Коварная штука – жизнь. Ну, вот такая она, такая! Как ее не назови – Фортуной, Судьбой, Роком. Все равно точно никто не знает, подчиняется ли она законам или действует как разбойник – уличный или с большой дороги. Уж очень много народу развелось – попробуй каждому придумать персональную судьбу! Вот и получается полная неразбериха и беспредел. Одним эта самая жизнь (Судьба? Рок? Доля?) щедро раздает сладкие подарки, другим – горькие пилюли, третьим – вообще – отраву смертельную. Кого-то гладит по головке, кому-то достаются одни тычки… Правда, редко кому удается вовремя увернуться от душевных или физических увечий после этих столкновений с жизнью.
Конечно, есть самонадеянные типы, убежденные, что сами творят собственную судьбу. Это если она к ним благоволит. Большинство же плывет по течению без особого сопротивления. Но комфортнее, все же тем, кто свои проблемы переложил на плечи Боженьки и его многочисленных помощников – ангелов, святых – и таким образом снял с себя всякую ответственность за поступки. Я, мол, буду тебе молиться, а ты смотри, веди меня, не спотыкайся, бди!
… Течение жизни этих двоих – доктора Камышенко и операционной сестры Марии Денисовны – круто изменило направление не в тот день, когда они впервые поцеловались, а на следующий. И все, что произошло потом, почти не зависело от них. Почти – потому что оба находились при полном здравии и сознании, а значит были способны на некое сопротивление обстоятельствам.
Телефон разбудил Марию Денисовну в три часа ночи, напугав.
– Алё, – пролепетала она в трубку шепотом, убежденная, что сейчас услышит нечто трагическое.
А услышала смешок Дины:
– Вставай, подруга, эвакуация! Труба зовет!
– Что за шуточки, – рассердилась Мария Денисовна.– Так же можно умереть от страха!
– Можно! Если дежуришь ночью в здании, которое разваливается на куски, а ты находишься на изломе! Как во время землетрясения!
Они всегда понимали друг друга с полуслова.
– Жертвы есть?!
– Раненых и убитых нет. Пронесло! Реанимацию перекосило. Там было пусто, слава Богу! Угол обрушился. Короче, наша задача – спасать больничное добро. Я звоню из терапии. Сначала не хотела тебя будить, но вижу – работенки тут хватит и на пенсионеров. А ты обидишься.
– А больные, больные где?!
– Людей уже порастыкали по отделениям. Одних «скорая» увезла в свою больницу. Это же случилось два часа назад. Увезли тех, кого мы с тобой недавно оперировали. И твой Кеша мотается по двору. Одевайся, дорогая моя, без твоих силенок мы просто – ну никак! Вызови такси, а то ночью страшно даже в центре.
– А третья, третья палата как? Там же остались Резникова и Лена Павленко!
– Их в областную онкологию отвезли, успокойся.
Когда Мария Денисовна вышла из такси на углу улицы, она застала такое скопище разных машин с техникой, а также «скорых», что попасть в родное отделение было нелегко. Куча чиновников с физиономиями напряженными, сонными, но все равно важными, задрав головы, изучала осевшую стену. Трещина разъехалась столь широко, что была похожа на перекошенную пасть кирпичного чудовища – из заокеанских фильмов ужаса.
Уличные зеваки – явно из местных жителей – возмущались вслух:
– А чего они ждали – наши отцы города? Пока рухнет совсем?
– Спасибо пусть скажут, что нету жертв!
–Прямо как после бомбежки! Словно фрицы пролетели и устроили тут, – подвела итог проходящая бабка, явно видевшая своими глазами это вражеское «мероприятие».
В ту ночь Мария Денисовна так и не встретила Иннокентия Валерьевича. Он помогал эвакуировать больных из сосудистой хирургии. Этим повезло больше остальных – их увезли в новенький корпус загородной больницы, отстроенный специально для таких больных. Как и планировалось. Но еще бы долго не осуществилось, если бы катастрофа не подтолкнула.
После бессонной ночи, когда все исполняли роль носильщиков и грузчиков, было разрешено по очереди покинуть поле боя и поспать в собственном доме.
Оставшаяся без крыши над головой общая хирургия переселилась в клубное здание в центре больничного двора. Там обычно проходили общие собрания и лекции для студентов, а теперь зал перегородили наскоро на секции, выделив Григорию Осиповичу за ширмой «кабинет». Обложившись бумагами, он что-то строчил с мрачной физиономией, отвлекаясь только на телефон. К нему боялись сунуться, хотя вопросов у каждого было много.
Все понимали – их расформируют, но все знали – свободных мест для хирургов в других клиниках просто нет. Кому-то повезет устроиться в поликлинику, если Заведующий постарается. Каждый надеялся на Григория Осиповича.
– Будем вскрывать нарывы, лечить геморрой, накладывать гипс на конечности, – жаловался Игорь Иванович своим поклонницам-медсестрам.
Он как раз лукавил: с папиными связями Игорек найдет себе место и в приличной хирургии.
– Нам с тобой, Маша, одна дорога, – вздыхала Лидия Петровна. – Сама знаешь – куда.
Катя ходила с зареванным лицом – не хотела расставаться с полюбившимся отделением, куда мечтала вернуться навсегда – после института. А еще ей было жаль больных, к которым привязалась. Не успела она взять телефончик у Лены и Анюты! Да и Резникова приглашала в гости, а теперь где она найдет эту Галину Кимовну?
В общем, все передвигались после тяжелой ночи с лицами унылыми, с сердцем смятенным и мыслями растерзанными.
Одна Дина Семеновна хранила внешнее спокойствие и даже позволяла себе шуточки, когда видела кислую физиономию:
– Радуйтесь, что вас не прибило! Словно все только-только очухались! Не видели, как мы трещим по швам? А теперь вы вне опасности, и жизнь хороша, и жить хорошо! А в нашей буче, боевой, кипучей, и того лучше!
На нее таращили глаза: доктор Бессмертная заговорила стихами!
И только ее Марусечка могла оценить двусмыленный оптимизм подруги, на время занявшей у Маяковского поэтические строчки.
Иннокентий Валерьевич приехал к Марии Денисовне вечером после работы, не позвонив заранее. Надо было отдохнуть, он это понимал, но Маша не встретилась и не позвонила, и тревога повела его не домой, а к ней. Конечно, она переживает, не желая расставаться с любимой работой. Надо утешить…
– У меня гости, – сказала Мария Денисовна, открывая дверь. Радости в голосе не было. – Сын и невестка.
Гости стояли уже в прихожей – готовились уйти.
Сынок Петя не понравился Иннокентию Валерьевичу. И как протянул вялую руку, назвавшись: «Петр Владимирович», и внешне: ранняя лысина на макушке, круглое лицо с невыразительным взглядом серо-голубых глаз. «Такого пасынка я бы не полюбил, – подумал Иннокентий Валерьевич. – Ничего от мамы… В папашу, наверное».
И жена Петина, Лида, высокая и костлявая, тоже не понравилась. Но в этой хоть угадывался темперамент. Вон как она глянула на него – точно выстрелила черными глазками. И потом все время смотрела с откровенным бабьим любопытством, видимо, пытаясь угадать: так кто же этот коллега с трудным именем? Любовник нашей мамочки или начальник? Или кто?
– Вот пришел маму утешить, – сказал Петя. – Даже по радио гпередавали о рухнувшем корпусе.
– Он не рухнул, – поправил Иннокентий Валерьевич.
– А теперь маму на пенсию, да? – немного оживился Петя.
Мария Денисовна, которая до сиз пор молча и отстраненно наблюдала процедуру знакомства, вдруг подняла голос:
– Петя, хватит!
Иннокентий Валерьевич сразу понял: здесь произошло что-то неприятное для нее.
– Ну, мама, мы пойдем.
– Так вы подумайте, – сказала Лида поверх головы свекрови. – Они к вам завтра и придут. Не вздумайте прогонять.
– Я уже сказала: не хо-чу, – ответила Мария Денисовна, четко деля на слоги каждое слово.
– Мама, не капризничай, – поморщился Петя. – Тебе что – деньги не нужны? Посоветуйся с кем-нибудь. До свиданья всем и спокойной ночи!
Они ушли, еще немного потолкавшись у порога, словно раздумывая, что еще добавить. А Мария Денисовна прислонилась плечом к стене, точно боялась упасть.
– Пойдем в комнату, Маша.
Иннокентий Валерьевич обнял ее за плечи и усадил на диван, а сам опустился на корточки, заглядывая в ее лицо:
– Ну, не молчи! Что случилось?
Она вдруг расплакалась. Пришлось ему встать, увлекая за собой Марусечку. Прижав ту к груди, Иннокентий Валерьевич молча гладил ее волосы, целуя то в висок, то в щечку, то в макушку, испытывая при этом такой прилив нежности и жалости, которого давно не знал. Только умирающая жена вызывала в нем это желание защитить, закрыть от всех бед, утешить.
– Они хотят меня выселить к черту на кулички. Меняют квартиру, уже нашли каких-то богатеньких. С доплатой. – Мария Денисовна пошевелилась, уткнулась мокрым носом в его рубашку. – Извини, прорвало…Кеша, не хочу я отсюда уходить.– Ой, я рубашку тебе могу испортить…
– Ты о чем? Какая рубашка? Это хорошо, что прорвало. Слишком ты у нас… стойкая. Прямо оловянный солдатик. Что плохо для здоровья. Полезно как раз плакать. Слышала о такой версии? Ладно, мы эту проблемку решим… вдвоем. Нет, втроем. Ты говорила, что Дина в курсе ваших с Петей отношений?
– Разве говорила? Смотри, как я разболталась.
– Намекала скорее. Вот мы с Диной и посоветуемся. Когда придут эти… покупатели? Завтра в шесть? Задержи их до половины седьмого, мы с Диной подтянемся, если ты у нас такая… нерешительная. Чего это он о пенсии заговорил?
– Вот-вот! Ты теперь пенсионерка. Мы тебе будем внука привозить почаще. А внуку подарки надо делать. А у тебя денежки появятся…
– Уже просчитали?
– Откуда это у него? Я же книги ему читала, я …
– Так, хватит, книжница! Ужинать пора. Я тут прихватил кое-что по дороге. Зашел в кафе и купил… Сунул в холодильник, пока ты за гостями дверь закрывала.
Мария Денисовна оторвалась от его груди, заглянула прямо в глаза, спросила:
– Кеша, а мне это все не снится?
– Что – все? Корпус ваш? Сынок с невесткой?
Он поцеловал Марусечку во влажные глаза.
– Нет, – она оттолкнулась руками, улыбаясь. – Я о тебе говорю. Ты мне …не снишься?
– Ну, с этим полный порядок. Я вот он – живой, еще крепкий, даже со всем зубами, и готов ими за тебя… Ладно, не пугайся. Петю мы оставим в живых, но немножко встряхнем, чтобы на место мозги вправить. Не дергайся. Я вижу – без Дины ты бы вообще раздала все. А теперь у тебя есть я. А голодный я – страшен! Ужинать будем?
продолжение
http://www.proza.ru/2012/07/01/947