...Из ВИМСА я ушел в лабораторию ДМАКС (Дешифрирования материалов аэрокосмических съемок) НГИЦ РАН. Коллеги были хоть куда, все с красными дипломами, все бывалые полевики, все с юмором и понятием. Веселые были времена! Взрывы смеха поминутно раздавались из нашей комнаты. Мы брались за любую работу, дешифрировали Москву, по разновременным снимкам изучали берега Каспия и Арала, искали месторождения олова в Приморье и алмазов в Архангельской области, однажды даже подрядились искать с помощью космо- и аэрофотоснимков топляк на дне Волги. И нашли дистанционный метод, хотя не ожидали. А заказчик смылся, не заплатив сполна. Отмыл деньги и исчез.
...Нет, ученые мы были хоть куда! Раскусили бы все на свете, любую задачу решили, даже бомбу из манной каши сделали, хотя работали практически даром, и на обеды в столовой не хватало. Ели, что бог пошлет, особенно когда впереди Гайдар шагал. Кандидат географических наук Юрий Анатольевич Плотников приносил из дома высокую восемьсот граммовую банку с потерявшими всякую самобытность остатками супа, осторожно откручивал крышку, впускал внутрь большой кипятильник, разогревал и потом, пряча глаза, ел с достоинством. Чтобы доставать до дна глубокой банки, ложку в конце трапезы ему приходилось держать за самый кончик.
А умный, расчетливый третейский судья, кандидат геолого-минералогических наук и компьютерный бог Александр Иванович Свитнев, из месяца в месяц приносил с собой горбушку серого хлеба, две маленькие бугристые картофелины и яичко, круглое в своей незначительности. Все это он бережно располагал на ведомости планового ремонта атомных электростанций (до нас десятый этаж арбатской "книжки" с гастрономом и пивбаром "Жигули" занимало какое-то солидное министерство). Расположив, озирал внимательно справа налево. Затем деловито чистил, солил и, сделав тучную паузу для растяжки удовольствия, ел. Сосредоточенно жуя и виновато на нас поглядывая.
Я же разгрызал окаменевший горько-соленый отечественный бульонный кубик (иначе бы он растворялся часами), выплевывал в граненый стакан, заливал крутым кипятком, посыпал зеленым луком, росшим на подоконнике в пенопластовой коробке из-под компьютера, и затем пил, обжигаясь и заедая черным хлебом.
Наше светило, Алексей Сергеевич Викторов, доктор наук и будущий член-корреспондент Российской академии наук, держал марку и потому посылал лаборантку в буфет за крохотной булочкой (коврижкой, пирожком, пряником). Ел он, торжествующе на нас поглядывая. Опоздавшие к началу трапезы пытались угадать, что же ему на этот раз принесла в клювике лаборантка, но, как правило, тщетно — то, что ел наш сто килограммовый босс надежно укрывалось большим и указательным его пальцами…
А как мы квасили! Усаживались вместе за чайным столом, отгороженном от входной двери огромными министерскими сейфами, пили популярный тогда в народе спирт "Рояль", заправленный водой и апельсиновым "инвайтом", закусывали моими помидорами, росшими на подоконнике в пенопластовой коробке и хлебом, оставшимся с обеда, разговаривали обо всем на свете. А когда выпивка кончалась (или просто надоедал спирт), шли пить пиво в скверик, в котором задумчивый Гоголь прогуливал игривых бронзовых львов.
"Гоголя" "проходили" только мы с Юрой Плотниковым. Отправив домой насупившегося от передозировки Свитнева, шли попадать в какую-нибудь историю — у собранного до последнего нейрона и застегнутого до последней пуговицы Плотникова "Гоголь" напрочь отключал торможение. Одна из историй, не самая, может быть характерная и волнующая, случилась в один из предновогодних вечеров: основательно выпившие, но при галстуках и в начищенных до блеска ботинках, мы просили милостыню в переходе с "Чеховской" на "Пушкинскую"! “Подайте кандидатам наук на пропитание! Подайте старшим научным сотрудникам на исследования!”
Это было что-то! Охрипли начисто от смеха и радения. И что? За полчаса нам подали пакет лежалых сушек с маком, свежую пролетарскую газету “Правда” и мелочи на пару банок импортного пива... А люди — нехороши! Ой, нехороши! Вернее, на три четверти — нехороши… Именно столько в шапке Плотникова насчиталось только что отмененной советской мелочи…
Со временем наши дела пошли получше — глава небольшой мебельной фирмы, базировавшейся где-то в Черемушках в здании функционирующего детского сада, заказал нашей лаборатории разработку методики аэрокосмического экологического мониторинга Ямбургского газоконденсатного месторождения (вот она, фантастика — мебельная фирма и аэрокосмические методы!). И почти целый год мы получали весьма приличные для российских ученых деньги. Мебельный делец с ямбургскими знакомствами, конечно, наварился круче, но зато на наш обеденный стол стала заглядывать и колбаска, и ветчинка не первой свежести, и даже "Сникерсы".
Скоро мы снова скатились на 70-90 долларов со всеми надбавками за степени и звания. Скатились, и стали разбегаться из науки. Первым ушел Свитнев, потом Плотников, последним ушел я. Плотников неплохо устроился в какой-то аглицкой фирме, занимавшейся продажей России западному капиталу, а я, поработав по контракту с полгода в Белуджистане (искал золото и все, что попадется, пока уши не подрезали), залег на должности программиста второй категории в МГТС. Работы там не было совсем и потому я романов зомберских кучу настрогал, они на всех прилавках СНГ лежали...
Почему это пишу? Да письмо получил от одного сотрудника НГИЦ РАН. Оказывается, помнят меня до сих пор, и даже читают...