Я вызываю капитана. Африка.
© Антон Санченко
© перевод Виктора Лукинова.
Национальной экспертной комиссии по вопросам рок-н-ролла посвящается.
Замполит Нечитайло, 56 лет, женат.
Один замполит училища каждую субботу заранее запасался валерьянкой. И на работу, в бурсу, в свой начальнический кабинет с портретами политбюро (масло, 120х80, художник Загороднюк), как-то даже не очень торопился. Вообще-то он работу свою любил и уважал, горел на работе. Как же её такую не любить: рот закрыл – рабочее место убрано. Не в цеху завода Петровского у станка вкалывать, вправду же. Однако каждую субботу…. В субботу замполит лучше в шахту с коногонкой полез бы. Брился утром перед зеркалом, жужжал электробритвой, как Карлсон, и гадал:
- Что они в этот раз выкинут на той дискотеке?
Они – курсанты вверенного училища, две тысячи парней пубертатного возраста. Такому научному выражению научила замполита начальница медсанчасти. Мол, чему Вы удивляетесь, Леонид Петрович, себя в таком возрасте вспомните. Пубертатный период. Это возраст, когда юноши думают не корой головного мозга, а гормонами и «биомицином» - так курсанты, тоже наукообразно называли «Біле міцне». Ну, «биомицин» можно своевременно выявить и конфисковать. С гормонами же – беда. Сколько бромом не корми, а оно всё на танцы бежит. Напрыгаются на тех скачках, раззадорятся и обязательно из-за какой-то там девчушки устроят корриду. А поскольку все организованы и везде ходят только строем, то простыми тумаками один на один в тёмном углу обычно не обходится. Рота на роту, первый экипаж на второй, судоводители на судомехаников, Кот-д’Ивуар против УССР, Млечный путь против туманности Андромеды. А ты разбирайся потом. Пиши рапорты в галактическую полицию и ищи виновных.
Себя в таком возрасте замполит честно пытался вспомнить. Послевоенная голодуха, ремесленное училище и танцы под трофейный аккордеон в клубе судостроителей. Но они такими не были, нет, не были! В этот раз «они» означало уже не современную молодёжь, а его, замполита, однолеток. Разве можно танго или вальс сравнить с этими их первобытнообщинными скачками под завывание каких-то заграничных шаманов и оглушительный барабанный бой из акустических колонок? Как будто с пальмы только что слезли! И это – танцы?
И комсорг училища туда же! Культурно-массовую работу, мол, приказано среди молодёжи проводить. И говорить с нею, молодёжью, понятным ей языком. Аллам-бап-алупа-алам-бам-бум, - так что ли с нею говорить? Кто как, а замполит такого языка не изучал, извините. А у комсорга у самого тот «протуберанцевый», или как его там, период ещё не закончился. За ним самим присматривать ещё нужно. Через голову замполита выбил у начальника училища деньги на магнитофон и светомузыки всякие, и обустроил силами курсантов дискотеку в подвальном помещении. Им что, актового зала мало было? Стулья вынесли после субботней художественной самодеятельности, пригласили гармониста – и танцуй себе на здоровье хоть до отбоя. Лишь бы пальто у девок не пропадали потом. Так ещё и «дискотеку» ту им подавай!
Нет, может эта «комсорговская» дискотека в определённые моменты была даже и полезной для отчётности. Встречи с шефами проводить. Если группу девчат из техникума советской торговли или педагогического института пригласить в гости к какой-нибудь курсантской группе – очень даже кстати, камерно. Столики, мороженое, соки, без эксцессов. Однако ж ему, замполиту, что теперь – разорваться между третьим этажом и минус первым? Ведь теперь те, чёртовы, танцы проводятся в двух местах одновременно. Ни как не уследишь, если не Фигаро-тут, Фигаро-там. Да разве они, нынешние, того Фигаро хотя бы раз слушали? Одни Битлы в голове!
Его и раньше терзали смутные сомненья, под дозволенную ли музыку его троглодиты дёргаются, а ну как оно на иностранном языке что-нибудь запрещённое визжит? Итс бин е хард дейс найт! Ага, «их бин больной», это я так понимаю.
Обычно, от райкома комсомола из года в год набегали проверяльщики запрещенных рок-групп с ненашинскими названиями, все те эйсидиси (нацизм), пикфлойды (милитаризм), и ледзэппелины (секс, наркотики, рок-н-ролл). А потом рок-групп с нашими названиями, но тоже запрещенных. «Неформалы» какие-то в магнитофонах завелись. Не зевай Фома, на то и ярмарка. А комсоргу, как уже говорилось, самому ещё нянька нужна, да. Вечно чушь какую-то мурлыкает, прислушался как-то, а оно:
- Послушай, челов-е-к! Я – дерево! – просто какой-то Буратино, а не комсорг. И разбирайся с таким, запретили его уже, или ещё нет. Комсорг уверял, что напевает только проверенные филармонические коллективы. Строго по списку. Музыка Союза композиторов, слова Союза писателей. А с неформалами борется.
И навыдумывают же названий те неформалы! Послушайте-ка только:
Аквариум! – и булькало бы себе в две трубочки, так нет – в Тбилиси на фестиваль его понесло!
Зоопарк! – ну оно и заметно, откуда сбежали.
Кино! – ага, кино, вино и домино. Что их ещё интересует? Шульберта послушали бы лучше.
Примус! – у баб в селе, не асфальтированном, и то уже керогаз давно есть! Очернение советской действительности!
ДДТ! – а эти вообще «дустом» назвались. Это ж надо!
Вон предыдущего начальника санчасти курсанты тоже Дустом прозвали, ну да то такое, Курсантам только попади на языки. Тараканов тот Дуст таки по всему училищу повыводил, а там пусть хоть горшком называют. Вот его, замполита, называют, например… ну да это такое. Он знает одно: сначала самодеятельность, потом ваши скачки. Хоть в клубе, хоть на дискотеке вашей. Такое условие он комсоргу выдвинул окончательно, без права на обжалование.
Итак, снова суббота, говорите? Скорей бы уже воскресение!
Курсант Гоголь, 20 лет, холост.
Всё зло от баб! Не хотят строем ходить, хоть тресни. А почему равнение налево? А зачем правое плечо вперёд? А может лучше я вот так, ручкою? Курсант Гоголь так всё, казалось бы, хорошо спланировал! С Лесей свидание – в субботу на дискотеке, с Аней – в воскресенье под дубом. И все довольны и смеются. Так нет!
- А можно я в субботу припрусь, в смысле приду?
- А как это так, что ни суббота, то ты в наряде?
- Всю нашу группу в субботу пригласили к вам на дискотеку, так что мне теперь, не приходить? Я, может, от Ахматовских чтений в библиотеке Гончара отказалась, по такому поводу.
Это – Аня. Ну, Аню, чернявую колдунью, хрупкую, анемичную, бледнолицую, инициативную мечтательницу и абсолютно несовременную второкурсницу из пединститута имени Крупской, читатель уже немного знает. Гоголь познакомился с нею когда-то в киноконцертном зале «Юбилейный» на выступлении рок-группы «Динамик». Столичные гастролёры таки дали джазу в провинции. Анька так подпевала, визжала и прыгала, взгромоздившись на сидение, что не заметить её было просто невозможно – она напрочь закрывала собою сцену. Гоголь поначалу попытался возмутиться, а потом неожиданно понял, что за Анькиными выкрутасами ему наблюдать даже интереснее, чем за солистом Владимиром Кузьминым с саксофоном. А когда в зале погасили свет и необходимо было зажечь зажигалки под слёзную балладу « И я забуду как звучит твой голос», Гоголь с Анькой и познакомился, так как та зажигалки не имела, и должна была одолжить пиротехническое средство у кого-нибудь из соседей. И когда её загребли пожарники и потащили в подсобку «составлять акт», как это у них называлось, Гоголю пришлось девушку спасать и драпать через чёрный ход в Комсомольский парк прямо посреди концерта монстров отечественного рока.
Потом они от души хохотали над своим приключением, гуляли под крепостными валами. Анька рассказывала ему, что раньше с них было видно Очаков (как же – как же), они плевали в сверхглубокий крепостной колодец, от которого шли подземные ходы на Сухарное, и кормили концертными билетами чёрных лебедей на пруду. Анька трещала про какого-то француза Бодуэна де Куртенэ, который, кажется, недавно гастролировал в Киеве. А где же ещё? К нам в провинцию модных французов не повезут. Гоголь рассказывал байки про начальника ОРСО Куриленко, и ему даже не было жалко той зажигалки «Зиппо», которую замутили пожарники. Анька была чудо, а не девчонка, вот только жила она в общежитии. Строгая вахтёрша даже на порог Гоголя не пустила. Кругом-арш! Плавали-знаем вас таких «двоюродных братьев»!
Но именно в эту субботу Гоголь пригласил на дискотеку не Аню, а Лесю! Румяную видную блондинку из техникума советской торговли. Высокая, статная, флегматичная, спокойная – кровь с молоком. Леся рок как раз не уважала, была в восторге от сладкоголосых итальянцев. Всех этих Джанни Моранди, Пуппо и Ричи э Повери. Беркэ, беркэ? Они и познакомились в кинотеатре Павлика Морозова на каком-то фильме Челентано. А потом ещё раз пятнадцать его пересматривали. Удобно. Если только в городе идёт «Блеф», «Укрощение строптивого» или «Бинго-Бонго», думать о том, куда Лесю пригласить, уже не нужно. Два билета на Челентано в последний ряд – и в дамках. А есть же ещё кинотеатр повторного показа! Дай Боже тому Адриано творческих узбеков и всяческих благ!
Кроме будущей профессии товароведа, Леся имела ещё много преимуществ, главное из которых было то, что она жила в доме прямо напротив второго экипажа по улице Краснофлотской. Из её окон на третьем этаже спокойно можно было наблюдать, что делается в десятой роте, и успеть вовремя вернуться из самоволки, если намечалась какая-нибудь незапланированная полундра. Кто же от такого счастья добровольно откажется? Ещё и пироги с сыром её мать пекла несравненно, что ни говори. Потому-то вся рота Гоголю от души завидовала, подглядывала в окна за подробностями его ухаживания на Лесиной кухне, и кое-кто из парней был не прочь Лесю и пироги с сыром, при первой же возможности у Гоголя отнять. Вот потому-то на дискотеке требовалось ещё как быть бдительным. А тут эта Анька со своей Ахматовой! Я на правую руку напялила перчатку с левой руки. Ага.
Ну да ладно. Девок бояться – на танцы не ходить! Что-нибудь Гоголь придумает. Как-нибудь выкрутится. Чай не впервой. Вот если бы кто ещё и подсказал, как именно.
Комсорг Островский, 27 лет, женат.
Музыка Союза композиторов, слова Союза писателей! А что делать, если последнего композитора в тот Союз приняли ещё в 1973 году? И то с боем, кривились, морщились, мол, этот последний, Тухманов – слишком молод, для их сборища хренниковых. А нам, на передовой идеологического фронта, как теперь отдуваться? Кого Ричи Блэкмору противопоставить? Тридцать три раза про тридцать три коровы крутить на дискотеке? Песня может и неплохая, но не настолько же. Или под Александру Пахмутову танцы устраивать? Чтоб наши хулиганы танцевали в гордом одиночестве, без девчонок вообще? А как же планы партии переженить всех курсантов и ткачих с хлопчатобумажного комбината? ХБК именно из такого расчёта и строили здесь когда-то при Хрущёве. Хлопок у нас не растёт, растут одни будущие моряки. Так что, и планы партии теперь ничего не значат? Пусть девчата наши танцы вообще бойкотируют?
Даже бывший завклубом сбежал в судомеханический техникум, прихватив две польских электрогитары и ламповую педаль, которые за комсоргом числятся. Ну, педаль – ладно, сами спаяли, хоть и из училищных деталей. А гитары – точно на нём висят, на комсорге Островском. Завклубом взамен какой-то самопальный «Сэм-энд-Пол» вместо фирменных инструментов оставил. Ещё и выпендривается, несоюзная молодёжь:
- Вы со своим замполитом столько кровушки моей попили, что ещё и должны. То не играй, это не пой, а денег – во! Я на свадьбах больше зарабатывать буду. Потому как свадебными бывают только генералы, а не замполиты.
И таки будет зарабатывать, зараза. А училище осталось без художественной самодеятельности? Хорошо ещё, что диск-жокей Джамбул – из курсантов, не сбежит никуда до самого выпуска. Танцы под магнитофон худо-бедно, а всё-таки будут. Но с самодеятельностью теперь как? Замполит же сам и требует! Прислали вместо того беглеца-завклуба какую-то выпускницу культпросветучилища. Завтра в первый раз выйдет на работу девчонка. Маленькая, курносая, глазёнки перепуганные, с флейтой. Где такой с нашими хулиганами управиться. Вся его надежда на хард-рок была, парни такое любят, репетиций не прогуливают. А там, глядишь, и несколько песен Лебедева-Кумача про Байкало-Амурскую магистраль для галочки разучат, выступят перед комиссией на смотре художественной самодеятельности, да и хватит. У нас, как у олимпийцев, – главное участие, а не победа.
А теперь как? Попробовал было силком старшекурсников в самодеятельность записывать, так ржут, отмазываются кто как может, у того нога болит, тому в наряд заступать, тому медведь на ухо наступил. А молодых-стриженных – ещё хуже! Прямо тебе отчётный концерт в колонии для малолетних выходит. Нужно как-то кардинально это решить. С индивидуальным подходом.
Курсант Бажан, 22 года, холост.
Нет, слова уже кончились, остались одни выражения! Ах, ты ж!... Да чтоб тебе!... Да ну его на!... Порядочность до добра не доводит! Прикинь, Гоголь, так влететь! И это нужно было ему, курсанту Мыколе, который на самом деле Юра, вляпаться в такую байду. И, главное, сам же, выходит, сдаваться пришел тому комсоргу, как последний салабон. Мол, взносы комсомольские за полгода не плачены, пока на плавпрактике был, набежало. Получите-распишитесь! А оно, пакостное, ты видишь какую проблему из этого высосало! Билет мой комсомольский – в стол. Мол, а ты знаешь, курсант Мыкола, что согласно устава ВЛКСМ, я тебя могу из комсомола исключить, как такого, который три месяца подряд взносы не платил?
- А ты ему что?
- А я ему – ни хрена себе, говорю! Что ж теперь делать?
Что он? За их комсомолом Мыкола, может и вовсе не горевал бы, однако ж визу только комсомольцам подтверждают. Или ему заграничная виза лишняя? Понятно, что комсоргу что-то от него надо, это он так, на понт взять хочет. Но ссориться без крайней необходимости таки не стоит, комсорг вон и на распределении в комиссии сидеть будет. Зашлёт ещё в какой-нибудь Мухосливск, на Море-Акиян, на остров Итуруп, только вы его Мыколу и видели. И таки – да. Оказывается – нужно. Но не что-нибудь там, а такое, что уже воопще! Прямо бегай Мыкола по плацу и ори: « Аллё, мы ищем таланты!»
- Вот у тебя, Гоголь, какой-нибудь талант есть?
Ну да, какой, у того Гоголя может быть талант, кроме как картошки и масла у него, Мыколы, по дружбе выклянчить на ужине, и втихаря пожарить в баталерке? А когда, наконец, мне что-то понадобилось, так и приступы склероза у всех начинаются…
Зачем-зачем! В самодеятельности выступать. Назначил меня комсорг старшим по межрайонному смотру самодеятельности. Типа для дисциплины, в помощь новенькой заведующей клубом, а то она командным голосом, видите, не владеет, только флейтой.
- Симпатичная? – переспрашивает Гоголь.
Ну да, про что ж ещё тот Гоголь может спросить. Казанова из-под Тамбова!
- Ещё не видел, - отмахивается курсант Мыкола. – Какая разница?
- Э, юноша, не говорите! Большая разница, - заверяет Гоголь.
- На симпатичной можно ещё и капитал заработать только лишь за то, что в список запишешь. Нет, ну ты что, Марк Твена не читал? Про заборы? Говори всем что вылитая Лайза Минелли.
Нет, уже и подкалывать начал. Ну Гоголь, придёшь ты ещё ко мне за картофаном, придёшь…
Лайза что?
- А это ещё кто такая?
- Вот, видишь! Вот и парни не поймут, а звучит обещающе! Лишь бы только совсем крокодил какой не попался, а там уже не будут разбираться Лайза Минелли или Людмила Зыкина. Давай, не тормози, вон Фазиль с Нодаром в курилку гребут, подыгрывай мордой лица.
Слушай, а может ещё и выгорит у нас. Ну, артист! Это ж надо так противно гундосить! Гадом буду, Фазиль первым поведётся…
- Мыкола, ну мы же договаривались, друг называется! Ну запиши уже на прослушивание, с меня пачка «Пегаса»! Я фокусы показывать умею!...
Курсант Джамбул, 18 лет, неженат.
Да, он диск-жокей, все это знают, и он этого не скрывает. Его дело – бобину перемотать и медленный танец вовремя поставить крутится, после быстрого. Какую песню? Да уж не Льва Лещенко! Чтоб его завтра ребята затюкали? У них свой союз – композиторов. А у нас свой – слушателей. И каждый свои проблемы решает самостоятельно. Гонорары отдельно, музыка отдельно, как мухи и котлеты. Потому как стараниями тех союзных композиторов побегать приходится, чтобы что-то пристойное послушать. Свежие записи ему земляк один поставляет, непосредственно из Ленинграда. Вчера «Аквариум» концерт дал, завтра уже слушаем в подсобке. И опоздание на сутки только потому, что хорошая песня летит меж аулами всё же лишь со скоростью наилучшего скакуна. Но от питерской юрты до херсонского улуса даже хороший проводник скорого поезда скачет целых двое суток.
Зачем ему хвастать? Его, Джамбула, одноклассник на мехмате питерском сейчас учится. Так что первая копия плёнки из первых рук, как на фирме «Мелодия». Ну да, правильно вы догадались, потому и – Джамбул. Ведь – «ленинградцы, дети мои». А вообще-то он из Запорожья. Все питерские рок-группы уже переслушали. Ещё и другие херсонские «пиплы» у него пасутся. «Ченч» натуральный. У того брат в Москве, у того сват в Свердловске, а у того дядя Сева в Лондоне на БиБиСи работает – глядишь, на репертуарчик уже и набралось. Сами же требуют семьдесят процентов отечественной музыки на дискотеке.
Да какие там ещё списки? В глаза он тех списков не видел никогда. И никто, кроме посвященных в ту тайну райкомовцев, не видел, даже наш училищный комсорг. Это было бы очень просто: взять, во все дискотеки города те списки разослать, и всё. Это – зя, этих – низя. Но это не по Кафке было бы, а значит не по-комсомольски и даже не по-советски. Это же нельзя было бы инструктору-комсомольцу припереться бесплатно даже на те дискотеки, что по билетам, и весь вечер изгаляться: пиво – тёплое, кофе – холодный, блондинка – крашеная. Носятся диск-жокеи с таким привередою «музыкальным критиком», как дурень с писаной торбой, а оно – раз:
- За кофе спасибо, дискотеку закрываю.
Такая вот музыка. Чтоб было. Ну, потом диск-жокеи все по понедельникам тусуются в одной забегаловке, в «Гармошке» на Ушакова. Того за «AC/DC» вчера прикрыли, этого за Майка Науменко, а этого – вообще за Жанну Агузарову. Разве что за Малежика ещё никого не закрывали.
Ну ладно, у «AC/DC» молния в надписи какому-то «эксперту» эсэсовский знак напомнила. Что это всего лишь обозначение переменного/постоянного электрического тока, и что значок этот есть на каждом заграничном магнитофоне, таким партизанам мандариновой травы, как наши комсомольцы, доказывать бесперспективно. Поэтому за австралийцев как-то даже не очень обидно. Сами нарвались ребята.
Но группа «Браво», Агузарова? Ретро, твисты про котов уже запрещают? Куда ж это катится мир? Так и Эдиту Пьеху можно запретить ненароком. Говорят ту голосистую Жанну уже и из Москвы выслали за сто первый километр. Хоть бы по радио про такие выдающиеся события объявляли, в рубрике « они позорят наш советский рок-н-ролл», чтоб не пришлось между строк в журнале «Ровесник» вычитывать, что там творится в их столице. В «Ровеснике» как приловчились? Одна строчка ругани на рокеров, абзац нормального информационного текста. Ругань пропускаем, обо всём, что интересует, узнаём. Тут народ «Желтые ботинки» каждую субботу требует, порвут диск-жокея и скажут, что так и было, если не прокрутишь да ещё и на бис, а солистку-инопланетянку видишь, уже запретили и назад на Марс отправили. Уже низя. А только вчера было зя. И никто не в курсах.
Опять же. Раньше, если рок-группа пролезла в филармонию и назвалась стыдливо «ВИА» (ребята говорили – самим противно, но разве хочешь – надо, мы на всякого Кафку ответим Жан Поль Сартром, может стошнит) – группу ту можно было считать вне зоны риска. А сейчас, поговаривают, вышло секретное постановление для филармоний, которое любые «инструментальные ансамбли» запрещает как класс. Вообще. А это ж списков-списков! Даже «Динамик» и «Машина времени» под это постановление попадают, уже гастроли их у нас отменили, ещё не слышали? Вот, выклянчил на стену себе афишу «Динамика». В городе уже все оборвали. Раритет теперь.
Однако Гоголю волноваться не стоит. Что закажет то и прокрутим. Ну и пусть себе запретили. Мы ж не филармония. Он так скажет, лишь бы только списки, разрешенного, комсомольцы не составили. А запрещёнными списками они уж как-то подотрутся. Или он не из одиннадцатой роты? Выкрутятся как-нибудь. Всё не запретят.
- Нет, в актовом зале сам комсорг крутить будет, с ним про Челентано и договаривайся. Комса как раз итальянцев и крутит. Итальянского, однако, никто не знает, потому и не придерёшься. К нему записи года три везут, с заездом на апрелевскую фирму грамзаписи «Мелодия». Вот итальянцы только сейчас и доехали. Мы ещё в седьмом классе под них девок тискали на днях рождения. Самое время вспомнить молодость.
- Значит «Динамик», про «раскрой-ка зонтик, надвинь свой серый капюшон»? Считай уже перемотано. Дашь знать, когда ставить. Девчонка хоть симпатичная?
Да, и ещё. Что там за завклубом к нам прислали? Всё училище гудит. Вправду – вылитая Орнела Мутти? Может бы и Джамбула в самодеятельность какая-нибудь добрая душа записала? Он конферанс может организовать, дело привычное.
- Долго же до тебя слухи с третьего этажа доходят. Ну не из Питера и Москвы же, в самом деле. Есть уже у нас конферансье – курсант Квитка. И выгнать его не могу, он ещё стишок про жирафа читать будет по ходу. Знаешь стишки про жирафа? Вот то-то же. Разве что сценарий под тебя немного перепишем. Согласен?
Курсант Думбадзе, 19 лет, не женат.
- Держите меня втроём, а то двух будет мало! – мысленно ругался курсант Нодар, прыгая в обруч по команде: ап!
- Что тут делает этот Мыкола? Какой-такой у него талант? Да этому чучелу даже закопать нечего!
Нет, и вправду. Вот курсант Конецкий – тигров дрессирует. Законно. А что не тигры разве? Полосатые? Полосатые! Голодные? Голодные! Страшные? Адские люциферы! Вот и – ап! говорю я себе и делаю шаг.
Вполне приличная интермедия выходит, под гитару, под Че Бояру. Конецкий – дрессура, они с Фазилем – сойдут за тигров. Разорвут любого. Думаете это легко, через обруч скакать на публике? Однако искусство требует жертв, бичо, да?
Так нет, скакать перед публикой в одних кальсонах и тельняшках Мыкола не хочет. А ценные указания давать, как нам оскаливаться и рычать – пожалуйста! Батоно Станиславский нашелся! Не верит! Так иди и покажи, бичо, если такое умное. Будку на камбузе наел – в обруч не пролазит. Артист должен быть голодным, шени черимэ, да!
Или вот Мамочку взять. Вроде бы и роль несложная у человека – вулкан на Курилах на заднем плане изображать. Так и то человек подошел к роли ответственно, творчески – сигару у наших кубинцев достал, вторую неделю тренируется дым кольцами пускать. Уже научился кольцо в кольцо выдувать три раза подряд. Сопка Ключевская, а не курсант! Разве какие-то претензии могут быть? Так Мыкола и у того сигару забрал, заставил на «Ватре» тренироваться, реквизит, видите ли, ему нужно сберечь до выступления!
Или Лёвушка? Трёхпудовой гирей человек крестится, силачу Бамбуле и не снились такие фигли-мигли и жонглирование железяками. Подковы разгибает. На руках держит по три здоровенных откормленных старшекурсника на каждой. А ещё одного, правда, лёгенького, Забрёху, - в зубах, на табуретке. А Мыкола и тут нашел к чему придраться. Гирю нельзя с такого размаха на сцену бросать, доски провалятся! Так в этом же весь и эффект! Что ты в обрезках шаурмы понимаешь, дубина! Пока гиря на пол не шлёпнется с грохотом, со стуком, с канонадой – всем она пушинкой будет казаться. А тут трах бах – челюсти у всех отвисли, маэстро туш!
Джамбул, как настоящий акын, стихи под собственный аккомпанемент на домбре читает перед юртой, изображая выпускника, отправленного уже не в Петропавловск-Камчатский, а на Аральское море. Не хи-хи, там с десяток сейнеров по тому «морю» бегает. Так что реальный вариант, если кого-нибудь из начальства допечёшь, пока Арал ещё совсем не высох.
Гоголь – фокусы показывает. Факира изображает. Натуральный йог! Вернее – половина йога. Зато лучшая половина.
Михаил из Вешенской « По морю гуляет рыбак молодой» распевает не хуже Жанны Бичевской!
Максимка из Горького «Несвоевременные мысли», что твой Жванецкий, декламирует, смешит публику. Комсорг на репетицию забрёл послушать – упал под стул! Ну настолько несвоевременные! Хохочу - до - не хочу!
У каждого, у каждого талант какой-то да нашелся. А это чучело отхватило себе самое лучшее место – в зале, в кресле рядом с флейтисткой-руководительницей. Мегафоном у неё работает. Я так понимаю, твоё дело – принеси-подай, отойди - не мешай, раз уж в артисты не годишься. Так нет! Перекличку на каждой репетиции затеял, в рапортичке всех присутствующих отмечает. Советы проктолога какие-то даёт. Командует как старшина, да?
Сценарий представления курсант Николай Кулиш писал – авангард! Монтаж аттракционов! Провинциальным бродвейским мюзиклам такого и во сне не привидится. Начальник ОРСО едет в круиз на «Титанике», спасается на надувной лодке и по очереди попадает ко всем выпускникам, которые по его милости попали кто на Курилы к японцам, кто в Бомбей к факирам, кто к нам в Поти, к джигитам в кепках (угадайте с трёх раз, кто играет главного джигита в самой большой кепке и самой длинной бурке), а кто и вообще – в племя Мумба-Юмба на островах в океане. Так и тут криктик-Мыкола находит к чему прицепиться. Белинский, генацвале, да? Негры ему не такие, это при том-то, что играют их настоящие африканцы из девятой роты. И эти примчались, приударить за молодой специалисткой культпросвета. Артисты больших и малых императорских театров!
Но какая же феерическая та флейтистка! Вроде бы такое маленькое, хрупкое, курносенькое, кучерявое, близорукое – очки половину личика закрывают, и глаза под теми стёклышками как у инопланетянки – навыкате, зелёные. Потому что диоптрий много, знаем мы эти фокусы! Надир уже деньги за билеты, в смысле сигареты «Пегас», хотел у тех хитрованов-Мыкол (Гоголя и псевдо-Мыколы) назад требовать. Какая там Тамара Гверцетели? Не надо нас дурить! Он размеры Тамрико ни с какими другими не спутает!
Но тут та мелкая девчушка кашлянула, вышла на сцену, сказала, что сыграет для знакомства, стала в третью позицию, отставила локоток в сторону, всё что нужно округлилось, набрала в грудь воздуха, всё что нужно стало выпуклым, а когда губы её потянулись к мундштуку флейты, все будущие артисты самодеятельности тоже судорожно вдохнули и уже боялись выдохнуть, наблюдая, как нежные пальчики забегали по клапанам, заслушавшись трелями волшебного инструмента, способного, как известно, загипнотизировать целую армию крыс, и неконтролируемо, как самцы королевской кобры, закачали головами из стороны в сторону, провожая взглядом блестящую магическую дудку. Ну, видел кобру, да?
Глория-гло-о-рия! – выводила девчушка, плавно раскачиваясь, танцуя на месте, стремительно изгибаясь, извлекая особо высокую и чистую ноту, и вся публика позволяла себе по-рыбьи хватать ртом кислород лишь тогда, когда коралловые губки сказочной феи немного отдалялись от флейты, чтобы вдохнуть. Вот она – сила искусства, да?
Именно эту «Глорию» в исполнении хора «мальчиков-колокольчиков» под акомпонемент флейты курсант Кулиш в своём сценарии запланировал в финальной части спектакля. Лишь слова к рыбной промышленности приспособил. Понятно, что все джигиты тут же распустили хвосты, что твои павлины, и давай наперебой свои таланты демонстрировать перед той цыпочкой, чтобы главные роли отхватить. И только курсант Мыкола гордо сел в кресло, как молодой орёл, и так до сих пор сиднем в том кресле и сидит, придирается ко всем, чтобы большой шишкой себя показать. Ну не козлотур, да?
Держите меня трое, нет, четверо! Потому как трое не удержат от смертоубийства!
Ап! И тигры у ног моих сели!
Будущий филолог Аня, 18 лет, не замужем.
Аня и вправду была несовременной девушкой, и сама об этом знала. Но даже самые близкие её друзья, курсант Гоголь, например, не догадывались насколько несовременной. Ей следовало родиться не позднее конца прошлого столетия, в Серебряном веке. И учиться не в педине, а в институте благородных девиц. Потому что сейчас таких девушек уже сняли с производства. Пару, такой, в наше время, подобрать ой как трудно.
Ну вот – Гоголь. Он остроумный, прикольный, щедрый. Но какой-то приземлённый, если может будущий моряк быть «приземлённым», и совсем не романтичный. Всё бы ему только заработками моряцкими, «бонами» и «торгсинами», выхваляться да про какие-то другие напрочь непоэтические вещи распространяться. Сколько испанских песет на руки практикантам выдали, да сколько джинсы в Пальмасе стоят.
Больше того, романтик у него – чуть ли не ругань. «Голый романтик», говорит. Тут ходишь на эти нудные пары по истории КПСС, впереди – не жизнь, а прозябание в какой-нибудь школе или библиотеке. А у этих впереди – праздник, который всегда с тобою! Выкрикнуть хочется – счастливцы, у вас впереди свобода! Ведь только моряков, в СССР вот так просто берут и выпускают за границу. И не в какую-то там шестнадцатую республику – Болгарию, а кругом по глобусу. Да послушать только Гоголя с друзьями, где они уже успели побывать пока в училище. Одни названия как песня!
Копенгаген, Лас-Пальмас, Кальяо…
(Сравните с девичьей практикой: Чернобаевка, Брилёвка, Большая Лепетиха, Чабаны!)
… Луанда, Джибути, Мапуту.
Уже от одних этих названий портов веет её любимым Николаем Гумилёвым.
Темнокожие мулатки
И гадают, и поют,
И несётся запах сладкий
От готовящихся блюд.
А в заплёванных тавернах
От заката до утра
Мечут ряд колод неверных
Завитые шулера.
Хорошо по докам порта
И слоняться, и лежать,
И с солдатами из форта
Ночью драки затевать.
А Гоголь экзотическое африканское Мапуту называет презрительно Мапутовка! Потому что там, видите ли, кроме кокосов и сандаловых масок купить нечего. Да Гумилёв всё своё состояние заложил, лишь бы до того Джибути на пароходе, за теми африканскими масками добраться! Рапорты во время войны писал, чтобы его перевели в африканский экспедиционный корпус британцев. А эти пижоны – ну Луанда, ну Мапутовка. Вот Кейптаун – да, цивилизованный порт, там джинсы дешевые. Но наши суда туда не пускают, потому как там апартеид. Вот такая вам «поэзия»!
А ещё Гоголь на первом свидании очень смешно врал, что жить не может без Бодуэна де Куртэнэ. Уже на втором выяснилось, что он считает его лидером французской группы «Спэйс», которая приезжала на гастроли в Киев. Вот горе луковое, хоть бы с Антуаном де Сент-Экзюпери спутал, а то с каким-то электронным Дидье Маруани. Аня не стала Гоголя выводить на чистую воду. Она уже давно потеряла надежду познакомиться с парнем, который не путал бы Кусто и Кустодиева. Только лишний раз взгрустнула о горькой доле благородной девицы в сплошь пролетарской стране с её днями «авансов», «получек», «первомаями» и песнями про «И вновь продолжается бой».
Аня почти не опоздала, на каких-нибудь двадцать минут всего. Курсант Гоголь встречал её на ступеньках, возле пушки и памятника неизвестному рыбаку. Но не один, а вдвоём с каким-то долговязым парнишкой в новенькой парадной форме. Представил его как Григория Фёдоровича, можно Гриша. И сразу заявил, что уже должен бежать, Гриша этот её проводит и посадит на занятое им место в первом ряду. Какой Гриша? Какое место? Она вообще-то танцевать собиралась, целый час красоту перед зеркалом наводила. А тут какой-то Гриша с двумя курсовками на рукаве сопит и краснеет рядом. Оказывается, самодеятельность сегодня и Гоголь побежал на сцену за занавес. Готовиться. Танцы – только после представления. И нужно это было девушку с Ахматовских чтений срывать? Но хорошо хоть так. Встретил, конвоира выделил, место занял. Всё ж таки заботится.
Гриша усадил её, как и обещалось, в первом ряду, где сидело одно надутое начальство и даже тот противный инструктор из райкома, который всего неделю назад крутил носом и кривился на пьесе «Реакция Вассермана» в педагогическом институте, а потом попил кровушки у руководителя институтской самодеятельности, Аня случайно слышала.
Откормленный, холёный, с маникюром, расчесанный, как все райкомовцы, на безупречный пробор, разве что уже лысоватый немного, с неизменным чёрным галстуком разрешенной ширины на белой рубашке разрешенной белизны и со старательно демонстрируемым пренебрежением на нижней губе ко всем этим самодеятельным представлениям. «Что поделаешь – работа у меня такая, смотреть всякую билиберду доморощенных актёров. А кому сейчас легко?» - четырнадцатым кеглем было написано на его наморщенном лбу. Его скучающий взгляд оживился лишь тогда, когда рядом с ним присела какая-то девушка в большущих очках, похожая из-за них на легкокрылую стрекозу. Но оживился райкомовский взгляд лишь для того, чтобы стать плотоядным. Девушка что-то у комсомольца спрашивала, о чём-то советовалась, а тот лишь смотрел на неё поверх своих очков, кивал, и весь спектр его кобелиных мыслей был абсолютно понятен даже неопытной Ане. Вот же стрекозёл старый! Девушка-стрекоза уже вспорхнула на сцену, попросила тишины в зале и немного взволнованно объявила о начале отчётного концерта. Публика дисциплинированно зааплодировала, и стрекоза упорхнула за кулисы. А на сцене сразу же появился тот самый курсант Гриша, который сопровождал несовременную Аньку к её привилегированному стулу. Курсант Гриша кашлянул для солидности и объявил, что будет читать … «Капитанов» Гумилёва.
На полярных морях и на южных,
По изгибам зелёных зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны –
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Курсант Квитка, 18 лет, холост.
Какой позор! Полный провал! Зал набит публикой, все курсы согнали для массовости, ещё и девчонок набежало, как никогда, и такой форсмажор как раз на его выступлении!
Кулисы должны были открыться сразу после его, то есть не его, а Гумилёва, слов
Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков.
И именно на этих словах его беспардонно пнули в зад из-за занавеса и прошептали так «тихо», что в первом ряду точно все слышали:
- Дальше читай! Кулису заело!
Замполит и комсорг Островский сразу нахмурились, а живчик – инструктор расцвёл довольной усмешкой. Ну, нравится человеку, когда у соседа корова сдохла. Это наша национальная комсомольская черта, кто бы сомневался. Потом из-за кулис выскочил камбузный Мыкола и побежал куда-то прочь, на выход из зала.
- Ну, вот и крысы уже бегут с «Титаника»! – обречённо подумал Квитка, а в задних рядах началось шушуканье и стали хихикать.
- Что – дальше? Стихи? Курсантам? – более неподходящего предложения Квитка не мог даже представить. Матросы и поэты – это антонимы. Нашим только песни на трёх блатных аккордах подавай, да брейк-данс вместо балета.
- Давай ещё стишки! – уже выкрикнул какой-то шутник с галёрки. Он себе казался очень остроумным.
И тут с первого ряда поднялась та чернявая Аня, опекать которую поручил ему старшекурсник Гоголь, спокойно вышла на сцену, стала рядом с Квиткой, и объявила
- Анна Ахматова, «Увядшие листья»!
Судьба – стена меж нами.
Как волнами разносит океанские суда,
Так мечемся и мы меж берегами,
Мой ясный свет, жестокая звезда!
Ещё вдали тебя мой ловит взор,
Твой свежий след я мысленно лобзаю
И воздухом тем душу очищаю,
Что с уст твоих перелетел в простор.
Шутники на галёрке притихли, приглашенные девчонки из педина бурно аплодировали однокурснице
- Молодцы! Продолжайте, пока Мыкола не возвратится! – зашептал девичий голос из-за кулис.
Аня посмотрела на своего лопоухого подельника неприкрыто лукаво. Это был вызов. Эта ехидная филологиня думала, что он разучил с бумажки лишь один стишок про «Капитанов».
- Николай Гумилёв. «Жираф»! – объявил Квитка и стал читать уже больше не для зала, а для этой Аньки.
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф
Ему грациозная стройность и нега дана
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озёр.
Квитка закончил, а Мыколы всё ещё не было. Но он почему-то уже не волновался, даже огорчился бы, если б спасительный Мыкола появился именно сейчас. Ведь насколько он понял правила предложенной игры, на каждое стихотворение Гумилёва Анька должна была отвечать стихотворением Ахматовой. Слабо?
Дал Ты мне молодость трудную.
Сколько печали в пути.
Как же мне душу скудную
Богатой к Тебе принести?
- начала Анька.
Через зал, с приглушенным шиканьем «поберегись!», пробежал на сцену псевдо-Мыкола с длинной приставной лестницей (извиняюсь, дамы, с трапом) показал им на бегу, что всё будет хорошо, держитесь люди, лето близко, и исчез за занавесом. Но в зале уже даже не захохотали шутники с галёрки, так как Анька продолжала декламировать
Долгую песню, льстивая,
О славе поёт судьба.
Господи! я нерадивая,
Твоя скупая раба.
Ни розою, ни былинкою
Не буду в садах Отца.
Я дрожу над каждой соринкою,
Над каждым словом глупца.
Где-то под потолком загремели тяжелые курсантские гады и голос псевдо-Мыколы, как Бог с небес, констатировал:
- Ну, это уже вопще!
Анька и вправду от этого словца немного вздрогнула и глянула на потолок, где дёргалась и шла волнами, но так и не открывалась тяжелая портьера. Квитка сдержал усмешку и снова начал про своё, Гумилёвское
Из логова змиева
Из города Киева
Я взял не жену, а колдунью.
А думал – забавницу,
Гадал – своенравницу,
Весёлую птицу-певунью.
Вечер медленно, но уверено превращался в поэтические чтения. На его «Царицу» она отвечала «Сероглазым королём».
Был вечер тих. Земля молчала,
Едва вздыхали цветники,
Да от зелёного канала
Взлетая реяли жуки;
читал Квитка про любовь
Он был со мной ещё совсем недавно,
Такой влюблённый, ласковый и мой,
отвечала Аня тоже о любви.
Публика, похоже, тоже разобралась в правилах этого импровизированного поэтического турнира и разражалась бурными рукоплесканиями каждый раз, когда кому-то из дуэлянтов таки удавалось найти ответ на очередной выпад соперника. При чём, что характерно, сначала девчонки болели за свою, ребята за своего. Но потом стали все вместе дружно аплодировать обоим конкурентам.
- Вот тебе и матросы, - думал Квитка, наблюдая за залом, пока Аня читала «Музу». Рты раскрыли, так слушают.
- Бред сивой кобылы все старания определить, что именно народу нужно от искусства, и чего он не поймёт. Никогда бы Квитке в голову не пришло читать «Трёх жен мандарина» перед Забрёхой, если б не этот форсмажор. А оно смотри как по вкусу пришлось всем. Лишь бы не фальшивка. А настоящей может быть и блатная песня на три аккорда, и соло Ричи Блэкмора, и канцона. Если б я сейчас Маяковского про паспорт читал, уже бы гнилыми помидорами закидали.
И только тот неприятный инструктор из райкома откровенно скучал и рисовал какие-то каракули и завитушки в красном блокноте, как заведено на их нудных конференциях. Зато курсант Котляревский из выпускного курса втихаря показал Квитке поднятый вверх большой палец. Мол, жарь чертяка. Давай ещё. Пусть знают наших.
Вы все, паладины Зелёного Храма
Над пасмурным морем следившие румб,
Гонзальво и Кук, Лаперуз и да Гама,
Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!
Ганнон Карфагенянин, князь Синегамбий,
Синдбад-Мореход и могучий Улисс,
О ваших победах гремят в дифирамбе
Седые валы, набегая на мыс!
А вы, королевские псы, флибустьеры,
Хранившие золото в тёмном порту,
Скитальцы арабы, искатели веры
И первые люди на первом плоту!
И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,
Кому опостылели страны отцов,
Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
Внимая заветам седых мудрецов!
На этой оптимистической ноте сверху, с потолка послышалось Мыколыно «Палучите-распишитесь!» и занавес, наконец, поехал в стороны, открывая хор «мальчиков-колокольчиков» и их руководительницу с флейтой впереди строя. Зал взорвался шквалом аплодисментов. Что интересно, громче всех аплодировал замполит Леонид Петрович по прозвищу Карсончик-дорогой, никак не отождествляя себя с помянутыми «нудными стариками».
Продолжение следует.
___________________________________________________
Стихотворение из сборника Ивана Франко «Зів”яле листя» дано в переводе Анны Ахматовой.