Случай на старой дороге

Филипп Ерёменко
Это одна из тех историй, которые рассказывают тёплыми летними ночами в кругу друзей или даже просто приятелей, собравшихся у ярко горящего или уже дотлевающего костра, на берегу озера возле палаток или же на лесной поляне, когда все присутствующие уютно устроились на поваленном сухом дереве. Скорее всего, история покажется вам знакомой, и это неспроста, ведь сама идея не нова, образы её нескольких персонажей – собирательные, ситуация довольно типична и всю её можно уложить буквально в несколько предложений, но несмотря на это я бы хотел поведать её вам, слегка добавив деталей и красок. В точности, как тот рассказчик, облик которого, смею предположить, уже возник в мыслях читателей. Стоя перед собравшимися слушателями так, что блики костра отражаются у него на лице, полушёпотом, дабы напустить загадочности и таинственности атмосфере, он рассказывает свою историю, которая вместе с лёгким потрескиванием древесины и учащённым стуком сердца, замирающего при каждом новом звуке, доносящемся из леса, запомнятся всем собравшимся ещё надолго... Итак, это история одного солдата, который возвращается с далёкой и долгой службы домой. Представляю вашему вниманию «Случай на старой дороге».

***

Монотонный стук колёс поезда убаюкивал и без того уставшего Игоря, но тот, в свою очередь, боролся со сном изо всех сил, по десятому разу обводя клеточки и буквы в потрёпанном блокноте. Буквально полчаса назад сошёл с поезда его последний, теперь уже бывший сослуживец, имя которого, вместе с домашним адресом, он небрежным почерком нацарапал на тонком листке своей записной книжки, и их купе опустело. Внезапная тоска закралась в сердце Игоря, когда он вдруг понял, что они уже врятли когда-нибудь вот также соберутся вместе и будут шумно и увлечённо вспоминать былые деньки и делиться друг с другом планами на ближайшее будущее. И не то чтобы их сильно связывали дружеские узы, Игоря скорее тревожил сам факт того, что очередная страница жизни, очередной этап подходит к концу.

«Я первым делом, на рыбалку рвану», – мечтал улыбчивый толстощёкий Денис, – «очень уж я соскучился по этому делу! Может кто со мной, пацаны?» В этот момент лицо товарища запечатлелось в памяти, словно на фотоплёнке, чтобы пополнить альбом воспоминаний. «Не, Дэн, я как минимум неделю из койки не вылезу, меня моя не выпустит», – ухмыльнулся кичливый блондин с вечно хитрым взглядом – Жека. Щёлк! Следующий кадр остался на плёнке памяти. Виктор, немного сутулый, но располагающий к себе добродушием парень, слегка хмыкнул и произнёс: «Какая из них, Жек? Да лан те хвастать, мы тебе итак завидуем! Эх, а я вот первым делом мотоцикл починю...» Щёлк! Ещё один кадр.

Створка раздвижной двери распахнулась, и в купе протиснулось трое крепких парней в военной форме. «Ну, ребят, мы сходим. Бывайте!», – они поочерёдно пожали сидящим за столиком руки, и вышли в тамбур. Через пару минут поезд остановился на крохотной станции, и, несколько раз шикнув и лязгнув железом, тронулся дальше в путь, оставив трёх друзей на перроне. Точно также коротко распрощавшись и закинув на плечи походный рюкзак с вещами, на следующей станции сошёл Денис, за ним и Виктор с Жекой, оставив Игоря наедине со своими мыслями. За пыльным стеклом с сальными разводами мелькала плотная череда деревьев, позолочённых в верхушках лучами солнца, близившегося к закату. Под их покровом уже сгущались сумерки, точно ночная мгла постепенно просачивалась откуда-то из-под земли. Железная дорога порой изгибалась дугой, представляя взгляду Игоря впереди идущие вагоны. Мыслями же он был уже намного дальше всего состава.

Ещё часа полтора на поезде, затем столько же на автобусе, пять минут пешком и вот он уже на пороге родного дома, где не был два года. Два долгих года... Первым делом он обнимет мать. В своём последнем письме старушка написала, что немного хворает и чувство тревоги по этому поводу не оставляло Игоря до сих пор. Тысячи раз, будучи ещё на службе, представлял он своё возвращение. Тихий скрип деревянной калитки, шорох гравия под подошвами его армейских ботинок, дорожка к входной двери, усыпанная им, аккуратно огорожена от грядок побеленными кирпичами. Скромный урожай уже давно собран, земля перекопана. Яблоня в дальнем конце сада красуется увесистыми плодами, налитыми горьковато-сладким соком. У самого дома, по левую сторону от дорожки, раскинула свои ветви вишня, её белые душистые цветки уже совсем опали, но летом, когда дерево в самом цвету, оно, точно белое облако, по волшебству спустившееся с неба, превращает этот уголок в сказочное место. Здесь же, под вишней, устроившись в небольшом плетёном креслице за летним столиком, сидела мать, держа в руках фарфоровую кружку с горячим чаем. Свет вечернего солнца мягко ложился на её седые волосы, морщинки на лице вдруг вздрагивают при виде сына, на глаза наворачиваются слёзы.

Ш-ш-шух-х-х-х... дверь купе неожиданно распахнулась, приводя в движение душный застоявшийся воздух, исписанные листки блокнота дрогнули в такт. Игорь обернулся и увидел на пороге уродливую старуху в чёрных лохмотьях. Прошаркав дряхлыми ногами к нижней полке и волоча за собой увесистый тюк, она уселась прямо напротив Игоря. Тот лишь на секунду окинул её взглядом, и снова уткнулся в блокнот. Шариковая ручка едва заметно дрогнула в его пальцах, оставив на листе мелкую загогулину. Старуха же, наоборот, пристально вперилась в него взглядом своих впавших глаз и с минуту изучала, так что Игорь даже почувствовал, как она его «сверлит». Повисла тяжелая пауза.

В своих беспокойных страшных снах Игорь порою видел её. Она являлась, как всегда, из ниоткуда и в самый неожиданный момент. Казалось, что с её появлением вокруг будто бы становилось темнее, и воздух сгущался, наполняясь приторным запахом гнили. Один её облик вселял ужас. Удивительно, но он сразу узнал её, как только она вошла.

Старуха тем временем принялась рыться в своём мешке, который поставила прямо под ногами, так что Игорю нужно было лишь опустить  взгляд, чтобы увидеть его содержимое. «Не смотри туда. Даже и не думай», – говорил страх внутри него, но как он ни старался, любопытство взяло верх. Эта борьба длилась не дольше одной секунды. К своей радости, или разочарованию, он увидел там... лишь мотки разноцветных ниток. Полный мешок спутавшихся нитей. Тысячи, а то и десятки тысяч в одном пыльном потрёпанном мешке. Бабка всё рылась и рылась, перебирая нити своими скрюченными иссушенными пальцами, точно что-то потеряла на самом дне. Игорь заворожено смотрел на неё, пытаясь понять, строя догадки о том, что же она ищет, как вдруг также внезапно старуха выпрямилась, достав двумя пальцами нить тёмного цвета. Дряблая, вся в пигментных старческих пятнах  рука взмыла в воздух и, вроде бы даже каким-то фантастическим образом вытянулась, так что нитка повисла прямо перед лицом Игоря, на котором застыло ошарашенное выражение. Гадко улыбнувшись, обнажая ряд наполовину сгнивших зубов, старуха дёрнула другой рукой за нить, так что та лопнула, словно струна на гитаре, после чего карга злобно и громко рассмеялась на весь вагон, заглушив стук колёс за окном.

Игорь потихоньку, чтобы она не заметила, сложил блокнот и ручку в рюкзак и подвинулся на скамейке поближе к выходу из купе. Но от внимания старухи это движение не ушло, она выбросила разорванную нить и буквально «пригвоздила» Игоря своим взглядом к стенке, так что он почувствовал лопатками, как трясёт на ходу поезд.

– К свету иди, к свету иди, – произнесла она холодным ровным голосом, без какой-либо ярко выраженной интонации, отчего внутри Игоря будто что-то сработало, ноги пружиной подбросили его из сидячего положения и быстро понесли по вагонному коридору, мимо соседних купе в тамбур. Только когда за ним захлопнулась тяжёлая металлическая дверь, он обернулся, чтобы посмотреть в стеклянное окошко.

Коридор был пуст. Кем бы ни была ужасная старуха, в погоню за ним она не бросилась и от сердца сразу же отлегло. Он опёрся спиной на дверь и сел сверху на рюкзак, решив, что ни за что не вернётся обратно в этот коридор и более того, врятли когда-нибудь, находясь в здравом уме и по своей воле, согласится ехать в купе один.

Через некоторое время,  поезд остановился на его станции, и Игорь поспешил покинуть прокуренный душный тамбур, даже не заглянув в последний раз в вагонный коридор.
Вечерний перрон встретил его тёплым приветливым ветерком в лицо с особым «вокзальным» запахом рельсовой пропитки. Игорь не успел сделать и трёх шагов, как поезд уже отправился дальше. Вздохнув с некоторым облегчением, он побрёл вдоль платформы. Тем временем, солнце уже почти спряталось за крышу небольшого двухэтажного здания с высокими окнами, выложенного красным и белым кирпичом. Внутри него располагались кассы и зал ожидания, а пройдя его насквозь, Игорь оказался на автостанции, откуда и собирался уехать на последнем автобусе прямиком в родную деревню. Всего каких-то шесть десятков километров отделяли его от дома. Он посмотрел на круглые часы, висящие на одиноком фонарном столбе. Половина десятого вечера, автобус в это время уже должен был отправиться. «Неужели опоздал?», – тут же подумал Игорь, – «но, пожалуй, это сегодня меня не остановит, во что бы то ни стало, я попаду домой», – он уже было направился к стоящим неподалёку автомобилям таксистов, когда из-за поворота, пыхтя и скрипя, показался грязно-оранжевый ПАЗик.

Надо сказать, старая, изрядно потрёпанная временем и сельскими дорогами машина, сразу же вызвала недоверие у Игоря, но всё же он предпочёл её. Отчасти из-за того, что в противном случае он рисковал оказаться в обществе болтливого таксиста, который всю поездку станет донимать его расспросами, или же наоборот рассказывать истории из своей «богатой и насыщенной событиями и впечатлениями» жизни. Поэтому, схватившись за облезлый поручень и преодолев две автобусные ступеньки, он прошёл в самый дальний конец салона и расположился на сиденье у окна, такого же грязного и замыленного, как в купе поезда. При мысли, что он снова оказался там, от затылка и вдоль позвоночника Игоря пробежала мелкая дрожь. И тут же, точно дрожь передалась в спинку сиденья и распространилась по всему автобусу, салон затрясло –  завёлся двигатель. Водитель щёлкнул кнопкой на приборной панели – закрылась передняя дверца, затем дёрнул рычаг коробки передач, вдавил педаль и машина тронулась в путь, оставив за собой на остановке облако вонючего выхлопного газа.

Безветренная и немая ночь ранней осени уже вступила в свои законные права на просёлочной дороге, по которой пробивал себе путь белёсым светом фар дряхлый автобус. Неприветливые деревья склонялись над ним, грозясь преградить и без того едва проходимую колею, шурша по железной крыше ветвями, просовывали их сквозь открытые из-за зноя окна. Эта их неприкрытая враждебность ещё более усиливала давящую атмосферу внутри автобуса, хотелось скорее выбраться из этой душной металлической скорлупы и, если бы не желание Игоря поскорее оказаться на пороге дома, он бы непременно прошёлся пешком.

Он тогда и представить себе не мог, что судьба очень скоро предоставит ему такой шанс. Вернее даже будет сказать, просто не оставит иного выбора, кроме пешей прогулки по весьма живописной местности, потому как извилистый путь пролегал частично через осиновый лес, затем огибал обширный сенокосный луг, после чего, пересекая деревянным дугообразным мостом звонкую каменистую речку, упирался в деревенские ворота.

Шанс, как это обычно бывает, выпал неожиданно, но вполне предсказуемо: подпрыгнув на очередной ухабине, железное чрево автобуса издало протяжный кашляющий звук и, после нескольких конвульсий, умолкло. Немногочисленные пассажиры разочарованно высыпали наружу, навстречу сумрачному лесу, тревожно подрагивающему ветвями и поскрипывающему стволами стройных рядов деревьев. Вместе со всеми вышел и Игорь.

Люди, не более десяти человек, рассредоточились вокруг сломавшегося автобуса, кое-где в темноте зажглись одинокие огоньки сигарет, и запах табачного дыма смешался со свежим ароматом леса. Водитель, грузный мужик в затасканной майке-боксёрке, выключил в салоне свет, достал откуда-то большой ящик с инструментами, походный фонарь и, расположившись прямо перед автобусом, с грохотом принялся перебирать сложенные в ящике гаечные ключи, всем своим видом показывая, что ремонт может затянуться надолго. Из-за верхушек деревьев показалась мертвенно-бледная зрелая луна...

«Дело дрянь», – подумал про себя Игорь, окинув взглядом лес и поломанный автобус, после чего подошёл к своим таким же неудачливым попутчикам. Как оказалось, их было девять: четверо женщин и пятеро мужчин, черты их Игорь едва различал в царящей темноте, чтобы запомнить, но это для него не имело особой важности. Они перекидывались дежурными фразами о своей незавидной участи и строили догадки о том, когда смогут продолжить поездку. Попросив у одного из мужчин закурить и получив в ответ сигарету, он отошёл на несколько шагов в сторону.

Игорь знал этот лес и эту дорогу с самого детства. Конечно же, он не раз гулял здесь один, да и вместе с друзьями они облазили эти места вдоль и поперёк. Лес, который выглядел отсюда таким величественным и таинственным, на карте представлял собой лишь небольшое амёбообразное зелёное пятно, десяти километров в диаметре, разорванное поперёк дорожной полосой. В конце концов, после пересечения леса, полоска раздваивалась, точно змеиный язык, чтобы достигнуть двух крохотных населённых пунктов, одним из которых и была деревня Игоря.

Знал он и о существовании ещё одного пути, который соединял соседние сёла напрямую, в то время как маршрут, на котором сломался автобус, был проложен много позднее. Этот путь, вернее даже тропинка, давным-давно уже не использовался транспортом, да и местные по нему ходили редко, предпочитая более длинный путь в обход, по новой дороге. Причиной тому служили полузабытые байки стариков, о том, что эта лесная аллейка, которая помнит ещё те времена, когда лес был совсем молодой, якобы является «тропою духов». Раньше, когда деревья ещё не достигали и половины своей нынешней высоты, по дорожке свозили тела умерших из обеих деревень к месту их вечного покоя. Само кладбище располагалось на окраине леса, там, где брал своё начало плодородный золотой луг.  Эта неприязнь сельчан к старой дороге вызывала у Игоря искреннее недоумение, ведь сам он так любил её тихую красоту. Удивительно, но трава на ней всегда оставалась одного и того же уровня, а деревянные указатели, которыми отмечалась каждая верста, казалось, вообще были неподвержены действию времени и насекомых-вредителей.

Итак, докурив и выбросив сигаретный окурок, Игорь уверенно развернулся на каблуках армейских ботинок в сторону той самой дорожки, как вдруг его буквально ослепил яркий свет и оглушил резкий гудок мощного автомобильного сигнала. По всему его телу точно прокатился электрический импульс, сковывая мышцы, его обдало потоком раскалённого воздуха...

...Когда зрение восстановилось, он обернулся, чтобы разглядеть задние фары грузовика, уносящегося во тьму. Кузов его подпрыгивал на ухабах, жутко звякая и грохая своим содержимым, из-под колёс вылетали комья свежей земли.

 Вот ведь полоумный! Чуть не сбил! – закричала вслед одна из женщин, остальные так и остались стоять на месте, по всей видимости, ещё не отойдя от испуга. Даже в темноте вдруг стало заметно, как побледнело её лицо.

На Игоря этот инцидент не произвёл столь сильного впечатления, может от того, что сознание его было закалено недавней военной службой; он лишь секунду находился в некотором замешательстве, после чего достал из своего рюкзака три предмета: небольшой походный фонарик, армейский нож и переспелое яблоко.
П
одвесив фонарь на поясной ремень, он, не оглядываясь, направился далее по маршруту автобуса, чтобы чуть позднее свернуть с него на ту самую короткую тропку. Насвистывая себе под нос незатейливую мелодию одной из тех песен, которые они с армейскими товарищами напевали под гитару в те редкие вечера, когда служба позволяла засидеться допоздна, он весёлой походкой шёл навстречу судьбе, роняя за собой на пыльную дорогу длинные скрученные полоски яблочной кожуры, которую счищал ножом. Грустная луна молчаливо смотрела ему вслед, высыпая на окружавшие его деревья искристое серебро. С виду умиротворённая ночь лишь прикидывалась таковой одинокому путнику...

Ухабистая просёлочная дорога вскоре и вовсе избавилась от асфальтового покрытия, сменив его на грунт, но для Игоря это стало лишь знаком, что всего через пару сотен метров его ждёт поворот на старую лесную тропинку. Странно, но он ждал этого примерно так же, как ждут встречи с давнишним другом, которого давно не видел.

И встреча эта не заставила себя долго ждать. Здесь, где пересекались две дороги, казалось, ничего не изменилось в тех самых пор, когда он был тут в последний раз. Те же старые деревья плотно обступали разъезженную колею, всё тот же покосившийся деревянный столбик, в двух шагах от главной дороги, обозначающий третью версту протяжённости заброшенной «тропы духов», невысокий кустарник, тянущийся вдоль трассы, здесь заметно расступается, как бы приглашая путника ступить на узкую тихую тропинку. Игорь воспользовался этим приглашением, прикидывая в уме, что если не сбавлять темп шага, идти ему осталось около часа. Фонарик ярко светил в темноте осенней ночи, освещая извилистую дорожку, редкие сухие листья похрустывали под ногами, а Игорь всё также уверенно шёл вперёд, насвистывая хорошо знакомую мелодию.

Чтобы там ни выдумывали про старую дорогу, Игорь не был склонен верить во всякие сверхъестественные байки. А сочиняли их много. Кого только ни встречали на пути через лес, какие только фантастические видения ни являлись путникам. Говорили, что неведомые людскому разуму существа обитают на примыкающем к ней участке леса, а возле небольшого болотца, расположенного у пятой версты, в сумерках и ночью часто зажигаются тусклым светом блуждающие огни; в лениво колышущихся на ветру ветвях деревьев порой можно увидеть чьи-то горящие озлобленные глаза. Дорожка то виляла между деревьями, то спускалась в овраг к руслу умирающей реки, где пахло затхлостью и гнилыми листьями. За оврагом – очередная путевая метка, а рядом с ней к услугам уставшего в дороге путника, стараниями безымянного мастера была воздвигнута деревянная лавка с таким же продолговатым столиком. Впрочем, Игорь не собирался здесь задерживаться, поскольку был полон сил и энергии, но лишь из-за оврага показалась вышеописанная конструкция, всё его тело буквально оцепенело. За столиком кто-то сидел...

Игорь невольно остановился, как вкопанный, яблочный огрызок выпал у него из рук и скатился обратно вниз по склону оврага. Луч фонаря хорошо освещал шаткую лавку и столик, а также чёрные лохмотья, за которыми скрывалась сгорбленная старушечья спина и её скрученные отвратительным бесформенным клубком седые волосы, и хотя Игорь не видел её лица, он точно узнал её. Она сидела, опёршись одной рукой на толстую кривую палку, мешок лежал тут же у неё под ногами, старуха словно бы опередила Игоря на его пути и устав, присела отдохнуть здесь.

«Но как такое возможно?», – промелькнула мысль в разуме Игоря. Прошло несколько секунд в тишине, но старуха и не думала оборачиваться, как будто не заметила свет от фонарика из-за своей спины, или же её просто абсолютно не заинтересовало появление Игоря. Он же, напротив, настолько опешил от такой встречи, что боялся пошевелиться. Рука инстинктивно сжала нож. Тишина сгущалась вместе с душным воздухом, старуха всё сидела без движений, точно мёртвая.

И это могло бы продолжаться ещё довольно долгое время, если бы не уханье совы откуда-то из недр леса, прервавшее гнетущее затишье и выведшее Игоря из ступора. Робкая надежда поселилась в сердце, надежда на то, что старуха находится в каком-то забытьи или же просто у неё настолько слабое зрение, что она не видит отблесков фонаря, а потому и не знает о его присутствии прямо у себя за спиной. Как бы там ни было на самом деле, но Игорь крадучись, стараясь ступать как можно тише, двинулся вперёд, мимо зловещей старухи.
Шаги давались ему с огромным трудом, точно во сне, он еле-еле перебирал ногами, стараясь даже не дышать. Словно в замедленной съёмке он видел, как поравнялся со столом, обратил внимание на его шершавую грубую поверхность, в тот момент она напомнила ему крышку дешёвого, наспех сколоченного гроба. Кисть руки старухи, лежащая поверх стола, уродливые почерневшие ногти её будто вгрызались в потрескавшееся дерево. Длинный корявый палец очень медленно, едва заметно согнулся в суставе, кажется, даже с сухим хрустом, с каким ломаются ветки.

Наконец этот момент, показавшийся Игорю вечностью, закончился, и будто сработала временная пружина, он быстро промчался мимо, до того места, где тропинка резко сворачивала за очередной холм. Но перед тем, как скрыться за ним, он остановился, потакая своему природному любопытству и обернулся назад...

Старуха никуда не делась, она всё также сидела на своём месте, но с этой точки теперь он мог видеть её лицо. Этот парализующий взгляд стеклянных глаз, которые смотрели точно на него, выражал абсолютную пустоту, небытие. Этот взгляд пронзал холодом. А самое страшное, что сквозь глубокие борозды морщин, образовывающих паучью сеть на её лице, сквозь обвислые лоскуты того, что некогда было лицевыми мышцами, угадывалась едва заметная улыбка. Да, старуха улыбалась, глядя ему вслед.

Игорь бросился бежать. Леденящий душу ужас, который он испытал, словно хлестал его кнутом, как скаковую лошадь, заставив забыть обо всём на свете, кроме того, что нужно уносить ноги подальше отсюда. Он вдруг почувствовал, что на самом деле находится не в нескольких километрах от дома, а где-то очень-очень далеко... Споткнувшись, он упал прямо в траву, прокатился несколько метров, не чувствуя боли, торопясь, вновь встал на ноги и принялся без оглядки бежать дальше. Всё дальше и дальше, почти не разбирая дороги...

Вскоре лес поредел. На небе появились звёзды, безжизненную тишину прервал стрёкот кузнечика, а Игорь сбавил бег, потом и вовсе перешёл на быстрый шаг. Всё произошедшее казалось ему сейчас каким-то кошмарным сном, хотя по сути ничего сверхъестественного и ужасного не случилось. А может быть, ему это привиделось? Всё же, Игорь был бы рад в этот момент любому знакомому, пусть даже самому дальнему,  который в другой день и руку ему не пожмёт при встрече. Страшный образ старухи снова и снова возникал в его мыслях, как он ни старался от него отделаться, но спутниками его по-прежнему были лишь луна и россыпь звёзд на тёмном небе.

Сам того не заметив, Игорь оказался среди могильных крестов и надгробных камней. Он шёл по главной аллее сельского кладбища, которое раскинулось прямо на окраине леса и являлось его неотъемлемым дополнением и завершением, или же с другой стороны, началом. Здесь, где обрели вечный покой его предки и предки его предков, царила совершенно иная тишина, сюда не проникали звуки леса, сами деревья, пустившие свои корни меж могил, казалось, не смели потревожить сон мёртвых шелестом своих листьев или скрипом сухих ветвей. Абсолютный покой. Нестройные ряды крестов, металлические ограды, памятники с чёрно-белыми фотографиями умерших людей, увядшие цветы на могильных буграх, тропинки между ними усыпаны пожухлыми листьями.

Игорю стало как-то не по себе. Он вдруг представил, что сам лежит в одной из могил, в деревянном осиновом ящике, грубо сбитом, заваленном сверху холодной землёй. Комочки грязи вперемешку со всевозможными червями и жуками просачиваются сквозь щели в досках, падают ему на лицо, а он не может даже пошевелиться, скованный смертью. Плоть загнивает и разлагается, насекомые питаются ей, откладывают свои личинки...

Мысли, настолько ужасные, отвратительные не покидали Игоря, сколько он ни пытался отогнать их прочь. Воздух, наполненный запахом увядших цветов и листьев, сковывал его лёгкие, точно наполняя их до отказа жидким киселём. Ноги едва слушались его, предательски замедляя шаг, он словно проплывал над чужими могилами, но всё-таки через некоторое время добрался до ржавых железных ворот в заборе из белого камня. Только сделав первый шаг за ограду, измождённый, как будто только что пробежал с десяток километров, он рухнул без сознания на землю.

Надо бы сказать, что кладбище пользовалось дурной славой не меньше, чем заброшенная дорога через лес. Отчасти такой репутацией оно обязано кладбищенскому сторожу, старику Тихону. Человек он был более чем странный. Никто точно не знал, откуда и каким ветром его занесло в эти края, он просто пришёл и занял часовню рядом с кладбищем, в которой уже давным-давно не проводились церковные службы, в виду того, что в селе построили новую, большую церковь. Руками Тихона часовня была переустроена в жилище отшельника, а сам он заявил о себе лишь после этого.

Однажды, дождливым вечером, постучал он в дверь дома деревенского старосты, представился Тихоном и изъявил желание за скромное питание и кров, который он уже занимал, поддерживать порядок, чистоту и покой сельского кладбища. Ошарашенный столь поздним и неожиданным визитом, староста тут же дал своё согласие, к тому же он не видел ничего дурного в просьбе старика. С тех пор Тихон жил в часовне, лишь изредка наведываясь в деревню за продовольствием, не обделяя своим вниманием местный кабак, чтобы пропустить стопку-другую. И каждый раз, когда его нескладная фигура появлялась на пороге питейного заведения, у его завсегдатаев замирало в груди дыхание, в ожидании новых историй. Впрочем, рассказы его полны были разной люциферщины, в которую человек в здравом уме врятли стал верить, но суеверный сельский люд слушал его с упоением, принимая за правду каждое слово старика. Так, например, рассказывал он о существах, являвшихся ему из леса, якобы они подсказывали ему, сколько следует вырыть ям для новых могил... Рассказывал он также и о блуждающих неупокоенных душах, проходящих мимо его жилища, как он видит их по ночам через узкое окошко часовни. Некоторые, по его словам, даже заходили внутрь, чтобы поговорить с ним, передать что-то оставшимся в живых родственникам, попросить его выполнить какую-нибудь последнюю просьбу.

Праздные зеваки с удовольствием передавали эти жутковатые истории из уст в уста, добавляли к ним совсем уж дикие детали, из-за чего кладбище превратилось в уме людей в столь страшное место, что даже пастухи не желали выводить пастись скот на луг перед ним, предпочитая пастбище по другую сторону села, хотя трава там росла заметно беднее.
Так вот Тихон был совсем не тем человеком, которого хотел бы сейчас увидеть Игорь, но именного его лицо возникло перед ним, как только он открыл глаза. Когда разум его прояснился, он осознал, что лежит на кушетке в жилище старика, а тот склонился над ним, хмуро уставившись, словно пытаясь разглядеть какую-то мелкую деталь в его внешности. Помещение освещалось лишь масляной лампой, которая стояла на столе, возможно из-за этого Тихон так пристально вглядывался в лицо Игоря. После неловкой паузы, он всё же сказал:
– Ну, здравствуй, Игорь.

Тот сначала несколько удивился, что сторож помнил его имя, ведь он никогда не говорил с ним и не был частым завсегдатаем кабака, но не придал этому никакого значения. Он поздоровался в ответ на приветствие Тихона, поднялся с кушетки и с опаской выглянул в узкое окно.

– Ты чего-то боишься? – вкрадчивым голосом поинтересовался Тихон. – Тебя что-то тревожит?
Игорь не любил рассказывать о своих проблемах никому, уж тем более о своих страхах, но ужас, преследующий его нынешней ночью, был для него настолько силён, что он рассказал Тихону всё как есть, начиная со встречи со старухой в поезде. Рассказ его был краток и скуп на подробности, но сторож с особым вниманием выслушал его, затем принял ещё более серьёзный вид и сказал:

– Идём. Нужно кое-что тебе показать, – после этих слов он взял со стола масляную лампу и вышел на улицу, оставив скрипучую дверь открытой. Игорь последовал за ним.
Ночная мгла расступалась перед стариком, испуганно прячась за каменными могильными крестами, а он всё шёл меж ними в самый дальний конец кладбища. Тихон остановился и обернулся к Игорю. Прямо за его спиной, точно впалые глаза мертвеца, зияли две свежевырытые ямы. Рядом, прямо из кучи выкопанной земли торчал черенок лопаты. Игорь вопрошающе взглянул на Тихона, ожидая, когда тот поведает о цели их визита сюда. Свет лампы таинственно блеснул в глазах Тихона.

– Понимаешь, парень, есть вещи, которые людям сразу не объяснить. Они просто не могут их понять, понимание приходит само, чуть позже. Ну, я наверное, очень запутанно говорю. То, что ты увидел сегодня..., – тут Тихон замялся, словно не мог что-то выговорить вслух. – Вот..., – он указал на ямы. – Оно приходило сегодня ко мне, это было ещё до восхода солнца. И сказало вырыть две ямы. А к завтрашнему дню эти места уже займут, ты вспомни мои слова... Вспомнишь ещё. Ну... Хм..., – он опять замолчал.
Из его то и дело сбивающейся болтовни, Игорь сделал заключение о том, что старик окончательно спятил, и он зря теряет здесь время.

– Слушай, Тихон, я, наверное, пойду. Ты уж извини, но, правда, тороплюсь. Матушка-то ещё и не знает..., – с этими словами Игорь быстрым шагом удалился, оставив Тихона у разрытых могил. Ему нетерпелось покинуть сумасшедшего старика, который вместо того, чтобы дать ему хоть какое-то объяснение случившемуся, лишь окончательно запутал его. До самого выхода с кладбища он чувствовал, как Тихон провожал его своим тяжелым гнетущим взглядом.
– Смертушку ты свою увидел, парень..., – бросил сторож ему вслед, но Игорь этого уже не слышал.

Мрачное место вскоре осталось далеко позади, там же остались и все страхи Игоря. Чем ближе был порог дома, тем веселее становилось у него на душе, а ноги несли его всё быстрее и быстрее. Тропинка соединилась с проезжей дорогой и та через какую-то версту привела Игоря в деревню.

Здесь всё было точно таким, как он себе и представлял. Вернее сказать, деревенька ничуть не изменилась с тех самых пор, как он её покинул. Всё те же старинные невысокие домики по обе стороны улицы приветливо встречали его распахнутыми настежь из-за осенней духоты окнами. Вот уже виднелся сквозь ночь и знакомый с детства расписной заборчик со скрипучей калиткой.

Игорь аккуратно проскользнул во двор, прошёлся через сад. Тут тоже всё оставалось таким же, как и в его воспоминаниях. Яблоня всё так же клонилась ветвями к земле под грузом сочных плодов, вишня уже почти отцвела, а под ней всё также стояло плетёное креслице с летним столиком. Вот только, конечно же, матери не было на крыльце, в такую позднюю ночь она уже давно спала.

Тихо войдя в дом, Игорь заглянул в её спальню. Увидел лицо матери, спокойное и умиротворённое. Он не стал её будить, лишь притворил тихонько дверь и, пройдя дальше по узкому коридору, вошёл в свою комнатушку. Там он быстро бросил в угол рюкзак и аккуратно, как привык в армии, сложил вещи на стуле, после чего мирно уснул.
Сквозь сон ему послышались чьи-то шаги во дворе, шорох гравия и стук в соседнее окно. Но силы охватившей его дремоты были настолько сильны, что Игорь не стал подниматься с постели, чтобы посмотреть, чем были вызваны все эти звуки. Уже много позже, ему показалось, что он услышал тихое рыдание матери...

Проснулся Игорь рано, едва забрезжили за окном первые лучи солнца. Он быстро, по-армейски оделся и вышел в коридор. Первым что он заметил, была входная дверь, распахнутая настежь и смятый гармошкой половичок на полу, как будто кто-то в спешке выбежал во двор. Во всём доме царила тишина, лишь тихо капала вода из крана на кухне. Лёгкий ветерок ворвался внутрь, принеся в дом утреннюю свежесть. Игорь толкнул дверь спальни. Матери в ней не оказалось.

«Скорее всего, пошла в церковь на службу», – подумал он. Действительно, матушка его была очень набожная и не пропускала ни одного богослужения, но странное тревожное чувство уже поселилось в нём. Он выскочил из дома, оставив дверь открытой, и кинулся к церкви.
Красивое величественно-белое здание с золочёным куполом высилось над остальными и как будто светилось на фоне голубого неба. Но Игорь не остановился полюбоваться его красотой, а сразу же вошёл внутрь. В стенах храма пахло ладаном и свечным воском, с икон на стенах смотрели лики святых, но прихожан не было. Лишь священник в чёрной рясе еле слышно читал молитву, преклонив колени перед алтарём.

Игорь, боясь помешать ему, повернулся было к выходу, но услышал шорох рясы – святой отец закончил молитву и встал с колен. Когда Игорь подошёл к нему поближе, взгляд его уже устремился к небу, и он начал было читать следующую хвалу Господу, когда Игорь робко окликнул его по имени. Но священник не обратил никакого внимания, даже не посмотрел в его сторону.

– Отец Павел, я искренне прошу прощения, что прерываю Вас, – снова обратился он к священнику, когда тот закончил молиться. – Не видели ли Вы сегодня мою матушку в храме?
Святой отец и в этот раз ничего не ответил ему, лишь, набрал воздуха в грудь и грустно вздохнул, даже не посмотрев в глаза Игорю. Тот не смог даже предположить, чем вызвано такое отношение к нему, ведь отец Павел всегда был дружелюбен и обходителен со всеми прихожанами, да и негоже духовному лицу таить какую бы ни было обиду. Игорю оставалось только подумать, что молчание священника вызвано условиями обряда, который тот ещё не закончил. С этими мыслями он покинул церковь.

Неспешно прогуливаясь по деревне, в поисках матери, он словно пролистывал альбом с фотографиями, пылящийся на полке в его памяти, настолько точно он помнил каждый переулочек, каждый двор и сад, и лица людей, проходивших мимо. Здесь ничего не менялось год от года. Казалось, даже небо над родной деревней всегда оставалось таким же пронзительно-синим. И люди всегда занимались одними и теми же делами.

Он вернулся к своему дому... Калитка всё так же тихо скрипнула, и зашуршал гравий под подошвами его армейских ботинок. У самого дома, под белой сказочной сенью вишни, за летним столиком в плетёном креслице сидела мать. Увидев его, она выронила фарфоровую чашку с горячим чаем из руки и, поднявшись с кресла, бросилась к сыну, чтобы крепко сжать его в объятиях... Ветер сорвал несколько белых лепестков с ветки вишни и бросил горстью ей вслед.

Она упала без чувств на дорожку, прозрачными нитями слёзы сползали по её щекам, падая и разбиваясь о мелкие острые камни гравия.

На следующее утро большая толпа собралась у ворот старого кладбища, рядом с часовней Тихона. Здесь была почти вся деревня, от мала до велика.  Люди оставили все свои дела, и пришли сюда, чтобы проводить двоих – сына и мать, в их последний путь.
Люди шептались между собой:
– Как же так случилось?
– Сын её погиб, представляешь... Из армии домой возвращался и по дороге грузовик сбил. Пьяный водитель. Такая ужасная смерть. Старушка горя не пережила, на утро скончалась после этой вести...
Лес вокруг печально и торжественно молчал.

15-29 июня 2012