА ДЯДЮ НАДЕЙСЯ, А САМ НЕ ПЛОШАЙ

Первая строчка интересна не только с точки зрения лингвистического анализа, но и в аспекте  установления  архетипических  связей  в романе.

Архетип взаимоотношений дядя-племянник находит отражение  в литературе  со времен  мифологических  преданий и в своем воплощении дает несколько вариантов: дядя и племянник враждуют или противостоят  друг другу, не поделив чаще всего власти или любви  красавицы ( Гор и Сет, Ясон и Пелий, Гамлет и Клавдий, Племянник Рамо); дядя покровительствует племяннику и находится  в дружеских с ним отношениях ( былины, «Слово  о полку Игореве», «Мадош» Альфреда Мюссе, позже «Мой дядя Бенжамен» К.Тилье, «Обыкновенная история» И.Гончарова, «Филип и другие» Сейса Нотебоома).

В рамках этой парадигмы можно выделить и переходные модели, характеризующиеся  различной степенью определенности  взаимоотношений между родственниками включая  ироническое  либо полностью нейтральное отношение к дяде. Примером иронического и в то же время уважительного отношения к дяде является поведение Тристрама Шенди, а  переходной моделью могут служить  взаимоотношения Тристана и короля Марка (Тристан и Изольда), которые неоднократно меняются на протяжении всего повествования. 

Примеры  можно  множить почти бесконечно: практически в каждом литературном произведении есть свой, хоть завалящийся, дядюшка – резонер, опекун, комик, притеснитель, благодетель, противник, покровитель, враг, угнетатель, самодур и прочее.

 Широко известны многочисленные отражения этого архетипа не только в литературе, но и непосредственно в жизни, достаточно вспомнить А.Погорельского (А.А.Перовского), автора «Лафертовой маковницы», знаменитой сказки «Черная курица»,  и  его племянника, замечательного  поэта и писателя  А.К.Толстого; И.И. Дмитриева, известного литератора начала 19 века, баснописца,   и его племянника М.А.Дмитриева, литературного критика и мемуариста, оставившего  воспоминания, в которых черпают многие интересные сведения из жизни литературной Москвы  начала девятнадцатого века  и из жизни В.Л.Пушкина;  дядю и племянника Писаревых, Антона Павловича и Михаила Александровича Чеховых; Н. Гумилева и Сверчкова  и т.д. 
 Оскар Уайльд был внучатым племянником очень известного ирландского писателя Метьюрина, чей роман "Мельмот Скиталец",  оказавший заметное влияние на развитие  европейской литературы  вообще и на Пушкина в частности, начинался с того, что  герой, молодой студент,  отправлялся  к своему умирающему дядюшке.
 
В первую очередь, конечно, следует говорить о  самом Александре Сергеевиче и его дяде Василии Львовиче. Автобиографические мотивы в начальных строках  ЕО отмечают многие исследователи.  Л.И. Вольперт  в  книге « Пушкин и французская литература»  пишет:   «Важно и то, что в пушкинское время прямая речь кавычками не выделялась: первая строфа их не имела (заметим, кстати, что и сейчас мало кто держит их в памяти). Читатель, встретивший знакомое «Я» (в форме притяжательного местоимения), преисполнялся уверенности, что речь идет об авторе и его дяде. Однако последняя строка («Когда же чорт возьмет тебя!») повергала в изумление. И лишь прочтя начало второй строфы — «Так думал молодой повеса» — читатель мог прийти в себя и с облегчением вздохнуть».


Не могу сказать точно, как обстоят дела с  публикацией отдельных  глав, но в знаменитой эдиции 1937 года, которая  повторяет  прижизненное издание 1833 года, кавычки  стоят. Кое-кто из писателей жаловался на молодость и простодушие русской публики, но все же не до такой же степени она была простодушна, чтобы не понять – ЕО все-таки не автобиография поэта, а художественное произведение. Но, тем не менее, некоторая игра, аллюзивность, несомненно,  присутствует.

 Л.И.Вольперт делает совершенно очаровательное и точное наблюдение:  «Автор каким-то загадочным образом сумел «пролезть» в строфу (во внутренний монолог героя)  и высказать ироническое отношение к герою, читателю и к себе. Герой иронизирует  над  дядей, «начитанным» читателем и над собой».

 
  ДОБРЫЙ ДЯДЯ

Дядя Александра  Сергеевича, Василий Львович Пушкин, поэт, острослов и щеголь, при всем  том был человеком добродушным, общительным, в чем-то даже наивным и  по-детски простодушным. В Москве он знал   всех и  пользовался большим успехом в светских гостиных. В друзьях его числились   почти все  видные российские  писатели конца 18 – начала  19 века. Да и сам он был довольно известным литератором: Василий Львович писал послания, басни, сказки, элегии, романсы, песни, эпиграммы, мадригалы. Образованный человек, знавший  несколько языков, он успешно занимался  переводческой деятельностью. Поэма Василия Львовича  «Опасный сосед», чрезвычайно популярная благодаря пикантному сюжету, юмору  и  живому, свободному языку, широко расходилась в списках. В судьбе  племянника Василий Львович сыграл значительную роль –  всячески опекал его  и устроил на учебу в Лицей. А.С. Пушкин отвечал ему искренней любовью и уважением.


Это отрывок из письма дяде (28 декабря, 1816 г.), которое начинается шутливыми стихами:

Тебе, о Нестор Арзамаса,
В боях воспитанный поэт, —
Опасный для певцов сосед
На страшной высоте Парнаса,
Защитник вкуса, грозный Вот!
Тебе, мой дядя, в новый год
Веселья прежнего желанье
И слабый сердца перевод —
В стихах и прозою посланье.

В письме Вашем Вы называли меня братом; но я не осмелился назвать Вас этим именем, слишком для меня лестным.

Я не совсем еще рассудок потерял
От рифм бахических - шатаясь на Пегасе -
Я не забыл себя, хоть рад, хотя не рад.
         Нет, нет - вы мне совсем не брат:
         Вы дядя мне и на Парнасе.

Под шутливой и свободной формой  обращения к дяде  явственно ощущается симпатия  и доброе  отношение, слегка, правда,  разбавленные  иронией и насмешливостью.
 Пушкину не удалось избежать (а возможно, это было сделано сознательно) некой двусмысленности: читая последние строки, невольно вспоминаешь известное выражение - сам черт ему не брат.  И хотя письмо написано в 1816 году, а стихи опубликованы в 1821, но, тем не менее, непроизвольно  соотносишь их со строчками  ЕО – когда же черт возьмет  тебя. Соотносишь, конечно же,  без всяких выводов и тем более оргвыводов, но какая-то чертовщинка  так  и лезет  между строчек.

В послании Вяземскому Пушкин опять вспоминает о дяде, которому в этом небольшом стихотворении  польстил  очень умно, назвав его писателем " нежным, тонким, острым":

Сатирик и поэт любовный,
Наш Аристип и Асмодей],
Ты не племянник Анны Львовны,
Покойной тетушки моей.
Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка — не дядя твой,
Но, милый, — музы наши сестры,
Итак, ты все же братец мой.

Это, впрочем, не мешало ему  подтрунивать  над  добрым родственником, а иногда и  пародию написать, правда  не столько  обидную, сколько остроумную.

В 1827 году  в «Материалах к «Отрывкам из писем, мыслям и замечаниям» Пушкин  пишет, но не публикует (напечатано только в 1922 г.) пародию на афоризмы дядюшки, которая начинается словами: «Дядя мой однажды занемог».  Построение  названия дословностью своей невольно заставляет вспомнить первые строчки ЕО.

 "Дядя мой однажды занемог. Приятель посетил его. «Мне скучно,— сказал дядя,— хотел бы я писать, но не знаю о чем».— «Пиши всё, что ни попало,— отвечал приятель,— мысли, замечания литературные и политические, сатирические портреты и т. п. Это очень легко: так писывал Сенека и Монтань». Приятель ушел, и дядя последовал его совету. Поутру сварили ему дурно кофе, и это его рассердило, теперь он философически рассудил, что его огорчила безделица, и написал: нас огорчают иногда сущие безделицы. В эту минуту принесли ему журнал, он в него заглянул и увидел статью о драматическом искусстве, написанную рыцарем романтизма. Дядя, коренной классик, подумал и написал: я предпочитаю Расина и Мольера Шекспиру и Кальдерону — несмотря на крики новейших критиков.— Дядя написал еще дюжины две подобных мыслей и лег в постелю. На другой день послал он их журналисту, который учтиво его благодарил, и дядя мой имел удовольствие перечитывать свои мысли напечатанные".

Пародию нетрудно сравнить с исходным текстом -   сентенциями Василия  Львовича:  "Многие из нас готовы на советы, редкие на услуги.
Тартюф  и Мизантроп  превосходнее всехъ нынешних Трилогий. Не опасаясь гнева модных романтиков и несмотря на строгую критику Шлегеля, скажу искренно, что я предпочитаю Мольера -- Гёте, и Расина -- Шиллеру. Французы перенимали у Греков, и сами сделались образцами в Драматическом искусстве".

  И сделать  простой вывод, довольно очевидный: пародия Пушкина – это своеобразная калька, высмеивающая трюизмы дядюшки.  Волга впадает в Каспийское море.   Говори с людьми умными, вежливыми; их беседа всегда приятна, и ты им не в тягость. Второе высказывание, как  несложно  догадаться, принадлежит перу Василия Львовича.  Хотя, надо признать, некоторые из его сентенций весьма  справедливы, но при этом они все-таки были чересчур банальны и страдали сентиментальностью, доходящей до  душещипательности.


Впрочем, можете убедиться сами:
Любовь -- прелесть жизни; дружба -- утешеніе сердца. О нихъ говорятъ много, но редкіе ихъ знаютъ.
Атеизмъ есть совершенное безуміе. Взгляни на солнце, на луну и звезды, на устройство вселенной, на самаго себя, и скажешь съ умиленіемъ: есть Богъ!
 
Интересно, что и текст  Василия Львовича, и пародия Пушкина перекликаются с отрывком из романа Л.Стерна « Жизнь  и мнения Тристрама Шенди,  джентльмена» ( том 1, гл.21):

- Скажите, как назывался человек, -  я  пишу  так  торопливо,  что  мне
некогда рыться в памяти или в книгах, - впервые сделавший  наблюдение,  "что погода и климат у нас крайне непостоянны"? Кто бы он ни  был,  а  наблюдение его  совершенно  правильно.  -  Но  вывод  из  него,  а  именно  "что  этому обстоятельству обязаны мы таким разнообразием странных и чудных характеров", - принадлежит не ему; - он сделан был другим человеком, по крайней мере, лет полтораста спустя... Далее, что этот  богатый  склад  самобытного  материала является истинной и  естественной  причиной  огромного  превосходства  наших  комедий над французскими  и  всеми  вообще,  которые  были  или  могли  быть написаны на континенте, - это открытие  произведено  было  лишь  в  середине царствования короля Вильгельма, - когда великий Драйден (если  не  ошибаюсь)
счастливо напал на него в одном из  своих  длинных  предисловий.  Правда,  в конце  царствования  королевы  Анны  великий  Аддисон  взял  его  под   свое покровительство и полнее  истолковал  публике  в  двух-трех  номерах  своего "Зрителя"; но само открытие принадлежало не  ему.  -  Затем,  в-четвертых  и в-последних, наблюдение, что вышеотмеченная странная беспорядочность  нашего климата, порождающая такую странную беспорядочность наших  характеров,  -  в  некотором  роде  нас вознаграждает,  давая  нам   материал   для   веселого развлечения, когда погода не позволяет выходить из дому,  -  это  наблюдение мое собственное, - оно было произведено мной в дождливую погоду сегодня,  26 марта 1759 года, между девятью и десятью часами утра.

Характеристика  дяди Тоби тоже близка к высказыванию Онегина о своем дядюшке:

 Мой дядя, Тоби  Шенди,  мадам,  был  джентльмен,  который,  наряду  с добродетелями,  обычно  свойственными  человеку  безукоризненной  прямоты  и честности, - обладал еще, и притом в высочайшей степени, одной, редко, а  то и вовсе не помещаемой в списке добродетелей: то была  крайняя, беспримерная природная стыдливость...

И тот, и другой были дядюшками самых честных правил. Правда, правила у каждого были свои.

 
   ДЯДЯ НЕ МОЕЙ МЕЧТЫ

Итак, что мы узнаем о дядюшке Евгения Онегина?  Не очень много строк посвятил  Пушкин  этому внесценическому персонажу, этому симулякру, уже не человеку, а  перифрастической  «дани, готовой земле». Это гомункулос,  составленный из английского обитателя  готического замка  и  русского   любителя пухового дивана  и  яблочных  настоек.

 
Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные обои,
Царей портреты на стенах,
И печи в пестрых изразцах.
Всё это ныне обветшало,
Не знаю право почему;
Да, впрочем, другу моему
В том нужды было очень мало,
Затем что он равно зевал
Средь модных и старинных зал.

         III.

Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
Все было просто: пол дубовый,
Два шкафа, стол, диван пуховый,
Нигде ни пятнышка чернил.
Онегин шкафы отворил:
В одном нашел тетрадь расхода,
В другом наливок целый строй,
Кувшины с яблочной водой
И календарь осьмого года;
Старик, имея много дел,
В иные книги не глядел.

Дом дяди назван  «почтенным замком»  – перед нами  добротное и солидное строение, созданное  «во вкусе умной старины». В этих строчках нельзя не почувствовать  уважительного отношения к прошлому веку и любви к старинным временам, которые для Пушкина обладали особой притягательной силой.  «Старина» для  поэта – слово магического очарования, она всегда «волшебная»  и связана с рассказами  свидетелей прошлого и  увлекательными  романами,  в которых  простота сочеталась с сердечностью:

Тогда роман на старый лад
Займет веселый мой закат.
Не муки тайные злодейства
Я грозно в нем изображу,
Но просто вам перескажу
Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны
Да нравы нашей старины.

XIV.

Перескажу простые речи
Отца иль ДЯДИ старика…


Дядя Онегина поселился в деревне лет сорок назад – пишет Пушкин во второй  главе романа. Если исходить из предположения Лотмана, что действие   главы  происходит в 1820 году, то дядя поселился в деревне в восьмидесятые годы восемнадцатого века по каким-то неизвестным для читателя причинам (может быть, наказание за дуэль? или опала? – вряд ли молодой человек  отправился бы на проживание в деревню по собственной воле – и уж явно  ехал туда не за поэтическим вдохновением).

Поначалу  он оборудовал свой замок по последнему слову моды и комфорта - штофные обои (штоф – тканая шелковая материя, употреблявшаяся для обивки стен, весьма дорогое удовольствие), мягкие  диваны, пестрые изразцы (изразцовая печь была предметом роскоши и престижа) –  скорее всего, еще сильны были столичные привычки. Потом, по-видимому поддавшись лени  обыденного течения жизни, а может быть, скупости, выработанной деревенским взглядом на вещи, он перестал  следить за благоустройством дома, который постепенно  ветшал, не поддерживаемый постоянными заботами.

Образ жизни дяди Онегина не отличался разнообразием развлечений – сидение у окна, перебранки с ключницей и игра с ней в карты по воскресеньям, убийство ни в чем не повинных мух  - вот, пожалуй, и все его забавы и увеселения. По сути дела, сам дядя – такая же муха: вся его жизнь укладывается в ряд мушиных фразеологизмов: как сонная муха, какая муха укусила, мухи дохнут, белые мухи, едят тебя мухи, под мухой,  как будто муху проглотил, мрут как мухи, - среди которых приведенный Пушкиным  имеет  несколько значений, и каждое  характеризует   обывательское существование  дядюшки – скучать,  выпивать и уничтожать мух (последнее значение – прямое)  - это и есть нехитрый алгоритм его жизни.

Умственные интересы в  жизни дяди отсутствуют – следов чернил в его доме не обнаружено, ведет он только тетрадь расчетов,  а читает   одну книгу - «календарь осьмого года». Какой именно календарь, Пушкин не уточнил – это мог быть  Придворный календарь, Месяцеслов на лето от Р.Хр. 1808 (Бродский и Лотман) или  Брюсов календарь (Набоков). Брюсов календарь – уникальный справочник на многие случаи жизни, содержащий обширные разделы с советами и предсказаниями, которые более двух столетий в России считали самыми точными.  В календаре публиковали   сроки посадки и виды на урожай, предсказывали погоду и стихийные действия, победы в войнах и состояние российской экономики. Чтение занимательное и небесполезное.

Призрак дяди возникает в седьмой главе - о нем вспоминает ключница Анисья, когда показывает Татьяне барский дом.


Анисья тотчас к ней явилась,
И дверь пред ними отворилась,
И Таня входит в дом пустой,
Где жил недавно наш герой.
Она глядит: забытый в зале
Кий на бильярде отдыхал,
На смятом канапе лежал
Манежный хлыстик. Таня дале;
Старушка ей: «А вот камин;
Здесь барин сиживал один.

XVIII

Здесь с ним обедывал зимою
Покойный Ленский, наш сосед.
Сюда пожалуйте, за мною.
Вот это барский кабинет;
Здесь почивал он, кофей кушал,
Приказчика доклады слушал
И книжку поутру читал...
И старый барин здесь живал;
Со мной, бывало, в воскресенье,
Здесь под окном, надев очки,
Играть изволил в дурачки.
Дай бог душе его спасенье,
А косточкам его покой
В могиле, в мать-земле сырой!»

Вот, пожалуй, и все, что мы узнаем о дяде Онегина.

Облик дяди в романе напоминает  реального человека  - лорда Вильгельма Байрона, которому великий английский поэт приходился внучатым племянником и  единственным наследником. В статье «Байрон» (1835) Пушкин так описывает эту колоритную личность:
 
«Лорд Вильгельм, брат адмирала Байрона, родного деда его, был
человек странный и несчастный. Некогда на поединке заколол он
своего родственника и соседа г. Чаворта. Они дрались без
свидетелей, в трактире при свечке. Дело это произвело много шуму, и Палата перов признала убийцу виновным. Он был однако ж
освобожден от наказания, [и] с тех пор жил в Ньюстиде, где его причуды, скупость и мрачный характер делали его предметом сплетен и клеветы. <…>
Он старался разорить свои владения из ненависти к своим
наследникам. Единственные собеседники [его] были старый слуга и
ключница, занимавшая при нем и другое место. Сверх того дом был
полон сверчками, которых лорд Вильгельм кормил и воспитывал.<…>

Лорд Вильгельм никогда не входил в сношения с молодым своим
наследником, которого звал не иначе, как мальчик, что живет в Абердине».

Скупой и подозрительный старый лорд с его ключницей, сверчками и нежеланием общаться с наследником  на удивление похож на  онегинского  родственника, за единственным исключением. По-видимому, воспитанные английские сверчки лучше поддавались дрессировке, чем бесцеремонные и назойливые  русские мухи.

И замок дяди Онегина, и  « огромный запущенный сад,  приют задумчивых дриад», и ключница-оборотень, и настойки – все это отразилось, как в кривом  волшебном  зеркале, в  «Мертвых душах» Н.В.Гоголя. Дом Плюшкина  стал изображением    заправского замка из готических романов, плавно перемещенного в пространство постмодернистского   абсурда: какой-то непомерно длинный, почему-то разноэтажный, с торчащими на крыше пошатнувшимися бельведерами, он похож на человека, который следит за подъезжающим путешественником подслеповатыми глазами-окнами. Сад тоже напоминает заколдованное место, в котором береза круглится стройной колонной, а чапыжник глядит физиономией  хозяина. Встретившая Чичикова ключница стремительно превращается в Плюшкина, а ликерчик и чернильница полны дохлыми букашками и мухами – не теми ли, что давил  дядя Онегина?

Провинциальный помещик-дядюшка с ключницей Анисьей появляется и в "Войне и мире" Л.Н.Толстого. Дядюшка у Толстого заметно облагородился, ключница превратилась в экономку, обрела красоту, вторую молодость и отчество, она звалась Анисьей Федоровной. Герои Грибоедова, Пушкина и Гоголя, перекочевывая к Толстому,  преображаются и обретают человечность, красоту и прочие положительные качества.

И еще одно забавное совпадение.

 Одной из особенностей внешности Плюшкина был непомерно выступающий вперед подбородок: "Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякой раз закрывать его платком, чтобы не заплевать... - так описывает Гоголь своего героя.


Ф.Ф. Вигель, мемуарист, автор  известных и популярных в XIX веке «Записок», знакомый со многими деятелями русской культуры, представляет В.Л. Пушкина следующим образом: “Сам он весьма некрасив: рыхлое толстеющее туловище на жидких ногах, косое брюхо, кривой нос, лицо треугольником, рот и подбородок, как у а la Charles-Quint**, а более всего редеющие волосы не с большим в тридцать лет его старообразили. К тому же беззубие увлаживали разговор его, и друзья внимали ему хотя с удовольствием, но в некотором от него отдалении”.


В.Ф.Ходасевич, писавший о Пушкиных, по-видимому, пользовался мемуарами  Вигеля:
 "Был у Сергея Львовича старший брат, Василий Львович. Наружностью они были схожи, только Сергей Львович казался немного получше. Оба имели рыхлые пузатые туловища на жидких ногах, волосы редкие, носы тонкие и кривые; у обоих острые подбородки торчали вперед, а губы сложены были трубочкой".

**
Карл V (1500 - 1558),император Священной Римской империи. Братья Габсбурги Карл V и Фердинанд I обладали ярко выраженными фамильными носами и подбородками. Из книги  Дороти Гис МакГиган "Габсбурги"(перевод И.Власовой): "Старший внук Максимилиана, Карл, серьезный мальчик, внешне не очень привлекательный, вырос со своими тремя сестрами в Мехелене в Нидерландах. Светлые волосы, гладко расчесанные, как у пажа, только немного смягчали узкое, резко вырезанное лицо, с длинным острым носом и угловатой, выступающей вперед нижней челюстью - знаменитым габсбургским подбородком в его самой ярко выраженной форме".



    ДЯДЯ ВАСЯ И ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ

В 1811 году Василий Львович Пушкин написал комическую поэму «Опасный сосед».  Забавный, хотя и  не совсем приличный сюжет (визит  к сводне и затеянная там драка), легкий и живой  язык, колоритный главный герой (прототипом послужил знаменитый Ф. Толстой - Американец), остроумные выпады против литературных недругов – все это  принесло поэме заслуженную известность. Она не могла быть напечатана из-за цензурных препон, но широко расходилась в списках.  Главный герой поэмы  Буянов   - сосед  рассказчика. Это  человек буйного нрава, энергичный и веселый, безалаберный  выпивоха, растративший имение в  трактирах и развлечениях с цыганками. Выглядит он не очень-то презентабельно:

Буянов, мой сосед <…>
Пришел ко мне вчера с небритыми усами,
Растрепанный, в пуху, в картузе с козырьком,
Пришел - и понесло повсюду кабаком.

Этого героя  А.С. Пушкин называет своим двоюродным братом (Буянов – творение дядюшки) и вводит его в свой роман в качестве гостя на именинах Татьяны, совершенно не меняя его внешнего вида:

...мой брат двоюродный, Буянов,
 В пуху, в картузе с козырьком
 (Как вам, конечно, он знаком)

В ЕО он ведет себя так же  свободно, как и в  «Опасном соседе».
В черновом варианте  во  время бала он от души веселится и пляшет так, что полы трещат под каблуком:

  …    Буянова каблук
Так и ломает пол вокруг

В беловой версии  он увлекает в танце  одну из дам:

Умчал Буянов Пустякову,
И в залу высыпали все,
И бал блестит во всей красе.

Зато в мазурке он сыграл своеобразную роль судьбы, подведя  Татьяну и Ольгу к Онегину в одной из фигур  танца.  Позже самонадеянный Буянов даже пытался свататься к Татьяне, но получил полный отказ – разве мог этот непосредственный  картузник сравниться с элегантным денди  Онегиным?

За судьбу самого Буянова беспокоится  Пушкин. В письме  к Вяземскому  он пишет: “Что-то с ним будет в потомстве? Крайне опасаюсь, чтоб двоюродный брат не почёлся моим сыном. А долго ли до греха”. Впрочем, скорее всего,  в данном случае Пушкин просто не упустил возможность поиграть словами. В ЕО он точно определил степень своего родства с Буяновым,  а  родного дядю вывел в восьмой  главе в весьма лестном виде, дав обобщенный образ светского человека прошлой эпохи:

Тут был в душистых сединах
Старик, по-старому шутивший:
Отменно тонко и умно,
Что нынче несколько смешно.

Василий Львович, действительно, шутил  «отменно тонко и умно». Он мог одним стихом  насмерть сразить противников:

Две гостьи дюжие смеялись, рассуждали
И Стерна Нового как диво величали.
Прямой талант везде защитников найдет!

Змея ужалила Маркела.
 Он умер? - Нет, змея, напротив, околела.

Что же касается «душистых седин»,  то  невольно  вспоминается рассказ  П.А.Вяземского из «Автобиографического вступления»:

"По возвращении из пансиона нашел я у нас Дмитриева, Василия Львовича Пушкина, юношу Жуковского и других писателей. Пушкин, еще до отъезда своего уже отдавший пером Дмитриева отчет в путевых впечатлениях своих, только что возвратился тогда из Парижа. Парижем от него так в веяло. Одет он был с парижской иголочки с головы до ног. Прическа ; la Titus, углаженная, умащенная древним маслом, huile antique. В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать голову свою. Не умею определить: смотрел ли я на него с благоговением и завистью или с оттенком насмешливости. <...> Он был приятный, вовсе не дюжинный стихотворец. Добр он был до бесконечности, до смешного; но этот смех ему не в укор. Дмитриев верно изобразил его в шутливом стихотворении своем, говоря за него: я, право, добр, готов сердечно обнять весь свет".


  СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ДЯДИ

Шутливое стихотворение – это  « Путешествие N.N. в Париж и Лондон, писанное за три дня до путешествия»,  созданное И.И. Дмитриевым  в 1803 году. М. А. Дмитриев, его племянник, рассказывает историю создания этой небольшой поэмы в своих мемуарах «Мелочи из запаса моей памяти»: «За несколько дней до его ( Василия Львовича) отъезда в чужие края дядя мой, бывший с ним коротко знакомым еще в гвардейской службе, описал шутливыми стихами его путешествие, которое, с согласия Василья Львовича и с дозволения цензуры, было напечатано в типографии Бекетова, под заглавием: Путешествие N. N. в Париж и Лондон, писанное за три дня до путешествия. К этому изданию была приложена виньетка, на которой изображен сам Василий Львович чрезвычайно сходно. Он представлен слушающим Тальму, который дает ему урок в декламации. Эта книжка у меня есть: она не была в продаже и составляет величайшую библиографическую редкость».


  Шутка и в самом деле удалась, её оценил   А.С. Пушкин, который написал о поэме в небольшой заметке «Путешествие В.Л.П.»: « Путешествие есть веселая, незлобная шутка над одним из приятелей автора; покойный В.Л. Пушкин отправлялся в Париж, и его младенческий восторг подал повод к сочинению маленькой поэмы, в которой с удивительной точностью изображен весь Василий Львович. - Это образец игривой легкости и шутки, живой и незлобной». 

Так же высоко  поставил  «Путешествие» и П.А. Вяземский : «А стихи хоть и шуточные, но принадлежат к лучшим сокровищам нашей поэзии, и жаль держать их под спудом».

Из первой части
Друзья! сестрицы! я в Париже!
Я начал жить, а не дышать!
Садитесь вы друг к другу ближе
Мой маленький журнал читать:
Я был в Лицее, в Пантеоне,
У Бонапарта на поклоне;
Стоял близехонько к нему,
Не веря счастью моему.

Все тропки знаю булевара,
Все магазины новых мод;
В театре всякий день, оттоле
В Тиволи и Фраскати, в поле.


Из второй части

Против окна в шестом жилье,
Откуда вывески, кареты,
Всё, всё, и в лучшие лорнеты
С утра до вечера во мгле,
Ваш друг сидит еще не чесан,
И на столе, где кофь стоит,
«Меркюр» и «Монитер» разбросан,
Афишей целый пук лежит:
Ваш друг в свою отчизну пишет;
А Журавлев уж не услышит!
Вздох сердца! долети к нему!
А вы, друзья, за то простите
Кое-что нраву моему;
Я сам готов, когда хотите,
Признаться в слабостях моих;
Я, например, люблю, конечно,
Читать мои куплеты вечно,
Хоть слушай, хоть не слушай их;
Люблю и странным я нарядом,
Лишь был бы в моде, щеголять;
Но словом, мыслью, даже взглядом
Хочу ль кого я оскорблять?
Я, право, добр! и всей душою
Готов обнять, любить весь свет!..
Я слышу стук!.. никак за мною?

Из третьей

Я в Лондоне, друзья, и к вам
Уже объятья простираю —
Как всех увидеть вас желаю!
Сегодня на корабль отдам
Все, все мои приобретенья
В двух знаменитейших странах!
Я вне себя от восхищенья!
В каких явлюсь к вам сапогах!
Какие фраки! панталоны!
Всему новейшие фасоны!
Какой прекрасный выбор книг!
Считайте — я скажу вам вмиг:
Бюффон, Руссо, Мабли, Корнилий,
Гомер, Плутарх, Тацит, Виргилий,
Весь Шакеспир, весь Поп и Гюм;
Журналы  Аддисона, Стиля...
И всё Дидота, Баскервиля!

Легкое, живое повествование превосходно передавало добродушный характер  Василия Львовича и  его восторженное отношение ко всему увиденному за границей.
Нетрудно заметить влияние этого произведения  на ЕО.


   СКАЖИ-КА, ДЯДЯ...

А.С.Пушкин  знал И.Дмитриева с детства – он  встречал его в доме дяди, с которым  поэт был дружен, читал  произведения Дмитриева  - они входили в программу изучения   в Лицее. Макаров Михаил Николаевич (1789—1847) — писатель-карамзинист,  оставил воспоминания о забавной встрече Дмитриева и мальчика Пушкина: «В детских летах, сколько я помню Пушкина, он был не из рослых детей и все с теми же африканскими чертами физиономии, с какими был и взрослым, но волосы в малолетстве его были так кудрявы и так изящно завиты африканскою природою, что однажды мне И. И. Дмитриев сказал: «Посмотрите, ведь это настоящий арабчик». Дитя рассмеялось и, оборотясь к нам, проговорило очень скоро и смело: «По крайней мере, отличусь тем и не буду рябчик». Рябчик и арабчик оставались у нас в целый вечер на зубах».


Дмитриев довольно благосклонно относился к стихам молодого поэта, племянника своего друга. Черная кошка между ними пробежала после выхода в свет поэмы Пушкина « Руслан и Людмила». Вопреки ожиданиям,  Дмитриев отнесся к поэме  весьма недоброжелательно и не скрывал этого. Масла в огонь подлил А.Ф.Воейков, процитировав  в своем критическом разборе поэмы  устное частное высказывание Дмитриева:  «Я тут не вижу ни мыслей, ни чувств: вижу  одну чувственность».

 Под влиянием Карамзина и арзамасцев  Дмитриев   пытается  смягчить свою резкость  и пишет Тургеневу: «Пушкин был поэт еще и до поэмы. Я хотя и инвалид, но еще не лишился чутья к изящному. Как же мне хотеть унижать талант его?"  Это похоже на своеобразное оправдание.

 Однако в письме Вяземскому  Дмитриев опять балансирует между  комплиментами сквозь зубы  и едкой иронией:
"Что скажете вы о нашем "Руслане", о котором так много кричали? Мне кажется, что это недоносок пригожего отца и прекрасной матери (музы). Я нахожу в нем очень много блестящей поэзии, легкости в рассказе: но жаль, что часто впадает в бюрлеск, и еще больше жаль, что не поставил в эпиграфе известный стих с легкою переменою: "La mХre en dИfendra la lecture a sa fille" <"Мать запретит читать ее своей дочери". Без этой предосторожности поэма его с четвертой страницы выпадает из рук доброй матери".

Пушкин обиделся и запомнил обиду надолго – иногда он бывал очень злопамятен. Вяземский писал в воспоминаниях: «  Пушкин, ибо речь, разумеется, о нем, не любил Дмитриева как поэта, то есть, правильнее сказать, часто не любил его. Скажу откровенно, он был, или бывал, сердит на него. По крайней мере, таково мнение мое. Дмитриев, классик,-- впрочем, и Крылов по своим литературным понятиям был классик, и еще французский,-- не очень ласково приветствовал первые опыты Пушкина, а особенно поэму его "Руслан и Людмила". Он даже отозвался о ней колко и несправедливо. Вероятно, отзыв этот дошел до молодого поэта, и тем был он ему чувствительнее, что Приговор исходил от судии, который возвышался над рядом обыкновенных судей и которого, в глубине души и Дарования своего, Пушкин не мог не уважать. Пушкин в жизни обыкновенной, ежедневной, в сношениях житейских был непомерно добросердечен и простосердечен. Но умом, при некоторых обстоятельствах, бывал он злопамятен, не только в отношении к недоброжелателям, но и к посторонним и даже к приятелям своим. Он, так сказать, строго держал в памяти своей бухгалтерскую книгу, в которую вносил он имена должников своих и долги, которые считал за ними. В помощь памяти своей он даже существенно и материально записывал имена этих должников на лоскутках бумаги, которые я сам видал у него. Это его тешило. Рано или поздно, иногда совершенно случайно, взыскивал он долг, и взыскивал с лихвою».

Взыскав с лихвою, Пушкин сменил  гнев на милость,   и в тридцатые годы его взаимоотношения с Дмитриевым опять становятся  искренними и доброжелательными. В 1829 году Пушкин посылает И.И.Дмитриеву  только что вышедшую «Полтаву».  Дмитриев отвечает  признательным  письмом: «Всем сердцем благодарю вас, милостивый государь Александр Сергеевич, за бесценный для меня ваш подарок. Сей же час начинаю читать, уверенный, что при личном свидании буду благодарить вас еще больше. Обнимает вас преданный вам Дмитриев».

Вяземский считает, что именно Дмитриева вывел  Пушкин в седьмой главе ЕО в образе старика, поправляющего парик:

У скучной тетки Таню встретя,
К ней как-то Вяземский подсел
И душу ей занять успел.
И, близ него ее заметя,
Об ней, поправя свой парик,
Осведомляется старик.

Характеристика вполне нейтральная – не согретая особой душевностью, но и не уничтожающая   убийственным сарказмом или холодной иронией.

Эта же глава предварена эпиграфом из  стихотворения  И.Дмитриева «Освобождение Москвы»:

Москва, России дочь любима,
Где равную тебе сыскать?

Но все это было позже, а  во время написания первой главы ЕО  Пушкин все еще обижен,  и кто знает, не припоминались ли ему  при написании первых строчек  ЕО  дядюшка И.И.Дмитриев и его племянник  М.А. Дмитриев, который в  своих критических статьях выступал как "классик", противник новых, романтических, веяний в литературе. Его отношение  к поэзии Пушкина  неизменно  оставалось сдержанным и критическим, а перед  авторитетом дяди он всегда преклонялся. Воспоминания Михаила Александровича просто пестрят словами  «мой дядя», к которым так и хочется добавить « самых честных правил». А уже во второй строфе ЕО Пушкин упоминает друзей "Людмилы и Руслана". А вот недоброжелатели остаются неназванными, но подразумеваемыми.

Кстати, И.И.Дмитриев  пользовался  репутацией честного,  исключительно порядочного  и благородного человека, и это было вполне заслуженно.


  В ЗАКЛЮЧЕНИЕ НЕМНОГО МИСТИКИ

   Отрывок из воспоминаний племянника Александра Сергеевича   
  Пушкина - Льва Николаевича Павлищева:


Между тем Сергей Львович получил частным путем из Москвы известие о внезапной болезни своего брата и задушевного также друга - Василия Львовича.

 По возвращении из Михайловского Александр Сергеевич пробыл в Петербурге очень короткое время. Он отправился в Болдино и на пути своем посетил Москву, где и был свидетелем кончины горячо его любившего дяди поэта Василия Львовича Пушкина...


Александр Сергеевич застал дядю на смертном одре, накануне кончины. Страдалец лежал в забытьи, но, как сообщал дядя в письме Плетневу от 9 сентября того же года, "узнал его, погоревал, потом, помолчав, сказал: „как скучны статьи Катенина"" и более ни слова.

При произнесенных умиравшим словах, - говорит в своих воспоминаниях свидетель последних дней Василия Львовича, приехавший тогда из Петербурга князь Вяземский, - Александр Сергеевич вышел из комнаты, чтобы "дать своему дяде умереть исторически; Пушкин, - прибавляет Вяземский, - был, однако же, очень тронут всем этим зрелищем и во все время вел себя как нельзя приличнее".