5 сентября 2012 года исполняется сто лет со дня рождения Анастасии Александровны Манштейн-Ширинской.
Мы предлагаем вашему вниманию четвертую главу из новой книги Н.Сологубовского «Анастасия Александровна Ширинская. Судьба и память». Москва, Издательский дом «Ключ-С», 2012 г.
Глава четвертая.
ЧЕРНОЕ МОРЕ, ЧЕРНАЯ БЕЗДНА
Анастасия Александровна рассказывает пережитое в ноябрьские дни и ночи далекого двадцатого года в своей книге:
«14 ноября около полудня, когда мы были еще у пристани, за нами пришел буксир и повел нас на внешний рейд, чтобы пришвартоваться к «Кронштадту». Папа получил распоряжение вести в Константинополь другое судно…
Вечером мы вышли в море: огромный «Кронштадт» , тащивший наш маленький «Жаркий», а за ним два подводных истребителя и парусную яхту; эти последние без экипажа. «Жаркий» был под командованием инженер-механика Бантыш-Каменского. С самого начала чувствовалось, что трудностей не избежать. Ночь была темная – на «Жарком» не было электричества, и бумажные бело-красно-зеленые фонари не могли заменить бортовые огни. Еще потеряннее казались мы в сравнении с огромной освещенной массой «Кронштадта» перед нами.
Измученные этим бесконечным днем, мы устраивались на ночь. В нашей каюте, прижимая Бусю к себе, я начала засыпать. Мама все время наклонялась к Люше и Шуре, изнемогавшим от приступов кашля. Вдруг страшный удар, от которого весь корабль, казалось, встал на дыбы. В одну минуту все вскочили. Через открытую дверь на верху трапа я увидела море в огнях, обметаемое лучами прожекторов; доносились крики утопающих и резкие приказы.
Как произошло столкновение двух кораблей, никто точно никогда не узнает. Болгарское судно «Борис» совершило неожиданный маневр и в последнюю минуту встало прямо перед носом «Кронштадта».
Теперь «Борис» тонул. Моряки с «Жаркого» тщетно старались предупредить «Кронштадт», который, дав задний ход, наседал на «Жаркий», продолжавший свой бег вперед... Матросы старались сдержать удар чем могли... В несколько мгновений радиоантенна и рея большой мачты рухнули, шлюпки были раздавлены, рубка помята.
Наша первая ночь в море чуть не стала для нас последней… Но наши мыканья на этом не кончились. Погода продолжала портиться…
Переход по Черному морю от Севастополя до Константинополя оказался исключительно тяжелым. Но, как это ни странно, именно с этих пор зародилась во мне любовь к морю. Никогда не казался мне Божий мир таким беспредельным, как в те далекие дни на маленьком, переполненном народом «Жарком», когда, переступив высокий железный порог каюты, я поднималась по крутому трапу, чтобы взглянуть на кусочек голубого неба».
Шторм и икона
– На другой день разразилась буря! – рассказывает Анастасия Александровна. – Старый боцман на вопрос: «Тросы будут держаться?» ответил: «Может, будут, а может, не будут»…
Мордвинов, командир «Кронштадта», на борту которого было около трех тысяч человек, видел, как лопались тросы, как «Жаркий», тоже с людьми на борту, исчезал в темных волнах, но он также знал, что на «Кронштадте» мало угля, и его может не хватить до Константинополя. Но «Кронштадт» разворачивался, искал «Жаркого», находил, матросы крепили тросы, и снова огромный «Кронштадт» тащил маленького «Жаркого» на буксире…
Третий раз, когда «Жаркий» оторвался, сказали: «Теперь пересаживайтесь на «Кронштадт». Если опять «Жаркий» оторвется, то его бросят!»
– Нас поднимали по веревочным лестницам на борт «Кронштадта» над волнами, – продолжает вспоминать Анастасия Александровна. – И я помню, как руки спускались, чтоб нас принять на "Кронштадт", и как другие руки нас поддерживали. Мама спрятала нашу маленькую собачку Бусю к себе в муфту. А та такая была разумненькая, она все понимала.... Представляете: шторм, лестница, хрупкая женщина и эта маленькая собачонка, которая сидела тихо-тихо….
Анастасия Александровна замолкает. Наступает тишина. И только слышно, как завывал холодный ноябрьский ветер за окном ее бизертинского дома. Как тот ветер, много лет назад, в бушующем Черном море…
Я смотрю на молчащую Анастасию Александровну. Сухие глаза и строгое выражение лица. Я вижу женское лицо с русской иконы и отворачиваюсь. Но что стоят мои слезы по сравнению с теми слезами, которые выплакала она, ее мама и тысячи людей, попав в водовороты Революции и Гражданской войны, которая развела их по разные стороны баррикад?
«Малюсенький «Жаркий», пришвартованный к огромному «Кронштадту». – Я беду в руки ее книгу с закладкой. – Веревочные штормтрапы, болтающиеся над бушующим морем. Казалось, буря все сорвет, все унесет. Женщины и дети с трудом удерживались на качающейся, залитой водой палубе… Ясно вижу лица и руки людей, которые сверху, низко склонясь через фальшборт, тянулись, чтобы принять детей из рук поднимавших их моряков. Чудо, что никто из ребят не упал в воду! Зато узлы с последними пожитками исчезли в волнах. Но кто мог о них думать в такой момент?
И вот мы живы и здоровы на устойчивой палубе «Кронштадта», забыв уже пережитое около мамы, которая все еще прятала в своей меховой муфте маленькую, тихонькую Бусю…»
Я снова слышу голос Анастасии Александровны, который отвлекает меня от печальных размышлений над ее книгой…
– Так Буся с нами доехала до Бизерты. И она была с нами до 1924 года, года всех разлук. Мы так плакали, когда умерла наша любимая Буся. Как выразить горе, когда ее маленькое тельце исчезло в водах Бизертского канала! Такое маленькое тельце, но столько верности, любви и понимания!
– А что случилось с «Жарким»?
– «Кронштадт» тащил его на буксире, но Мордвинов сказал: «Если оторвется, больше искать не будем!» И тогда Демиян Чмель, наш боцман, прибег к последней мере, – Анастасия Александровна улыбается своей доброй улыбкой. – Он привязал икону Николая Угодника с миноносца «Жаркий» к веревке и спустил ее в воду. И «Кронштадт» шел вперед, таща за собой «Жаркого», беспомощного, без машин, без матросов на борту, до самого Константинополя, на буксире и с верой старого боцмана в Николая Угодника… Переход через Черное море продлился менее недели, хотя мне до сих пор кажется, что мы месяц боролись с бурями…
Константинополь! Золотое кольцо – за апельсин!
– Константинополь! Этот город для меня остался в памяти на всю жизнь. Сказочное, яркое, цветистое воспоминание! – рассказывает Анастасия Александровна, стараясь как можно быстрее уйти от печальных воспоминаний. – После бурных ночей Черного моря бухта при входе в Мраморное море представилась неожиданной картиной спокойных глубоких вод, залитых солнцем. Это скопище кораблей всех размеров, от броненосцев до катеров, от пассажирских кораблей до барж, было настоящим плавучим городом.
За исключением миноносца «Живого», близнеца «Жаркого», потерянного в Черном море, обломки которого нашли много лет спустя на дне Черного моря , все корабли, ушедшие из Крыма, собрались в бухте Мода...
По сведениям капитана I ранга Н. Р. Путана, с 12 по 18 ноября 1920 года на 138 военных и торговых судах, русских и иностранных , было перевезено 145 693 человека, из которых 6628 раненых или больных!
8 (21) ноября генерал Врангель отдал два приказа: № 4187 и № 4771.
Приказ № 4771:
«Эвакуация из Крыма прошла в образцовом порядке… Сохранена грозная русская военная сила. От лица службы приношу глубокую благодарность за выдающуюся работу по эвакуации Командующему флотом вице-адмиралу Кедрову, генералам Кутепову, Абрамову, Скалону, Стогову, Барбовичу, Драценко и всем чинам доблестного флота и Армии, честно выполнившим работу в тяжелые дни эвакуации».
Приказ № 4187:
«Тяжелая обстановка, сложившаяся в конце октября для Русской Армии, вынудила меня решить вопрос об эвакуации Крыма, дабы не довести до гибели истекавшие кровью войска в неравной борьбе с наседавшим врагом. Вся тяжесть и ответственность за успех предстоявшей работы ложилась на доблестный наш флот, бок о бок с армией разделявший труды и лишения Крымского периода борьбы с угнетателями и насильниками Родины. Трудность задачи, возлагавшейся на флот, усугублялась возможностью осенней погоды и тем обстоятельством, что, несмотря на мои предупреждения о предстоящих лишениях и тяжелом будущем, около полутораста тысяч русских людей – воинов, рядовых граждан, женщин и детей – не пожелали подчиниться насилию и неправде, предпочтя исход в неизвестность. Самоотверженная работа флота обеспечила каждому возможность принятого им решения. Было мобилизовано все, что не только могло двигаться по морю, но даже лишь держаться на нем.
Стройно и в порядке, прикрываемые боевой частью флота, отрывались один за другим от русской земли перегруженные пароходы и суда, кто самостоятельно, кто на буксире, направляясь к дальним 6ерегам Царьграда.
И вот перед ними невиданное в истории человечества зрелище: на рейде Босфора сосредоточилось свыше сотни российских вымпелов, вывезших многие тысячи российских патриотов, коих готовилась уже залить красная лавина своим смертоносным огнем.
Спасены тысячи людей, кои вновь объединены горячим стремлением выйти на новый смертный бой с насильниками земли русской. Великое дело это выполнено Российским Флотом, под доблестным водительством его контр-адмиралом Кедровым.
Прошу принять Ваше Превосходительство и всех чинов военного флота от старшего до самого младшего мою сердечную благодарность за самоотверженную работу, коей еще раз поддержана доблесть и слава Российского Андреевского флага.
От души благодарю также всех служащих коммерческого флота, способствовавших своим трудом и энергией благополучному завершению всей операции по эвакуации Армии и населения из Крыма».
– В Константинополе оказались тысячи русских, – рассказывает Анастасия Александровна. – Французы нас поддержали, англичане отказались, Сербия, бедная и маленькая Сербия, приняла русскую армию, приняла русских как братьев… Турки к нам отнеслись с симпатией. "Русские тоже в несчастьи", говорили турки, которым было тяжело под оккупантами, под Антантой. Хотя…
Мы будто попали в другой мир – масса людей сидят в кафе, смотрят по сторонам, спокойная жизнь, люди беззаботны. А мы голодали. Для взрослых, да и для меня было очень тяжело – когда на вас смотрят, как на отщепенцев. Турки все господами такими важными сидят в кафе и на нас смотрят.
Когда мы еще были на рейде, масса лодок подъезжали нагруженные апельсинами, халвой. Но денег-то у нас не было. Даже драгоценностей у мамы не было. А были мамы, которые снимали золотое кольцо, привязывали на веревочку и опускали его. Торговец брал кольцо и поднимал кило апельсинов... И дама раздавала апельсины детям и плакала...»
Вспоминая эти печальные подробности, Анастасия Александровна сохраняет спокойствие. Но в этом спокойствии чувствуется тайная, звенящая боль об увиденном и пережитом, утраченном и потерянном, о том, что она запомнила и не может забыть. И она очень хочет, чтобы моя видеокамера запечатлела ее рассказы навсегда:
– Папа, прибывший в Константинополь раньше нас, снова вернулся на борт «Жаркого», и мы с ним чувствовали себя снова «дома». Все пассажиры с него сошли, и папа с экипажем работал над сборкой машин. Эта стоянка позволила «Жаркому» обрести свой привычный вид. Нам оставалось только ждать; не нами решалась наша судьба. Но каким тяжким было ожидание для тех, кто на перегруженных кораблях был лишен самого элементарного удобства! Как размещались они на «Владимире», большом пассажирском транспорте, который, будучи рассчитан на 3000 человек, имел на борту 12 000?!
Голод, отсутствие гигиены, эпидемии….
«Несмотря на то, что на большинстве судов был уже поднят желтый карантинный флаг, папа с мамой смогли побывать в городе, – пишет Анастасия Александровна в своей книге.– Они вернулись оживленные, почти веселые, и мама рассказывала, смеясь, как папа потерял одну из туфлей, которые выдают посетителям при осмотре Айя-Софии. Он стоял на одной ноге, стараясь до нее дотянуться и не решаясь дотронуться до пола необутой ногой из боязни оскорбить мусульманские обычаи. Они долго были под впечатлением от этого города, который для русских всегда был сказочной Византией, а теперь полностью находился во власти союзников… Оживленный, многонациональный восточный город, блестящие военные мундиры, элегантные туалеты на террасах Перы и Палаты, посольства, эскадры – французская, английская, американская – всесильные в водах Босфора... и рядом столько нищеты!..
На углу одной из улиц родители встретили Серафиму Павловну Раден: она продавала ковер, на покупку которого так долго копила деньги еще на берегах Балтики».
И, добавлю, рядом с этими всесильными эскадрами и оживленными мундирами – затихшие русские военные корабли и задумчивые русские морские офицеры, у которых в голове только один вопрос…
Что делать дальше?
Побежденная союзница Германии Турция была оккупирована войсками Антанты – союзниками России. Эвакуация из Крыма закончилась. Но что делать дальше?
Французское правительство признавало свои обязательства по отношению к правительству Юга России. А Англия? Еще до эвакуации, 6 ноября 1920 года , французский морской министр написал адмиралу де Бон, командующего французскими морскими силами в Константинополе:
«Поскольку вы не располагаете достаточными средствами, договоритесь с адмиралом де Робеком о британском содействии».
Но 12 ноября главный комиссар Франции в Константинополе Дефранс дал знать своему правительству, что Лондон предписал адмиралу де Робеку... полную нейтральность. Он это подтвердил немного позже:
«По словам английского главного комиссара, представительство Его Величества не хочет принять никакую ответственность в этом деле. Что касается судьбы беженцев, он заявил, что вся ответственность ложится на Францию, которая признала правительство Врангеля».
Переговоры с представителями Балканских стран позволили высадить армию и штатских: часть Белой армии разместилась лагерем на пустынном острове Галлиполи, донские казаки – в Чатальдже около Константинополя, кубанцы – на Лемносе.
Турция, Сербия, Болгария, Румыния и Греция соглашались принять гражданское население. Оставался Черноморский флот, который по прибытию в Константинополь был переименован в Русскую эскадру под командованием М.А.Кедрова.
Адмиралы Дюмениль и де Бон предлагали послать флот в Бизерту. «Военный флот, имея на борту приблизительно 6000 офицеров и членов экипажа, не может здесь оставаться, – телеграфировал в Париж адмирал де Бон 28 ноября. – Я прошу разрешения немедленно направить его в Бизерту» .
1 декабря, не найдя другого выхода, Совет министров Франции согласился направить русские военные корабли, с экипажами и членами их семей в Тунис.
Тунисский бей, который не раз вручал русским офицерам высшие награды Туниса за проявленные доблесть и мужество, без промедления одобрил это решение Франции.
Курс – в Африку
– Пассажирский пароход «Великий князь Константин», – рассказывает Анастасия Александровна, – вышел из Константинополя в море одним из первых, взяв семьи моряков. Мы разделяли просторную каюту с женой и маленьким ребенком Бантыш-Каменского. Можно было гулять по палубе, сидеть в удобных креслах под тентом. Вечером в большом зале под ярким светом хрустальной люстры собирались кружки любителей музыки, пения. А днем везде царили дети.
Среди них можно было видеть маленькую худенькую девочку с короткими светлыми кудряшками, неразлучную с черненьким той-терьером. Это была Настя.
– «Константин» пересекал Эгейское море, сказочно глубокое, – увлеченно рассказывает Анастасия Александровна. – Множество островков, где у самого берега белые дома походили издалека на большие белые камни под солнцем. Яркая картина архипелага! Мы плыли к стране древнего Карфагена. Эней когда-то плыл той же дорогой, и Одиссей тоже… до Джербы, острова лотофагов. Все это впоследствии будет для меня тесно связано с историей Туниса.
Стояла исключительно хорошая погода! Ветер стал свежеть, когда мы вошли в Наваринскую бухту. Здесь почти сто лет тому назад произошел знаменитый Наваринский бой русского флота против турецкого. Встреча с Наварином, встреча с великим, славным прошлым переживалась всеми особенно обостренно в эти дни изгнания… Ученики Морского корпуса, проходя на «Алексееве», посетили маленькое кладбище ; а десятки лет спустя ученики-курсанты Морского училища имени Фрунзе, в плавании на корабле «Перекопе», под красным флагом, слушали на рейде в Бизерте мои воспоминания о тех далеких временах! И у всех нас перед глазами стояла одна и та же картина.
Был среди курсантов молодой художник, который запомнил мой рассаз, и есть теперь в Петербурге большое полотно, на котором Андреевский стяг высоко развевается над Наваринским сражением.
Когда мы покидали Наварин, погода стала портиться. Небольшой пассажирский пароход начало сильно качать. Советы молодых офицеров дамам – «побольше харчить» – не имели никакого успеха. Но мама, как жена моряка, твердо уверовала в данный ей совет, и надо сказать, что она действительно никогда не страдала морской болезнью и что нас, детей, тоже никогда не укачивало.
.«Нервы разошлись» – выражение, которое я услышала в первый раз на «Константине» и которое осталось для меня навсегда связано с легкой жизнью и отсутствием настоящих забот.
В Константинополе «любящим парам» долго раздумывать не приходилось: за моряками, уходящими в Бизерту, могли следовать только лица, принадлежащие к их семье. В своей книге Анастасия Александровна пишет:
«Надо было расставаться или венчаться, и в эти несколько дней на эскадре сыграли много свадеб. Молодоженов сразу же разлучили. В то время как мужья оставались на военных судах, их молоденькие жены были посажены на «Константин». У них-то «нервы и разошлись». Бурное море, густой туман, богатая фантазия и несдержанность молодости!
Кто-то закричал, что «Дерзкий» несется прямо на нас... Поднялся шум, крики, кто-то громко зарыдал...
– Молчать! Кликуши по каютам!
Неожиданный окрик капитана мгновенно разогнал взволнованную толпу. Бедный, всегда такой вежливый капитан! На другой день он сконфуженно просил извинения…»
Бизерта
– Помню, 23 декабря 1920 года мы увидели Бизерту, в которой многим из нас предстояло прожить всю жизнь. Мы пришли одни из первых, – рассказывает Анастасия Александровна.
И вот как их увидели с берега…
«Небо голубым куполом охватило кольцо бизертских холмов, озеро, белый город и темно-синее море.
На плоской вершине Джебель Кебира высоко над морем у ворот мертвой крепости тихо и мерно шагал бронзовый часовой. Красным маком горела на голове его феска, раскачивались голубые шаровары на ходу и белый плащ, подбитый малиновым сукном, ниспадал с плеч живописными складками. Он был одинок на этой вершине, этот араб колониального войска и было ему скучно у железных ворот каменного форта.
Там, куда устремился его взор, разрезая синюю равнину моря стальными носами, шли военные корабли. За кормой их реяли белые флаги с голубыми крестами, а на мачтах развевались французские флаги. Линейные корабли, крейсера, миноносцы, подводные лодки, транспорта шли с моря в Бизерту, направляясь в канал.
Что за суда, какой нации? — подумал солдат, знавший только флаг французский да тунисского бея.
Шаги за ним, он оглянулся; взял ружье к ноге, встал смирно. Пришла смена часовых с разводящим. Вышел из крепости француз-сержант, позвенел ключами от боевых погребов и, указывая на идущие с моря корабли, сказал разводящему по-французски: «Вот идут русские, у них была революция и они пришли искать убежище у нас, у французов». Сержант читал газеты и увлекался политикой.
Сменный часовой еще раз посмотрел на корабли и губы его повторили по-своему слова сержанта: «Русса, Русса, Алла малекум, Русса!» - Россия, Россия, добро пожаловать, Россия!
А русские стальные корабли тем временем входили уже в канал Бизерты и расстанавливались на якоря и бочки французским капитаном» .
Николай Кнорринг, историк, вместе с Настей находившийся на борту парохода "Великий князь Константин", пишет в своей книге : «Рано утром мы входили в Бизерту. Прошли каналом, который соединяет большое внутреннее озеро с морем. Справа развернулась пальмовая аллея перед пляжем. Вокзал с башней в мавританском стиле. Вдали казармы, тоже восточные по виду. Перед нами развертывался городок чистый, живописный… Вместе с любопытством рождался вопрос: что будет с нами?»
Анастасия Александровна добавляет:
«Когда, огибая волнолом, «Великий князь Константин» вошел в канал, все пассажиры были на палубе. Мы тоже были там, рядом с мамой, и я думаю, что мы могли бы послужить прекрасной иллюстрацией к статье о бедствиях эмигрантов: измученная молодая женщина – маме было около тридцати лет – в платье, уже давно потерявшем и форму, и цвет, окруженная тремя исхудавшими до крайности девочками...
После всех опасностей и лишений длительного перехода по Черному и штормовому в это время года Средиземному морю мы дошли наконец до нашей последней стоянки.
«Просторный залив, изогнувшись между Белым мысом и мысом Зебиб, был залит солнечным светом. Было тихо и удивительно безветренно, пишет Анастасия Александровна в своей книге. Вне сомнения, появление целой эскадры, где на военных кораблях женщины и дети были, как у себя дома, стало необычным событием для жителей маленького городка, которые смотрели на это зрелище с интересом и даже с симпатией. Для нас же после всего пережитого этот последний причал казался залогом более спокойного, хотя и неизвестного, но радужного будущего. Давно уже наши родители привыкли жить настоящим, а дети вообще никогда не заботятся о завтрашнем дне. Мы с интересом разглядывали пляжи и пальмы, новенькие дома и минареты мечетей и красочную толпу вдоль оживленной набережной – много красных фесок и белых широких восточных одеяний среди строгих костюмов и военных мундиров».
Приведу также свидетельство Владимира Берга:
«Что такое Бизерта? Бизерта – это сказка, пятилетний сон, красивый и фантастичный. Бизерта – это море, как беспредельный темно-синий сапфир в оправе золотых берегов, песков пустыни... Бизерта – это белый город с куполами магометанских мечетей и готического католического храма... Бизерта – это зеленый оазис среди песчаных холмов и гор... В глубине, в оправе серых гор, покрытых лиственными лесами, овальным зеркалом лежит большое озеро...»" .
Итак, рано утром 23 декабря 1920 года «Великий князь Константин» вошел в бизертский порт. Обогнув волнорез, поврежденный немецкой миной, он шел вдоль канала. Анастасия Александровна продолжает свой рассказ:
– Мы стояли на палубе и смотрели на маленький, чистенький, живописный и спокойный город... «Константин» отдал якорь у противоположной стороны канала, у южного берега, который казался малонаселенным. Никто из беженцев не понимал, почему французы выбрали для стоянки именно это место.
Потом мы приветствовали появление каждого нового корабля. Праздником стал день 27 декабря, когда за волнорезом появились огромные башни линкора «Генерал Алексеев». Он доставил в Бизерту гардемаринов и кадетов Севастопольского морского корпуса. Особенно торжественно был отмечен приход флагманского трехтрубного крейсера «Генерал Корнилов» . Командующий эскадрой Кедров со своим штабом стоял на мостике крейсера и приветствовал каждое русское судно, уже стоявшее в порту. К 29 декабря суда, покинувшие Константинополь с первым конвоем, были в Бизерте. После этого Кедров сдал командование эскадрой контр-адмиралу Михаилу Андреевичу Беренсу и выехал в Париж. Начальником штаба был назначен контр-адмирал Александр Тихменев.
На всех русских судах сразу же были подняты желтые карантинные флаги - самый верный способ помешать беженцам покинуть корабли. Люди, все потерявшие, пережившие бесчисленные опасности, стоящие обезоруженными перед полной неизвестностью, как могли они думать, что для кого-то представляют угрозу? Только много позже я узнала, что французское правительство, соглашаясь принять русский флот в Бизерте, рекомендовало адмиралтейству принять меры предосторожности... против «большевистского вируса!
Как же хотелось русским людям сойти с палубы на землю! Вот послушайте стихи:
Так тянет в рощи, в степи, в горы,
Где зелень, счастье и цветы,
Уйти от праздных разговоров,
От скуки, сплетен, суеты...
Но желтый флаг тоскливо вьется,
Но гладь морская широка,
И сердце так уныло бьется,
И всюду хмурая тоска.
Молчит корабль в тиши залива,
На мачте красный огонек,
А черный берег молчаливо
Манит, таинственно далек.
Это написала в те дни молоденькая девушка по имени Ирина, дочка Николая Кнорринга, разделившая судьбу шести тысяч русских эмигрантов, оказавшихся в Бизерту.
Последние позывные SOS…
Корабли Русской эскадры плыли с французскими флагами на грот-мачтах, а на корме развевались Андреевские флаги. Первый конвой, вышедший из Константинополя в декабре 1920 года с заходом в гавани в Наварине и Аргостоли, находился под начальством капитана I ранга Бергасс дю Пти Туар (Bergass de Petit Thouars), командира французского крейсера «Эдгар Кине» («Edgar Quinet»), и состоял из четырех дивизионов.
– Всем было известно, каким опасностям подвергается Русская эскадра, – рассказывает Анастасия Александровна. – К тому же все корабли были в плохом состоянии, не хватало опытных моряков. Переход совершался в самое ненастное время года, и надо было ожидать неизбежных бурь. Но выбора не было.
Застигнутые ураганом при выходе из Аргостоли «Звонкий», «Зоркий», «Алмаз», «Якут» и «Страж» получили серьезные повреждения и посылали сигналы «SOS»…
Старый линейный корабль «Георгий Победоносец» чудом не разбился о скалы Сицилии. У миноносцев «Жаркий» и «Звонкий» отказывали машины, и моряки пытались идти под парусами.
В штормовую ночь с 14 на 15 декабря 1920 года «Жаркий», на буксире у «Голланда», у которого самого машина была не в порядке, вдруг лег на левый борт, и один из буксирных тросов оказался у него под кормой. Огромные волны, прокатываясь по палубе, сносили все, что было возможно: бочки с нефтью, вспомогательную динамо-машину, сорвали прожектор с мостика. Пожар бушевал в кают-компании.
В эти безысходные минуты вдруг раздался отчаянный, уносимый бурей призыв о помощи: «SOS»; «SOS» –
И ничего больше... Молчание…
Это были последние позывные французского корабля «Бар-ле-Дюк». В ту страшную ночь он ударился о скалы и раскололся. На помощь пришли «Звонкий» и английский миноносец. Они спасли семьдесят французских моряков. Другие, в том числе и три русских морских офицера, погибли...
К 29 декабря все суда, кроме «Жаркого», покинувшие Константинополь с первым конвоем, были в Бизерте. Проходили дни, но никаких вестей о миноносце не поступало…
Последний переход «Жаркого»
В своем рапорте от 30 декабря 1920 года капитан I ранга Бергасс дю Пти Туар написал: «Жаркий» запаздывает. Кедров считает возможным и даже вероятным неподчинение командира... молодого, увлекающегося офицера, который прекрасно мог зайти в Грецию…».
Анастасия Александровна возражает французскому офицеру:
– «Жаркий» не мог дать о себе знать, так как все радиоприборы были выведены из строя. Мой отец не может быть обвиненным в неподчинении: сложившиеся обстоятельства заставили его войти в Котрон и на Мальту. Конечно, он мог этого избежать, покинув Аргостоли на буксире. Сделал ли он все возможное, чтобы «Кронштадту» удалось взять его на буксир? Он всегда утверждал, что все попытки оказались тщетными, что буря срывала буксирные тросы, унося миноносец в глубину бухты с опасностью для него быть разбитым на скалах. Но, рассказывая про эти неудачи, заставившие «Кронштадт» уйти одному, он прибавлял: «Путь добрый!», и глаза его весело блестели...»
И у Анастасии Александровны, когда она рассказывала об одиссее своего отца и его корабля, глаза тоже часто весело блестели:
– «Когда «Жаркий» вышел из Аргостоли, море было спокойное, и целый день стояла хорошая погода, но к вечеру у берегов Калабрии их настиг шторм. Новые повреждения заставили «Жаркий» искать убежище в какой-нибудь пустынной бухточке... К счастью, им пришел на помощь итальянский миноносец «Л'Инсидиозо» (L’Insidioso) и дотащил их до Котрон.
«Командир этого корабля, , вспомнив Мессину, пригласил русских офицеров на обед, пишет Анастасия Александровна в своей книге.
Узнав, что эти последние колебались за неимением приличного платья, он заявил, не без юмора, что приглашает «не шинели, а товарищей в беде». Этот братский вечер вокруг гостеприимного стола, где вермут имел вкус времен давно прошедших, где воспоминания о глубокой древности, о Пифагоре и его законах отодвинули на миг тяжелую действительность, остался светлым пятном в трудном путешествии».
Мессина, город на острове Сицилия. В декабрь 1908 года моряки и гардемарины четырех русских военных кораблей первыми приходят на помощь оставшимся в живых жителям этого города, пострадавшим от страшного землетрясения. Невзирая на опасности, – землю несколько дней продолжали содрогать подземные толчки, – они спасали людей из-под развалин домов.
Императором России Николаем II выпуску гардемаринов, спасавших итальянцев, было присвоено наименование Мессинского.
Приведу отрывок из приказа начальника соединенных отрядов Балтийского моря: «Много поработали русские моряки при оказании помощи населению города Мессина, разрушенного ужасным землетрясением. Весь мир говорил об их бесстрашии и самоотверженности; наряду с геройскими поступками были менее заметные, но столь же заслуживающие хвалы подвиги человеколюбия, трогавшие иностранцев и показавшие им всю доброту русского сердца...»
Среди русских героев, которых итальянцы называют до сих пор «голубыми ангелами», передавая рассказы о них из поколения в поколение, был молодой гардемарин Александр Манштейн. О пережитом в Мессине он рассказал вместе со своими товарищами в книге, отрывок из которой я публикую в приложении…
…Покинув гостеприимный Котрон, «Жаркий» шел в Бизерту . Вопрос нехватки горючего снова возник, когда «Жаркий» не встретился с «Кронштадтом» у берегов Сицилии, где он должен был загрузиться углем. Оставалось только одно: идти на Мальту, несмотря на запрет французов проникать в английские воды.
Избегая лоцмана, которому нечем было заплатить, «Жаркий» вошел в Ла Валетту и стал на якорь прямо посреди порта. Реакция властей не заставила себя долго ждать. Английский офицер появился через пять минут. Он был любезен, но тверд: английский адмирал, будучи очень занятым, освобождал русского командира от протокольного визита и просил не спускать никого на берег.
– Замечательный народ, эти англичане! Умеют говорить самые большие грубости с безупречной вежливостью! – охарактеризовал командир Манштейн этот инцидент.
Но как быть с углем? Вопрос разрешился на следующее утро. Помощник начальника английского штаба, офицер, служивший во время войны на Русском фронте, награжденный орденами Владимира и Станислава, дружески представился своим русским соратникам. Он предложил лично от себя обратиться к французскому консулу, который с полного согласия Парижа снабдил миноносец углем.
«Жаркий» покидал Ла Валетту в праздничный день нового, 1921 года, и вслед ему долетали на разных языках, в том числе и на русском, пожелания новогоднего счастья, и несколько букетиков фиалок, брошенных с мальтийских гондол, плыли за его кормой…
Еще несколько часов, и «Жаркий» бросит якорь на рейде Бизерты.
Приведу отрывок из книги Анастасии Александровны:
– Бравый Демиан Логинович Чмель переживал с нами отсутствие «Жаркого». Каждое утро, с восходом солнца, он уже был на палубе и обозревал горизонт. Он и увидел его первым!
2 января 1921 года, в 6 часов утра, мы проснулись от стука в каюту:
– Зоя Николаевна, «Жаркий» пришел!
В утреннем тумане, на гладкой воде рейда, маленький миноносец, наконец на якоре – спал... спал в настоящем смысле слова. Никого не было видно на палубе. Ничего на нем не двигалось… Люди проспали еще долго, и мы поняли почему, слушая их рассказы о последнем переходе…»
О «сне миноносца» рассказывает и Сергей Терещенко, член экипажа:
«Солнце Африки освещало позолоченное изображение миноносца «Жаркий», висевшее в каюте командира, выше кушетки, на которой неподвижно лежал капитан Манштейн....
Мертвая тишина царила над миноносцем. Никто не появлялся на борту. Офицеры и матросы, отупленные столькими годами боев, лишений и нищеты, спали крепким сном, который укачивал, не прерывая его, легкий плеск голубых вод озера Бизерты» .
С благодарностью
И еще с одним членом экипажа я рад вас познакомить.
В конце 2010 года произошло несколько чудесных событий. 3 декабря я был в Санкт-Петербурге, куда приехал на конференцию «Судьба Русской эскадры в Бизерте. 90 лет спустя», приехал из далекой Бизерты, от Храма Александра Невского. И вот стою около Александро-Невской Лавры, любуюсь ею и снимаю на камеру прекрасный, в белоснежном одеянии выпавшего ночью снега Невский проспект. Ко мне подходит мужчина, спрашивает: «Не знаете ли вы, где здесь конференция про Эскадру в Бизерте…» Мы представились. Алексей Попов оказался... моим соседом по Подмосковью, из Троицка! Я подарил ему фильм «АНАСТАСИЯ», который случайно оказался в моем кофре, сказал, о чем этот фильм. И тогда он, потрясенный, мне сказал, что у него есть такое, что…
Я застыл еще более потрясенным! Невский проспект, Александро-Невская лавра, незнакомый человек, который мне рассказывает… о миноносце «Жаркий» и о том, что у него есть документы члена экипажа! Уму непостижимо!
14 декабря Алексей Попов прислал на мой E-mail копии нескольких страниц из дневника радиста с эсминца «Жаркий»! Николая Смирнова! А сохранили это драгоценное свидетельство эпохи его дочери – Марина и Татьяна.
И от Марины тоже пришло письмо...
«Уважаемый Николай!
Вам пишет Марина Попова-Смирнова, старшая дочь радиотелеграфиста эсминца "Жаркий" Николая Александровича Смирнова. С большим интересом посмотрели всей семьей Ваш фильм "АНАСТАСИЯ". Очень хорошая работа, и спасибо Вам большое!
Дочери Анастасии Александровны - почти наши с сестрой ровесницы (1940 и 1947 - годы их рождения, 1941 и 1945 - нашего). Интересно было бы с ними встретиться!
В записках папы не так много о Бизерте. Есть интересная, на мой взгляд, глава "Гонки" (в приложении – стр. 193, 204, 205) о матросских парусных гонках шлюпок эскадры Бизерта – Сиди-Абдалла и обратно, в которых шлюпка "Жаркого", ведомая моим отцом, заняла 2 место (из сорока). Отец привил мне любовь к морю и парусу. В 17 лет я выиграла первенство Советского Союза среди девушек.
В записках больше говорится о времени, предшествовавшем исходу из Крыма, о службе на "Жарком" в Севастополе, о переходе Севастополь – Константинополь. Он описывает волнения в городе на Пасху 1919-го после бунта на французском корабле "Mirabeau", бурю во время перехода через Черное море, столкновение с "Борисом" и гибель последнего.
В 1993 г. отец написал короткое Послесловие к Запискам. В приложении – последняя страница из него. Прилагаю также фотографию отца того времени (1919) и фото эсминца "Жаркий" в Севастополе.
Всего доброго! Марина»
Искреннее спасибо вам, Марина, Татьяна и Алексей! С вашего разрешения и с надеждой, что дневник вашего отца будет напечатан полностью, публикую из него один отрывок.
Вот как молодой радиотелеграфист Николай описывает приход эсминца «Жаркий» в Бизерту. Сохраняю его текст, написанный от руки, без изменений:
«Подошелъ лоцманскiй катерокъ. Дъло чуть не кончилось трагедiей – круковой съ катера упалъ въ воду, съ большимъ трудомъ его выловили передъ самыми винтами.
Идем каналомъ, соединяющимъ море с бизертскимъ озеромъ, могущимъ вмъстить цълый флотъ. Въ немъ видън лъсъ мачтъ русской эскадры. По берегамъ канала стоятъ толпы арабовъ въ бълыхъ бурнусахъ и рукоплещутъ. Такъ встръчали всъ русскiе корабли».
И приведу еще одно свидетельство из книги, которую я получил от Наташи Соланж Себаг, француженки, подруги Анастасии Александровны. Рассказывает Сергей Терещенко, книгу которого я уже цитировал.
Представьте себе голубое Средиземное море, русский корабль под Андреевским флагом и белые дома Бизерты на берегу. Наступил вечер 2 января 1921 года.
«Александр Манштейн стоял перед выстроенным на палубе экипажем «Жаркого».
– Господа, плавание закончено. Если победа не увенчала наших усилий, наши души по крайней мере спокойны. Мы все исполнили наш долг по отношению к Родине. Эскадренный миноносец «Жаркий», мы тебе возвратили честь. Ты искупил единственную ошибку, которую ты совершил.
Волнение, которое сжимало его горло, передалось и другим. Все знали, что «Жаркий» был первым кораблем Черноморской эскадры, который восстал, в начале революции, против адмирала Колчака, бывшего тогда Главнокомандующим флота .
И Манштейн добавил:
– Завтра все будет по-другому, господа. Мы рассеемся по всем уголкам мира. Но где бы мы ни были, всегда давайте помнить, что мы – Русские. Если надо, будем нищими, но все равно останемся Русскими, до последнего вздоха. Поклянемся, что во всех испытаниях, которые нас ожидают, быть Русскими! И будем держаться также стойко, как наши отцы в славном Прошлом.
За бортом «Жаркого» простирался залитый солнцем пейзаж французской Африки.
Для моряков начиналась новая жизнь вдали от Родины, потерянной надолго и, может, навсегда».
Второй конвой, состоявший из двух дивизионов миноносцев, покинул Константинополь в январе 1921 года и встретил циклон в Эгейском море. Разбросанные бурей корабли дошли до Бизерты через много дней.
6 февраля пришли эскадренные миноносцы «Гневный» и «Поспешный».
16 февраля – ледоколы «Илья Муромец» и «Гайдамак».
14 февраля – броненосец «Георгий Победоносец».
17 февраля последними пришли эскадренный миноносец «Цериго» и ледокол «Джигит».
– Что все корабли дошли до места назначения, кажется чудом! – убежденно говорит Анастасия Александровна. – Чудом, которым мы обязаны нашим морякам и деятельной помощи французского флота!
В начале 1921 года русский офицер-подводник Нестор Монастырев записал в своем дневнике: «Настроение у всех (пришедших в Бизерту) было хорошее: главное – пришли и целы. Так что первый тост на Нновый год был достаточно радостным: «За скорейшее возвращение!». Тогда еще ни у кого не было никаких сомнений. Многие верили, что приведут себя в порядок и вернутся на Родину».
Глава из книги Н.Сологубовского «Анастасия Александровна Ширинская. Судьба и память». Москва, Издательский дом «Ключ-С», 2012 г.