-- Поспи ещё, моя прелесть, -- услышала Марина голос Андрея, выплывая на секунду из забытья, -- малыша я убаюкал, а тебе надо больше отдыхать.
Молодая мамочка сонно улыбнулась, чмокнула губами в знак благодарности и провалилась в тягучий сладкий сон. Будто всего лишь минута прошла, когда она очнулась от плача младенца, а на самом деле Марина спала целых два часа. Какой щедрый подарок – два часа сна.
-- Алёшенька, сладкий мой, проснулся, сейчас мама тебя покормит. Ох, ты мой дорогой, ты мой красавец ненаглядный. Ой, да кто это так улыбается? Алёшенька улыбается. А где у нас папочка? А папочка на работу ушёл тихо-тихо, чтобы нас тобой не разбудить. А вечером он нам вкусненького принесёт чего-нибудь, да, мой хороший! Иди ко мне скорее, родной ты мой!
Кормить ребёнка грудью… что может быть для женщины радостнее и приятнее. Блаженство разливается по телу, душа поёт. А малыш сопит, ему возле маминой груди спокойно и уютно, поел, задремал. И мама вместе с ним. Сонное царство какое-то.
Телефонный звонок, тихий, как от колыхания маленького колокольчика, прервал Маринину дрёму.
-- Марина Орлова? – зазвучал в трубке женский голос траурными нотками. Это было так несовместимо с блаженной атмосферой дома, что Марина невольно поёжилась.
-- Да, это я. Слушаю вас.
-- Мне необходимо вам кое-что передать.
-- Что именно. И кто вы?
-- Давайте при встрече, мне тяжело говорить.
-- У вас что-то случилось?
-- Да. Я буду ждать вас на набережной, напротив вашего дома в шесть часов.
-- В шесть у меня кормление, я приду в семь.
-- Хорошо.
В трубке раздались короткие гудки. Марина пожала плечами, кому и зачем она понадобилась, голос был незнакомый. Странно всё это.
Увидев издалека женщину в чёрном, одиноко стоящую на ветру, Марина поразилась её потрясающей фигуре и удивительно стройным ногам.
-- Добрый вечер. Это вы мне звонили сегодня утром?
Женщина повернулась, и Марина едва не издала возглас изумления. Лицо незнакомки было настолько некрасивым, даже отталкивающим. Узкий лоб и маленькие глазки совершенно не сочетались с массивной нижней частью лица и вторым подбородком. Длинный крючковатый нос был искривлён, что придавало лицу зловещее выражение. Тонкие губы горестно подобранные, словно бы отсутствовали. И вся эта дисгармония обрамлялась блёклыми, жидкими волосиками, прижатыми чёрной лентой.
Незнакомка кивнула и указала рукой на скамейку, молча предлагая присесть.
-- Вы больше не хромаете? Что вылечили свою коленку? – с какой-то неуместной горечью спросила она.
-- Это абсолютно не должно вас касаться, -- ершисто ответила Марина и неприязненно отвернулась от собеседницы.
-- Ошибаетесь, если бы не эта ваша давнишняя травма, я могла бы быть счастлива.
-- Не вижу связи.
-- Я сейчас всё объясню. Вы помните Валерия Кравченко?
-- О! Да. Довелось учиться в одном классе с этим уродом.
-- Это мой муж.
-- ???
-- Был. Он умер недавно. Неудачно удалили аппендицит. Промучился неделю, пожелтел весь. Печень стала разрушаться. Мне врачи ничего не объяснили, а заключения ещё нет.
-- Но почему вы решили именно ко мне обратиться? Я забыла этого негодяя, извините вашего мужа, как страшный сон. Он причинил мне столько боли, можно сказать сломал, ну почти сломал мою жизнь. Сколько я пролила слёз из-за его необъяснимых выходок.
-- Вы всё поймёте. Вот, возьмите, тут объяснение всему. Он перед смертью просил встретиться с вами и передать это. Просьбу я выполнила, прощайте.
Она встала и стремительно пошла прочь, умопомрачительно переставляя красивые ноги, раскачивая бёдрами и держа плечи по-королевски.
-- Вот уж поистине природа коварна, так совместить несовместимое, - подумала Марина. Она брезгливо взяла пакет и, вздохнув, поспешила домой. Дома, засунув тяжкую ношу в тумбочку, забыла о ней.
-- Всё хорошо, Мариш? – заботливо поинтересовался муж.
-- Да, мой родной, у нас всё хорошо, Слава Богу.
Заботы о ребёнке, муже и домашние дела напрочь вытеснили из памяти мысли о встрече на набережной. Через неделю, случайно наткнувшись на пакет, Марина поморщилась от неприятных воспоминаний, но любопытство, свойственное всем женщинам без исключения, когда дело хоть как-то касается их персоны, пересилило отвращение. В пакете лежала старинная резная шкатулка удивительной красоты.
-- Странно, что такую дорогую вещь мне отдали с такой лёгкостью, -- думала в недоумении Марина.
Она протёрла её чистой влажной тряпочкой, словно надеялась, что от этого информация, заключённая в глубине шкатулки, станет менее болезненной. Подождав ещё минутку, Марина решительно открыла крышку и увидела несколько писем и фотографии. Фотографий было очень много и на всех -- она, Марина. Весёлая и грустная, совсем юная и постарше, одна и с друзьями, и с мужем…
-- Господи, он что за мной следил? Все эти годы?
Марина обречённо закрыла лицо руками. Воспоминания нахлынули непреодолимой волной и накрыли с головой. Им не было ещё четырнадцати лет, когда они познакомились. Марина перебралась жить к бабушке в старую панельную пятиэтажку, пока родители работали за границей по контракту. В бабушкином доме и жил неказистый и незаметный мальчик Валера. Оказывая знаки внимания Марине, он загадочно улыбался, пытаясь взять её за руку и вскидывал горделиво нос, когда им навстречу попадались его друзья. Она попала в тот же класс, где учился он. Валеру просто распирало от гордости, что у него, малорослого и заикающегося, ТАКАЯ девочка. Марина и правда была очень хорошенькая. Её тёмные, выразительные глаза, нежный румянец и ямочки на щеках вызывали восхищение, а чёрные, смоляные волосы, укрывающие волнами половину спины – бурный восторг.
И вдруг всё изменилось в один миг. У Марины вследствие давней травмы воспалился и припух коленный сустав. Она стала немного прихрамывать и её освободили от физкультуры. Потом всё прошло, но заниматься спортом ей было заказано. Валеру, как подменили. Мало того, что он стал обходить Марину стороной, так он ещё стал оскорблять её, обзывать мерзкими словами. Дело дошло до того, что он, подкараулив её в подъезде, когда она была одна, подступился и... Марина не стала ждать, что произойдёт дальше и убежала. В классе никто не заступался за Марину, ни одноклассники, ни учителя. А в стане озлобленного врага «опричников» прибавлялось. Зимой в голову летели снежки, летом камни, хорошо ещё, что ни один не попал. Это длилось три года с передышкой на каникулы. Никому не жалуясь, Марина мужественно и гордо несла свою красоту мимо улюлюкающих и плюющих в её сторону ненавистных подростков. Ни один одноклассник на школьных вечерах никогда не приглашал её на танец, хотя танцевала она лучше всех. Когда Марина кружилась в быстром вальсе с подругой, раскрасневшаяся, улыбчивая с развевающимися волосами, все исподтишка любовались ею, но подойти не решался никто. Закончив восемь классов, она вынуждена была уйти из школы. Терпеть такую муку больше не было сил.
Захлопнув с отвращением шкатулку, Марина сунула её в пакет и пошла в прихожую с твёрдым намереньем выбросить в мусоропровод этот хлам и свои воспоминания тоже. Но мысль, что враг умер и не сможет больше причинить ей вреда, остановила её в последний момент. Бабушка учила Марину, что надо прощать всех и всегда.
-- Может быть. Но, сейчас я ещё не готова.
Кто до сегодняшнего дня не был знаком с женским любопытством, пусть узнает, что это стихия -- сродни бурному потоку, который остановить невозможно. И Марина решилась. Открыв шкатулку, она обнаружила там всего три письма. Они не были запечатаны, письмо под номером один лежало сверху.
«Маринка, привет! Я пишу это письмо, чтобы ты поняла, почему я поступил с тобой, как последняя сволочь. Я не уверен, что отправлю это письмо, но пусть оно будет. У нас во дворе был один парень Аркашка Перов по кличке Перо. Его все боялись и несли ему - кто деньги, кто вещи всякие. Один раз он меня так излупил, что я стал заикаться. Перо сказал, что я ему должен пожизненно. И когда появилась ты, я сначала не просёк, а потом страшно за тебя испугался. Помнишь, что случилось с Любкой Стасовой? Так вот это он, гад. А ты тут как раз захромала. Ну я ему и наплёл, что ты вся больная и вообще заразная. Сначала он мне не верил и упирался. А когда я стал везде и всюду, по поводу и без повода тебя травить и обзывать, он на время отстал. А ты так стремительно хорошела, что он загорелся снова. Я уже не знал, что и придумать. Бабушка тебя защитить не смогла бы, родители твои были в отъезде. Обращаться к моим или в милицию – бесполезно. Подговорил пацанов из нашего двора, они согласились. Перов не мог себе позволить такую затравленную девчонку. Ему ведь королеву подавай. Вот он и завёл себе Нинку из второго подъезда, такую длинную, помнишь? Она плохо кончила. А он всё-таки сел в тюрьму, потом уже, когда ты с бабушкой больше не жила. После всего этого я уже не мог к тебе подойти – ты меня ненавидела. Марин, может я – дурак. Но ничего другого придумать не смог. Ты прости меня, если сможешь. Мне без тебя плохо. Все девчонки по сравнению с тобой, какие-то блёклые, как осенняя трава. Если я когда-нибудь решусь отправить это письмо, ты не сердись, ладно. Мне правда жаль… А тогда в подъезде я просто хотел тебя поцеловать, а ты убежала…»
Марина не могла прийти в себя от прочитанного. Ну, неужели такое возможно? Не было сил разбираться во всём этом. Надо прочитать до конца.
«Маришка, мне так захотелось тебя увидеть! Узнал у девчонок твой новый адрес, дождался тебя, а подойти не смог. Как ты похорошела. Глазам больно. Твои волосы совсем длинные стали. Наверное когда ты спишь, они волнами разбегаются по подушке. Одним бы глазком посмотреть на тебя спящую. Ты повзрослела. Как же я без тебя жил-то? Только ты показалась мне грустной. Знаешь, у тебя было такое же выражение лица, как тогда на уроке физики, когда Андрей Иваныч сказал, что ты самая красивая девочка в классе, и если бы он был помоложе, женился бы только на тебе. Как я скрипел тогда зубами, ах он старый козёл. А теперь понимаю, он просто за тебя заступился. Он слышал, как я тебя обзывал, и надрал мне уши на перемене, и сказал, что прибьёт, если ещё раз услышит. Ты, наверное, не помнишь, что я тогда на уроке сидел красный, как рак и уши у меня оттопыривались на два метра. Я бы сам хотел на тебе жениться, да чего уж теперь. Ещё хочу рассказать, что ты многим нравилась в классе. Невозможно не влюбиться в такую красоту. Да поганцы они все трусливые. Я тебя объявил прокажённой (помнишь кино такое), а они все, как один отвернулись. Разве что Алекс не струсил, он-то любил тебя по-настоящему, ему было плевать на сплетни. Он всегда ходил за тобой на расстоянии, ты, наверное, не знала об этом. И на уроках глаз с тебя не сводил. Знаешь, когда ты выйдешь замуж, я тоже на ком-нибудь женюсь, мне без разницы. И она будет навсегда мне упрёком, нелюбимая, нежеланная обуза. И как-то пройдёт жизнь. Мне, впрочем, всё равно. Но, как же хорошо, что ты -- есть! Я иногда буду появляться невдалеке от тебя и принимать, как лекарство, чтобы выжить. Радоваться, что с тобой всё хорошо. Когда я тебя увидел первый раз, как будто сошёл с ума. Ты мне, такому невзрачному улыбнулась так доверчиво, искренне, а я … Придумал! Я буду тебя фотографировать, много-много и ты, хоть так, будешь со мной.»
Марина не успела прочитать последнее письмо. Муж с маленьким Алёшенькой вернулись с прогулки. Заметив грустные глаза жены, Андрей ничего не спрашивая, просто обнял её и погладил по волосам. От его нежности стало спокойнее. Позже, когда её мужчины уснули, Марина вернулась к письмам.
«Дорогая моя Мариночка! Это моё третье и последнее письмо к тебе. Я никогда не думал, что придётся уходить вот так, не попрощавшись, не объяснившись, не обняв тебя хотя бы один единственный раз. Не приголубив свою любимую девочку. Я не хочу, чтобы ты видела меня такого, слабого и обречённого. Жизнь прожита напрасно: ничего не успел, ничего из себя не значил. Единственной, которую любил всегда, даже объясниться не сумел. А я ведь всегда был рядом. Помнишь, когда ты ездила на практику? Я взял отпуск и поселился в домике наискосок и каждый день любовался на тебя. Ты в то лето была удивительная, нежная и такая желанная. Но почему-то такая же одинокая, как и я. Через год у тебя появился тот парень. Я был тогда с вами на спектакле, помнишь, «Мещанин во дворянстве». Вы были так счастливы, он с тебя пылинки сдувал, а ты ему улыбалась, и вы никого не замечали вокруг. Потом я шёл за вами по улице под дождём… поэтому никто не обращал внимания на моё мокрое лицо. Когда он с лёгкостью подхватил тебя на руки, чтобы перенести через лужу, у меня перехватило дыхание, но я понял – ты будешь с ним счастлива, потому что он боготворил тебя так же, как и я. Мне трудно писать, кружится голова. Лида расскажет тебе, если ты захочешь, то, что я пропустил. Она хорошая. Я прошу тебя, ты только хотя бы иногда вспоминай обо мне, пожалуйста. Я даже рад, что ухожу. Устал… без тебя…
На дне шкатулки ты найдёшь два колечка: одно я купил для тебя ещё в шестом классе, а другое год назад. Не выбрасывай их, ладно? Если и правда говорят, что с того света можно оберегать тех, кого любишь…»
Марина заплакала над оборвавшейся строчкой. Да, все уходят из этого мира, но кто-то оставляет живущим свою ненависть, а кто-то искреннюю любовь. Пусть даже такую, вывернутую наизнанку истерзанной душой.
-- Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Валерия в небесном Царствии Твоём. Прости все вольные согрешения его и невольные, избави его от вечных мук и геенны огненной. И даруй ему причастие Твоё. Слава Тебе! Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.