Сколько сил, сколько жизней было положено ради Победы в этой войне! А я только сейчас могу признаться, что несколько лет считал, что папа на войне не все сделал, что он мог, что он должен был сделать… И это была моя тайная боль, тайная горечь… Правда, оправдание этому есть, мне не было еще пяти вначале, потом я боялся, не смел и не хотел говорить на эту тему, опасаясь подтверждения того страшного подозрения, что томило меня года три, если не больше. Просто я слишком мало знал. А дело было так…
Папа вернулся с войны, - это была такая радость, такое счастье! Он был живой и даже не раненый. Вернулся с орденами и медалями! Прошли первые дни или недели полного восторга, и я задал папе ОЧЕНЬ важный (по моему мнению) вопрос – сколько он убил фашистов? Папа посмотрел странно и сказал: «Ни одного». Я страшно расстроился и даже заплакал, мой папа, самый лучший папа, всю войну был в войсках, у него столько наград и ни одного убитого фрица! Как же так, разве такое может быть? Он мне что-то пытался говорить про мосты и дороги, которые он строил, но я замкнулся и уже ничего не слышал, ничего не хотел понимать. При чем здесь дороги, это же война, Надо было взрывать их, сбивать самолеты, поджигать танки и стрелять, стрелять, стрелять этих гадов! Чем больше их убить, тем меньше они убьют наших и тем раньше кончится война.
И у меня даже появилась страшная мысль, может быть, война так долго и шла, что папа…, сколько бы мог их поубивать, а не сделал этого… Мне стало очень горько и обидно, но я ничего не сказал тогда отцу. И где-то в глубине так и осталось это темное пятно, как же так, почему? Что я отвечу ребятам со двора, если мне зададут такой вопрос про моего папу? И уже он съездил и быстро разбил японцев, но, когда он вернулся, я не стал второй раз задавать этот важный вопрос – «А, сколько?...», потому что ужасно боялся, что он ответит так же. Потом я забывал об этом, и все было прекрасно. Мы жили в Китае до 1950 года, папа работал военным строителем. Мосты и дороги – этим он занимался, и один раз даже взял меня в командировку, было очень интересно.
Но, порой всплывало это черное пятно и опять становилось горько. И я старался не задавать отцу вопросов о войне. Как нарочно, это происходило перед днем Победы или днем Красной армии, когда вместо орденских планок-колодок надевались все ордена и медали, а перед этим их начищали до блеска. Даже глазам было больно смотреть. Надо сказать, что к этому времени я уже знал, что были и железнодорожные войска, и связисты, и саперы. Так вот, перед очередным днем Победы я не стал задавать вопрос, как задал его когда-то. Я разглядывал медали, гладил ордена, и вопрос мой прозвучал так: «Папа, а за что ты получил вот этот орден «Красной Звезды»?
Общий смысл ответа был таков.
Наши войска с тяжелыми боями освобождали Белоруссию. Необходимо было восстановить мост через реку (название не помню), чтобы техника и войска могли оказаться на вражеском берегу для планируемого наступления. Немецкие самолеты периодически прилетали и бомбили начинающееся строительство. Выше по течению, километрах в пяти или поболее, после излучины реки на нашей стороне было мелководье, заросшее камышом. Именно там папа организовал возведение деревянного моста на понтонах, расположенного не поперёк, а вдоль речки. Все работы проводились под маскировочной сеткой, натянутой на шестах, куда ещё накидали камыши. Высота опор и расстояния между ними были такими, чтобы соответствовать профилю дна реки в зоне переправы. Готовый мост ночью сплавили в нужное место, повернули поперёк, затопили понтоны... К утру, когда прилетели немецкие самолёты, вся техника и пехота на машинах, находившиеся до этого в лесах, без потерь переправились на другой берег, а у "хитрого" моста, взявшегося неизвестно откуда, уже стояла батарея ПВО.
Знали бы Вы, как я стал счастлив и горд за своего отца! Даже, если бы он стрелял и убил 5-10 немцев, это было бы хуже, потому что тогда, без него, без его работы могли погибнуть 50-300 или больше наших бойцов, подбиты и сожжены танки, пушки и машины, сорвалось бы то наступление, и война могла еще затянуться.