В 1927 году Эдуард Багрицкий написал стихотворение, которое мне (почему бы?) дорого до сих пор.
Почитайте, может быть и у вас в душе, что то всколыхнется...
РАЗГОВОР С КОМСОМОЛЬЦЕМ Н.ДЕМЕНТЬЕВЫМ
- Где нам столковаться!
Вы - другой народ!..
Мне - в апреле двадцать,
Вам - тридцатый год.
Вы - уже не юноша,
Вам ли о войне...
- Коля, те не волнуйтесь,
дайте мне...
На плацу, открытом
с четырех сторон,
бубном и копытом
дрогнул эскадрон;
вот и закачались мы
в прозелень травы,
я - военспецом,
военкомом - вы...
Справа - курган,
да слева курган;
справа - нога,
да слева нога;
справа наган,
да слева шашка,
цейсс посередке,
сверху - фуражка...
А в походной сумке -
спички и табак,
Тихонов,
Сельвинский,
Пастернак...
Степям и дорогам
не кончен счет;
камням и порогам
не найден счет.
Кружит паучок
по загару щек.
Сабля да книга -
чего еще?
(Только ворон выслан
сторожить в полях...
За полями - Висла,
ветер да поляк;
за полями ментик
вылетает в лог!)
Военком Дементьев,
саблю наголо!
Проклюют навылет,
поддадут коленом,
голову намылят
лошадиной пеной...
Степь заместо простыни:
натянули - раз!
...Добротными саблями
побреют нас...
Покачусь, порубан,
растянусь в траве,
привалюся чубом
к русой голове...
Не дождались гроба мы,
кончили поход.
На казенной обуви
ромашка цветет...
Пресловутый ворон
подлетит в упор,
каркнет NEVERMORE он
по Эдгару По...
«Повернитесь, встаньте-ка,
затрубите в рог...»
(Старая романтика,
черное перо!)
- Багрицкий, довольно!
Что за бред!..
романтика уволена
за выслугой лет;
сабля - не гребенка,
война - не спорт;
довольно фантазировать,
закончим спор.
Вы - уже не юноша,
Вам ли о войне!..
- Коля, не волнуйтесь,
дайте мне...
Лежим, истлевающие
от глотки до ног...
Не выцвела трава еще
в солдатское сукно;
ещё бежит из тела
болотная ржавь,
а сумка истлела,
распалась, рассеклась,
и книги лежат...
На пустошах, где солнце
зарыто в пух ворон,
туман, костер, бессонница
морочат эскадрон,-
мечется во мраке
по степным горбам:
«Ехали казаки,
чубы по губам...»
А над нами ветры
ночью говорят:
- Коля, братец, где ты?
Истлеваю, брат!-
Да в дорожной яме,
в дряни, в лоскутах
буквы муравьями
тлеют на листах...
(Над вороньим кругом -
звездяный лед.
По степным яругам
ночь идет...)
Нехристь или выкрест
над сухой травой,-
размахнулись вихри
пыльной булавой.
Вырваны ветрами
из бочаг пустых,
хлопают крылами
книжные листы;
на враждебный Запад
рвутся по стерням:
Тихонов,
Сельвинский,
Пастернак...
(Кочуют вороны,
кружат кусты.
вслед эскадрону
летят листы.)
Чалый иль соловый
конь храпит.
Вьется слово
кругом копыт.
Под ветром снова
в дыму щека;
вьется слово
кругом штыка...
Пусть покрыты плесенью
наши костяки -
то, о чем мы думали,
ведет штыки...
С нашими замашками
едут пред полком -
с новым военспецом
новый военком.
Что ж! Дорогу нашу
враз не разрубить:
вместе есть нам кашу,
вместе спать и пить...
Пусть другие дразнятся!
Наши дни легки...
Десять лет разницы -
это пустяки!
***
ОТВЕТ ЭДУАРДУ (НИКОЛАЙ ДЕМЕНТЬЕВ - 1928)
-Военком Дементьев,
Саблю наголо!..
...Багрицкий, довольно,
Что за бред!..
Романтика уволена
За выслугой лет.
Э. Багрицкий "Разговор
с комсомольцем Н. Дементьевым".
К мечтателям нынешний век не жесток -
напраслину не возведет.
И нас, допризЫвников, не ханжествО
в грядущем и нынешнем ждет.
Багрицкий! Мечтательность с нами всегда.
Иначе - не шли бы мы так:
сквозь строй безработиц, сквозь тягло труда,
сквозь нищенство быта и мрак.
Вы правы в одном, фантазер Эдуард,
романтики старой приемыш и бард:
за это, сумбурным прошедшее сном,
за время смертей и побед
не счесть их, уволенных без орденов,
без пенсий за выслугой лет.
Обугленный мир малярией горел,
Прибалтики снежный покров
оттаивал кровью, когда на расстрел
пошел террорист Гумилев.
Гудели морозы, когда в ледниках,
под женин и тетушкин плач
скользил на седых волкодавах в снега
к Полярному кругу нэпач.
Так падали пасынки нашей поры,
но каждый ребенок поймет:
романтику мы не ссылали в Нарым,
ее не пускали в расход.
По прежнему об руку с нею идя,
мотор заводя, города громоздя,
любимых целуя, мы глаз не слепим
романтикой кавалерийской степи.
Изведав и жертву отдав не одну,
мы знаем и мы проклинаем войну.
Мы встретим отпором ее, на перрон
нахлынем стогорлым Гужоном.
Горячею дробью свисток заряжен,
мы тронемся - вслед разряжен он.
Пугливые дети забьются в дому,
у стрелочниц ветер развеет платки,
солдаты споют про окопы в дыму,
в домах запоют от тоски.
А после над страхом, нависшим внизу
багетами скомканных штор,
не вор и не ворон посеет грозу -
крикливый двукрылый мотор.
Картина обманчива, но такова:
под крыльями медленно ляжет Москва
и через неделю начнут токовать
в развалинах тетерева.
Пернатое гнезда на крышах совьет,
под крышами - волчий уют.
Изгложут и выклюют сердце мое,
замолкшее в этом бою.
Разруха повеет крылом вороным,
в траве погребальные звоны:
Багрицкий! Романтика против войны:
регалии старые отменены
и проданы с аукциона.
Теперь веселее! Взбегаем на плот,
охотимся бором и гаем,
взрываем пласты торфяных болот,
работаем, спорим, играем.
Романтика возненавидела смерть.
Бессонная, не отдыхая
умеет по прежнему жить и гореть
в такт нашим сердцам и дыханью.