Развитие есть способ существования субстанции. Материи. Всего сущего. Следовательно – и развития. Посему: несколько соображений… о развитии развития. Причем, следуя совету К. Маркса: «анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны». Это к вопросу, почему мы здесь и теперь все больше – о творчестве…
Исследование вопросов, связанных со становлениям практической всеобщности творчества; всеобщности которая может осуществляться, актуализироваться при соответствующих условиях и предпосылках в бесконечном многообразии форм непосредственной социальной действительности (в бесконечном многообразии форм единичного) в их философской постановке предполагает одно, однако весьма принципиального свойства, условие. Суть этого исходного условия состоит в том, что проблема творчества в ее собственно философской постановке, творчество в его собственно философском понимании непременно должно рассматриваться не в значении (смысле, качестве) одной из предикатных характеристик человеческой деятельности (а именно такой подход к исследованию творчества есть наиболее характерным и типичным для исследователей, занимающихся этой проблемой), но как сущность и истина самое человеческой деятельности, как единственно достойный человека непосредственного, полностью обобществленного и общества очеловеченного, общества непосредственно человеческого способ их взаимобытия. Иными словами – как наиболее развитая форма развития, как способ бытия действительного, – не реального, – гуманизма.
Становление творчества – это и есть процесс перманентного становления человеческой сущности; сущности, которая только, – и исключительно, – и существует как процесс осуществляющегося диалектического противоречия, как диалектическое отношение противоположностей одной сущности: должного и сущего, потребностей и способностей, обобществления и индивидуализации, реальности и действительности, практики и теории, духа и чувств, опредмечивания и распредмечивания, рода и индивида, необходимости и свободы, сущности и существования etc.
И здесь (уж в который раз) приходится еще раз специально подчеркивать тот момент, что появление (возникновение), разворачивание и разрешение диалектического противоречия в условиях действительного гуманизма, – сущего в форме практической всеобщности, – отнюдь не является признаком болезненного состояния общества, наличия в последнем патологий, вывихов и дефективов, которых следует и необходимо всячески избегать и остерегаться, но: нормой и фундаментальным, – субстанциальным, – атрибутом жизни именно такого общества, таких людей и такого человека: общества, людей и человека, живущих в режиме действительного гуманизма. Излишне напоминать, что действительность есть совпадение сущности и существования…
И в этом смысле полное освобождение диалектической противоречивости общественного, коллективного и индивидуального бытия от всего, что так или иначе тормозит, блокирует, сковывает, стагнирует, консервирует эту противоречивость, это осуществляющееся противоречие – есть необходимое условие обеспечения творчеству, а посему: и действительному гуманизму статуса практической всеобщности.
Свободное, а, следовательно, – по необходимости, по логике предмета, по сущности, «по науке», – осуществление диалектического противоречия (по сути, управления им, что возможно лишь при том непременном условии, что материалистическая диалектика и диалектический материализм, в своем полном составе являются непосредственной производительной силой) есть, таким образом, нормой жизни, нормой бытия каждого, многих и всех. А посему – должно носить строго нормативный характер. Это равно означает как минимизацию фактора стихийности социальной, коллективной и индивидуальной жизни, так и необходимость мгновенных, острых и результативных реакций на несвоевременное востребование, недобор, растрату, а тем более – сознательное «затаптывание» творчества. В любом его виде, форме и непосредственном проявлении. Строго говоря, когда в условиях становящегося гуманистического, – действительно-гуманистического, – общества мы имеем (будем иметь) дело с противоречиями, которые действительно заслуживают лишь на то, чтобы их «избегали», «устраняли», «нейтрализовали» и «разрешали» – мы выполняем работу (теоретическую, либо же практическую) по устранению всего того, что противоречит… диалектическому противоречию.
Деятельность – творческая деятельность – творчество. Вот необходимая траектория развития самого развития в случае социальной материи. От ноосферы – к креатосфере – таков магистральный путь человечества. Конечно, есть и тупики, и «узкоколейные» ответвления, и любители, – профессиональные и факультативные, – пустить под откос эшелон человеческой цивилизации еще отнюдь не перевелись, однако же ж историческая необходимость: неотменима. И – необратима. И – неизбежна. (Есть, правда, «альтернатива»: рукотворный Апокалипсис. Но это уже вопрос иной…)
Творчество как способ бытия действительного гуманизма (коммунизма); творчество, сущее в форме практической всеобщности – вот цель и смысл становления действительной истории, которая неизбежно (а не просто по необходимости) приходит и придет на смену истории реальной (предыстории).
Творчество – это и есть в «чистом виде» существующее, вернее сказать: перманентно осуществляемое (лучше: укр.: «здійснюване», ибо в русском языке есть существительное, – «действительность», совпадение сущности и существования, в языке же украинском – и существительное, и глагол; что позволяет адекватно выразить и процесс и результат; и динамику, и статику осуществляющегося диалектического противоречия) противоречие. Противоречие как в каждом из своих актов (единичное); в каждом из своих видов (общее); так и в своем статусе всеобщего процесса свободотворчества, в процессе незавершимого порождения гуманистической культуры. Разумеется, вполне справедливым такой вывод есть для того времени и места (для того культурного хронотопа), когда творчество уже существует в форме практической всеобщности. Несравненно более сложным есть процесс его практического становления и, соответственно: адекватного философского постижения в условиях, когда оно лишь проявляет стойкую и необратимую тенденцию к обретению статуса такой всеобщности.
Основным определителем творчества есть то, в какой мере оно есть способом бытия свободы человека, есть основанием для утверждения его в качестве социально-активной, целостной, а, посему – полноценной личности. Каждого, многих и всех. А поскольку в научной философии нет ни одного положения, ни одного слова, вопроса либо проблемы, которые были бы гуманистически нейтральными, то можно констатировать, что проблема творчества есть той теоретической, методологической и мировоззренческой «осью», вокруг которой сосредоточено и обращается (вращается) нынче все многообразие философской (онтологической, гносеологической, социально-философской, этической, эстетической etc.) и не только лишь философской, проблематики. (Особенно и акцентировано подчеркиваем, что все, только что сказанное, касается исключительно и единственно НАУЧНОЙ философии. А не до – , вне –, либо же антинаучной. О последней, в избыточном количестве ныне сущей, скажу предельно коротко. Это – теоретические, более или менее удачно тонированные и тонируемые «под науку» интеллектуальные миазмы, более или менее уклюжее исполнение социального заказа стремительно уходящей в небытие предысторической «натуры». Вот чем, – и ничем иным, – является то, что многие: кто по глупости своей беспросветной, кто на «голубом глазу»; кто факультативно, а большинство – профессионально, за мзду соответствующую, называют «современной философией». И больше об этом – ни слова. Ибо спорить с представителями сего племени юркого и неизбывного, – невеждами и проходимцами, – здоровья надо больше, чем ума. А со здоровьем, сами понимаете…).
Итак, повторяем, – кстати, вслед за Г. С. Батищевым, – только для ничего не понявшего в научной философии дело представляется таким образом, что в ней есть хотя бы одно слово, гуманистически нейтральное. И это совершенно справедливое и истинное утверждение.
Процесс трансформирования человеческой деятельности в творчество есть общеисторический, общекультурный процесс, т.е. он имеет место быть на всех, без изъятия малейшего, этапах развития человеческого общества. У все периоды его развития можно без особого напряжения (даже на сугубо эмпирическом уровне) обнаружить неисчислимое количество примеров, которые иллюстрируют блестящие взлеты человеческого духа, чувств и практических действий. Творчество существовало всегда. Однако субъектом его на том отрезке цивилизации, который называется предысторией, реальной историей (приходящем на смену протоистории: дикости и варварству) выступает общество в целом, как социально-абстрактный субъект, как агрегат атомизированных и анонимизированных, социально-абстрактных индивидов. И цена становящегося в подобных условиях творчества – это та огромная масса социальных и личных аномалий, патологий и девиаций, драм и трагедий (страданий, несчастий, нищеты, убожества, несвободы, уродств, смертей до срока и пр., и пр.), которая однажды (впрочем: время от времени, в виде социальных революций) набирает значения массы критической. И неотвратимо – срабатывает. И так происходит вплоть до того времени, пока место социальной стихийности не заступает развитие в разумной форме. В форме осознавшего себе развития. С учетом Марксовой формулы, разумеется: «разум существовал всегда, однако не всегда – в разумной форме».
Разумеется, предыстория, как это уже давно и непреложно доказано наукой, в т.ч. и научной философией, не является каким-то вывихом в развитии цивилизации, но: необходимой ступенью в ее прогрессивно-поступательном развитии, стадией возникновения и складывания предпосылок и оснований для возможностей существования универсальной общественной связи между индивидами, которую посредством действительных факторов (методов, форм, средств etc.) в действительности обеспечивает действительный же гуманизм. Лишь он есть способом адекватного осуществления (здійснення) творческой личности, субъектности, творца, поскольку есть способом существования, – жизни, – творческого общества. Следовательно, проблема состоит не в том, есть ли творчество, а в том, какова мера его практической всеобщности. На отрезке предыстории творчество прокладывает себе дорогу не благодаря, а вопреки доминирующим, – прежде всего – производственным, – отношениям, идеям и институтам. В условиях же истории действительной все усилия, устремления и помыслы должны быть, – и будут, – направлены на культивирование и своевременное общественное востребование творца, творчества и его результатов во всех, без исключения малейшего, его видах, формах, типах и проявлениях, во всех, без изъятия, сферах бытия человечества, людей и человека. Потенциальная неисчерпаемость культуры (социальной формы развития материи) детерминируется актуальной неисчерпаемостью (субстанциальностью) материи. Следовательно, актуальная неисчерпаемость развития, – способа существования материи, – детерминирует потенциальную неисчерпаемость творчества.
Констатируя положение о том, что творчество есть наиболее развитой формой развития, (а именно эта идея лежит в основании концепции творчества, которую предложил, отстаивает и развивает автор), мы исходим из того, что генетически «предшествующими» творчеству этапами развития являются: движение (способ существования досоциальной материи: доживой, живой и животной природы) и деятельность (способ существования социальной материи на стадии ее предыстории). Заметим, что способом существования социальной материи на отрезке протоистории, способом транзитивным, переходным есть жизнедеятельность...
Итак: движение – деятельность – творчество – это и есть ритмика безграничного развития самого развития. Именно этим задается, детерминируется и обусловливается остро-диалектическая сущность феномена творчества, именно в этом, по нашему убеждению, заключается исходное условие возможности его продуктивного и результативного исследования: творчество может адекватно постигаться; истинно, научно-безупречно познаваться лишь при том непреложном условии, что такое познание (и его результат – знание) будет в полном объеме базироваться на основании научной (диалектико-материалестической) методологии. И ничего здесь не попишешь и не поделаешь: законы не придумывают, их открывают. А когда они уже открыты, их никому не дано закрыть. Ну, то есть, «закрыть» можно, закрыть – нет. Никому, нигде и никогда. И здесь вовсе неуместны аргументы свойства: «учитывая целесообразность». Политическую, идеологическую, любую.
Итак, подчеркнем: только в той постановке, о которой шлось выше, – повторяем еще раз: по нашему убеждению, – проблема творчества может быть квалифицирована как проблема собственно философская. Вне научно-философской рефлексии творчество может осознаваться и постигаться либо сугубо феноменологически, т. е. на уровне фиксации и описания его единичных проявлений (актов) и результатов в тех либо иных формах непосредственной социальной реальности и действительности, либо же теоретически репрезентироваться на уровне общего (психология творчества, креатология, синергетика, евристика, инноватика, майевтика, эстетика творчества, этика творчества, теория научно-технического творчества, педагогическое творчество etc.), а не как целостный социокультурный феномен, виртуальная безграничность которого задается (детерминируется) актуальной безграничностью и неисчерпаемостью объективной диалектики.
Творчество необходимо исследовать в предельно широком историческом и практическом контексте. Лишь строгое следование этому требованию позволяет разомкнуть рамки исключительно, либо же преимущественно, эмпирического анализа форм проявления творчества, вывести исследование на собственно философский уровень, довести его до степени категориального синтеза и тем самым – быть в состоянии выявить наиболее существенные, глубинные, сущностные, трансцендентные, – всеобщие, – параметры творчества.
В свою очередь, соблюдение означенного исходного условия в исследовании проблемы творчества органически связано с императивом последовательного проведения в осуществляемом исследовании принципа историзма. Лишь актуализация всего методологического потенциала принципа совпадения исторического и логического в состоянии выявить, адекватно воспроизвести генетическую, а, посему – и логическую последовательность этапов, последовательность конкретных исторических форм и динамику творческого процесса в целом, позволяет адекватно воспроизвести, – реконструировать и антиципировать, – диалектику процесса и результата творчества, диалектику субъекта и объекта творчества, диалектику старого и нового, традиции и новаторства, продуктивного и репродуктивного в нем. Его (и не только его, разумеется) последовательное проведение и соблюдение позволяет осознать конечность и преходящесть тех определенных (непосредственных) исторических форм, в которых осуществляется «переплавка» преходящего в непреходящее, а, следовательно, позволяет «пробиться» сквозь толщь эмпирического многообразия, многоголосья и многоцветья творческих актов к субстанциальным характеристикам собственно творчества.
Учитывая вышесказанное, становится вполне понятным, почему постоянно и непрерывно пополняется философский реестр дефиниций творчества, и почему, вопреки отчетливой и устойчивой тенденции к их количественному нарастанию нет, – или почти нет, – поступательного движения в решении многочисленных, имеющих принципиальное значение, вопросов проблемы творчества. Ответ на этот, уже почти риторический, вопрос довольно прост: принципиально невозможно соотнести (теоретически безупречно скоррелировать) безграничный объект с имманентно ограниченными (дефинитивными) логическими, – формально-логическими, – формами. В лучшем случае при помощи последних могут истинно постигаться и отражаться единичные либо же особенные формы существования (проявления) творчества, но в любом случае – не само творчество. Из понятия творчества как наиболее развитой формы развития органически следует вывод, что творчество должно и может постигаться не «теорией творчества» в составе философской теории, – философии в целом, – но исключительно самой этой (разумеется, научной) философией в полном ее объеме.
Речь идет о том, что только практика диалектики (диалектическая практика) создания человеком, людьми, человечеством неприродных форм самой природы, – культурных форм, – делает творчество и практически осуществимым (здійснюваним), а не только лишь теоретически долженствующим, и адекватно, т.е. истинно, познаваемым. Такое познание творчества с необходимостью предполагает и нуждается в творчестве познания как перманентно осуществляемом диалектическом противоречии. Моментами этого коренного, базисного противоречия выступают все те категориальные формы мышления (принципы, законы, собственно категории), которые и составляют корпус научной философии.
Какая из нынче сущих наук может претендовать на то, чтобы в самой себе, что называется, «по определению», удерживать (в формах теоретической всеобщности) указанное проблемное поле? Ответ очевиден: лишь и исключительно – научная философия. И вовсе не случайным является тот факт, что в современных условиях научная философия, творческая (как то и надлежит научной) философия объективно выдвигается на авансцену духовной культуры человечества. Ведь в ней, научной философии, – в который уж раз повторяем и подчеркиваем, – нет ни единого слова, которое было бы не просто гуманитарно, но: гуманистически нейтральным. А именно творчество и есть наиболее адекватным (и, притом – единственным) репрезентантом и выразителем того, что составляет высший императив преобразования человеческого мира на действительно-гуманистических началах и основаниях: императив бытия каждого (многих и всех) человека в качестве субъектности, т.е. в качестве творца. Бытие его как человека целостного, т.е. человека как цели, а не средства. А творчество и есть ни что иное, как способ бытия такого человека, таких людей и такого человечества. Способ бытия действительной истории. Только в творчестве человек является не просто частью мира, но центром его. Является свободным субъектом миротворчества. Субъектом свободотворчества.
Философское постижение творчества кратно актуализирует необходимость теоретической разработки круга таких традиционных соотношений, как «творчество – культура», «творчество – гуманизм», «творчество – свобода», «творчество – человек» etc.
Т.е. тех проблем, которые непосредственно определяют и выражают смысложизненные, экзистенциальные измерения бытия, которые всегда составляли, составляют и будут составлять сердцевину философской проблематики: онтологической, гносеологической, социально-философской, этической, эстетической и т.п.
Постановка проблематики творчества в указанную систему координат, вне всякого сомнения, настоятельно требует резкого наращивания усилий по переориентации всего сущего, – в научной философии, – категориального аппарата, ведь общеизвестным есть тот факт, что в донаучной философской традиции (о традиции антинаучной говорить не будем: это теоретическое наперсточничество и разбой) абсолютное большинство философских категорий возникало, складывалось и развивалось на основаниях естественно-научных знаний и представлений о мире. Естественным следствием этого было то, что мировоззренческий и гуманистический потенциал ихний, содержание и функции были неразвитыми (незрелыми). Сложности подобной переориентации усугубляются еще и тем, что зачастую приходится осмысливать развитие действительной истории с позиций и при помощи логического инструментария (познавательных средств) и категориального аппарата, которые складывались и вырабатывались в процессе философского постижения предыстории (реальной истории). Едва ли не самый характерный и показательный тому пример – с категорией «деятельность». Деятельность есть тем, генетически непосредственным основанием, из которого вырастает творчество (напрашивается образ дичка, к которому прививают черенок окультуренного плодового дерева). Культура, вызванная к жизни деятельностью – синкретична. Она тотально «инфицирована» постоянно актуализируемым потенциалом форм превращенных. В ней: и элементы истинной (общечеловеческой, классической, непреходящей, культурной) культуры, – в той мере, в какой уже в рамках деятельности, в рамках предыстории практически возникло и сложились творчество и творческая деятельность, – и антикультура, и псевдокультура, и субкультура, и суррогат-культура…
Культура же, порождаемая, вызываемая к жизни творчеством (и порождающая творчество) – это феномен, который снимает в себе все определения, все богатство и многоцветье социальной (исторической) действительности в ее исключительно и строго гуманистическом измерении. Практическая всеобщность этой и такой культуры складывается по мере и в соответствии с тем, как на основаниях деятельности складывается практическая всеобщность творчества. И в этом значении и смысле категории «культура», «творчество», «свобода», «гуманизм» являются однопорядковыми.
Творчество как таковое (как и материя, как и развитие, как и, вообще говоря – содержательность всей философской проблематики) не может быть обнаружено сугубо эмпирическим путем. Поэтому, строго говоря, ни эстетическая, ни психологическая, ни любая иная подобного рода (порядка и масштаба) теория творчества невозможна. В каждом таком случае имеют дело пусть и с достаточно общими, распространенными, типичными, – но все же – особенными формами его проявления и осуществления (здійснення). Иное дело, что и эстетические, и психологические, и науковедческие, и любые иные тому подобные эмпирические и теоретические разработки проблемы творчества выступают и являются тем общим, которое опосредует акт творчества (единичное) и перманентный процесс творчества, таким образом, готовят необходимую эмпирическую и теоретическую базу для трансформации, превращения научной философии в полном ее составе, во всем ее корпусе – в философию творчества. И, разумеется – в творческую философию.
Философия как теория и методология творчества, таким образом, есть ни что иное, как диалектика движения (диалектика природы), «доразвитая» до диалектики деятельности (диалектика предыстории) и затем – до диалектики творчества (диалектика действительной истории). До диалектики как целостной теории развития, или, что то же самое – до диалектики, – диалектического материализма и материалистической диалектики, – как теории и методологии творчества.
Лишь с позиций понимания творчества как наиболее развитой формы развития, саморазвития социальной материи в форме свободы, в форме культурной культуры общество (человечество), люди и человек постижимы теоретическим разумом как философская проблема. Постижимы и практически осуществимы (здійснимі). Точно так, как открытие и последующая диалектико-материалистическая интерпретация закона взаимного проникновения противоположностей (иноформа: «в сущности все относительно») позволили понять развитие (в форме теоретической всеобщности) как саморазвитие, так и понимание сущности социальной формы развития материи на этапе ее предыстории, – деятельности, – лишь тогда становится полностью адекватным объекту, когда деятельность трансформируется (и научно-философски постигается) в самодеятельность. Становится распределением самодеятельности и самодеятельным распределением. Творчеством. (Об этом подробнее см. в нашей монографии: Б.В. Новіков, Творчість як спосіб здійснення гуманізму. – Київ, 2005 р., 332 стор.).
В деятельности человек (люди, человечество) детерминированы внешними определителями; в творчестве они самодетерминированы. Теоретическим (философским) отображением такой ситуации, соответственно, выступают: взгляд на человека как на существо пассивное, страдательное, воспринимающее воздействия извне, как на голое средство, функцию, товар среди товаров иных etc.; и взгляд на него как на самоцель – творца. Как на гения. «Гений – это нормальный человек. Все остальные – отклонение от нормы» (У. – С. Моэм).
Творчество – это способ бытия человека (людей, человечества) в условиях, где и когда он в действительности способен быть и есть субъектом свободотворчества. При этом следует принимать в расчет, что понимание исторической свободы человека должно непременно включать в себя как свободу его по отношению к той объективной реальности (ближайшим образом – природе), которая является неисчерпаемым и беспредельным источником и кладезем человеческого культуротворчества, источником и предметом практически – духовно – чувственного формотворчества (освоения и преобразования), так и по отношению к его собственной (человеческой, общественной) природе, или, что есть то же самое: по отношению к тому обществу, ансамблем социальных взаимодействий, – общественных отношений, – которого в действительности и является человек в своей сущности. И это последнее условие является определяющим, поскольку именно в этой «второй» (К. Маркс), очеловеченной и очеловечиваемой природе в снятом виде наличествует природа «первая», а вместе они составляют субстрат мира человека, который он в процессе незавершимой встречи с этим миром превращает, трансформирует, преобразует в человеческий мир. И способ такой трансформации – творчество.
Творчество как полезное осуществление (здійснення) блага через истину в красоте.