Удерейские записи

               
         
     В  феврале  2012  года  в  Издательстве   «Историческое  наследие  Сибири»  (Новосибирск)  вышла  моя  книга  «Золото  Удерея»,  посвященная  моей  Родине  –  прииску  Южно–Енисейску  и  землякам–удерейцам.  Часть  не  вошедших  в  книгу  очерков,  рассказов  и  повестей  по  просьбе  земляков – удерейцев  публикуется в цикле  под  названием  «Удерейские  записи». 

     1. Удерейский  Клондайк  в  огне.

     Осень  в 1914  году  на  Удерейском  Клондайке  выдалась  сухой  и  долгой,  а  зима  небывало  поздней  и  бесснежной  с  трескучими  морозами,  державшимися  на  отметке  ниже  пятидесяти  градусов. Тайга,  оставшаяся   без  снежного  покрывала,  вся  насквозь  прокалилась  морозной  стужей.  Приискатели  сокрушались,  что  такая  зима  летом  обернется  бедой,  будут  пожары. 
     Весна  на  Удерейский  Клондайк  пришла  разом  и  легко.  Зимний  холод   как –то  незаметно  сменился  весенним  теплом. Вынырнувшее  из –за  хребтов  солнце  быстро  растопило  небогатые  остатки  снега  от  зимы,  а  ветры,  дувшие  с  Ангары,  просушили  тайгу.  Куда  ни  глянешь,  всюду  сушь.  Клондайк,  как   никогда,  вошел  в  лето  сильно  сухим.  Еще  в  начале  июня  1915  года  ничто  не  предвещало  беды  удерейцам.  Они  весело  отгуляли  Троицын  день,  собравшись  в  центре Удерейского  Клондайка,  на  Гадаловском  прииске.  Но  прошло  несколько  дней,  и  на  золотую  долину  обрушилась  огненная  стихия.
     …  Над  Клондайком  опустилась  ночная  тишина,  и  ничто  не  нарушало  томящего  душу  безмолвия.  Лес,  ольховый,  березовый  и  сосновый,  стоял  не   шелохнувшись.  И  даже  всегда  шумно  клокочущий  Удерей  слышался   приглушенно.  И  вдруг  легкое  дуновение  ветерка – и  зашелестела  листва  деревьев  над  вершиной  куполообразной  горы,  у  подножия  которой  приютился  Гадаловский  прииск,  уже  поплыли  темные  тучи,  упали  тяжелые  капли  дождя.
    Прошло  еще  немного  времени,  и  в  ночной  тишине  раскатисто  прогремел  гром.  Из  расколовшегося  неба  выскочила  молния.  Сверкнув  огнем,  молния  угодила  в  сухую  смолистую  сосну,  и  она  вспыхнула  ярким  пламенем.  Налетевший  северный  ветер  сорвал  с  горевшей  сосны  огненные  искры  и  погнал  их  по  куполообразной  вершине  горы,  заросшей  густым  вереском.  От  падавших  искр  сухой  вереск  мгновенно  воспламенялся,  как  рассыпанный  порох.  Огонь  вырвался  на  простор  восточного  склона  правобережного  Удерейского  хребта  и,  словно  змей,  выпущенный  из  мешка,  с  быстротой  молнии  взметнулся  по  ягелю,  где  паслись  олени.  Встревоженные  идущим  на  них  огнем,  олени  стремглав  помчались  вниз,  оставляя  после  себя  выбитый  в  ягеле  след.  К  вечеру  вся  гора  пылала  огнем,  дым,  вырываясь  из  лесной  чащи,  спускался  по  зеленому  логу  вниз,  в  долину,  расстилаясь  по  Гадаловскому  прииску,  по  Удерею.
     Через  несколько  дней  пожар,  оставив  после  себя  обуглившиеся  деревья  и  кучу  серого  пепла,  перебрался  по  вершине  хребта  к  неработающему  Нозолинскому  прииску.  Огонь  рассчитал  все  точно  и  знал,  что  ему  надо  здесь  делать. Тут  находилась  большая  лесосека  для  гадаловской  золотопромывальной  драги.  У нижней  кромки  лесосеки  стояли  заготовленные  еще  зимой  и  уложенные  в  длинные  поленницы  дрова –топливо  для  драги.  Еще  немного,  и  ненасытное  красное  пламя  поползло  бы  по  длинным  поленницам,  жадно  облизывая  алыми  языками  золотистые  дрова,  на  которых  от  солнечного  тепла  уже  выступила  янтарная  пахучая  смола. Драга – сердце  приискового  производства.  И  если  дрова  сгорят,  драгу  нечем  будет  подпитывать  и  ее  придется  остановить,  приискатели  не  добудут  золота  и  останутся  без  заработка.
     Двое  суток  золотничники  боролись  с  огненной  стихией,  спасая   древесное  топливо  для  драги. Огонь,  дойдя  до  прорытых  вдоль  поленниц   канав,  разделился  надвое. Слизнув  с  зеленого  ковра  Нозолинской  поляны  кусты  черемухи,  буйствовавшей  своим  белоцветьем  и  терпким  медовым  запахом,  островки  жарков,  пылающих  оранжевым  цветом,  пожар  одним  рукавом  ушел,  куда – то   далеко  в  сопки,  соседствующие  с  речкой  Уронгой.  Другим  рукавом  он  развернулся  в  обратную  сторону,  быстро  пробежал  по  крутому  склону   кедровника  и,  минуя  верхом  неприступную  скалу,  стеной  свисающую  в  бурлящий  Удерей,  начал  пробиваться  к  южной  окраине   Гадаловского  прииска.  А  там,  на  опушке  густого  сосняка,  стояла  особняком  большая  конюшня,  срубленная  из  смолистых  бревен,  в  которой  на  отстое  находилась  полусотня  лошадей.
     Лошади,  почувствовав  надвигающуюся  огненную  смерть,  испуганно  заметались  по  двору,  готовы  были  сокрушить  его  крепкий  заплот,  лишь  бы  остаться   в  живых.  И  когда  огню  оставалось  пройти  последнюю  сотню  саженей,  на  конный  двор  вбежали  приискатели.  Опоздай  они  на  минуту – другую,  и  подбирающийся  пожар  охватил  бы  конюшню  и  двор  и  на  лошадей  рухнули  бы  загоревшиеся  тяжелые  своды  построек.  Лошади  с  шумом,  ржанием  и  топотом  вырвались  со  двора  и,  подгоняемые  приближающимся  огнем  и,  подчиняясь  инстинкту  самосохранения,  прямиком  помчались  на  большой  перекат  Удерея,  зная,  что  только  там,  в  холодной  воде,  их  спасение.  Гадаловские  приискатели  едва  успели  выпустить  лошадей  с  конного  двора,  как  сразу  же  бросились  спасать  конюшню  от  наседавшего  огня,  вскапывая  встречную  земляную  полосу.  У  огня  не  хватило  сил  преодолеть  взрыхленную  землю,  и  он  направился  на  верх  хребта,  на  большую  седловину,  откуда  брал  свое  начало,  замыкая  свой  огненный  круг.  Еще  совсем  недавно  седловину  устилал  густой  ковер  из  серого  ягеля,  зеленого  брусничника  и  рыжей  сосновой  хвои,  местами  окаймленной  красным  плитняком.  А  теперь  на  месте  выгоревшего  ковра  из –под  земли  вились  синеватые  струйки  дыма.  И  ночью  было  видно,  как  на  седловине  мерцали  огоньки  тлевших  корней  вереска.
     В  конце  июня  пожар  неожиданно  занялся  с  новой  силой  в  низине,  где  погранично  сходились  прииски  Спасский  и  Гадаловский.  Огромная,  ровная,  как  ладонь,  низина,  поросшая  непролазным  ивняком,  местами  перемежающаяся  пушистым  сосняком,  загорелась  в  середине  дня,  когда  солнце  изрядно  припекало.  Пламя  огня  с  молниеносной  быстротой  понеслось   по  низине,  угрожая  Спасской  драге,  крутившейся  на  промывке  золота  в  устье  речки  Пескиной.  Рабочие  быстро  смекнули,  что  надо  делать,  и  подтянули  драгу  к  большому  разрезу,  а  через  него  переплавили  ее  в  Удерей.  Драга   была  спасена  от  огня,  но  пожар  уничтожил  весь  ивовый  лес  в  низине.
     На  Удерейском  Клондайке  стояло  жаркое,  засушливое  лето.   Обезводились  ключи  и  разрезы,  обмелел  и  Удерей,  и  по  нему  кое –как  скрежетали  драги,  с  трудом  корчуя  горную  породу  и  добывая  золото.  Воздух,  настоявшийся  на  хвойном  смолье  и  прокаленный  солнцем,  и  сильная  сушь  слились,  и  тайга  могла  вспыхнуть  в  любой  момент.  Приискатели,  уже  испытавшие  силу  огненной  стихии,  с  замиранием   и  страхом  ожидали  ее  повторения.
     В  начале  июля  с  Ангары  подул  ветер,  он  принес  на  Клондайк  тяжелые  грозовые  тучи,  в  воздухе  запахло  дождевой  пылью.  Над  пересохшей  тайгой,  казалось,  вот – вот  польет  дождь  и  она,  наконец - то  освежится  водой. Долго  и  раскатисто  гремел  гром,  искрилась  молния,  и  казалось,  наступил  край  света.  Но  набухшие  дождем  тучи  унесло  ветром  на  север,  в  сторону  Аяхтинского  нагорья.  От  вспышек  молний  тайга  снова  заполыхала  огнем.  Пожар  вспыхнул  на  левой  террасе  Спасского прииска,  в  сотне  саженей  от  святого  места – деревянной  церквушки,  и  быстро  потянул  на  перевал.  Обойдя  с  южной  стороны  Бабушкину  гору,  огонь  хлынул  в  район  речки  Мамон.
     Шальной  пожар  в один  миг  вклинился  в  старый  Благовещенский   прииск.  Огонь,  не  оставив  на  месте  деревянных  построек  и  приспособлений  для  промывки  золота  ничего,  кроме  обуглившихся  головешек, и  попутно  опалив  по  галечному  отвалу  молодой  сосняк,  выскочил  на  берега  Мамона. Здесь,  в  междуречье  Мамона  и  Удерея,  стоял  лес,  высокий,  плотный  и  смолистый,  на  который  вот – вот  обрушится  огненный  враг.
     …Треск  горевшего  леса  был  слышен  далеко.  Он  напоминал  шрапнельный  выстрел  из  боевого  оружия.  Пышущее  огненным  жаром  красно - белое  пламя  высоко  поднималось  над  лесом,  извергая  клубы  черного  дыма  и  снопы  горячего  пепла. Железистый  кварцит,  прокаленный   бушующим  огнем  и  омываемый  холодной  водой  ключей,  парил,  словно  жарко   натопленная  баня  в  студеный  день. Когда  над  тайгой  опускалась  летняя  короткая  ночь,  было  видно,  как  тени  пылающего  огня  скользили  бликами  по  серебристой,  быстро  текущей  воде  Мамона,  окрашивая  ее  красным  цветом,  а  на  темном  небосводе  вырисовывались  огромные  огненные  сполохи,  и  ярко  освещали  таежную  темь.
Казалось,  на  Клондайке  наступил  конец   света.  Ночью  вершины  сопок  пронизывала  легкая  прохлада,  и  там  пожар  стихал.  Но  с  восходом  солнца,  когда  день  начинал  наливаться  жаром,  огненное  пламя,  взметнувшись  столбом  вверх,  снова  возбуждалось,  продолжая  буйствовать  по  Клондайку.
     Всепожирающий  огонь  не  щадил  ничего  и  никого,  нес  с  собой  смерть  всему  живому.  Обитатели  удерейской  тайги – глухарь  и  рябчик,  соболь  и  белка,  медведь  и  олень – не  знали,  куда  им  деваться,  и  заживо  сгорали  в  зловещем  огне.  Но  вот  огонь  начал  пробиваться  вниз,  туда,  где  Мамон  и  Удерей  сливаются.  На  пути  разгулявшегося  огня – прииск  Калифорнийский.  Превратит  ли  пожар  приисковый  поселок  в  пепел  или  пощадит  его,  никто  не  мог  знать.  А  ведь  на  прииске  находятся  золотосплавочная  лаборатория  одного  из  акционерных  обществ,  склад  с  техническим  оборудованием,  смоленой  паклей,  керосином  и  солидолом,  большая  мехмастерская,  в  которой  ремонтируются  драги,  добывающие  желтый  металл  по  всему  Удерею.  И  если  пожар  уничтожит  приисковое  хозяйство  на  Калифорнийском,  Удерейский  Клондайк  лишится  многого.
     Пожар  миновал  прииск,  но  «оседлал»  кромку  Калифорнийской  площади,  где  она  примыкала  к  левобережной  удерейской террасе.  А  там      рос  еловый  лес.  Далеко  разлетались  снопы  огненных  искр  от  горевших  елей.  Перелетая  через  реку,  искры  падали  на  густой  вереск,  сплошь  покрывавший  красавицу  Калифорнийскую  площадь,  благоухавшую  в  погодное  лето  пряностью  запахов  зеленой  густоши  и  отличавшуюся  неповторимостью  красок  местной  округи.
     Вспыхнувшее  пламя  огня,  поддуваемое  холодком,  идущим  с  Удерея,  с  быстротой  молнии  понеслось  по  площади,  сжигая  с  треском  легковоспламеняемый  вереск. Шквальный  огонь,  оставив  после  себя  выжженную  полосу  и  разделив  Калифорнийскую  площадь  на  две  сиротствующие  половины,  преодолел  с  помощью  ветерка  речку  Холму, сверкавшую  на  солнце  хрустальной  водой,  и  вихрем  устремился  на  крутоверхие  сопки.  Спалив  сосны  и  лиственницы,  веками  укреплявшие  своими  мощными  корнями  склоны  сопок,  пожар  переместился  на  истоки  речки  Холмы.  Уничтожив  белоствольный  березняк  и  дрожащий  осинник,  огонь  развернулся  влево,  и  пошел  гулять  вдоль  старой  Каменской  дороги  в  сторону  Александро –Невского  прииска,  который  находился  на  берегах    светловодной  Удоронги.
     Огонь  становился  все  яростнее,  заполонил  уже  огромное  пространство,  и  в  какие – то  три  дня,  преодолев  несколько  десятков  верст  по  увалам,  сопкам  и  хребтам,  добрался  до  прииска.  Безжалостно  уничтожая  на  своем  пути  девственные  углы  Удерейской  тайги,  он  рвался  к  прииску  не  случайно.  Рядом  с  прииском,  на  широком  склоне  большого  хребта,  раскинулся  лиственничный  массив. Лиственницы,  высокие  и  костлявые,  в  три  обхвата,  залитые  от  вершины  до  комля  смолой,  вспыхнули  бы,  как  газовый  факел,  и  лиственничный  каменистый  склон,  усеянный  серыми  валунами,  превратился  бы  в  раскаленную  лаву. 
     Старатели  Александро – Невского  прииска,  как  только  почувствовали   запах  гари  в  воздухе,  сразу  бросились  спасать  золотопромывальные  бутары  и  укреплять  правобережье  Удоронги.  Много  тачек  песка  и  гальки  они  скатили  на  берег  речки,  создали  огню  заградительную  насыпь. Устраивая  встречному  пожару  заслон,  старатели  не  могли  знать  того,  чего  не  предвидел  и  сам  огонь. 
     Пожар  не  смог  развить  свою  максимальную  энергию  и  не  перескочил  через  Удоронгу.   Рассвирепев  на  свое  бессилие,  он  несколько  дней  кряду  полыхал  по  левобережным  еловым  заломам... Истощившись  энергией,  огонь  ринулся  в  юго –западном  направлении,  продолжая  свое  губительное  шествие  по  таежным  крепям.
     Пожар  проник  к  длинному  хребту  и,  пройдя  по  его  южной  отлогости,  скатился,  словно  огненный  шар,  на  огромное  плато,  где  господствовали   пушистый  кедрач,  разлапистый  пихтач  и  седобородый  ельник,  сухой  валежник  и  следы  старой  гари. Всюду  торчали  пни  и  деревья,  уже  опаленные  когда –то  пожаром,  выветренные  и  высохшие  до  звона,  отдававшие  в  солнечную  жару  пахучим  смольем.  Они –то  и  послужили  «пороховым»  запалом  для   пришедшего   с  хребта  пожара,  и  он  начал  отчаянно  безумствовать  по  всему  плато,  извергая  на  него  всю  свою  огненную  энергию.  Пожар  сильно  похозяйничал  на  плато,  превратив  его  в  сплошной  пепел,  в  выжженную  пустыню.
     Пожар,  выбирая  своей  жертвой  Удерейский  Клондайк,  стремился  замкнуть  круг,  по  которому  накатывался,  расчленить тайгу  на  части, добраться  до  ее  золотых  кладовых  и  беспощадно  их  уничтожить. К  концу  июля  Удерейская  тайга  от  речек  Уронги  до  Холмы,  от  Мамона  и  до  Удоронги  была  охвачена  огнем,  на  всем  пути  по  Клондайку  висел  густой  черный  дым,  пахнувший  гарью  и  пеплом.  Сколько  еще  времени  находилась  бы  золотая  тайга  в  объятиях  одичавшего  пожара – неизвестно.  Огнем  пылающий  Клондайк  корчился  в  смертельных  муках  и,  казалось,  совсем  исчезал  с  лица Удерейской  тайги.  Но  и  в  природе  наступает  всему  предел. 
     На  следующее  утро  после  Ильина  дня  заморосил  мелкий  дождь.  Разойдясь,  он  лил  несколько  дней  не  переставая.  Жара  спала,  горы  закурились  туманом,  а  с  ним  хлынул  и  холодок.
     На  Удерейский  Клондайк  пришла  осень,  дождливая  и  холодная. Огненная  стихия  превратила  красавицу  тайгу  в  пепелище,  и  лес,  обгоревший  и  прополосканный  осенними  холодными  дождями,  теперь  выглядел  серым  и  костлявым,  напоминающим  мертвое  тело.
     В  конце  октября  на  почерневшую  от  пожарища  тайгу  опустилось снежное  покрывало.  Белизна  выпавшего  снега  обнажила  следы  пожара  во  всей  его  жути.  Они  были  видны  повсюду,  куда  ни  глянешь. На  склонах  гор  правобережного  Удерейского  хребта,  к  которому  примыкал  прииск   Гадаловский,  маячили  черные,  выгоревшие  плешины. Они  долго  съедали  падающий  на  них  снег.  Зловещему  пожару  уничтожить  Клондайк  не  удалось,  но  огненная  беда  для  него  обошлась  дорого.  Наступившей  зимой 1915  года  Удерейские  золотопромышленники,  подводя  итоги  летнего  золотопромывального  сезона,  недосчитались  более  десятка  пудов  золота. 
     Время  долго  залечивало  обгоревшее  тело  Удерейского  Клондайка,  медленно  возвращало  его  к  жизни.  Следы  огненной  стихии,  пронесшейся   над  золотой  тайгой,  сохраняются  и  поныне. 
     На  едва  заметной  тропе,  соединявшей,  когда – то  прииски  Клондайка  и  уходившей  далеко  в  хребты,  где  тунгусы  пасли  на  сочном  ягеле  табуны  своих  оленей,  и  сегодня  попадаются  обуглившиеся  пни  некогда  ядреных  деревьев.  Торчат  из – под  земли  и  камни,  испепеленные  бушевавшим  здесь  огнем,  покрывшиеся  со  временем  замшелым  налетом.
 
     2. В  тенистой  тиши  Удерея.   

     Охотничья  избушка  Кирилыча,  приютившаяся  на  обрывистом  берегу  таежной  речки  Удоронги,  боком  упиралась  в  большую  площадку,  окаймленную  высокоствольными  листвягами.  В  зимнюю  пору  избушку  заносило  глубокими  снегами,  и  увидеть  ее  можно  было,  когда  из  трубы,  словно  воткнутой  в  рубленый  скат  крыши,  струился  синеватый  дымок.
     Кирилыч  родом  из  соседней  деревни  Каменки,  раскинувшейся  по  берегу  одноименной  речки  Каменки,  притока  сибирской  реки  Ангары.  Еще,  будучи  молодым,  покинул  родную  деревню  и  с  мешком  за  плечами,  в  котором  лежала  краюха  хлеба,  да  щепотка  соли,  и  как  это  было  принято  в  то  время,  подался  искать  свое  золотое  счастье  на  Удерейском  Клондайке. 
     Первым  делом  Кирилыч  побывал  на  первенце  Удерейского  Клондайка,  прииске  Петропавловске.  Он  прошелся  по  старой  Мотыгинской  колесной  дороге,  разглядывая  линейку  стареньких  избушек,  и  журчащую  под  бугром  речку  Шаарган,  вода  которой  искрилась  в  ярких  лучах  солнца,  словно  отполированное  стекло.  Вдалеке,  за  речкой,  заметил  густой  еловый  лес,  отметив  про  себя,  что  там  видимо,  подходящее  место  для  охоты.  На  речке  привычная  старательская  картина:  прямо  в  русле  стоит  деревянная  бутара  для  промывки  золота,  по  берегам  намытые  отвалы  горной  породы  из  песка,  гальки  и  плитняка.  Кирилыч  побродил  по  прииску,  огляделся  вокруг,  присмотрелся  к  тяжелому  труду  старателей.  Не  найдя  ничего,  что  могло  бы  его  заинтересовать  в  их  нелегком  труде,  он  не  стал  задерживаться  на  знаменитом  прииске,  и  тут  же  покинул  его. 
     Он  долго  шел  по  дороге,  спускаясь  с  одной  террасы  на  другую,  пока  добирался  до  Прокопьевской  песчаной  площади.  Дойдя  до  Спасского  перевала,  передохнул,  сидя  на  берегу  речки  Пескиной,  а  потом  подался  в  хребты,  где  у  подножия  высоченной  горы  находился  прииск  под  названием  «Бабгора»,  на  котором,  по  рассказам  бывалых  людей,  старатели  фартово  промышляют  золото. Но  и  прииск  «Бабгора»  не  привлек  внимание  Кирилыча.   
     Минуя  старый  прииск  Благовещенский,  Кирилыч  спустился  в  низовья  речки  Мамон,  и  вышел  на  берег  бойко  шумевшего  на  перекатах  Удерея.  Чуток  передохнув,  он  уже  было,  намеревался  податься  на  север  Клондайка,  на  рудник  Аяхта.  Но  передумал,  почувствовав,  что,  золотой  промысел  не  его  стихия.  И  найти  ему  свое  золотое  счастье   не  удастся. 
     Не  найдя  это  злополучное  золотое  счастье,  он  вернулся  в  деревню.  Однако  определился,  что  оставаться  семье  в  деревне  нет  смысла,  и  перебросил  ее  на  центральный  Удерей,  где  в  это  время  гремела  золотопромышленная  жизнь.  По  всей  речке  с  грохотом  и  свистом  работали  неизвестные  доселе  приспособления  для  добычи  золота – драги. И  это  усиливало приток  людей  на  Удерей.      
     Оставив  семью  на  Гадаловском  прииске,  Кирилыч  подался  в  глубь  тайги  по  известной  ему  Каменской  дороге,  которая  вела  в  его  родную  деревню  Каменку.  Пока  преодолевал  путь,  о  многом  думал  и,  прежде  всего  о  том,  как  ему  дальше  продолжать  свою  жизнь.  Возвращаться  в  деревню  ему,  почему – то  не  хотелось.  И  отмахав,  двадцать  пять  верст,  Кирилыч  добрался  до  светловодной,  тихо  журчащей  речки  Удоронги,  которая  ему  была  хорошо  знакома.
     Успокоительная  тишина,  ласково  гревшее  солнце,  тихий  шелест  листвы  и  вода,  сверкающая  в  ярких  лучах  солнца  хрусталем, – все  это  говорило  о  том,  что  здесь  надо  сделать  привал,  остановиться  для  передышки.  Помотавшись  по  приискам,  Кирилыч  почувствовал  себя  сильно  уставшим.  Он  опустился  на  корточки  и  пригоршней  зачерпнул  воды.  Изумительной  чистоты  и  свежести,  проточная,  прохладная  вода,  словно  живительный  эликсир,  прокатилась  по  разгоряченному  нутру,  и  усталость  сняло,  как  рукой.  Кирилыч  огляделся  вокруг,  и  ему  показалось,  что  Удоронга – самое  место,  где  зарыто  то  счастье,  которое  он  ищет.  И  он  понял,  что  Удоронга – это  его  планида,  идти  ему  некуда,  и  навсегда  остался  на  речке.
     С  проворностью  бывалого  таежника,  он  построил  себе  охотничью  заимку.  И  вот  живет  здесь,  в  таежной  глуши,  уже  много  лет  безвыездно,  занимаясь  охотничьим  промыслом,  да  заготавливая  сено  для  приисковых  лошадей.   
Кирилыч  человек  приметный  среди  местных  таежников,  его  трудно  с  кем – либо  спутать.  Густая,  окладистая  бородка  и  добрые,  светящиеся  теплым  огоньком  глаза.  Выдает  его  и  своеобразный  каменский  говорок.  Невысокий,  сухощавый  и  жилистый,  он  излазил  Удерейскую  тайгу  вдоль  и  поперек,  и  не  было  в  ней  медвежьего  угла,  где  бы  он  еще  не  побывал.
     … Рождественская  стужа  крепчала  с  каждым  днем,  окутывая  молчаливую  тайгу  морозной,  непроглядной  мглой  и,  казалось,  этому  не  будет  конца.  К  середине  дня  уже  не  надеясь,  что  мороз  отпустит,  Кирилыч  оделся  тепло,  на  плечи  накинул  овчинную  дошку,  на  ноги  натянул  длинные,  выше  колен,  унты  из  оленьего  меха,  и  выбрался  из  избушки.  Надо  поделать  кое,  что  по  хозяйству.
     Сверху  сыпалась  колючая,  липкая  изморозь. Густой,  студеный  воздух  трудно  было  продохнуть.  Свирепый  мороз  зверски  хватал  за  обнаженное  лицо.  Кирилыч  расколол  лиственничные  сухие  чурки  на  поленья  и  занес  их  в  избушку.  Раскурив  трубку,  отправился  к  зароду,  откуда  принес  в  стойло  для  Гнедка  большую  охапку  запашистого  сена.  Погладив  коня  и,  потрепав  за  уши  подбежавшего  кобеля  Полкана,  он  спустился  к  речке  и  острой  пешней  пробил  замерзшую  прорубь,  зачерпнув  ведром  свежей  воды. Работая  на  жгучем  морозе,  он  весь  заиндевел,  покрылся  густым  куржаком.
     ... Короткий  зимний  день  клонился  к  вечеру,  над  заимкой  нависал   тусклый  сумрак.  Мороз  стал  крепчать  еще  злее,  предвещая  ночью  сильную  стужу. 
     Войдя  в  избушку,  Кирилыч  накидал  нарезанных  берестин  и  смолистых  лиственничных  дров  в  железную  печку,  стоявшую  на  камнях,  утрамбованных  в  песок.  Он  чиркнул  кресалом,  в  какое – то  мгновение  березовый  трут  задымился  еле  видимой  ниточкой,  а  потом  берестина  и  смолистые  поленья  вспыхнули  ярким  огнем,  печка  загудела,  начала  нагреваться,  и  тепло  поползло  по  избушке,  выстуженной  за  день.Почувствовав,  как  тепло  ласково  проникает  под  шапку  и  дошку,  Кирилыч  разделся,  оставшись  в  байковой  рубашке. 
     «Какая  благодать  от  теплой  печки», - подумал  охотник,  подбросив  в   бушующий  огонь  еще  охапку  смолистых  поленьев.  Печка  от  ярко  горевшего  огня  потрескивала,  и  начала  отдавать  жаром...
     За  долгие  годы  жизни  в  таежной  глуши  Кирилыч  привык  к  тишине. И  каждый  раз,  к  вечеру,  словно  вечная  спутница,  она  принимала  его  в  свои  объятия.  И  даже  привычное  гудение  горевшей  печки,  поскрипывание  половиц  от  ходьбы  по  избушке  или  щелканье  промороженного  льда  в  Удоронге,  казалось,  глохли  в  скованной  лютым  холодом  морозной  тишине,  и  он  их  не  замечал. 
     Однако  его  острый  слух  был  способен  уловить  любой,  даже  чуть  слышимый  звук. Вот  и  сейчас,  заваривая  терпкий  чай  из  кореньев  шиповника  в  старом,  медном  чайнике,  повидавшем  многое  на  своем  веку,  Кирилыч  собрался,  было  повечерить,  как  вдруг  отдаленно  послышалось  ему  будто  на  старой  Каменской  дороге  скрипнули  сани.
     «Кто  же  это,  может  быть? - подумал  Кирилыч. - Каменские  ямщики  возвращаются  с  Удерейских   приисков?  Так  им  еще  рано.  Да  нет,  просто  послышалось».  Но  когда  санный  скрип  послышался  снова,  он  уже  не   сомневался,  что  кому –то  сильно  приспичило  гнать  лошадей  по  трескучему  морозу.  Залаял  Полкан,  тихим  ржанием  отозвался  Гнедко.  С  шумом  пронеслась  по  скользкой  наледи  Удоронги  пара  тяжело  дышавших  морозной  стужей  лошадей,  запряженных  в  сани,  и  подкатила  к  избушке.  Лай  встревоженной  собаки,  храп  уставших  лошадей  и  голоса  незнакомых  людей  разбудили  дремавшую  на  морозе  заимку.  Распахнулась  дверь  и  с  клубом  студеного  воздуха,  заиндевевшие,  в  длиннополых,  из  собачьего  меха  дохах  в  избушку  ввалились  двое.
     - Доброе  здоровьице,  Кирилыч,  принимай  гостей  нежданных! - крикнул  голосом,  охрипшим  от  перепоя  и  простуды,  тот,  кто  первым  вошел  в  избушку.
     - Здорово - те,  пошто  кричишь,  я  еще  не  глухой, - ответил  Кирилыч  и,  наклонившись  к  печке,  пошуровал  в  ней  горевшие  дрова.
     Он  узнал  их  сразу,  но  вида  не  подал.  Суровая  жизнь  в  приисковой  тайге,  где  добывают  царя  металлов,  приучила  Кирилыча  к  осторожности  и  сдержанности.  Люди,  шатаясь  по  Клондайку,  на  заимке  бывают  редко,  а  уж  зимой  так  и  подавно,  и  таежник  с  наметанным  глазом,  увидев  один  раз  человека,  уже  его  не  забудет.  А  этих,  Рычкова,  высокого,  черного,  смахивающего  на  цыгана,  ходившего  в  ближайших  помощниках  у  секретаря  Удерейского  приискового  совдепа  Маневича,  и  Гошку  Сырохватова,  его  подручного,  толстого  и  рыжего   подноктевника  он  знал  хорошо.  Поглядывая  на  незваных  гостей,  Кирилыч   недоумевал,  какой  лешак  и  зачем  занес  их  на  заимку  в  такую  стужу,  да  еще  на  ночь  глядя.  Стоя  у  дверей,  они  переминались  с  ноги  на  ногу,  ожидая,  что  скажет  хозяин  избушки.
     - Коли  вошли,  так  разболакайтесь,  избушка  истоплена,  чай  горячий,  полати  свободные,  чего  боле - то, -  сказал  Кирилыч  и  подкрутил  фитиль  в  лампе. 
     Приглашение  старика  и  прибавленный  свет  лампы  оживил  гостей  и  они  повеселели.
     - И  на  том спасибо,  а  я  уже  подумал,  что  не  пустишь  нас  скоротать  пару  часов, - усмехаясь,  сказал  Рычков,  сбрасывая  с  плеч  тяжелую  доху.
     Пока  Рычков  и  Гошка  разбирали  свой  мешок  со  снедью,  Кирилыч   вышел  во  двор.  Он  распряг  заиндевевших  лошадей,  отметив  их  резвость,  завел  под  навес,  соскреб  с  них  куржак,  накрыл  попонами  и  подбросил  несколько  охапок  сена.  «Гнали  лошадей  двадцать  пять  верст  неспроста», - подумал  старик,  пристально  взглянув  на  широкие  полозья  саней.
     Когда  Кирилыч  вернулся  в  избушку,  на  столе  уже  стоял  штоф  водки,  тут  же  лежали  кусок  отварной  сохатины  и  буханка  хлеба.
     «Продуктов  маловато,  видимо  и  впрямь  заскочили  ненадолго», - опять  мелькнуло  в  голове  старика.
     - Давай - ка,  старик,  подсаживайся  к  нам  и  выпей  за  компанию,  то  мы  сильно  ознобли  от  каленой  стужи,  пока  добирались  до  твоей  заимки,  да  кое  о  чем  потолкуем, - сказал  Рычков,  скривив  узкие,  слюнявые  губы.
     Льстивое обхождение  Рычкова   удивило   старика.  Он  поставил  на  стол   для  закуски  соленой  черемши  в  берестяном  туеске  и  положил  связку  вяленых  ельцов. 
     От  приглашения  Рычкова  не  отказался  и  подсел  к  столу.  Гошка  с  морозной  стужи  уже  успел  прикорнуть,  уткнувшись  носом  в  стол.  Очнувшись  от  повелительного  окрика  Рычкова,  он  выхватил  из –за  голенища  унта  нож,  и  раскроил  сохатину  на  куски.  Рычков  самодовольно   подпер  одной  рукой  бок,  другую  положил  на  штоф  и,  нагло  посмотрев  поверх  головы  Кирилыча,  сказал:
     - А  ведь  я,  Кирилыч,  прибыл  к  тебе  по  просьбе  секретаря  совдепа  Манцевича,  и  нам  надо  о  многом  потолковать.   
Он  разлил  по  железным  кружкам  водку,  хмыкнул  и  тотчас  выпил.  Кирилыч  взял  кружку,  но  пить  не  стал.
     - Я  смотрю,  ты  не  хочешь  выпить  со  мной, - едко  бросил  Рычков  и,  вскинув  свою  кудлатую  голову,  посмотрел  по  верх  головы  Кирилыча,  как  бы  демонстрируя  свое  превосходство  над  ним.    
     - У  меня  ноне  песок  в  мочи,  пить  водку  не  могу,  ты  уж  не  обессудь,  Ларион  Евсеевич, - ответил  Кирилыч  и  отодвинул  кружку  с  водкой.   
     - Ну  ладно,  ежели  тебя  нынче  мучает  недуг,  а  в  деле  ты  должен  помочь, -  сказал  Рычков,  зло  сощурил  глаза  и  брезгливо  сморщил  испитое  лицо.   
     - Ты,  Ларион  Евсеевич,  коли  имеешь  ко  мне  какое - то  дело,  так  давай  выкладывай,  а  то  просишь  меня  будто  быть  кому - то  сватом  перед  свадьбой, - с  суровым  оттенком  в  голосе  сказал  Кирилыч.
Рычкову  не  понравилось  сказанное  стариком,  он  скрежетнул  желтыми  прокуренными  зубами,  но  сдержался.  Тепло  жарко  горевшей  печки  разморило  его,  и  он  сбросил  с  себя  овчинный  жилет. На  поясе  обнажился  маузер.
     - Ты  ноне  и  впрямь  шастаешь  по  тайге  с  наганом? - с  заметной   усмешкой  сказал  Кирилыч,  поглаживая  свою  бородку.
     - Это  так,  для  потехи, - ответил совдеповец, хлопнув  рукой  по маузеру. 
     Но  Кирилыч  хорошо  знал,  что  вооружен  Рычков  не  для  потехи.  О  его  темных  делах,  которые  на  приисках  называли  бандитскими,  уже  давно  ходит  молва,  время - то  смутное,  по  приискам  бродит  революция.
     - Весной,  в  середине  мая,  я  привезу  Маневича  на  Удоронгу  поохотиться  на  глухарей, - сказал  Рычков,  опорожнил  кружку  с  водкой  и  стал  нехотя  жевать  сохатину.-  Так  ты,  Кирилыч,  не  гнушайся,  подыщи  загодя  глухариное  токовище  где - нибудь  у  Таленького  ключика.  Может,  подфартит,  и  отведем  душу  на  мошниках  в  охотку.
     - Подыскать  место  для  глухариной  охоты  дело   не  мудреное, - ответил  бывалый  охотник. - Но  пошто  у  Таленького  ключика,  можно  подобрать  место  и  сподручнее.               
     - Не  знаю,  так  желает  Маневич, - наступал  совдеповец, - перечить  ему  не  хочу.  Так  ты  не  подведи,  подготовь  охотничье  становье.
     - Во  мне  не  сумлевайся,  еще  никого  никогда  не  подводил, - сказал  старик  и  затянулся  из  трубки,  дымившей  едким  табаком – самосадом.   
     - Уж  ежели  ноне  решили  пострелять  глухарей,  так  пусть  будет  по - вашему.
     -  Ну,  вот  и  договорились! - задорно  вскричал  Рычков  и  от удовольствия  рубанул  ладонью  воздух.
     А  Гошка,  примостившись  к  углу  стола,  так  и  просидел  молча,  не  вымолвив  ни  единого  слова.  Опъянев,  он  свалился  на  мягкую  доху, брошенную  на  деревянные  нары,  и  тихо  посапывал,  изредка  подергивая  своим  мясистым  носом. 
     Рычков  закрыл  глаза,  а  потом  их  резко  открыл,  и,  бросив  свой  опьяневший  взгляд  на  хозяина  заимки,  сказал: 
     - Сваргань – ка,  Кирилыч,  горячего  чая,  часа  через  два  надо  вертаться  назад,  к  началу  дня  должны  быть  в  Гадаловске, - пробормотал  Рычков,  и  его  голова  упала  на  стол.   
     Но  чай  не  понадобился.  Продрогнув  за  дальнюю,  морозную  дорогу,  разомлев  от  жарко  истопленной  печки  и  изрядной  порции  выпитой  водки,  опъяневший  совдеповец  упал  на  нары  рядом  с  Гошкой  и  крепко  заснул,  содрогая  избушку  громким  храпом.
     Утром,  на  рассвете,  когда  люто  крепчал  мороз,  Рычков  и  Гошка  сильно  хмельные  кое – как  поднялись  с  нар,  напились  горячего  брусничного  отвару  и  покинули  заимку.  А  дотошного  до  всего  Кирилыча  стали  одолевать  думы:  «Надо  же  нестись  в  таежную  даль  в  такую  стужу    только  для  того,  чтобы  известить  о  своем  желании  поохотиться.  Куда  проще  приехать  весной  на  глухариную  охоту  так,  без  всякого  уговора.  Нет  тут  что - то  не  вяжется».  Все  это  сильно  насторожило  старика,  и  он  решил  крепко  обмозговать  истинную  затею  Рычкова  поохотиться  на  мошников ...
     Спустя  неделю  после  того,  как  студеной  ночью  на  заимке  побывали  Рычков  и  Гошка,  мороз  ослаб,  прошумел  над  тайгой  и  ветер. Он  сдул  с  деревьев  густой,  морозный  куржак,  вытеснил  из  леса  и  стужу.  Кирилыч  повеселел,  жизнь  для  него  снова  стала  радостной.Управившись  с  делами,  накопившимися   на  заимке  за  время  морозов,  Кирилыч  отправился  на  Гнедке,  запряженном  в  узкие  сани,  к  ключику  Таленькому.  Там  стоит  заготовленный  летом  большой  зарод  сена,  которым  нынче  он  еще  не  пользовался. 
     Подъезжая  к  зароду,  Кирилыч  увидел,  что  по  глубокому  снегу  от  зимника  в  сторону  его  маленькой  избушки,  стоявшей  на  беличьем  путике,  тянется  широкий,  санный  след.
     «Кажись,  какой – то  лешак  здесь  скрытно  побывал», - подумал  старик,  соскочил  с  саней  и  оглядел  загадочный  след.  След  подсказывал,  что  появился  он  не  раньше,  чем  в  ту  ночь,  когда  на  заимку  внезапно  нагрянули  Рычков  и  Гошка. Кирилыч  направил  Гнедка  по следу,  и  он  привел  его  к  избушке.
     Построил  ее  Кирилыч  давно,  лет  десять  тому  назад.  И  все  эти   годы  она  служила  ему  сухим  и  теплым  пристанищем  в  ненастную  погоду,  когда  он  в  этих  местах  белковал  и  соболевал. 
     Об  избушке  ни  кто  не  знает.  Да  и  кому  знать - то,  коли  кругом  глухая,  безлюдная  тайга.  Осмотрев  еще  раз  санный  след  около  избушки,  Кирилыч  уже  не  сомневался,  что  он  проложен  теми  же  широкими  санями  на  паре  лошадей, что  побывали  и  на  его  заимке  в ту  студеную  ночь. Да  и  человеческих  следов  не  более,  чем  от  двух  путников.
     Войдя  в  избушку,  старик  определил,  что  каменок  был  истоплен  совсем  недавно,  а  на  полке  под  окошком  валяются  крошки  такого  же  хлеба,  какой  привозили  с  собой  на  заимку  Рычков  и  Гошка.  Кирилыч  выбрался  из  избушки  и  заметил,  что  глубокий  снег  на  скате  крыши  примят.  Он  сноровисто  забрался  на  верх  угла   избушки  и  стал  всматриваться  под  скат.
     - Ага,  что – то  лежит, - прошептал  старик  и  потянулся  в  угол  ската,  где  увидел  кожаный  мешок,  перетянутый  бечевкой.  Он  подтянул  к  себе  мешок  и  сбросил  его  вниз,  спрыгнув  за  ним  и  сам,  Не  мешкая,  развязал  бечевку,  перекрестился  и,  заглянув  в  мешок,  чуть  не  ахнул.  Там  лежал… желтый  песок – золото.
     - Вот  так  золотая  находка! – удивленно  воскликнул  таежник,  не  зная,  что  ему  с  ней  делать. 
     Кирилыч приподнял мешок и определил, что золота  в  нем  пуда полтора.  Вернувшись  на  заимку,  он  упрятал  золото  так,  что  если  кто - то  и  захотел  бы  его  поискать,  то  вряд  ли  нашел  бы ...
     Для  Кирилыча  теперь  не  составляло  большого  труда  разгадать  задумку  Рычкова. Вся  его  подлая  затея  с  весенней  охотой  на  глухарей  в  Таленьком  ключике  была  обманом,  отводом  глаз,  чтобы  появиться  здесь  и  забрать  золото,  спрятанное  в  его  же  охотничьей  избушке. 
     Кирилыч  не  стал  готовить  обещанное  становье  для  глухариной  охоты.  Зная,  что  если  Рычков  обнаружит  пропажу  спрятанного  золота,  то  его  неминуемо  ждет  смерть.  И  он,  сметливо  покумекав,  решил  перехитрить  Рычкова.  Пока  был  еще  крепкий  наст,  он  завез  на  Гнедке  в  таежные  крепи  сена,  харча,  соорудил  теплый  шалаш  и  зарядил  полсотни  патронов  для  ружья.  Устроив  себе  надежное  укрытие,  старик  не  показывался  на  своей  заимке,  а  стал  ждать  того  дня,  когда  можно  будет  скрытно  выбраться  на  Гадаловский  прииск,  чтобы  вернуть  золото  тому,  у  кого  оно  похищено ...      
     Зима  того  года  в  Удерейской  тайге  была  снежной,  а  весна  небывало  теплой.  Горячее  солнце  растопило  глубокие  снега,  и  буйное  весеннее  половодье  отрезало  все  пути  к  заимке  Кирилыча ...  Прошел  май,  наступил   июнь.  Рычков  так  и  не  появился  на  заимке,  чтобы  забрать  спрятанное  золото.  Кирилыч  подумал,  а  не  произошла  ли  смена  власти  на  приисках,  Клондайк – то  охвачен  Гражданской  войной ...
     … Лес  уже  заметно  покрылся  зеленью,  подоспело  самое  время,  и  Кирилыч,  нагрузив  мешок  с  золотом  на  Гнедка,  наступившей  ночью  отправился  глухой  тропой,  известной  только  ему,  на  Гадаловский  прииск. 
     Это  был  трудный,  в  двадцать  пять  верст,  переход  по  таежным  крепям,  который  чуть  не  сорвался  из – за  внезапно  нахлынувшего  проливного  дождя.  Кирилыч  укрылся  в  густом  ельнике  и  переждал  обрушившийся    ливень. 
     Было  еще  темно,  когда  Кирилыч  выбрался  из  сырой  тайги  и  бесшумно  спустился  по  Каменской,  скользкой  дороге  на  прииск  Гадаловский.  Сладостен  сон  после  тяжелого  старательского  дня  и  прошедшего  дождя,  особенно  на  рассвете,  и  прииск  сейчас  спал  беспробудным,  крепким  сном. 
     Ведя  в  поводу  Гнедка  и  озираясь  по  сторонам,  таежник  тихо  пробрался  вдоль  куполообразной  горы,  у  подножия  которой  приютился  спящий  прииск,  и  подошел  к  своему  дому. Он  также  тихо  завел  лошадь  под  глухой  навес,  и  сбросил  с  седла  мешок  с  золотом  на  землю.  Даже  накоротке  старик  не  стал  заскакивать  в  дом,  дабы  не  поднимать  вокруг  шума.  Его  голову  сейчас  сверлила  одна  единственная  мысль:  «Надо  скорее  доставить  золото  в  приисковую  контору». 
     Пройти  Кирилычу  с  золотом  до  Гадаловской  золотопромышленной  конторы  предстояло  полверсты  не  больше.  Но  он  знал,  что  этот  путь  с  такой  ценностью,  как  золото,  может  стать  для  него  роковым:  вокруг  приисков  нередко  снуют  вооруженные  совдеповцы.
     Не  чуя  ног  и  тяжелой  ноши,  Кирилыч  вмиг,  словно  по – молодецки,  добрался  до  конторы.  И  хотя  еще  было  раннее  время,  управляющий  прииском  Андрей  Данилович  Нефедов  оказался  на  месте,  сидел  за  столом,  читая  сводку  добычи  золота  за  прошедшую  неделю. 
     «Ну,  слава  богу,  добрался», - промолвил  старик  и  переступил  порог  конторы.
     - О,  таежник,  заходи,  заходи,  давно  мы  не  виделись! – воскликнул  радостно  управляющий,  приглашая  старика  в  комнату. - И  что  это  тебя  привело  к  нам  так  рано,  да  еще  с  таким  тяжелым  мешком? 
     Кирилыч  извинился  перед  управляющим  за  столь  ранний  визит,  и  сказал:   
     - Да  вот,  золотишко  нашел  в  тайге,  видать,  кем – то  было  припрятано, - сказал  старик  и  сбросил  со  спины  тяжелую  ношу  с  драгоценным  песком. - Думаю  уж  ты - то,   Андрей  Данилович,  разберешься,  чье  это  золото.      
     - И  долго  тебе,  Кирилыч,  пришлось  идти  по  следу  похищенного  золота? - спросил  Нефедов.
     - Да  почитай  самую  малость, - ответил  охотник  и  рассказал,  как  нашел  золото.
     - Золото  похищено  совдеповцами  летом  прошлого  года  из  приисковых  касс,  принадлежит  оно  удерейским  золотопромышленным  компаниям, - сказал  управляющий. - А  похитили  его  совдеповцы,  когда  пала  их  власть  на  Клондайке. С  приисков - то  пришлось  сбегать,  вот  они  и  решили  прихватить  с  собой  золото,  лишив  приискателей  заработка.
     - Знамо  дело,  у  совдеповцев  перед  бегством  был  большой  соблазн  поживиться  дармовым  золотишком,  коли,  решились  они  на  такое, - добавил  таежник. 
     - Большое  спасибо  тебе,  Кирилыч  за  то,  что  помог  вернуть похищенное  золото,  его  хватит,  чтобы  рассчитаться  с  рабочими  за  проработанное  время, - сказал  управляющий  и  крепко  пожал  охотнику  руку.
     Освободившись  от  золотой,  тяжелой  ноши,  Кирилыч  спешно  покинул приисковую  контору.  Но  идти,  домой  не  спешил.  Ему  хотелось  побыть  наедине... 
     На  чистом  синем  небе  желтело  вынырнувшее  из – за  хребта  утреннее  солнце,  разбрасывая  благодатный  поток  живительных  лучей  на  золотую  долину.  Кругом  было  тихо  и  пустынно,  прииск  еще  продолжал  спать. Кирилыч  пересек  приисковый  поселок  и  спустился  к  Удерею. 
     Он  не  спеша,  шел  по  берегу  речки,  выбирая  место,  где  можно  было  бы  остановиться.  Миновал  быстрый  перекат,  на  котором  речка  шумела,  а  ему  сейчас  хотелось  побыть  в  тиши,  и  он  вышел  к  большому  улову,  где  вода  струилась  тихо,  совсем  не  слышно. Он  уютно  уселся  под  развесистым  кустом  черемухи  и  долго  пребывал  в  тенистой  тиши  Удерея, жадно  вдыхая  пряный,  медовый  запах  распустившейся  черемухи  и  прохладу  воды,  идущей  с  речки.   
     Наконец,  он  почувствовал  облегчение  на  душе  от  сознания  того,  что  помог  вернуть  похищенное  золото.  Ведь  теперь  приискатели  получат  свой  заработок. 
               
     3. Денежная  находка в  снежную  пургу.
         
     Вот уже  несколько  февральских  дней  напролет  на  Центральном  прииске,  или  в  поселке  Южно – Енисейске,  в  удерейской  долине,  завывает  ветер,  он  гонит  по  небу  тяжелые,  свинцовые  тучи,  из  которых  извергается  густой  снег.  Непогода  разыгралась  не  на  шутку,  нещадно  обрушиваясь  на  золотой  прииск.  Ветер,  набирая  энергию  и  силу  на  вершине  правобережного  хребта,  в  седловине,  как  в  воронке,  в  которой  соединились  горы  Горелая  и  Зеленая,  и,  завывая  словно,  голодный  зверь,  с  головокружительной  быстротой  беспрепятственно  устремлялся  по  длинной  ложбине  вниз,  в  долину.  И  там,  на  отполированном  ветром  льду  Удерея,  рыхлый  снег  не  задерживался,  обрушивался  на  прииск,  топил  в  своих  объятиях  дороги  и  тропы. И  всю  удерейскую  округу – хребты,  холмы,  косогоры,  перевалы,  и  дражные  отвалы  заносило  глубоким  снегом,  превращая  в  огромную,  неприступную  снежную  крепость.  И  в  эти  февральские  дни,  в  занесенном  снегом  приисковом  поселке  Южно – Енисейске,  продуваемом  густыми  метелями,  жизнь  протекала,  словно  в  замкнутом  снежном  пространстве.  Приискатели – старожилы  говаривали,  что  они  давно  не  помнят  такого.
     Вот  и  опять,  всю  ночь  пуржило,  густая  снежная  метель  залпами  обрушивалась  на  прииск.  Когда  было  еще  совсем  темно,  и  ночь  не  собиралась  переходить  в  утро,  загудел  хриплый,  протяжный  гудок  мехмастерских.  Он  будил  тех,  кому  надо  вставать  с  теплых  лежанок  и  уходить  на  трудовую  вахту  в  цеха  ЦММ – центральных  мехмастерских.
     Еще  впотьмах  Дорофеев  вышел  из  барака,  стоявшего  на  берегу  оледеневшего  Удерея,  за  линейкой  продовольственных  складов,  и  по  занесенной  за  ночь  тропе,  направился  к  токарно – слесарному  цеху  мехмастерских,  одиноко  стоявших  на  площади  старого  стадиона. 
     Иван  Петрович  Дорофеев – ссыльный,  «оттрубил»  немалый  срок  в  ГУЛАГе  и  был  выслан  на  поселение  в  Южно – Енисейск. Кто  он  такой  и   кем  был  до  заключения,  никто  толком  не  знал.  А  любопытствовать  у  делопроизводителей  Удерейской  спецкомендатуры  РОМВД,  никто  не  рискнул.  Наверное,  он  так  и  остался  бы  неизвестным  в  Южно – Енисейске,  если  бы  с  ним  не  произошел  один  случай,  открывший  интересную  страницу  истории  золотого  Удерея.  Лет  сорока  пяти  от  роду,  высокий  и  широкоплечий,  с  явной  выправкой  военного.  У  него  было  крупное,  серое  лицо  с  мелкими  ямочками,  видимо,  когда – то  переболел  оспой.  Он  был  немногословен  и  больше  молчал,  чем   говорил.
     По  прибытии  в  Южно – Енисейск,  Дорофееву  сильно  повезло,  он  сразу  же  был  принят  на  работу  слесарем  в  токарно – слесарный  цех  центральных  мехмастерских,  ему  удалось  найти  и  угол  для  житья  совсем  рядом,  около  продовольственных  складов.  Он  оказался  мастеровым  рабочим,  хорошо  владел  всеми  слесарными  инструментами  и  мастерски  выпиливал  напильником  железные  детали,  какие  доводилось  ему  выполнять.  Работал  честно,  на  работу  не  опаздывал,  среди  рабочих  мехмастерской  поддерживал  ровные  отношения,  и  они  уважительно  к  нему  относились. 
     Пробираясь  в  темноте,  Дорофеев  прошел  участок  от  барака  до  деревянного  моста  через  Удерей  и  свернул  на  широкую  дорогу,  которая  проходила  по  верху  дражных  отвалов.  Сыпавший  густой,  колючий  снег  слепил  глаза,  налетавший  ветер  сбивал  с  ног,  не  давал  идти  быстрее.  Пройдя  дорожный  участок,  Дорофеев  спустился  в   Удерей,  и  по  утонувшей  в  глубоком  снегу  тропе,  направился  к  цеху,  где  еще  никого  не  было,  о  чем  говорили  темные  окна.
     Утопая  в  глубоком  снегу,  Дорофеев  запнулся,  ему  показалось,  что  в  снежном  сугробе,  что – то  лежит  твердое.  Ветер  со  снегом  хлестал  по  лицу,  в  темноте  трудно  было  разглядеть,  что  лежало   на  тропе.  Дорофеев  разгреб  снег  и  наклонился.  На  занесенной  снегом  тропе  оказался  большой  сверток,  похожий  на  какаю – то  сумку.  Дорофеев  поднял  находку  и,  не  задерживаясь  на  глубокой,  снежной  тропе,  продуваемой  ветром,  побрел  к  дверям  цеха,  думая  о  том,  что  это,  может  быть.  Дорофеев  вошел  в  цех,  включил  свет  и  стал  рассматривать  находку.  Ей  оказалась  инкассаторская  сумка.  Дорофеев  прикинул  на  вес  сумку,  она  была  тяжелой,  значит,  в  ней  много  денег.Когда  начался  рабочий  день,  и  в  цехе  привычно  загудели  станки  и  заскрипели  слесарные  напильники,  Дорофеев  обратился  к  мастеру,  чтобы  он  разрешил  ему  отлучиться  на  короткое  время  по  неотложному  делу.  Дорофеев  достал  из  ящика  слесарного  верстака  замасляный  холщевый  мешок,  положил  в  него  инкассаторскую  находку  и  подался  в  Удерейское  РОМВД.
     Чтобы  скорее  избавиться  от  денежной  находки,  Дорофеев  пошел  к  РОМВД  кратчайшим  путем.  Он  пересек  площадку,  на  которой  находился  токарно – слесарный  цех  и  мимо  одиноко  стоявшего  дома  на  изгибе  Удерея,  по  огородной  тропе,  по  крутому  взлобку  поднялся  наверх,  к  милицейскому  бараку.
     Начальник  РОМВД  как  раз  оказался  на  месте  и  удивился  вошедшему   в  его  кабинет  ссыльному  Дорофееву.  Опытный  оперативник,  подозрительно  относившийся  ко  всему,  что  происходило  на  прииске  и  ко  всем  ссыльным,  однако  подумал,  зачем  этот  Дорофеев  пришел  к  нему  в  такую  пургу,  да  еще  в  такой  ранний  час.  Он  еще  раз  окинул  взглядом  свих  подозрительных  глаз  Дорофеева  и  выслушал  его.  Начальник  РОМВД  внимательно  осмотрел  находку  и  сразу  же  смекнул,  что  к  чему.  И  они  договорились  о  денежной  находке  молчать.
     Два  дня  управляющий  Удерейского  госбанка  не  заявлял  в  РОМВД  о  потере  инкассаторской  сумки  с  деньгами,  молчал.  Но  на  третий  день  не  вытерпел  и  пришел  к  начальнику  Удерейской  милиции,  не  предполагая,  чем  закончится  эта  встреча.  Однако  каково  было  его  удивление,  когда  главный  удерейский  милиционер  открыл  сейф  и  показал  управляющему  банка  инкассаторскую   сумку,  в  которой  целехонькими  лежали  деньги.
     А  события  с  потерей  инкассаторской  сумки  с  деньгами  развивались  в  жанре  трагикомедии. Двое  инкассаторов  госбанка  возвращались  из  поездки  по  маршруту  Мотыгино – Раздольный – Петропавловский,  собирая  в  торговых  точках  деньги.  Остался  последний  участок  на  Мотыгинском  тракте  от  прииска  Петропавловский  до  райцентра,  до  которого  пришлось  добираться  на  попутном  грузовике  в  открытом  кузове  уже  в  потемках.
     Завывая,  вьюга  заносила  дорогу  снегом,  и  грузовик,  буксуя,  то  и  дело  останавливался.  Но  все  же  кое – как  добрался  до  заезжего  дома,  одиноко  стоявшего  на  окраине,  при  въезде  в  Южно – Енисейск. Уставшие  и  промерзшие  на  снежном  ветру,  инкассаторы  вошли  в  заезжий  дом  обогреться.  Шофер  грузовика,  приисковый  гуляка,  достал  большую   немецкую  трофейную  фляжку  со  спиртом  и  для  «сугрева»  предложил   выпить.  Не  устояв  перед  соблазном,  все  трое  опустошили  фляжку.
     Один  из  инкассаторов,  разомлев  от  жарко  горевшей  печки  и  опъянев   от  выпитого  спирта,  тут  же  свалился,  и  крепко  уснул.  А  другой  инкассатор  так  же  изрядно  опъяневший,  однако,  смекнул,  что  инкассаторскую  сумку  с  деньгами  надо  доставить  в  госбанк  и  сдать.  И   прихватив  ее,  он  подался  в  поселок.  Пересекая  долину,  в  темноте,  в  пуржившем  снегопаде,  сбился  с  пути  и  заблудился  в  снежных  сугробах.  Выбираясь  из  глубокого  снега,  инкассатор  упал,  обронил  сумку  с  деньгами  и  накоротке  уснул.  А  когда  очухался  и  поднялся,  то  забыл  спьяну  поднять  из  снега  сумку  с  деньгами,  в  которой  лежало  несколько  десятков  тысяч  рублей.
     Сохранить  тайну  о  денежной  находке  не  удалось.  В  Южно – Енисейске  стало  известно,  что  в  снежную  пургу  была  потеряна  инкассаторская  сумка  с  крупной  суммой  денег.  Но  южноенисейцы  долго  не  знали,  кто  в  такую  непогоду  нашел  сумку  с  деньгами  и  принес  в  РОМВД.  А  сам  Дорофеев  предпочитал  об  этом  не  говорить.  Но  когда  тайна  денежной  находки  открылась,  удерейцы  стали  с  завидным  восхищением  относиться  к  Дорофееву.  Хотя  и  ссыльный,  но  ведь  на  поверку  оказался  настоящим  человеком.  Однако  удерейцы  до  сих  пор  не      знали,  кто  такой  Дорофеев.
     Через  несколько  лет,  когда  началась  реабилитация  всех  репрессированных,  и  ссыльные  стали  отъезжать  из  Южно – Енисейска,  удерейцы  узнали,  кто  же  такой  был  Дорофеев.  А  он  до  заключения  был  профессиональным  военным,  имел  воинское  офицерское  звание  полковника  и  служил  в  Штабе  Красной  Армии,  в  Москве. 

     4. ЧП  на  золотом  Удерее.

     Глава,  повествующая  о  том,  когда  и  где  произошло  ЧП.
 
     Будь  то  деревня,  рабочий  поселок  или  какой – то  городок,  жизнь  в  них  без  чрезвычайных  происшествий,  или  сокращенно  ЧП,  не  обходится.  И  однажды  на  прииске  Центральном,  или  в  поселке  Южно – Енисейске,  что  раскинулся  по  берегам  горной  речки  Удерей,  где  испокон  веку  добывают  золото,  в  центре  Удерейского  золотопромышленного  района,  произошло  ЧП,  которое  приискатели  называли  радио – телефонным.  Интересно  в  этой  истории  то,  что  по  законам  приключенческого  жанра,  происшествие  было  неожиданным,  необычным  и  дерзким. И  приискатели  первоначально  даже  не  знали,  как  на  него  среагировать.  Однако  ЧП  было  интересно  не  дерзостью,  а  тем,  что  его  разгадка  оказалась  не  по  зубам  даже  службе  госбезопасности.  Это  необычное  событие  осталось  в  памяти  как  история  чрезвычайного  происшествия  на  золотом  Удерее.
     С  той  давней  поры,  как  случилось  это  приисковое ЧП,  прошла  уже,  казалось,  целая  вечность.  И  можно  было  бы  о  нем  не  вспоминать.  Но история  ЧП  на  золотой  речке  Удерей  оказалась  настолько  интригующей,  что  с  помощью  доминанты  памяти  захотелось  описать  ее  хронику. 
     Начало  июля  того  года  в  удерейской  округе  выдалось  горячим,  хлынул  солнечный  зной,  что  бывает  не  редкостью  летней  порой  в  этих  местах.  Днем  горячее  солнце  сильно  прокаливало  воздух  и,  загустев,  он  не  остывал  до  середины  ночи.  И  только  перед  рассветом,  на  короткое  время,  легкая  прохлада,  проникавшая  с  гор,  разбавляла  горячий  воздух,  загустевший  за  день.   
     За  годы  своей  еще  короткой  мальчишеской  жизни  Алешка  Брусницын  так  сильно  сроднился  с  высотами  Удерейского  правобережного  хребта,  и  чтобы  не  побывать  на  них,  не  представлял  себе.  Бывать  на  вершине  хребта,  бродить  там  и  оттуда  обозревать  приисковую  округу,  стало  его  любимым  увлечением. И  после  перенесенного  днем  солнечного  зноя  окунуться  в  раннюю  утреннюю  прохладу  на  таежном  нагорье  он  считал  для  себя  большим  счастьем.
     Еще  с  вечера  Алешка  наметил,  что  ранним  утром,  перед  восходом  солнца  пойдет  на  вершину  горы  Горелой,  чтобы  с  высоты  птичьего  полета,  уже  в  который  раз  запечатлеть  просыпающийся  прииск  Центральный  и  журчащий  на  перекатах  золотоносный  Удерей,  которые  он  любил  пуще  всего  на  свете.  И  когда  опустились  сумерки,  он  забрался  на  чердак  своего  дома,  улегся  на  лежанку  и  мигом  крепко  уснул.
     Проснулся  внезапно.  Соскочил  с  лежанки,  протер  заспанные  глаза  и глянул  в  чердачный  дверной  проем,  вдохнув  свежести  утреннего  воздуха.  Кругом  висел  серый  рассвет,  скоро  взойдет  солнце.  Алешка  мигом  натянул  на  себя  легкие  штаны  и  рубашку и  босым  соскочил  с  крыши  сеней  на  землю  и  выбежал  со  двора.
     Путь,  который  надо  было  преодолеть  Алешке,  прежде,  чем  он  доберется  до  своих  заветных  мест,  до  макушки  нагорья,  был  не  из  легких.  Но  он,  несмотря  на  свой  мальчишеский  возраст,  уже  изрядно  помотался  по  таежным  тропам,  перевалам  и  хребтам  Удерейского  Клондайка,  и  к  этому  периоду  своей  жизни  был  не  только  крепко  сбит,  но  и  вынослив.  И  тропа,  тянувшаяся  на  вершину  правобережного  хребта,  не  была  для  него  препятствием. Быстро  пробежав  по  переулку,  мимо  огромного  деревянного  дома,  в  котором  размещалось  приисковое  управление  удерейской  золотодобычи,  на  одном  дыхании  он  вбежал  на  крутую  отлогость  горы  Горелой,  поросшую  густым  ольховником.
     Он  долго  поднимался  по  тропе,  размытой  дождями  и  усеянной  серой  галькой  и  острым  плитняком,  петлявшей  через  ольховник,  пока  добирался  до  вершины  горы  Горелой.  Наконец,  добравшись  до  условленного  места,  Алешка  остановился.  Он  выбрал  удобный  пятачок,  поросший  серым  упругим  ягелем  и,  утонув  в  нем,  словно  в  мягком  ковре,  начал  обозревать  удерейскую  приисковую  округу,  любуясь  ее  неповторимыми  красотами. Все  вокруг  еще  спало,  в  воздухе  не  чувствовалось  ни  малейшего   дуновения,  стояла  гробовая  тишина.  Но  вот  по  вершине  горы  скользнули  первые  лучи  взошедшего  солнца,  где – то  далеко  послышались  и  первые  звуки,  которые  говорили,  что  приисковая  округа  просыпается.  На  большаке,  на  Спасском  перевале,  уркнула  грузовая  машина,  а  вниз  по  Удерею  на  север  от  прииска,  напротив  крутых  холмов,  свистнула  драга,  начиная  дневную  промывку  золота,  и  как  бы  в  унисон  всему  этому  загудел  протяжный  гудок  механического  заводика,  извещая  приискателей,  что  наступил  новый  день.
     Алешкино  разгоряченное  тело  ласкали,  сливаясь  воедино,  прохлада  и  тепло,  идущее  уже  от  светившихся  горячих  солнечных  лучей,  а  хорошая  видимость  только  усиливала  его  эмоциональные  восприятия  всего,  что  сейчас  было  видно.
     Набродившись  по  вершине  хребта,  надышавшись  вдоволь  разряженным,  вольным  воздухом  и  насмотревшись  красот  удерейской  приисковой  округи,  он  направился  к  спуску  с  горы  Горелой.  Когда  оставалось  пройти  по  склону  горы  совсем  немного,  он  вдруг  из  ольховой  гущи  увидел,  что  около  золотоприискового  управления,  в  его  внутреннем  дворе,  собралось  много  народу,  человек  тридцать.  Слышались  разгоряченные  голоса  собравшихся.  И  хотя  время  уже  было  часов  девять,  когда  надо  начинать  свой  рабочий  день,  однако  все,  кто  толкался  у  торца  дома,  не  собирались  входить  во  внутрь  помещения.
     «Случилось  что – то  неладное», - мелькнуло  в  Алешкиной  голове,  и  он  остановился  в  густом  ольховнике,  наблюдая  за  происходившим. Он  понял,  что  стал  одним  из  первых  пацанов  свидетелем,  какого – то  чрезвычайного  происшествия.  Суетливо  бегал  между  толкавшимися  сотрудниками  золотоприискового  управления,  что – то,  выкрикивая  и  махая  руками,  начальник  отдела  кадров,  старший  лейтенант  МВД  Котенев,  выделявшийся  среди  всех  своей  худобой.
     Но  вот,  слезая  с  чердака  по  широкой  деревянной  лестнице,  показались  Зенин – оперуполномоченный  службы  госбезопасности,  Удерейского  РОМГБ,  старший  лейтенант,  Ермаков  и  Мокшин,  телефонисты  с  телефонной  станции,  Риттер – начальник  Удерейского  почтово – телеграфного  отделения.  Все  они,  вскидывая  руки  вверх  и,  изображая  разговор  по  телефону,  что – то  доказывали  друг  другу. «Что  же  случилось,  коли,  собрались  здесь  разношерстные  приисковые  начальники?» - недоуменно  подумал  Алешка… А  ответ  на  вопрос  крылся  как  всегда  в  его  таинственности,  и  в  его  известности. 
     … Совсем  недавно,  месяца  полтора  назад,  в  Южно – Енисейском  золотоприисковом  управлении  меняли  старую  телефонную  проводку  на  новую.  И  хотя  это  происходило  строго  секретно  и  скрытно  от  постороннего  глаза,  однако  на  прииске  стало  известно,  что  новые  провода  финского  производства,  медные  и  запаянные  в  цветную  оболочку.  Новую  телефонную  проводку  проложили  по  верху  чердачного  потолка,  спустив  множество  ее  концов  в  кабинеты  управления.  Поговаривали,  что  благодаря  новой  проводке  телефон  стал  работать  лучше.  Руководил  проводкой  телефонист  Мокшин.  Бахвальствуясь  отношением  к  секретности  дела,  он  проговорился  об  этом  в  один  из  вечеров  в  театре – клубе  «Красный  Октябрь».
     Маленький  и  тщедушный,  с  конопатым  лицом,  с  вдавленной  переносицей,  он  производил  отталкивающее  впечатление.  Глубоко  вставленные  маленькие,  бегающие  глазки,  словно  буравчики,  сверлили  каждого,  кто  с  ним  находился  рядом.
     Приискатели  Мокшина  не  жаловали  за  его  въедливый,  склочный  и  злобный  характер.  Нельзя  сказать,  что  приискатели  были  в  восторге  от  местных  большевиков,  но  и  на  рожон  не  лезли,  походя,  не  высказывали  своего  мнения  о  районной  партийной  власти.  Они  не  позволяли  того,  что  делал  Мокшин.  Являясь  членом  партии  большевиков,  однако,  он  часто,  где – нибудь  в  узком  кругу  людей  ругательски  охаивал  районное  партийное  начальство.  С  нескрываемой  неприязнью  относились  к  телефонисту  Мокшину  и  приисковые  пацаны,  и  у  них  для  этого  были  свои  причины.  Многие  пацаны  увлекались  изготовлением  детекторных  радиоприемников,  сами  в  своих  домах  делали  радиопроводку  и  часто  обращались  к  Мокшину,  чтобы  он  дал  им  какие – нибудь  радио  или  телефонные  детали.  Но  ничего  кроме  грубого  отказа  они  не  получали  от  него.
     Еще  раньше,  год  назад  до  описываемых  событий,  произошли  изменения  и  в  радиоприемном  оборудовании  на  почтово – телеграфном  отделении,  где  заодно  находился  и  радиоузел.  Устройством  новой  антенны  занимался  Михаил  Риттер.  Он  вернулся  с  фронта  в 1946  году и  вскоре  был  назначен  начальником  Удерейского  почтово – телеграфного  отделения.  Молодой  и  высокий,  изящно  подтянутый,  с  приветливым  лицом,  он  сразу  же  активно  вписался  в  приисковую  жизнь,  стал  играть,  как  и  многие  ребята,  вернувшиеся  с  фронта,  за  приисковую  футбольную  команду.  Михаил  Риттер  во  время  войны  служил  в  войсках  связи,  и  когда  появился  на  прииске  Центральном  и  освоился  с  работой  почтово – телеграфного  отделения,  приступил  к  установке  высоченной,  более  мощной  антенны.
     Большой  квадратный  дом,  с  высоким  крыльцом,  в  котором  размещалось  почтово – телеграфное  отделение,  находился  в  самом  центре  поселка  Южно – Енисейска,  напротив  театра – клуба  «Красный   Октябрь»,  через  дорогу.  Дом,  который  приискатели  называли  просто  почтой,  имел  просторный  двор,  а  перед  окнами – обширный  полисадник.  Вот  в  нем  Михаил  Риттер  и  установил  новую  антенну.  Все  лето,  пока  устанавливали  новую  антенну,  приисковые  пацаны  собирались  и  подолгу  глазели,  как  она  возводится.  В  землю  были  вкопаны  и  залиты  цементом  две,  нарощенные  посредине,  высоченные  деревянные  мачты,  а  между  ними  натянут  железный  канатик,  от  которого  вниз  отходили  три  конца.  Один – в  помещение  радиоузла,  а  два  других,  боковых,  спускались  вдоль  мачт  и  там  были  намотаны  на  железную  «утку».  После  установки  новой  антенны  радио  в  поселке  перестало  хрипеть  и  стало  говорить  чище.
     И  в  ту  злополучную  июльскую  ночь,  когда  Алешка  спал  крепким  сном  на  чердаке  своего  дома,  на  золотом  прииске  Центральном,  под  крышей  Южно – Енисейского  золотоприискового  управления  кто – то  перерезал  новые  телефонные  провода.  Одновременно  в  эту  же  ночь  у  антенны  радиоузла  были  обрублены  ее  запасные  концы.  Антенна,  по  какой – то  случайности  не  рухнула  вниз,  удержавшись  между  двумя  высоченными  мачтами.  Об  этом  радио – телефонном  ЧП,  произошедшем  на  чердаке  золотоприискового  управления  и  в  полисаднике  радиоузла,  к  середине  дня  уже  знали  многие  пацаны  прииска. 
     Оперуполномоченный  Удерейского  РОМГБ  Григорий  Зенин,  который  в  это  время  замещал  начальника  службы  госбезопасности  капитана Жадаева,  находившегося  в  отпуске,  сколотил  группу,  включив  в  нее  кроме  себя  еще  Ивана  Козлова – участкового  милиционера,  младшего  лейтенанта,  телефониста  Мокшина  и  ссыльного  Костальского,  работавшего  инструментальщиком  в  ЦММ – Центральных  механических  мастерских.
     Зенин  был  горяч  и  относительно  молод,  ему  едва  стукнуло  лет  тридцать.  Среднего  роста,  ширококостный  и  упитанный,  словно  морской  котик.  Его  выдавали  длинные  пухлые  руки  и  круглое  розовое  лицо.  Он  недавно  появился  в  Южно – Енисейске  и  как  новый  человек  любил  проскочить  по  поселку  в  форме  офицера,  демонстрируя  некую  непроницаемость,  присущую  для  человека,  недоступного  людям.
     Козлов  был  старше  Зенина  лет  на  пятнадцать,  высокий  и  худой,  считался  никудышным  участковым  и  не  обращал  никакого  внимания  на  те  непорядки,  какие  имелись  в  центре  Удерейской  золотодобычи.  Но  чтобы  показать,  что  занимается,  какой – то  полезной  работой,  он  часто  медленно  прохаживался  по  поселку,  как  по  своему  огороду,  выкуривая  на  ходу  одну  папиросу  за  другой,  дымя  вонючей  махоркой,  отчего  часто  и  долго  кашлял.  К  вечеру,  умаявшись  от  забот  участкового,  он  заскакивал  в  ларек  и,  пропустив  стаканчик,  другой  «горькой»,  убирался  восвояси  к  себе  в  дом.  Благо,  он  находился  близко,  на  улице  Обороны,  рядом  с  золотоприисковым  управлением. Все  последующие  дни  Зенин  и  его  подручные  ходили  по  домам,  близко  расположенным  к  золотоприисковому  управлению,  тщательно  их  обыскивая.  Наводчиком  был  Мокшин. Он  направлял  «сыскарей»  в  те  дома,  где  проживали  пацаны,  которые  обращались  к  нему  с  просьбой,  дать  какую – нибудь  деталь  для  изготовления  детекторных  приемников  или  проводов  для  радиопроводки.  Они  лазили  по  чердакам  и  стайкам,  между  картофельными  рядами,  однако  найти  ничего  не  могли.
     Зенин  временно  замещая  начальника  Удерейского  РОМГБ,  сильно  хотел  отличиться,  стараясь  из  всех  сил  отыскать  того,  кто  так  дерзко  повредил  телефонную  связь  и  радиоантенну. Проходили  день  за  днем,  но  усиленные  поиски  «авторов»  радио – телефонного  ЧП  результатов  не  давали.  Зенин  не  имел  необходимого  опыта  в  подобных  делах,  он  даже  не  знал,  что  нарушает  закон,  производя  сплошняком  обыски  домов  без  санкции  прокурора.  И  чтобы  поправить  эту  оплошность,  позвонил  прокурору  и  попросил  помочь  ему  в  этом  трудно  распутываемом  деле. И  случилось  это  после  попытки  произвести  очередной  обыск  в  одном  из  домов.
   
     Глава  рассказывает,  как  спецслужба  идет  по  ложному  следу.
 
     Было  еще  раннее  утро,  но  солнечный  зной  уже  давал  о  себе  знать.  Зенин,  Козлов,  Мокшин  и  Костальский  вышли  из  барака,  в  котором  размещались  Удерейские  РОМГБ  и  РОМВД  и  цепочкой,  следуя  друг  за  другом,  взяли  направление  на  южную  окраину  Южно – Енисейска.  Обливаясь,  горячим  потом,  они  спустились  по  крутому  косогору  к  Удерею  и  по  наводке  Мокшина  подошли  к  маленькому  домику,  над  крышей  которого  возвышались  два  длинных  шеста  с  натянутой  между  ними  радиоантенной,  которую  они  решили  проверить. В  домике  проживал  со  своей  матерью  старушкой  Виктор  Усков,  работавший  чертежником  в  геологоразведке  золотоприискового  управления.
Виктор  Усков  собрался  уходить  на  работу,  и  хотел  уже  было  выйти  за  калитку,  когда  Зенин  со  своими  подручными  появился  около  его  домика,  и  они  столкнулись  нос  к  носу,  как  говорится.
     - Убирались  бы  вы  отсюда  поскорее,  пока  я  на  вас  не  подал  в суд за  обыски  без  разрешения  прокуратуры, - смело  крикнул  хозяин  избушки.
     Перед  Зениным  стоял  молодой  мужчина  его  возраста,  жидковатый  на  вид,  с  взбитыми  густыми  волосами  на  голове,  с  горевшими  яростным  огнем  глазами.  Как  всегда  он  был  одет  экстравагантно:  на  плечах  висел  серый,  клетчатый  пиджак,  грудь  прикрывали  рубашка  и  галстук,  напоминающие  яркое,  цветное  поле,  на  ногах – блестящие  штиблеты,  чем  и  привлекал  внимание  молодых  женщин. 
     У  Ускова  было  и  другое  достоинство,  которое  высоко  ценили  те,  кто  с  ним  работал.  Он  все  лето  безотказно  мотался  с  геологами  по  Удерейской  тайге  в  поисках  золота,  составляя  примерные  карты  залежей  драгоценного  металла.
     Зенин  с  ходу,  бесцеремонно  хотел  войти  во  двор,  но  Усков  преградил  ему  путь.  Возникла  ситуация,  требующая  мгновенного разрешения.  На  какое – то  мгновение  оперативник  опешил,  а  Усков,  заметив  это,  еще  крепче  вцепился  руками  в  калитку.  Зенин  еще  не  знал,  что  перед  ним  стоит  парень  не  из  трусливого  десятка,  слывший  среди  удерейцев  свободолюбивым  человеком,  который  может  с  артистическим  остроумием  высмеять  любого  чиновника  прииска.  Зенину  и  его  группе  ничего  не  оставалось,  как  убираться  восвояси  со  двора  Ускова.
     Молва  об  осечке  оперуполномоченного  госбезопасности  мигом  облетела  золотой  прииск,  и  приискатели  загудели  о  самоуправстве  Зенина  и  его  группы, двое  членов  которой  не  имели  полномочий  производить  подобные  обыски. 
     На  исходе  пятого  дня,  после  того,  как   Южно – Енисейск  облетела  весть  о  радио – телефонном  ЧП,  Алешке  передали,  что  надо  побывать  у  прокурора.  Он  не  придал  этому  особого  значения,  мало  ли  зачем  ему  понадобился.  Удерейский  районный  прокурор  Михаил  Константинович  Кокоулин  приходился  двоюродным  братом  Алешки,  считался  в  своей  семье  и  среди  родственников  легендарным  человеком.  И  не  явиться  на  встречу  с  ним  Алешка  воспринимал  как  неуважение  к  нему. 
     Михаил  Константинович  ушел  на  фронт,  когда  ему  едва  стукнуло  двадцать  лет,  и  прошел  войну  с  первого  до  последнего  дня,  имея  боевые  ордена  и  медали,  полтора  десятка  ранений,  одно  из  которых – выбитый  глаз,  который  теперь  заменял  блестящий  стеклянный  хрусталик. В  конце  войны  на  него  пришла  похоронка,  и  в  семье  он  считался  погибшим.  Но  через  месяц  после  окончания  войны  он  неожиданно  прибыл  с  фронта,  словно  чудом,  воскресший  из  небытия,  чем  сильно  удивил  всех  родных  и  знакомых.  Несмотря  на  тяжелые  ранения,  он  пошел  учиться  в  юридический  институт  и,  окончив  его,  получил  профессию  юриста  и  вскоре  начал  работу  в  прокуратуре.  Высокий  и  стройный,  он  своим  спокойствием,  уравновешенностью  и  мягкостью  притягивал  к  себе  людей.
     Идти  Алешке  пришлось  совсем  недолго,  прокуратура  находилась  близко,  на  улице  Октябрьской  и  размещалась  в  длинном  бараке  через  стенку  с  поселковым  советом.  Подойдя  к  прокуратуре,  Алешка  вдруг  догадался,  зачем  брат  пригласил  его  к  себе.
     Прокурор – брат  никак  не  мог настроиться  на  нужный  разговор  с  Алешкой  и  долго  расспрашивал,  в  каких  разрезах  при  нынешней  жаре  купаются  пацаны. Прокурор – брат  знал,  что  Алешка,  несмотря  на  свой  малый  возраст,  имеет  определенную  жизненную  ориентацию,  дружит  со  старшеклассниками,  часто  общается   со  ссыльными,  увлекается  чтением  книг,  пропадая  целыми  днями  в  приисковой  библиотеке,  и  что – то  неверно  сказанное  им,  может  его  легко  ранить,  вызвать  у  него родственное  отчуждение.  Наконец  он  спросил  у  Алешки,  знает  ли  он,  кто  из  пацанов  мог  бы  повредить  телефонную  линию  в  золотоприисковом  управлении.
     Алешка  знал  обо  всем  происшедшем  столько  же,  сколько  знало  к  этому  времени  все  население  поселка,  и  не  больше. И  прокурор – брат  сразу  это  уловил,  и  разговора  на  эту  тему  не  получилось. Прокурор  смекнул,  что  просить  близкого  родственника,  что – то  выведать  у  пацанов,  это  не  этично  и,  свернув  разговор,  отпустил  его. Телефонисты  Саша  Ермаков  и  Мокшин  быстро  восстановили  телефонную  проводку  в  золотоприисковом  управлении,  а  начальник  Удерейского  почтово – телеграфного  отделения  наладил  радиоантенну.  Напряжение  радио – телефонного  ЧП,  казалось,  стало  спадать.  Однако  оперативник  Удерейского  РОМГБ  Зенин  вместе  с  телефонистом  Мокшиным  продолжали  обходить  дома  приискателей,  спрашивая,  как  давно  в  их  домах  появилась  радиопроводка.  Но  настойчивые  поиски   «автора»  радио – телефонного  ЧП  результатов  не  давали.  И  было  ясно,  что  приисковая  спецслужба  в  лице  Зенина  идет  ложным  путем. А  между  тем  события  по  распутыванию  радио – телефонного  ЧП  начали  приобретать  некий  придуманный  характер.  Кто – то  районному  партийному  начальству  намекнул,  а  не  школьники  ли  виновные  в  радио – телефонном  ЧП,  и  с  ними  надо  разобраться.  И  потребовало  от  директора  Южно – Енисейской  школы  Марка  Яковлева  найти  среди  учеников  тех,  кто  бы  мог  совершить  такой  дерзкий  поступок.  И  хотя  директор  школы  всегда  беспрекословно  выполнял  любые  поручения  районного  партийного  начальства,  в  этот  раз  ничего  поделать  не  мог.  Все  ученики  были  на  летних  каникулах,  и  собрать  их в  школе  было  невозможно. И  чтобы  выслужиться  перед  районным  партийным  начальством,  изощренный  директор  школы  начал  действовать  по  своему  усмотрению.  Он  как  бы  случайно  встретил  на  улице  Сашку  Матэ.  Выбор  на  Сашку  упал  не  случайно.  Его  бабушка  считалась  приисковой  знаменитостью.  Чешка  по национальности,  она  была  хорошим  учителем,  толково  учила  школьников  немецкому  языку,  и  была  в  подчинении  директора. Директор  запустил  в  голову  Сашки  мысль,  что  ему  известны  пацаны,  которые  обрезали  телефонный  провод. И  попросил  Сашку  подтвердить  письменно  фамилии  этих  пацанов. 
     Директор  недвусмысленно  намекнул,  что  если  Сашка  поможет  ему  в  этом  деле,  то  он  отменит  свой  приказ  временного  исключения  его  из  школы.  Сашка  был  исключен  из  школы  за  поступок,  который  директор  посчитал  дерзким.  Когда  в  марте  началось  таяние  снега,  Сашка  во  время  перемены  забрался  на  самый  верх,  на  князек,  школьной  крыши  и  там  закурил,  демонстрируя  это  всем  школьникам,  высыпавшим  во  двор.  Как  раз,  в  этот  момент  во  дворе  появился  директор,  и  все  было  решено  против  Сашки  в  одну  минуту.
     Сашка  был  парнем  смекалистым  и  с  внутренним  возмущением  отнесся  к  провокационному  предложению  директора  школы  и  начал  действовать,  чтобы  пацаны  не  пострадали  от  его  бредовой  идеи. Вечером  Сашка  сообщил  пацанам  своей  группы,  чтобы  завтрашним  днем  собрались  все  вместе.
     В  самый  разгар  жары,  в  середине  следующего  дня  пацаны  прибежали  на  свое  излюбленное  место,  на  песчаный  отвал,  переработанной  золотононосной  породы,  в  сосновый  бор,  где  стояли  склады  «Техснаба».  В  небольшой  группе  учеников  Южно –Енисейской  школы  сложились  такие  отношения,  которыми  каждый  из  них  дорожил.  Ни  Толя  Рябов,  ни  Сашка  Матэ  не  стремились  к  лидерству,  в  их  уме  и  действиях  не  было  такого  стремления.  Все  получалось  само  собой:  ребята  надеялись  на  них,  знали,  что  при  каких – то  возникших  обстоятельствах  они  получат  понимание  и  защиту.  Толя  Рябов  и  Сашка  Матэ  не  были  похожими  друг  на  друга,  каждый  из  них  имел  свои  отличительные  особенности.  Толя  Рябов  был  старше  всех  года  на  три,  уже  имел  летний  опыт  работы  в  геологоразведке,  публикации  в  газете  «Удерейский  рабочий»  и  считался  самым  авторитетным  среди  приисковых  пацанов.  Толя  не  был  показушным  парнем,  был  скромен,  его  отличала  какая – то  цельность,  привлекавшая  ребят.  Он  не  выделялся  ростом  среди  других  пацанов,  был  худощав,  с  челкой  волос  на  боку,  главной  приметой  того  времени.  Слегка  хмурившееся  лицо  Толи  выражало,  какую – то  внутреннюю  боль.  Все  знали,  что  Толя  побаливает,  но  в  чем  заключалась  его  болезнь,  об  этом  его  не  спрашивали,  соблюдая  по  отношению  к  нему  некую  деликатность.  Толя  внешне  не  был  мускулистым  парнем,  но  часто  подбегал  к  турнику  и  легко  поднимал  свое  гибкое  тело.  В  зимнюю  пору  любил  пробежаться  на  лыжах,  участвуя  в  лыжных  соревнованиях,  летом  играл  в  волейбол.  Как  и  все  ребята  того  времени,  и  он  тоже  был  одет  в  серый  китель  школьного  образца  со  стоячим  воротником,  застегнутым  на  все  пуговицы.  Летом  всегда  ходил  в  кепке  с  загнутым  наверх  козырьком.  Этот  внешний  вид  как  бы  дополнял  его  внутренний  характер.  Благодаря  присутствию  Толи  Рябова,  в  группе  всегда  поддерживалась  атмосфера  спокойствия  и  уравновешенности.  Для  Сашки  Матэ  в  отличие  от  Толи  Рябова  были  другие  характерные  особенности.  Непонятно  откуда,  но  он  обладал  большими  знаниями  в  математике,  физике  и  химии  и  для  него  не  представляло  большой  трудности  решить  любую  замысловатую  задачу.   
     Ребята  выбрали  место  близко  к  обрыву  над  Удереем,  журчащим  на  повороте,  уселись  под  развесистой  сосной,  укрывавшей  от  сильно  припекавшего  солнца,  и  стали  соображать,  кто  заговорит  первым.  Им  оказался  Сашка  Матэ.  Он  обвел  собравшихся  пацанов  проницательным  взглядом  своих  глаз  и  сказал: 
     - Прежде  всего,  скажу,  что  до  меня  домогался  небезызвестный  «шметана» – директор  школы  Марк  Яковлев,  шантажируя  тем,  что  ему  известны  имена  пацанов,  которых  он  и  считает  теми,  кто  повредил  радио – телефонную  проводку.  (Из – за  укоренившегося  мордовского  диалекта  он  не  мог  правильно  произносить  слово  сметана).  Вызывали  в  прокуратуру  и  Алешку,  но  там  разговора  не  получилось.  Я  думаю,  что  нам  реагировать  на  шантаж  директора  школы  не  надо,  ведь  никто  из  нас  никакого  отношения  к  приисковому  ЧП  не  имеет.  Однако  хотелось  бы  знать,  зачем  на  нас  хотят  свалить  это  ЧП. 
     Сказав  это,  Сашка  занервничал,  на  его  побледневшем  лице  выступили  заметные  веснушки.  Чтобы  успокоиться,  он  вытащил  из  кармана  на  груди  рубашки – безрукавки  пачку  «Беломорканала»,  вынул  из  нее  папиросу  и,  чиркнув  спичкой,  прикурил.  Он  глубоко  затянулся  и  долго  держал  во  рту  табачный  дым. Воцарилось  тягостное  молчание,  все,  переглядываясь  между  собой,  взирали  на  Толю  Рябова,  ожидая,  что  скажет  он.  Посмотрев  на  притихших  ребят,  он  сказал:
     - Я   согласен  с  Сашкой,  что  кому – то  из  лихих  приисковых  начальников  сильно  хочется  возвести  на  нас  телефонный  поклеп, - как  всегда  в  спокойном  тоне  заговорил  Толя. – Я  твердо  уверен,  что  среди  нас,  пацанов,  никто  не  причастен  к  радио –телефонному  ЧП,  и  бояться   нам  нечего.  А  что  касается  директора  школы  Марка  Яковлева,  или  как  мы  его  зовем  «шметаной»,  то  мы  знаем  хорошо,  что  он  способен  на  любую  авантюру,  но  на  это  не  надо  обращать  внимание.  И  еще  я  хотел  бы  добавить  к  сказанному.  Мне  невольно  пришлось  услышать  любопытный  разговор  среди  приискателей.  Они  обратили  внимание  на  одну  деталь.  Ни  нас,  подозреваемых  в  ЧП,  ни  наших  родителей  ни  разу  не  вызывали  ни  в  милицию,  ни  в  госбезопасность.  Это  укрепило  мнение  приискателей,  что  ЧП – это  дело  рук  взрослых,  опытных  людей,  и  поиск  виновных  идет  по  ложному  следу.  Вот  вернется  из  отпуска  начальник  Удерейской  службы  госбезопасности  капитан  Жадаев,  и  все  прояснится.      
     От  сказанного  Толей  Рябовым  у  пацанов  отлегло  от  сердца.  Продолжать  и  дальше  разговор  на  эту  тему  больше  не  имело  смысла.
     -Ну  что,  пацаны,  сегодня  солнце  вовсю  разгулялось,  сильно  печет,  айда  на  «Глубокий»,  покупаемся  вдоволь, - предложил  Толя  Рябов.
     Ребята  бойко  покинули  сосновый  бор,  сбежали  с  песчаного  отвала  и  с  криком  устремились  к  разрезу  «Глубокий»  и  через  пару  минут  уже  бултыхались  в  освежающей  воде.
     Шло  время,  прииск  жил  своей  обычной  жизнью,  добывая  золото  и  складывая  его  в  государственную  копилку.  История  с  радио – телефонным  ЧП  стала  забываться,  и  приискатели  о  ней  перестали  вспоминать.  Через  два  месяца  Алешке  стукнет  16  лет. И  как  это  было  принято  в  те  годы,  чтобы  летнее  время  каникул  не  пропало  даром,  мальчишки  устраивались  на  разные  работы.  Следуя  этой  существующей  мальчишеской  традиции,    Алешка  устроился  на  временную  работу  помощником  инструментальщика  в  Центральные  мехмастерские. 
     Инструменталка – большая,  глухая  комната,  находящаяся  при  переходе  из  токарного  цеха  в  слесарный,  в  ней  хранился  всякий  инструмент,  которым  в  работе  пользовались  токари,  фрезеровщики  и  слесари.  Инструменталка  работала  в  две  смены.  В  одну  из  смен  инструментальщиком  работал  поляк  Костальский,  отбывший  в  ГУЛАГе  десять  лет  и  теперь  находившийся  в  ссылке  на  Удерее.  Ссыльный  Костальский –мужчина  лет  шестидесяти,  кряжистый,  лысоватый,  постоянно  держал  во  рту  курительную  трубку,  носил  на  лице  кроме  своей  холодной  суровости,  что –то  еще  отталкивающее.  Его  лысина  время  от  времени  потела,  и  он  то  и  дело  вытирал  ее  большим  цветным  платком,  после  чего  в  него  громко  сморкался.  А  вообще,  он  производил  впечатление  нелюдимого  человека,  и  к  нему  никогда  не  обращались  с  какой – либо  просьбой.  Взрослые  ребята,  работавшие  в  мехмастерской,  за  глаза  называли  Костальского  троцкистом. 
     В  другую  смену  инструментальщиком  работал  Юра  Бондаренко,  по  возрасту  младше  Костальского  наполовину. Он  тоже  был  из  ссыльных. За  что  получил  ссылку,  никто  не  знал,  а  сам  он  об  этом  предпочитал  молчать.  Однако  на  прииске  судачили,  что  он  был  выслан  из  Западной  Украины  за  то,  что  его  семья  в  конце  войны  и  в  послевоенный  период  имела  контакты  с  украинскими  националистами – бандеровцами. Высокий  и  смуглый,  с  густыми  баками  на  скуластом  лице,  с  виду  физически  крепкий,  он  был  хорошим  голкипером  и  за  приисковую  команду  стоял  на  воротах. И  когда  проходил  футбольный  матч,  на  стадион  прибегали  все  пацаны  и  с  неистовством  кричали,  когда  он  ловко  ловил  забиваемые  в  ворота  мячи.
     Алешка  попал  в  помощники  к  Бондаренко,  и  они  сразу  же сблизились.  Он  быстро  научил  его,  как  надо  пользоваться  напильником,  пилкой  по  металлу,  дрелью.  Словом,  под  руководством  своего  наставника  Алешка  осваивал  ремесло  обработки  металла.  Между  Костальским  и  Бондаренко  часто  возникали  жаркие  конфликты.  Костальский  считал  себя  политически  несправедливо  осужденным  и  ссыльным,  пострадавшим  за  участие  в  оппозиционной  борьбе  с  существующей  властью,  а  Бондаренко – предателем  родины.  По  этой  причине  они  между  собой  непримиримо  враждовали.   
     В  тот  день,  близко  к  полднику,  Алешка  ходил  за  Удерей,  в  кузнечный  цех.  Надо  было  принести  откованные  кузнецами  заготовки  токарных  резцов. Инструментальщик  Юра  Бондаренко  готовился  подгонять  к  резцам  победитовые  напайки.  Задание  сходить  в  кузницу,  и  получил  Алешка  от  своего  наставника.  Удерейская  долина  погрузилась  в  солнечный  зной,  было  нестерпимо  жарко.  И  Алешке  хотелось  скорее  вернуться  в  токарно – слесарный  цех,  где  толстые  деревянные  стены  не  пропускали  солнечной  жары,  и  там  было  прохладно. В  цехе  шла  привычная  работа:  слышались  шум  станков,  свист  сверл,  стук  молотков.  На  большом  токарном  станке  вытачивали  огромный  коленчатый  вал  для  драги,  в  слесарном  крыле  слесари  острыми  шаберами  скоблили  бронзовые  муфты,  на  сверлильном  станке  сверлили  отверстия  на  шайбовых  заготовках.
     Алешка  незаметно  вошел  в  инструменталку.  Его  удивило  присутствие  в  инструменталке  Костальского.  Хотя  смена  была  не  его.  Между  Костальским  и  Бондаренко  происходила  очередная  перепалка. Алешка  невольно  услышал  слова,  брошенные  Костальским  о  том,  что  ему  известно,  что  Бондаренко  знает,  кто  обрезал  телефонный  провод  в  золотоприисковом  управлении,  но  он,  по  какой –то  причине,  это  скрывает.  Бондаренко,  как  ссыльный,  хорошо  понимал,  чем  может  для  него  обернуться  такое  заявление  Костальского.  Весь,  вспыхнув,  он  ответил  Костальскому,  что  это  бред  его  глупого  воображения.  Накат  одного  ссыльного  на  другого  был  настолько  неожиданным,  что  Алешке,  ставшему  свидетелем  услышанного,  пришлось  мигом  выскочить  из  инструменталки…
     Ночью  над  Удерейской  долиной  пронесся  шквальный  ливень,  разметав  на  короткое  время  висевшую  над  ней  густую  духоту,  образовавшуюся  от  дневного  зноя.  Казалось,  что  предстоящий  день  будет  прохладным.  Но  как  только  взошло  солнце,  жара  поползла  по  долине,  заполняя  зноем  пустоты.  И  терпеть  солнечный  зной  было  не  в  моготу.  Спасение  от  солнечной  жары – окунуться  в  прохладу  воды  разреза  «Глубокий». Туда  Алешка  и  побежал.  На  «Глубоком»  уже  было  полно  пацанов,  и  негде  было  яблоку  упасть,  как  говорится.  Сбросив  на  бегу  с  себя   легкие  облачение,  он  с  разбега  нырнул  в  разрез,  уйдя  на  его  глубину,  на  самое  дно,  где  его  охладили  подземные  источники.  Нанырявшись  и  нахлюпавшись  вдоволь  в  прохладной  воде,  Алешка  побежал  обратно  домой.  Когда  заскочил  во  двор,  сестренка  сказала,  что  совсем  недавно  на  чердаке  побывали  трое  мужчин  и  что – то  искали.
     По  описанию  сестренки  Алешка  определил,  что  это  были  Зенин,  Мокшин  и  Костальский.  Он  мигом  заскочил  на  чердак.  Его  лежанка  была  перевернута,  по  чердаку  были  разбросаны  книги,  которые  он  оберегал  пуще  всего,  читая  их  ежедневно. 
     Он  заглянул  в  ящик  и  обомлел,  из  него  исчезло  то,  что  в  последнее  время  для  него  было  самым  ценным – чертеж  модели  паровой  машины  и  железные  заготовки  для  нее.  Уже  вечером  по  прииску  поползли  слухи,  что  на  чердаке  у  «Алешки  нашли  какие – то  секретные  железки». Увидя  пустой  ящик,  он  на  какое – то  время  оцепенел  и  не  знал,  что  делать.  Сердце  учащенно  колотилось,  в  голове,  что – то  сильно  стучало. В  какой – то  миг  в  его  мальчишеской  голове  пронеслось  все  то,  что  за  последнее  время  он  узнал  много  интересного,  связанного  с  осуществлением  своей  давней  мечты.
     Еще  совсем  недавно  среди  старших  ребят  было  повальное  увлечение  изобретением  деревянных  пароходиков,  которые  запускали  плавать  по  воде  с  помощью  крутившегося  колесика  с  лопастями.  Из  сухого  деревянного  полена  выстругивали  корпус  пароходика,  на  его  корму  приспосабливали  колесико  с  лопастями,  соединяя  его  с  железной  консервной  банкой,  куда  клали  кусочки  сухого  спирта,  и  поджигали  его. Спирт,  загораясь,  выпускал  из  банки  струю  на  лопасти,  они  начинали  крутиться  и  пароходик  плыл  по  воде.  Алешке  сильно  хотелось  сделать  такой  пароходик,  но  как,  он  не  знал  этого.  Проходили  годы,  и  со  временем  его  мечта  забылась.
     У  Алешки  было  два  увлечения:  путешествия  по  Удерейским  старинным  золотым  приискам  и  посещение  приисковой  библиотеки.  Эти  увлечения  он  считал  для  себя  университетом.  Бывая  на  приисках,  он  познавал  их  историю,  а,  посещая  библиотеку  и  роясь  в  журналах  и  книгах,  узнавая  много  интересного.  Как – то  однажды,  долго  засидевшись  в  библиотеке  и  просматривая  толстую  стопку  разных  брошюр,  он  наткнулся  на  журнал  «Техника  молодежи».
     Листая  журнал,  он  увидел  чертеж  простейшего  изготовления  модели  паровой  машины,  которую  можно  устанавливать  на  маленьком  паровозе  или  пароходике.  И  в  Алешке  опять  всплыла  его  давняя  мечта  построить  пароходик  с  паровой  машиной.  На  следующий  день  он  пришел  в  библиотеку  и  скопировал  чертеж  модели  паровой  машины. А  еще  через  день  произошло  еще  одно  событие,  которое  как  бы  дополняло  предыдущее.  Библиотекарь  Людмила  попросила  его  побыть  в  библиотеке,  ей  надо  срочно  отлучиться  по  неотложному  делу. Оказавшись  один  в  библиотеке,  он  зашел  в  книжное  хранилище  и  начал  разглядывать  книги,  лежавшие  на  полках. 
     Его  внимание  привлекла  книга,  в  которой  рассказывалось  о  знаменитом  полярном  путешественнике  Георгии  Седове  и  шхуне  «Святой  Фока»,  на  которой  в  1912  году  он  отправился  в  путешествие  в  Арктику. Путешествие  оказалось  трагическим,  пробиваясь  зимой  через  льды,  к  северному  полюсу,  в  1914  году  Георгий  Седов  погиб.
     Прочитанная  книга  о  Георгии  Седове  сильно  всколыхнула  Алешку,  и  ему  захотелось  сделать  модель  шхуны  «Святой  Фока»  и  поставить  на  нее  маленькую  паровую  машину,  чертеж  на  изготовление  которой  у  него  уже  был.  Но  как  изготовить  модель  шхуны,  Алешка  не  знал.  Помогла  опять  библиотека.  Он  целыми  часами  напролет  рылся  в  книгах,  отыскивая  хотя  бы,  какой – то  чертеж  деревянной  шхуны.
     И  его  поиск  увенчался  неожиданным  успехом. Он  нашел  толстенную  книгу,  в  которой  имелось  много  чертежей  изготовления  деревянных  судов. Он  выбрал  самый  простейший  и  скопировал  его.  Одновременно  выписал  и  названия  многих  такелажныж  частей   судна.
     О  своей  мечте  сделать  модель  деревянной  шхуны  с  паровой  машиной  Алешка  рассказал  Сашке,  который  давно  мечтал  о  чем –  то  подобном. Он  был  сильно  обрадован  его  идеей  и  пожелал  ему  успеха  в  этом  трудном  деле.
     И  Алешка  начал  осуществлять  свой   проект.  Подобрал  толстенное  сосновое  полено,  из  которого  начал  выстругивать  модель  шхуны. Пригодился  большой  складной  нож,  который  когда – то  ему  подарил   Дмитрий  Петрович,  главный  геолог  геологической  партии  на  речке  Удоронге,  когда  он  там,  в  прошлые  летние  сезоны,  работал.  Об  идее  сделать  модель  паровой  машины  Алешка  рассказал  Николаю  Аверьяновичу  Кузнецову – слесарю  мехмастерских,  которого  все  звали  просто  Аверьяныч. Он – бывший  красноярец,  находился  на  прииске  в  ссылке,  а  за  что,  никто  не  знал. 
     Аверьяныч – слесарь – лекальщик,  мастер  высочайшего  класса  по  обработке  металла.  Он  мог  напильником,  на  токарном,  или  фрезерном  станке  выточить  любую  замысловатую  деталь,  отремонтировать  сложные  швейцарские  часы. Он  посмотрел  Алешкин  чертеж  и  ничего  не  сказал.  Его  молчание  о  проекте  паровой  машины  Алешку  озадачило.
     Но  как – то  однажды  Аверьяныч  зашел  в  инструменталку  и  сказал  Алешке,  что  сегодня  вечером  возьмемся  за  его  проект  паровой  машины. Всю  неделю  по  вечерам  Аверьяныч  вытачивал  на  фрезерном  станке  основные  детали  для  паровой  машины.  Алешка  смотрел,  не  отрывая  глаз,  как  он  искусно  на  фрезерном  станке  превращал  обычный  кусочек  железа  в  стройную  деталь.  Особенно  интересно  было  смотреть,  как  он  вытачивал,  что – то  похожее  на  маленький,  пузатый  бочонок,  будущий  котел  паровой  машины.  Закончив  вытачивание  деталей,  Аверьяныч  объяснил  Алешке,  как  с  помощью  напильника  надо  их  подогнать  друг  к  другу.
     К  этому  времени  Алешка  уже  закончил  обработку  деревянного  судна  будущей  шхуны  и  опробовал  ее  на  воде  в  разрезе.  Он  мечтал  о  том  дне,  когда  будет  устанавливать  на  шхуне  паровую  машину  и  пускать  ее  в  плавание.  И  вот … теперь  выстраданная  Алешкой  мечта  рухнула  в  одночасье.  Он  стоял,  как  вкопанный  и  смотрел  на  следы  шмона  на  чердаке.  В  горле  застряло,  что – то   горькое,  из  глаз  готовы  были  брызнуть  слезы. 
     «Что  же делать?»  – лихорадочно  крутилось  в  голове  Алешки. – «Надо  сейчас  же  рассказать  Сашке!»
     Он  быстро  соскочил  с  крыши  сеней,  не  почувствовав  большой  высоты  и  побежал  к  Сашке.  Он  как  раз  оказался  дома.  Выслушав  Алешкин  взволнованный  рассказ,  Сашка  весь  взбудоражился,  и,  казалось,  что  на  его  лице  даже  покраснели  веснушки. Сашка  выскочил  из  веранды  во  двор,  схватил  велосипед  и  крикнул  Алешке:
     - Садись  на  раму,  быстро  гоним  в  телефонку  к  Мокшину!  При случае,  его  как  следует  надо  отмутузить!
     Они  мигом  на  велосипеде  примчались  к  бараку,  в  котором  находилась  телефонка,  стоявшему  при  входе  на  площадь  приискового  конного  двора.  Бесшумно  вошли  в  телефонку,  Мокшин  сидел  за  столом  перед  открытым  окном,  и  что – то  мастерил  из  проводов. Увидя  вошедших,  запыхавшихся  ребят,  он  растерялся,  моргая  своими  маленькими  глазками.  Сашка  захлопнул  дверь,  а  крючок  накинул  на  ушко.  Алешка  понял,  что  Сашка  сейчас  же  начнет  мутузить  Мокшина.  Но  его  что – то  сдержало,  и  схватки  не  произошло. 
     -Ты,  жук  навозный,  зачем  у  Алешки  на  чердаке  устроил  шмон куда  подевали  чертеж  и  заготовки  модели  паровой  машины?! – громко крикнул  Сашка,  приблизившись  вплотную  к  испуганному  Мокшину.
     - Скажу  вам  определенно,  что  никто  из  пацанов  не  имеет никакого  отношения  к  телефонному  ЧП.  Побывали  на  чердаке  у  Алешки так,  для  острастки.  А  железки  забрал  Костальский,  он  злой  на Алешку  за  то,  что  он  дружит  с  Бондаренко, - оправдываясь,  промычал Мокшин,  отодвигаясь  к  окну.
     Услышав  фамилию  Костальского,  Сашка  крикнул:
     - Быстро  мчимся  в  инструменталку!
     Ребята  покинули  телефонку,  заскочили  на  велосипед  и, спустившись  с   косогора,  въехали  на  старую  футбольную  площадку,  где  находился  токарно – слесарный  цех.  Над  площадкой  висел  солнечный  зной,  и  казалось,  что  вот – вот,  все  запылает  вокруг. Бросив  велосипед  у  широко  распахнутых  дверей  при  входе  в  слесарное  крыло  цеха,  ребята  вбежали  в  инструменталку. Была  середина  дня,  обеденный  перерыв.  Костальский  сидел  на  лавке  перед  верстаком,  закусывая  скудным  обедом,  запивая  из  железной  кружки  кипятком. Для  Костальского  появление  взбудораженных  ребят  было  неожиданным,  и  он,  соскочив  с  лавки,  громко  крикнул:
     - Что  вам  здесь  надо,  сейчас  обеденный  перерыв  и  выйдите  из  инструменталки!
     Сашка  весь,  побагровев,  резко  подскочил  к  Костальскому,  крикнув  еще  громче:
     - Ты  старик,  за  десять  лет  в  лагере  так  ничему  и  не научился,  зачем  спровоцировал  Зенина  против  Алешки,  запустив  в  его  голову  то,  чего  нет  на  самом  деле,  ты  же  нагадил  Аверьянычу.  Это  он  выточил  заготовки  на  фрезерном  станке!  Верни  чертеж  и  заготовки  модели  паровой  машины! 
     Услышав  слово  «Аверьяныч»,  Костальского  перекосило,  он  понял,  что  проиграл  в  этой  глупой  возне.  Он  стоял  неподвижно,  словно  прирос  к  полу,  на  его  лице  выступил  пот,  рука,  державшая  железную  кружку  с  кипятком,  тряслась. Опомнившись,  Костальский  швырнул  кружку  на  верстак,  наклонился  и  достал  ящик,  чем – то  наполненный. 
     - Возьмите  свои  железки! – крикнул  надрывным  голосом  Костальский  и  высыпал  из  ящика  на  пол  заготовки  модели  паровой  машины. 
     Ребята  схватили  «железки»  и  выскочили  из  мехмастерских.  Когда  прошли  сотню  метров  и  отдышались  от  всего  происшедшего,  Алешка  спросил  своего  друга:
     - Сашок,  а  ты  действительно,  хотел  отмутузить  Мокшина?
     - Не  знаю,  наверное,  сделал  бы  это, - успокоившись,  ответил  Сашка.
     -А  смог  бы  отмутузить  Костальского? - не  снижая  накала  разговора,  спросил  Алешка  у  Сашки.
     - Понимаешь,  Алешка,  и  директор  нашей  школы  «шметана»,  и  Мокшин,  и  Костальский  – люди  с  подлой  натурой,  из  кожи  лезут  вон,  чтобы  показать  свою  значимость. И  дело  не  в  загадочном  радио – телефонном  ЧП,  к  которому  мы  не  имеем  никакого  отношения.  Случилось  что – то  другое,  словно  по  незримому  сговору,  они  способны  наделать  много  пакостей.  И  если  есть  возможность  их  отмутузить,  то  особого  греха  от  этого  не  будет.
     Алешкин  отец  был  на  речке  Удоронге,  на  покосе,  когда  Зенин,  Мокшин  и  Костальский  устроили  шмон  на  его  чердаке.  Алешка  рассказал  обо  всем  случившемся  вернувшемуся  с  сенокоса  отцу.  А  он  промолчал,  не  проронив  ни  слова. Через  пару  дней  отец,  придя  с  работы  из  кузницы,  сказал  Алешке,  что  разговаривал  с  Аверьянычем,  и  он  ему  рассказал  о  происхождении  «железок»,  выругавшись  по  адресу  Костальского.  Отец  спросил  Алешку,  вернется  ли  он  обратно  в  инструменталку.  Он  ответил,  что  туда  он  больше  не  вернется. 
     Художник  театра –клуба  «Красный  Октябрь»  Гавриил  Владимиров  долго  болел,  и  рисовать  афиши  о  предстоящих  фильмах  было  некому.  Лука  Яковлевич  Скоморохов – маркер  клуба,  передал  Алешке  просьбу  директора  Александра  Семеновича  Ершенко,  чтобы  он  взялся  за  небольшую  плату  рисовать  афиши.  Алешка  согласился  на  это  предложение,  но  не  забывал  о  главном,  продолжая  воплощать  свою  идею  о  строительстве  шхуны  с  паровым  двигателем.
    
     Глава,  которая  свидетельствует  о  том,  что  ЧП  осталось  неразгаданным.

     В  конце  июля  из  отпуска  вернулся  начальник  Удерейского  РОМГБ,  капитан  Жадаев,  и  радио – телефонное  ЧП  приобрело  другой  оборот.  Начальник  Удерейской  службы  госбезопасности  был  заметной  фигурой  на  золотом  прииске.  Лет  сорока,  среднего  роста,  пропорционально  сложенный,  с  открытым  светлым  лицом,  выделялся  среди  многих  своей  осанистостью. Летом  ходил  в  мундире  офицера,  в  зимнюю  пору носил  добротное  американское  пальто  реглан,  пошитое  из  коричневой  кожи.  Было  заметно,  что  начальник  госбезопасности  жил  независимой  жизнью,  нельзя  сказать,  что  он  водил  дружбу  с  районным  партийным  начальством,  как  этого  требовало  веление  того  времени.  Не  поддерживал  он  особых  отношений  и  с  начальником  Удерейского  РОМВД.  Но  зато  у  него  сложились  хорошие  отношения  с  райпрокурором,  они  часто  встречались  семьями  за  праздничным  столом.  Да  и  приискатели  уважительно  относились  к  нему,  видя,  что  он  не  выставляет  на  показ  свою  власть,  а  держится  умеренно.   
     По  выходе  из  отпуска  начальник  Удерейской  спецслужбы  встретился  с  Зениным,  который  доложил  ему  об  оперативной  обстановке  в  золотопромышленном  районе  за  истекшее  время,  подробно  рассказав  о  радио – телефонном  ЧП  и  о  принятых  мерах  по  поиску  его  «авторов».  Выслушав  внимательно  своего  помощника,  начальник  госбезопасности  сказал:
     - Я  полагаю,  что  ты  сразу  пошел  ошибочным  путем,  отыскивая  виновных  радио – телефонного  ЧП  среди  приисковых  пацанов.  Я  знаю  всех  пацанов:  и  спокойных,  и  шаловливых.  Никто  из  них  не  способен  на  подобную  дерзость.  В  этом  неожиданном  ЧП  надо  видеть  ситуацию  совсем  по – другому.  Ты  не  придал  значения  тому, - продолжал  начальник  приисковой  спецслужбы, - что  в  настоящее   время  население  Южно – Енисейска  не  однородно. Конечно,  его  большинство – нормальные  приискатели.  Но  здесь  находятся  и  ссыльные  разных  мастей:  политические,  бывшие  фронтовики,  побывавшие  в  немецком  плену,  фронтовые  дезертиры,  отъявленные  уголовники  и  изощренные  рецидивисты. И  каждый  из  них  в  отместку  за  свою  судимость  и  ссылку  мог  безумно  или  преднамеренно  совершить  любой  поступок,  в  том  числе  повредить  и  телефонную  и  радиотехническую  связь. 
     Зенин,  слушая  опытного  начальника  госбезопасности,  молчал,  понимая,  что  он  говорит  верно. 
     - Я  ознакомился  с  письменным  заключением  телефониста  Ермакова, -продолжал  начатый  разговор  начальник  госбезопасности. – Так  вот,  он  в  отличие  от  злобного  заключения  телефониста  Мокшина,  увидел  совсем  иной  картину  телефонного  ЧП. В  заключение  телефониста  Ермакова  есть  одна,  немаловажная,  я  бы  даже  сказал,  существенная  деталь.  Оказалось,  что  ни  одного  сантиметра  телефонного  провода  не  было  похищено,  он  просто  был  перерезан. Ведь  если  бы  телефонные  провода  обрезали  пацаны,  то  исходя  из  мальчишеской   любознательности,  кто – то  из  них  хотя  бы  маленький  кусочек  привлекательной  цветной  проводки  взял  бы  себе. Все  это  говорит  о  том,  что  повреждение  телефонной  линии  в  главной  приисковой  конторе –золотоприисковом  управлении,  а  радиоантенны  в  почтово – телеграфном  отделении  – это  не  случайные  шалости  каких – то  хулиганов,  а  четко  продуманные  действия  опытных  людей,  целью  которых  было  создать  в  районном  золотопромышленном  центре  панику.  Наш  золотопромышленный  район  большой.  На  приисках  работают  девять  драг,  добывающих  золото,  и  с  ними  надо  поддерживать  регулярную  связь.  И  тот,  кто  повредил  телефонную  связь,  действовал  наверняка.  Вот  посмотри,  была  повреждена  не  просто  телефонная  проводка,  а  перерезаны  провода,  ведущие  к  кабинетам  директора  золотоприискового  управления,  главного  инженера,  а  так  же  планового  отдела  и  золоторазведки.  Повредить  такую  телефонную  проводку  мог  только  тот,  кто  знал  ее  схему. А  знать  ее  мог  тот,  кто  хорошо  знает  телефонное  ремесло. То  же  самое  относится  и  к  радиоантенне.  Ведь  телефонная  связь – это  система  управления  добычей  золота,  а  радиосвязь – получение  информации  о  внешней  обстановке. Отсюда  напрашивается  единственный  вывод:  ЧП  имеет  почерк  опытного  человека.  И  сваливать  радио – телефонное  ЧП  на  пацанов  без  элементарных  доказательств,  это  значит,  в  нашей  работе  допустить  казус,  а  по – русски  говоря,  нелепость  глупую.      
     Капитан  Жадаев  помолчал,  достал  из  коробки  папиросу  «Казбек»  и,  раскурив,  продолжил  беседу  со  своим  помощником.  По  кабинету  пополз  аромат  раскуренной  папиросы.   
     - Десять  лет  я  работаю  в  Удерейской  госбезопасности,  начал  здесь  свою  службу  летом  1940  года.  За  эти  долгие  годы  на  нашем  прииске  это  не  первое  ЧП,  их  было  много,  и  сейчас  нет  необходимости  их  перечислять.  Но  во  всех  этих  ЧП  основными  участниками  были  взрослые,  опытные  рецидивисты,  которые  ни  перед  чем  не  останавливались,  лишь  бы  достичь  своего.
     - Я  согласен, - заговорил  Зенин, - что  дерзкого  виновника  радио –
телефонного  ЧП  надо  искать  в  другом  месте,  среди  тех  взрослых,  которые  хорошо  разбираются  в  телефонной  проводке  и  радиоантенне  и  могут  легко  их  повредить.
     Капитан  Жадаев  поднялся  с  кресла,  подошел  к  широко  открытому  окну,  вдохнув  свежего  воздуха  от  густых,  зеленых  деревьев. 
     - И  еще  одно  замечание, - сказал  начальник  госбезопасности.– Ты  допустил  большую  ошибку,  включив  в  поисковую  группу  Костальского.  Он  является  осужденным  по  58 – й,  и  в  данный  момент  отбывает  ссылку.    Получается,  что  органы  госбезопасности  дружат  с  бывшими  осужденными,  а  ныне  со  ссыльными.  Этим  самым  ты  успокоил  тех,  кто  как  раз  и  повредил  телефонную  линию.  Я  исключаю  Костальского  из  поисковой  группы. Так  что,  давай,  исправляй  допущенные  ошибки  и  продолжай  начатое  дело.
     Весь  июль  напролет  держалась  жара,  разморив  удерейскую  округу.  Приисковые  пацаны,  спасаясь  от  солнечного  зноя,  целыми  днями  пропадали  на  речке  Удерей  или  в  разрезах,  наполненных  прохладной  водой,  каких  было  много  вокруг  Южно – Енисейска. 
     В  самые  жаркие  дни  Толя  Рябов,  Сашка  Матэ  и  Алешка  Брусницын  все  время  находились  вместе,  готовясь  выйти  в  дальний  поход  на  рыбалку,  обсуждая,  где  лучше  всего  порыбачить.  Толя  Рябов  предложил  пойти  на  речку  Ишимбу,  и  попутно  побывать  на  Кировском  прииске,  где  еще  совсем  недавно  он  проживал  с  семьей.  Но  маршрут  этот  ребята  посчитали  очень  далеким,  и  он  отпал  сам  по  себе.  Алешка  предложил  поход  на  речку  Удоронгу,  места  которой  он  знал  хорошо.  И  после  недолгих  рассуждений  решили  выйти  на  рыбалку,  на  речку  Уронгу,  в  то  место,  где  она  впадает  в  Удерей.  Еще  с  вечера  условились,  что  наступившим  утром  и  отправятся  на  рыбалку.
     На  рассвете  ребята  встретились  около  дома,  в  котором  в  одной  половине  находился  магазин  «Заготживсырье»,  где  работал  продавцом  Толин  отец,  в  другой,  проживала  его  семья.  За  спиной  Толи  висел  рюкзак,  в  который  он  положил  большое  полотнище.  Оно  будет  служить  в  качестве  невода  при  ловле  рыбы.
     Путь  до  Уронги  известный.  Добраться  туда  можно  по  просохшей  шоссейной  дороге,  идущей  из  Южно – Енисейска,  через  Спасский  перевал  и  Верхне – Александровский  мост.  Этот  путь  легкий,  но  долгий.  И  пошли  другим  путем,  более  коротким,  но  трудным,  по  тропе,  заваленной  острым  плитняком,  мимо  висячих  скал,  через  Нозолинские  ключи. 
     Преодолев  самый  трудный  участок  пути,  линейку  висячих  скал  над  журчащим  Удереем,  крутой  бугор  и  густой  сосняк,  ребята  вышли  на  Нозолинскую  поляну,  которая  не  могла  не  привлечь  их  внимания,  и  они  остановились,  чтобы  передохнуть.
     Поляна  сплошь  усеяна  буйством  синих  незабудок,  от  них  исходил  какой – то  специфический,  еле  уловимый  запах,  полого  спускалась  в  Удерей,  который  напевал  свою  извечную,  журчащую  песенку.  От  быстро  текущей  воды  на  поляну  тянуло  прохладой.  На  кромке  поляны  и  берега  Удерея  они  и  упали  в  густую  зелень  травы. 
     Пока  путники  лежали  на  зеленом  ковре  поляны,  наслаждаясь  щедростью  природы,  вели  между  собой  самый,  незатейливый  разговор,  мечтая  о  своем  будущем.  Не  обошлось  в  разговоре  и  о  том,  кто  и  на  кого  пойдет  учиться  после  окончания  средней  школы.  Сашка  Матэ  заявил,  что  мечтает  стать  инженером – механиком.  И  ребята  не  сомневались  в  этом.  Сашка  единственный  из  взрослых  пацанов  на  прииске  имел  собственный  велосипед  и  мотоцикл  и  порою  целыми  днями  возился  с  ними,  ремонтируя.  Толя  Рябов  сказал,  что  ему  хотелось  бы  получить  профессию  геолога,  а  потом  сочетать  ее  с  писательским  ремеслом.
     - Ребята, наш  Удерейский  район  очень богат  природными  ресурсами, -  сказал  Толя, - отыскать  их,  построить  здесь  разные  предприятия  для  их  переработки,  а  потом  все  это  описать  в  книге.  Это  и будет  самым  большим  подарком  для  будущих  поколений. 
     Алешка,  как  младший  среди  своих  друзей,  сказал,  что  еще  не  определился  с  выбором  будущей  профессии,  но  в  оставшиеся  до  окончания  школы  годы  об  этом  будет  думать.  В  этом  мальчишеском,  ребячьем  разговоре  было  главное  то,  что  они  видели  свое  будущее  и  стремились  к  нему. 
     Передохнув  накоротке,  надышавшись  запахами  синих  незабудок,  попутно  напившись  холодной,  сладковатой  воды  из  нозолинского  источника,  сочившегося  из – под  косогора,  ребята  продолжили  путь  к  речке  Уронге.  Еще  небольшой  бросок,  и  они  у  места  рыбалки.  Когда  добрались  до  Уронги,  над  ней  уже  вовсю  властвовал  солнечный  зной.   
     Пойма  речки  Уронги – это  трагический  участок  Удерейского  Клондайка.  Еще  совсем  недавно  здесь,  на  нижней  площадке,  со  всех  сторон  закрытой  глухим  еловым  лесом,  прямо  в  мшистом  болоте,  находился  лагерь  заключенных.  А  на  верхней  террасе,  широкой  полосой  тянулся  хвойный  лес,  уходивший  далеко,  в  глубь  удерейской  тайги.
     Хвойная  терраса – место  лесоповала,  где  невольники  заготавливали  для  драг,  добывавших  золото,  древесину,  служившую  им  в  качестве  топлива.  У  подножия  хребта  маячили  два  почерневших  от  дождей  и  ветров  барака,  с  большими  щелями  в  прохудившихся  стенах.  Тут  же  рядом  растянулась  длинная  поленница  напиленных  дров,  из  которых  все  еще  сочилась  смолистая  сера.  Все  это  окружение  напоминало  о  том  чудовищном  времени,  когда  здесь  творилось  то,  о  чем  знали  немногие.
     Вырубив  два  стежка  и  приладив  их  к  полотнищу,  рыбаки  с  неводом  вошли  в  воду  Уронги.  Вода  была  нестерпимо  ледяной,  и  приходилось  часто  выскакивать  и  отогреваться  на  солнце.  Благо,  солнце  нещадно  палило.  Забрасывая  невод,  раз  за  разом  в  ледяную  воду,  однако,  улова  не  получалось.  Не  фартило,  как  говаривают  в  таких  случаях  приискатели.  Долго  пришлось  лазить  в  ледяной  воде,  но  рыба,  словно  сговорившись,  не  попадалась  в  невод.  Было  ясно:  рыба,  в  ответ  на  жару,  залегла  глубоко.
     Умаявшись  неудачной  рыбалкой,  ребята  покинули  пойму  речки  Уронги  и  по  песчаному,  укатанному  машинами  шоссе,  возвращались  обратно  в  Южно – Енисейск.  И  вряд  ли  можно  было  считать,  что  удача  в  рыбалке  в  этот  раз  миновало  ребят.  Дело  было  в  другом.  Это  были  ребята – удерейцы  из  того  поколения,  которые  сильно  любили  свой  родной  край,  и  любое  путешествие  по  нему  считали  для  себя  большим  счастьем.
     При  подходе  к  Верхне – Александровскому  мосту,  на  скосе,  круто  уходившем  в  Удерей,  встретили  Сашу  Ермакова,  слезавшего  с  тяжелыми  железными  «когтями»  с  телефонного  столба.  По  его  загоревшему  лицу  текли  струйки  пота,  на  груди  висела  большая  телефонная  трубка  из  черного  эбонита. 
     Саша  Ермаков  был  одним  из  тех  взрослых  ребят,  кого  младшие  уважали,  а  он  тепло  относился  к  ним.  Вернувшись  после  службы  в  армии  на  прииск,  он  сразу  же  устроился  работать  мастером – телефонистом  в  приисковую  телефонную  станцию.  Невысокого  роста,  крепкого  телосложения,  всегда  с  улыбкой  на  лице,  он  был  одним  из  больших  любителей  игры  в  футбол,  виртуозно  играл  на  барабане  и  тарелках  в  приисковом  духовом  оркестре,  чем  и  привлекал  внимание  приисковых  пацанов. 
     Вот  и  сейчас,  увидя  ребят,  Саша  улыбнулся,  подняв  вверх  руку,  и  сразу,  непринужденно,  завязал  с  ними  разговор. И  как – то невольно  в  разговоре  всплыло  радио –телефонное  ЧП.
     - Устранял  порыв  в  телефонной  проводке,  идущей  от  Южно – Енисейска  до  прииска  Сократовска, - сказал  Саша,  складывая  в  большую  сумку  «когти». – Я  слышал,  по  прииску  ходил  слух,  будто  хотели  навязать  мнение,  что  якобы  приисковые  пацаны  причастны  к  радио – телефонному  ЧП.  Я  осматривал  обрезанный  телефонный  провод  сразу  же  по  горячим  следам  и  скажу,  что  такое  проделать  пацанам  было  не  под  силу. При  повреждении  телефонного  провода  и  радиоантенны  орудовал  тот,  кто  знал  их  схему  и  умел  пользоваться   инструментом,  знал,  как  это  быстро  надо  делать.  Да  и  начальник  РОМГБ  пришел  к  выводу,  что  искать  виновника  радио –телефонного  ЧП  надо  среди  тех  взрослых,  кто  мог  его  ловко  совершить. 
     От  сказанного  Сашей  Ермаковым  по  лицам  ребят  пробежала  улыбка,  они  вздохнули …
     … Где- то  далеко,  в  верховьях  Удерея,  раскатисто  прогремел  гром,  подул  легкий  ветерок,  по  небу  поползли  серые,  густые  тучи.  Упала  дождевая  капля,  за  ней  другая,  и  зачастил  дождь. 
     Он  был  неожиданным  и  теплым.  На  песчаной  дороге  мигом  появились  лужи,  а  в  них – дождевые  пузыри,  примета  чего – то  хорошего  в  ближайшее  время.  Ребята,  уже  сильно  вымокшие,  но  радостные,  добрались  до  Спасского  перевала,  но  по  нему  не  пошли,  а  спустились  вниз  и,  проскочив  вдоль  террасы,  на  скосе  которой  зиял  вход  в  Спасскую  обвалившуюся  шахту,  добрались  до  поселка  Южно – Енисейска,  считая,  сегодняшний  поход  на  речку  Уронгу  счастливым  случаем.      
     А  Удерейский  золотопромышленный  район  вскоре  расформировали,  и  приисковая  служба  госбезопасности – Удерейский  РОМГБ – была  ликвидирована,  заниматься  распутыванием  радио – телефонного  ЧП  было  некому. 
     В  стране  сменился  лидер  партийно – государственной  власти,  и  жизнь  пошла  совсем  другим  чередом.  Всех  ссыльных,  даже  тех,  кого  подозревали  в  радио – телефонном  ЧП,  находившихся  в  ссылке  на  золотом  прииске  Центральном,  реабилитировали,  и  они  покинули  его  и  навсегда.  Да  и  пацаны,  на  которых  напрасно  возводили  радио – телефонный  поклеп,  окончив  школу,  разъехались,  и  кто  куда.
     …Как – то  однажды,  Алешка  Брусницын  еще,  будучи  мальчишкой,  в  приисковой  библиотеке,  в  какой – то  книге  вычитал  утверждение древних  о  том,  что  где  есть  начало,  там  есть  и  конец.  ЧП  на  золотом  прииске  произошло  вопреки  этому  древнему  утверждению.  У  него  было  начало,  но  не  было  конца.
     История  радио – телефонного  ЧП  на  золотом  Удерее,  в  поселке  Южно – Енисейске,  в  том  далеком,  знойном  пятидесятом,  так  и осталась  нераскрытой. 
     И  кто  совершил  этот  дерзкий  поступок  в  ту  июльскую  жаркую  ночь,  удерейцы  так  никогда  и  не  узнали. 

     5. Схватка  на  южной  окраине Удерейского  Клондайка.

     Весна  1920  года  на  Удерейском  Клондайке  шла  своим  чередом,  и  все  в  погоде  происходило  как  обычно,  переменно.  То  удерейская  округа  погружалась  в  тишину  и  умеренное  тепло,  а  то,  в  иные  дни  на  нее  обрушивалось  ненастье.  В  такие  дни  с  Ангары  дули  сильные  ветры,  температура  резко  падала,  и  сверху  пробрасывало  мелкими  снежными  хлопьями.  И  лес  в  окрестностях  Гадаловского  прииска  привычно  шумел.  Но  вот  подскочил  июнь,  и  погода  в  Удерейской  округе  угомонилась,  наступило  долгожданное  затишье.
     На  южной  окраине  прииска  Гадаловска,  у  подножия  куполообразной  горы,  сгоревшей  несколько  лет  назад  дотла,  на  террасе,  тянувшейся  с  юга  поселка  на  север,  стоял  большой  дом  из  смолистых  бревен,  в  котором  до  окончания  Гражданской  войны  находилась  контора  бывшей  Гадаловской  золотопромышленной  компании.  В  конце  марта  в  этом  доме  поселились  трое  мужчин,  приехавших  из  губернского  города  Красноярска,  наделенных  Енгубисполкомом  полномочиями  ревкомовских  комиссаров,  чтобы  по  завершении  разрушительной  революции  и  кровопролитной  Гражданской  войны  утвердить  на  Удерейском  Клондайке  власть  большевиков.
     А  что  в  данный  момент  представлял  собою  Удерейский  Клондайк  и  его  центр,  прииск  Гадаловский?
     И  хотя  Гадаловский  прииск  считался  центром  удерейской  золотодобычи,  однако,  в  это  время  на  нем  было  полное  безвластие, здесь  не  было  ни  административного,  ни  золотопромышленного  органа  власти.  Это  и  было  главным  результатом  свершившейся  революции  и  прошедшей  Гражданской  войны.  Не  было  власти,  не  было  и  претендентов  на  нее.  Наиболее  известные  лидеры  удерейских  политических  группировок  были  убиты  или  арестованы  по  сговору  с  южноенисейскими  и  тасеевскими  совдеповцами.  И  чтобы  заявить  себя  претендентом  на  административную  или  золотопромышленную  власть,  надо  было  сильно  рисковать.  Обозначившаяся  к  этому  времени  большевистская  власть  альтернативы  не  допускала.  И  если  бы  кто – то  объявился  с  предложением  на  приисковую  власть,  то  был  бы  сразу  же  уничтожен.         
     Ко  времени  описываемых  событий  Южно – Енисейский  горный  округ,  на  территории  которого  находились  богатые  золотом  Удерейские прииски,  только  что  перенесшие  революционный  и  партизанский  экстремизм,  заглох,  добыча  драгоценного  металла  прекратилась,  огонь  в  топках  дражных  котлов  погас,  мехмастерские  закрылись,  на  лесосеках  умолк  стук  топоров  и  скрежет  пил.  Приискатели,  спасаясь  от  разрухи  и  голода,  разбежались,  кто  куда.  И  все,  что  происходило  на  прииске  Гадаловске,  являлось  отражением  того  состояния,  в  котором  находился  большой  Южно – Енисейский  золотодобывающий  горный  округ.
     Вот  уже  третий  месяц  ревкомовцы,  облеченные  новой,  советской  властью,  лазили  по  прииску  Гадаловску,  но  ничего  не  делали,  так  как  не  знали,  с  чего  надо  начинать  восстановление  золотодобычи.  Прииск  пустовал. В  одну  из июньских  ночей,  когда  было  так  темно, что  хоть  глаз  коли,  в  приисковой  конторе  тускло,  горел  свет  фонаря.  И,  несмотря  на  уличную  темноту,  через  светившееся  окно было  видно,  как  в  большой  комнате  трое  разгоряченных  мужчин  суетились,  обсуждая,  что –то.
     -Итак, резко  сказал  Никольский,  комиссар  Южно – Енисейского горного округа  и  предревкома,  рослый  и  лобастый,  с  длинными,  как  плети, руками,  со  злобным  выражением  лица, - через  день  отправляемся национализировать  золотой  рудник  Герфед.
     И  он  кратко  его  охарактеризовал.  Герфедское  руднично –приисковое  хозяйство – стержень  Боровинской  золотопромышленной  компании,  основными  пайщиками  которой  являются  красноярские   золотопромышленники  Зотовы.  Там  добывается  рудное  и  россыпное  золото  в  объеме  семи  пудов  в  год. Рудное  золото  извлекается  из  породы  бегунной  фабрикой  с  толчеей,  построенной  еще  лет  двадцать  назад,  золотая  россыпь  в  песках  промывается  двумя  драгами,  которые  принадлежат  Зотовым.  На  добыче  золота  заняты  сто  рабочих  и  восемьдесят  лошадей.  Одна  треть  добываемого  золота  принадлежит  английской  компании  Морган  и  Джеллибранд.  Между  Зотовыми  и  англичанами  еще  в  1910  году  на  добычу  золота  была  заключена  концессия,   и  с  тех  пор  они  инвестируют  рудник. Управляют  руднично – приисковым хозяйством  от  Боровинской  компании  Ермилов,  от  английской – Хоксон.  Оба  живут  на  Герфеде.
     - Вас,  конечно,  интересует,  что  означает  слово  «Герфед», которым  назван  рудник? - сказал  с  пренебрежением  Никольский. - Слово  это  сокращенное  и  происходит  от  первоначального  названия  рудника  Герасимо – Федоровский. - И  помолчав  немного,  предревкома  враждебным  голосом  добавил  к  сказанному:  - При  национализации  рудника,  и  особенно  при  установлении  нашей  власти,  мы  наверняка  столкнемся  с  вооруженным  сопротивлением  старателей  и  золотопромышленников.  Так  что  нам  надо  быть  готовыми  ко  всему.       
     Выслушав  комиссара,  ревкомовцы  замолкли.  Молчание  затянулось  и  стало  тягостным.  Первым  заговорил  ревкомовец   Косачев,  коренастый  и  смуглолицый,  он  казался  человеком  спокойным  и  уравновешенным,  однако  его  глаза  отливали  холодом  и  злобой,  имел  привычку  при  разговоре  класть  ладонь  на  рукоятку  маузера.   
     - Не  забудьте  приготовить  оружие,  едем  не  на  прогулку, - притихшим  голосом  произнес  он.
     - Чтобы  нам  утвердиться  во  власти  на  приисках  и  рудниках, - заметил  Худяков,  другой  ревкомовец,  с хмурым  и  морщинистым  лицом,  постоянно,  кашлявший,  от  частого  курения  едкой  махорки, - а  у  нас  нет  иного  способа, кроме,  как  сделать  это  насильственно,  мы  должны  сильно  рисковать,  так  как  не  знаем,  на  чьей  стороне  окажутся  старатели.
     - Конечно,  без  риска  и  насилия  нам  не  обойтись, - согласился  Косачев. - Ведь  нам  надо  захватить  власть,  не  в  какой –то деревушке,  а  на  золотых  приисках,  где  живучи  традиции  крепкой  связи  между  старателями  и  золотопромышленниками.    
     - Так - то  оно  так, - со  свойственной  горячностью  рыгнул  Никольский, - но  не  забывайте,  что  Енгубисполком  поставил  перед  нами  архиважную  задачу:  именем  революции  как  можно  скорее  национализировать  Удерейский  Клондайк  и  установить  над  ним  нашу  власть. 
     - Слушай,  комиссар,  ты  ведь  весной  18 – го  был  главным  исполнителем  Декрета  Енгубисполкома  по  национализации  Удерейских приисков? - вкрадчиво  и  с  издевкой  спросил  Худяков,  обращаясь  к Никольскому. - Так  почему  тогда  не  довел  дело  до  конца?
     Никольский  встал  со  стула,  прошелся  по  пустующей  комнате, глянул  в окно,  за  которым  маячила  ночная  темнота  и,  обращаясь  к своим  помощникам,  сказал:
     - Вы  оба  хорошо  знаете,  что  происходило  в  то  время,  а  если забыли,  то  я  напомню.  И  не  было  никакой  национализации.  В  марте-апреле  18 – го   группа  вооруженных  совдеповцев  под  моим  началом, выполняя  Декрет  Енгубисполкома  о  национализации,  отобрали  у золотопромышленников  Удерейские  прииски  и  рудник  Герфед  тоже.  Самих то  хозяев,    золотопромышленников,  на  приисках  не  было.  И  мы  мигом всех  управляющих  отстранили  от  золотодобывающего  производства. 
     - А  что  в  это  время  происходило  на  соседних  североенисейских приисках? - не  унимался  Худяков.- Говорят,  что  там  произошло  то, чего никто  не  ожидал.
     Лицо  Никольского  побагровело,  и  было  заметно,  как  оно  выражало холодное  недовольство  вопросом,  который  задал  Худяков.  Однако комиссар  был  не  из  тех,  кто  оставлял  вопросы  без  ответов  и  не стал  отмалчиваться  и  ответил:
     - Местный  совдеп  там  быстро  отобрал  у  золотопромышленников прииски,  но  вскоре  пришлось  их  вернуть  обратно.  Совдеп  не  знал, что  с  ними  делать.  А  бывшее  руководство  Енгубисполкома,  которое  в день  захвата  власти  белой  гвардией  сбежало  из  Красноярска,  еще  в конце  марта  18 – го  поспешило  заверить  совнаркомовское  правительство, что  с  национализацией  енисейских  приисков  все  идет  хорошо.  А фактически,  например,  здесь,  на  Удерейских  приисках,  ситуация складывалась  не  в  нашу  пользу,  назревало  что – то  вроде  восстания приискателей.  И  в  небольшом  составе  нам  пришлось  покинуть  прииски, иначе  мы  бы  были  уничтожены  приискателямию А  тут  сразу  же  грянула Гражданская  война,  и  Енисейская губерния  оказалась  в  руках  белой гвардии.  Правда,  до  Удерейских  приисков  она  не  добралась.  Но Сибирское  временное  правительство,  захватившее  в  Сибири  власть, рудник  и  прииски  сразу  же  вернуло  бывшим  хозяевам.  И  вот  теперь, в  1920 – м,  нам  надо  поставить  последнюю  точку  в  национализации этого  рудника,  находившегося  на  южной  окраине  Удерейского  Клондайка, с  которого  начинается  Южно – Енисейский  горный  округ.  И  если  мы эту точку  поставим,  то  соединим  юг  Клондайка  с  севером,  и  нам  будет легче  завершить  переход  всех  Удерейских  приисков  под  нашу  власть. Ведь  там,  на  севере,  находится  другой,  очень  крупный  золотой  рудник – Аяхта.  И  стоит  замкнуть  территорию  от  Герфеда  до  Аяхты,  как  в наших  руках  окажется  весь  Южно – Енисейский  золотопромышленный  горный округ  с  годовой  добычей  золота в несколько десятков пудов золота.         
     Никольский  умолк,  его  помощники  глядели  на  него  и  ждали,  что еще  скажет  предревкома.  Он  резко  вскинул  голову  и  добавил:
     - И  никакой  пощады  золотопромышленникам,  одним  разом  выкурим их с  рудника,  а  уж  англичан  так  и  подавно,  и  явочным  порядком установим  Боровинский  приисковый  совдеп.  И  если  прольется  кровь приискателей,  так  тому  не  миновать.
     Ревкомовцы  закончили  обсуждение  предстоящих  задач  и,  заняв  каждый  свой  угол,  устроились  на  ночлег,   чтобы  хотя  бы  на  коротке  перед предстоящим  трудным  походом  немного прикорнуть.
     Раннее  утро,  июньское  желтое  солнце  уже  выкатилось  из –за Татьяниной  горы,  окрашивая  красным  цветом  правобережный  хребет.  Над  журчащим  Удереем  клубился  синий  туман,  оседая  в  речку  и  поспевая  за  ее  убегающим  течением.  В  тиши  наступающего  утра,  где – то  под  горой  Зеленой,  гулко  стукнул  о  лиственничный  пень  топор,  на  пути  к  речке  Пескиной  скрипнула  не  смазанная,  катившаяся  по  песчаной  дороге  таратайка,  в  соседнем  ключе  громыхнула  брошенная  на  железный  грохот  золотоносная  порода.  Но  вот  послышались  и  одиночные  голоса  старателей,  и  Гадаловский  прииск  проснулся,  не  зная  еще,  что  ночью  в  приисковой  конторе  ревкомовцами  вынашивались  зловещие  планы  передела  Удерейской  золотой  тайги.
     Все  трое  ревкомовцев  не  были  коренными  приискателями,  выходцами  с  Удерейского  Клондайка,  знали  о  золотой  промышленности  понаслышке,  и  появились  здесь  совсем  недавно.  Правда,  Никольский  ранее  уже  побывал  на  здешних  приисках,  накануне  октябрьской  заварухи,  отбывал  ссылку  за  участие  в  подпольной  работе  в  Красноярских  железнодорожных  мастерских. Никольский  совсем  недавно  вернулся  с  Ольховского  золотого  рудника,  где  по  заданию  горного  отдела  Енгубсовнархоза  приобретал  опыт  работы  комиссаром.  Он  не  сумел  наладить  добычу  золота  на  руднике,  а  только  обострил  против  себя  рабочих,  за  что  был  срочно  отозван  обратно.  Уязвленный  провалом  работы,  он  сейчас  находился  в  томительном  ожидании  предстоящей  схватки  с  герфедскими  золотопромышленниками  и    старателями,  на  которых  ему  сильно  хотелось  отыграться.   
     Косачев  служил  в  Особом  отделе  пятой  Отдельной  армии,  освобождавшей  Красноярск  от  белогвардейцев.  Он  успел  отличиться  в  расстрелах  офицеров  белой  армии,  и  теперь  был  зачислен  секретным  сотрудником  в  штат  Енисейской  губернской  ЧК,  обретя  полномочия  тайной  слежки  за  добычей  золота  на  Удерейских  приисках.
     Худяков,  бывший  подпольщик,  без  определенного  рода  занятий  в  прошлом,  но  часто  выполнявший  тайные  поручения  красноярских  большевиков  в  перевозке  денег  в  «Центр»,  получил  партийное  задание  оформить  документы  на  опыт  большевистского  переустройства  в  золотой  тайге.  Ревкомовцы  являлись  уполномоченными  Енгубисполкома  с  денежным  окладом  в  расчете  золотыми  рублями ... 
     Над  удерейской  долиной  забрезжил  рассвет,  и  прииск  Гадаловский  утонул  в  густом  мареве,  с  его  южной  окраины  выехали  трое  всадников.  Чтобы  не  привлекать  внимания  случайно  встретившихся  на  пути  приискателей,  ревкомовцы  рискнули  пройти  верхней,  извилистой  тропой  по  гребню  скал,  свисающихся  прямым  отвесом  над  бурлящим  Удереем.  Минуя  самый  опасный,  крутой  участок  тропы,  Нозолинские  ключи  и,  добравшись  до  речки  Уронги,  они  свернули  на  приисковый  большак.  Преодолевая  одну  террасу  за  другой,  поднимаясь  наверх  увала  и  оставив  после  себя  сорок  верст  по  таежной  глухомани,  ревкомовцы  в  середине  дня  на  взмыленных  лошадях  ворвались  на  рудник  Герфед.
     Кругом  тихо,  под  теплыми  лучами  полуденного  солнца  рудник,  казалось  спал.  Крутые  сопки  и  длинные  хребты,  поросшие  хвойными  лесами  и  окружившие  со  всех  сторон  рудник,  дремали  как  во  сне.  Не  шумели  привычно  по  косогорам  и  густые  кедрачи,  приумолкла  и  всегда  журчащая  на  перекатах  речка  Боровая.  Ревкомовцы  прошли  легкой  рысью  еще  немного  и  заметили,  что  по  окраинам  рудника,  как  бы  по  кругу,  верхом  на  лошадях,  с  охотничьими  ружьями  на  перевес,  медленно  передвигаются  старатели.  В  центре  рудничного  поселка,  на  Боровинской  площади, молчаливо  толкается  остальной  приисковый  люд,  вооруженный,  чем  попало:  кто  лопатой,  кто  киркой  или  топором,  а  кто  и  просто  дубиной.
     - Судя  по  обстановке,  кто –то   уже  успел  предупредить старателей о  нашем  появлении, - промычал  Косачев. - Что  будем  делать?
     - То,  что  наметили – национализировать  рудник! -  громко  крикнул Никольский,  и  направил  свою  лошадь  к  толпе.
     В  тот  момент,  когда  Никольский  вплотную  приблизился  к  толпе, из  нее  выскочил  здоровенный,  кудлатый  старатель  с  кайлом  в  руках, схватил  под  уздцы  жеребца  и  напористо  крикнул: 
     - Кто  такой?         
     - Никольский,  окружной  комиссар  и  предревкома.
     - Кем  направлен  и  чего  тебе  здесь  надо? -  наступал  старатель, крепко  удерживая  лошадь  седока.
     - Направлен  Енисейским  губернским  исполнительным  комитетом национализировать  Удерейские  золотые  прииски  и  рудник  Герфед  тоже. Тебя  это  устраивает? – раздраженно  крикнул  Никольский  и  пришпорил  жеребца. 
     Резвый  жеребец,  повинуясь  воле  седока,  круто  изогнув  жилистую  шею,  вздыбился  и  ринулся  на  старателя.  Старатель  не  устоял  на  ногах  и  рухнул  в  грязную  лужу.  По  толпе  прокатился  тревожный  возглас,  вокруг  ревкомовцев  мигом  образовалось  кольцо  из  подскакавших на  лошадях  старателей.  На  какой – то  миг  толпа  замерла,  ожидая,  чем  все  кончится,  а  потом,  опомнившись,  загудела.  И  старательский  пожар  на  Боровинской  площади,  полыхнувший  стараниями  ревкомовцев,  начал  разгораться.
     Косачев  весь  в  напряжении,  мокрый  от  горячего  пота,  уголком  глаз  опасливо  поглядывал  за  толпой,  боясь,  как  бы  кто – нибудь  из  приискателей  не  вскинул  ружья  и  не  пальнул  по  Никольскому.  Кольцо  из  вооруженных  старателей  вокруг  ревкомовцев  начало  сжиматься,  стало  плотным,  назревала  схватка.
     - Остановитесь!  Остановитесь! - кричал  Никольский. 
     Но  его  голос  глохнул  в  разъяренной  толпе.  Оказавшись  в  плотном окружении  взбудораженных  старателей,  из  которого,  как  понял  Никольский,  быстро  не  удастся  вырваться,  он  изловчился,  выхватил  из –за  пояса  маузер  и  несколько   раз  пальнул  в  воздух.  Мгновенно  последовали  ответные  выстрелы  старателей.  Ружейно –пистолетная  канонада  раскатистым  эхом  прокатилась  по  вершинам  гор,  ошеломив  своей  внезапностью  приискателей,  и  среди  них  возникло  замешательство. 
     Воспользовавшись  ситуацией,  ревкомовцы  пришпорив  лошадей, вырвались  из  вооруженной  толпы,  стремительно  поскакали  в  сторону рудничной  конторы,  оставляя  после  себя  на  Боровинской  площади облачко  песчаной  пыли. 
     В  конторе  находились  управляющий  Ермилов,  заметный  своей бородкой  клинышком  и  ладным  сюртуком,  а  также  два  штейгера  в горной  униформе  и  рабочий  Смашнев,  представитель  от  старательских артелей,  в  потрепанной  одежде,  измазанной  желтоглиньем.  Англичанин Хоксон  отсутствовал.  Никольский  окинул  суровым  взглядом присутствующих и  громким,  начальствующим  тоном  объявил:
     - Именем  революции  и  по  приказу  партии  большевиков  частная  собственность  на  золотые  прииски  и  рудники  уничтожается.  Я,  как  полномочный  и  единственный  представитель  сегодняшней  власти  в  этом   горном  округе,  требую  выполнения  следующих  моих  распоряжений! - Голос  комиссара  был  резким  и  холодным. - Во – первых,  на  всю  рудничную  документацию  и  наличное  в  кассе  золото  налагаю  арест.  Во – вторых,  нынешнее  руководство  рудником  низлагаю,  оно  переходит  ко  мне.  В –третьих,  в  течение  ближайших  часов  вы  должны  собрать  сход  народа  и  избрать  Боровинский  приисковый  совдеп.  Финансирование  рудника,  выдача  зарплаты  рабочим  и  служащим,  доставка  сюда  продовольствия,  склады  и  погреба  отныне  все  это  будет  находиться  под  моим  личным  контролем.
     - Но  ведь  вы  ничего  не  понимаете  в  золотопромышленном  деле,  а  беретесь  в  нем  хозяйничать, - сказал   спокойным  тоном  Ермилов. -Рудник - акционерное  предприятие  и  чтобы  выполнить  ваше  насильственное  распоряжение,  надо  на  это  испросить  разрешения  у  его  хозяев – золотопромышленников  Зотовых  и  англичанина Хоксона. 
     Уязвленный  нелестной  характеристикой  управляющего  рудником,  Никольский  весь  набычился  и,  глядя  на  него  исподлобья,  готов  был  броситься  на  него  и  разорвать  на  части.
     - Кстати,  а  где  Хоксон? - злобно  спросил  Никольский  и  выглянул  в  окно,  словно  проверяя,  что  происходит  на  улице.
     - Он  занят  делами  рудника,- последовал  ответ  Ермилова.
     - Вы  что,  господа  ревкомовцы,  в  самом  деле,  хотите насильственно   раздавить  рудник  и  задушить  старателей,  - вмешался  в  разговор  рабочий,  затягиваясь  дымившей  самокруткой. – Вы  даже  не  спросили  нас,  а  участвуем  ли  мы  в  революции  и  признаем  ли  над  нами  верховенство  большевиков.  Насильственно  наступая  на  нас  сейчас,  когда  идет  самый  разгар  добычи  золота,  вы  ввергаете  рудник  в  полный  развал,  нарушаете,  заключенные  между  старателями  и  золотопромышленной  компанией  контракты,  оставляете  весь  приисковый  люд  без  куска  хлеба.  Тебя,  паря, - продолжал  старатель,  обращаясь к  Никольскому, - я  хорошо  помню  еще  по  осени  семнадцатого,  когда  ты,  как  ссыльный,  сильно  мутил  воду  среди  старателей,  продолжаешь  этим  заниматься  и  поныне. И  все –то  тебе,  Никольский  неймется.  Конечно,  орудовать  кулаками  да  маузером  куда  легче,  чем  головой.  Рабочие  не  согласятся  с  твоими  требованиями  и  с  оружием  в  руках  будут  отстаивать  свои  права,  Так  что  убирайтесь  с  нашего  рудника  подобру – поздорову.            
     - Нам  не  требуется  согласие  рабочих, - ответил  Никольский  и  весь  побагровел  от  ярости. – Мы  добьемся  строжайшего  выполнения  наших   требований,  в  противном  случае  зачинщиков  неподчинения,  подобных  тебе,  будем  немедленно  придавать  революционному  суду! -  Комиссар  резко  шагнул  к  старателю  и  указательным  пальцем  ткнул  его  в  грудь.  Ослепленный  яростью,  он  еще  раз  выглянул  в  окно,  бросив  беглый  взгляд  на  солнце,  и  нарочито  громко  проговорил: - До  заката  солнца  еще  осталось  несколько  часов,  поспешите  собрать  сход  приискателей. 
     ...Остаток  дня  до  вечера  противоборствующие  силы  каждая  по  своему  проводили  время.  Старатели  собрались  в  урочище  Могильного  ключа,  где  определили:  приискателям  на  сход  не  ходить. И  тут  же  через  нарочного  оповестили  ревкомовцев.  Получив  такое  заявление,  ревкомовцы  ускакали  в  глубь  тайги,  развели  костер  и,  уютно   устроившись,  наслаждались  всякой  снедью,  какую  прихватили  в  гадаловских  приисковых  складах.  Благо,  там  всегда  ее  хватало.  Ермилов  в  конторе  подытоживал  выработку  золота  за  день  на  фабрике  и  драгах.  Не  сидел,  сложа  руки  и  Хоксон.
Ночью  в  десяти  верстах  от  рудника  Герфед,  вниз  по  речке  Мурожной,  в  охотничьей  избушке,  Хоксон  встретился  с  Сахаровым,  бывшим  инспектором  канцелярии  окружного  инженера  Южно –Енисейского  горного  округа.  Сахаров  появился  в  окрестностях  рудника  не  случайно.  На  соседствующих  приисках  все  еще  торговали  его  лавки,  и  он  прибыл  сюда,  чтобы  забрать  денежную  выручку  от  продажи  товаров.
     - Господин  Сахаров, - сказал  Хоксон, - между  мной  и  окружным  инженером, золотопромышленниками,   с  которым  в  прошлые  годы  я  встречался  в  Лондоне  и  Берлине,  была  достигнута  твердая  договоренность,  помогать  друг  другу. Вы,  как  бывший  помощник  окружного  инженера,  можете  ли  чем - нибудь  помочь  в  ликвидации  возникшей  ревкомовской  суматохи  не  мне,  а  английской  компании,  которую  я  здесь  представляю.
     Сахаров,  задумавшись  на  какую – то  секунду,  ответил:
     - Это,  господин  Хоксон,  не  суматоха, -  ответил  Сахаров, - а русская    революция,  круговерть,  когда  все  отбирают,  а  взамен  ничего  не  дают.  И  мы  уже  ничем  помочь  не  сможем.  Единственное,  что  можем  вам  предложить,  так  это  участвовать  в  изъятии  золота  удерейского  золота. 
     Хоксон  понял  дословный  смысл  сказанного  Сахаровым  и  замолчал. Умолк  и  Сахаров. Они  окинули  друг  друга  молчаливым,  понимающим  взглядом. 
     - Но  ведь  это  же ...? - удивленно  проговорил  Хоксон.
     - Знаю,  знаю,  что  хотите  сказать, - перехватывая  разговор, промолвил  Сахаров. - Революция,  дорогой  Хоксон,  меняет  наши  представления  о  жизни,  и  надо  воспринимать  ее  такой,  какой  она есть  на  самом  деле.  Если  большевики  вовсю  грабят  золото,  то почему  бы  и  нам  этим  не  заняться  тоже.
     - Кто  руководит  акцией? -  спросил  озабоченно  Хоксон.
     - Вдохновитель  идеи  захвата  золота  инженер  Красноярской  золотосплавочной  лаборатории  Смирницкий, - с  нарочитой  значимостью  ответил  Сахаров. - Он  располагает  достаточными  сведениями  о  количестве  золота  по  базовым  приискам  Удерейского  Клондайка.
     - Господин  Смирницкий? - изумился  Хоксон  и  пристально  посмотрел   Сахарову  в  глаза. - Что – то  не  похоже  на  него,  неужто  он  способен  на  такое?  Хотя  может  быть.  Последний  раз  я  встречался  с  ним  зимой  1917  года  в  Петрограде.  Уже  тогда  он  сказал,  что  на  случай  больших  потрясений  в  России  и  выезда  за  ее  пределы  потребуется  много  золота.  Но  чтобы  вот  так,  как  вы  предлагаете.
      Сахаров  понял,  ждать  от  Хоксона  согласия  на  участие  в изъятии   удерейского  золота,  нет  смысла,  и  они  расстались.  На Герфед  англичанин  вернулся  на  рассвете.
     ... Ревкомовцы  опять  появились  на  руднике  к  вечеру  следующего  дня  и  сразу  направились  в  дом  Хоксона.  В  большой  комнате  огромного  дома,  куда  они  вошли,  их  встретил  сам  хозяин.  В  комнате  стоял  мужчина  лет  пятидесяти,  высокий,  широкий  в  плечах.  Крупное,  открытое  лицо  и  густая  копна  седых  волос  на  голове  были  признаком  хорошо  запоминающегося  человека.  Хоксон  был  одет  в  иностранную – английскую  одежду  вперемежку  с  русской.  Куртка  цвета  хаки  с  альпаковой  подкладкой   и  капюшоном,  клетчатые  брюки,  заправленные  в  высокие  из  лосиной  кожи  ичиги,  подчеркивали  вид  человека,  знающего  толк  в  одежде.
     Косачев  цепким  взглядом  человека,  понимавшего  значение  личного оружия,  успел  заметить,  что  у  Хоксона  под  курткой  топорщится маузер,  шагнул  вперед  и  требовательно  сказал:
     - Господин  Хоксон,  при  национализации  приисков золотопромышленникам,  а  иностранцам  тем  более,  надлежит  сдать  оружие.
     Хоксон  не  ожидал,  что  встреча  с  ревкомовцами  начнется  с  такого эпизода,  и  на  какой – то  миг  опешил.  Бросив  на  Косачева  холодный  взгляд,  он  машинально  опустил  руку  на  маузер.  Косачев  сделал  тоже  самое.  И  только  после  того,  как  Хоксон  отстегнул  оружие  и  положил  его  на  стол,  Косачев  опустил  руку  со  своего  маузера.  Никольский  напомнил  Хоксону,  что  Россия  находится  в  состоянии  войны  с  Англией,  и  он  как  комиссар,  наделенный  властью  на  этой  территории,  лишает  англичан  права  добывать  золото  на  руднике  Герфед.  И  Хоксон  должен  покинуть  его  навсегда. Та  часть  рудничного  хозяйства,  которая  принадлежит  английской  компании,  переходит  в  собственность    большевистской  России.
     - Господин  комиссар, - сказал  Хоксон  на  чистом  русском  языке, -  ваши  предложения  противоречат  договору,  заключенному  в  1910  году  между  английской  компанией,  представителем  которой  я  являюсь,  и  енисейскими  золотопромышленниками.  За  эти  годы  наша  компания  вложила  в  рудник  немало  денег. А  сейчас  получается,  что  мы  должны  все  это  просто  так  отдать  вашей  ревкомовской  власти.
     Никольский  нахмурил  лоб,  дернул  левой  щекой –признак  нервного   раздражения,  но  быстро  погасил  его  и,  бросив  гневный  взгляд  на  Хоксона,  сказал:
     - Вы  не  поняли  всего  того,  что  произошло  в  России,  и  мы  вам  англичанам  ничего  не  предлагаем.  Англичане  добывают  золото,  принадлежащее  России,  а  она  лишает  их  права  на  это.  Та  концессия  или   договор,  о  котором  вы  упомянули,  был  подписан  представителями  царской  золотопромышленной  администрации.  Революция  ее  свергла. Теперь  власть  принадлежит  нам,  большевикам,  и  мы  решаем,  как  распорядиться  добычей  золота  России.
     - Я  не  решаю  вопроса  принять  или  отвергнуть  ваши  требования,  а  поэтому  должен  связаться  с  представителем  нашей  компании  в   Петрограде, - побелевшими  губами  произнес  Хоксон.
     - Связываться  ни  с  кем  не  надо, - с  угрозой  в  голосе  сказал  Никольский, - и  я,  как  окружной  комиссар,  от  своего  требования  не  откажусь.
     - Господин  комиссар,  я  отправлю  протест  вашему  правительству,   наконец,  самому  премьеру  Ленину! -  решительно  заявил  Хоксон.
     - Отправлять  протест  Ленину  нет  смысла, - сказал  Никольский,  чеканя  каждое  слово. – Национализация  золотодобывающей  промышленности  исходит  от  него  самого.  Добавлю  еще.  С  завтрашнего  дня  рудник  Герфед  входит  в  состав  Удерейского  золотопромышленного  управления.  Все  рудники  и  прииски  теперь  будут  находиться  под  моим  началом,  как  комиссара  горного  округа.  Здесь  вместо  вас  и  Ермилова  назначается  новый  начальник,  который  будет  подчиняться  только  мне.
     Ревкомовцы  направились  к  выходу  из  дома.  Извинившись,  Хоксон  задержал  их  и,  обращаясь  к  Никольскому,  запальчиво  спросил:
     -Господин  комиссар,  я  не  совсем  понимаю  значение  слова  «национализация»,  не  могли  бы  вы  его  объяснить? 
     Никольский  холодно  глянул  на  Хоксона  и  на  какую – то  секунду  задумался,  отвечать  ли  на  его  вопрос.  Он  знал,  что  такой  опытный европейский  коммерсант,  как  Хоксон  прекрасно  знает,  что  означает  слово  национализация.  Но  Хоксон  решил  проверить  комиссара,  как  он  все  же  ответит  на  этот  вопрос.  Никольский  не  привык  оставлять  вопросы  без  ответов  и  медленно  произнес:
     - Национализировать,  значит,  экспроприировать,  как  считал  Маркс, или  в  ходе  революции,  выражаясь  языком  Ленина,  насильно  отобрать  частную  собственность  без  выкупа,  то  есть  проявить  акт  революционного  насилия,  - прозвучала  решительность  в  голосе Никольского,  и  он  вышел  из  дома  англичанина. 
     - Но  ведь  это  же  голая  политика,  а  не  экономика  и  мы  англичане  к  этому  не  привыкли! - с  возмущением  крикнул  вдогонку  ревкомовцам  Хоксон.      
     ... Объезжая  вокруг  рудника,  ревкомовцы  заметили,  что  старатели  перекрыли  все  подходы  к  драгам  и  фабрике,  выставили  вооруженное  охранение. 
     Увидев  все  это,  Никольский  весь  взбеленился  и  долго  матюгался,  понося  старателей  и  золотопромышленников  самыми  бранными  словами.
Ревкомовцы  уже  хотели,  было  спуститься  к  речке  Боровой,  чтобы  напоить  лошадей  свежей  водой,  как  вдруг  Никольский,  захлебываясь  от  злости,  резко  скомандовал:
     - Разворачивайтесь,  едем  в  контору,  заберем  все  золото  и  к  ночи  выходим  на  прииск  Гадаловский,  а  там  уж  я  придумаю,  как  поступить  с  рудником!
     Ревкомовцы  нагрянули  в  рудничную  кассу  неожиданно.  В  кассе   находился  единственный  кассир,  мужчина  преклонного  возраста,  толстый  и  неуклюжий.  Увидя  ворвавшихся  в  кассу  вооруженных  ревкомовцев,  он  отпрянул  в  угол  и  уставился  на  них,  боясь  моргнуть  своими  подслеповатыми  глазами.  Никольский  отличался  необузданным  нравом,  и  сейчас  выглядел  взбешенным. 
     - Открывай  сейф,  мать твою! - свирепо  рявкнул  Никольский  и  наставил  на  кассира  маузер. – А  то  ненароком  шлепну.
     Кассир  трясущимися  руками  достал  из  глубокого  кармана  дождевика  ключ  и  вставил  его  в  замочную  щель  сейфа,  но  от  страха  не  мог  его  открыть.  Косачев  видя,  что  кассира  охватил  сильный  испуг,  оттолкнул  его   и,  резко  повернув  ключ,  открыл  сейф.  Никольский  нырнул  в  него  и  вытащил  учетную  ведомость,  в  которой  было  зафиксировано,  что  в  сейфе  хранятся  двадцать  два  фунта  золота.               
     - Пересыпь  в  седельные  сумы! - крикнул  Никольский,  подавая  Худякову  мешок  с  золотом...
     В  тусклом  свете  уходящего  дня  вечерний  сумрак  опускался  черным   коршуном  над  таежной  глухоманью.  Ревкомовцы,  опустошив  сейф  в    приисковой  кассе,  где  хранилось  золото,  спешно  покинули  рудник,  и  направились  в  сторону  удерейского  нагорья,  к  Гадаловскому  прииску.  И  словно,  вослед  им  по  всей  округе  от  рудника  Герфед  до  верховий  Удерея,  нахмурилось  небо,  нависли  тяжелые,  свинцовые  тучи,  потемнели  и  вековые  кедрачи.
     Где – то  далеко,  по  вершине  большого  хребта  прогремели  раскаты  грома,  сверкнула  молния,  ярко  озарив  всю  округу;  сначала  робко,  тяжелыми  каплями,  а  потом  как  из  ведра  хлынул  и  холодный  ливень. По  тропам  и  дорогам  потекли  буйные,  с  желтоглиньем  ручьи,  унося  с  собой  в  таежную   речку  все,  что  попадалось  на  их  пути,  туша  пожар,  который  запалили  ревкомовцы.  Всю  ночь,  не  переставая,  природа  извергала  гром,  молнии  и  ливень.  Но  и  им  пришел  конец. 
     Наступило  утро.  Яркое  солнце  ласково  осветило  Боровинскую  площадь и  все  вокруг  ожило.  Дождевые  капли,  озаренные  солнцем,  засверкали  золотистыми  блестками  на  зеленых  пушистых  кедрах  и  елях.  Еще,  какой – то  миг и  они,  тронутые  теплом  солнца,  исчезли.  С  восходом  полыхающего  солнца  одно  отмирало,  другое  нарождалось. 
     Вот  и  на  руднике  Герфед  с  восходом  солнца  родился  новый  день. Что  он  принесет  старателям  в  скором  времени,  хорошее  или  плохое,  еще  никто  ничего  не  знал. В  этой  неизвестности  таилось,  что – то  тревожное,  зловещее. 
     Когда  над  Удерейским  правобережным  хребтом  вспыхнула  утренняя  заря,  ревкомовцы  вернулись  на  прииск  Гадаловский.  Мучимые,  что  проиграли  схватку  с  герфедскими  старателями,  они  стали  соображать,   какую  изобрести  для  них  кару,  как  им  отомстить.  Никольский  тщательно  спланировал  уничтожение  рудника  Герфед   и  его  старателей,  применив  все  свои  знания  и  опыт,  приобретенные  за  годы  подпольной  работы  партийным  вожаком.
     ... К  середине  лета,  в  самый  разгар  промысла,  рудник  Герфед  был   расформирован,  драги  и  фабрика  замолкли  и  перестали  добывать  золото.  Лошадей  табуном  перегнали  с  рудника  неизвестно  куда.  Старатели,  чтобы  не  умереть  с  голоду,  кто  успел,  разбежались  по  соседним  приискам.
     В  одну  из  коротких,  светлых  июльских  ночей  в  ветхую  избушку  старателя  Смашнева,  одиноко  приютившуюся  к  косогорчику,  ворвались  двое  чекистов,  прибывших  из  Красноярска  по  вызову  Косачева.
     - Собирайся! – зычно  крикнул  высоченный,  рыжий  чекист,  с  пропитанным  самогонкой  лицом,  изрезанным  глубокими  морщинами,  держа  в  руке  револьвер.      
     - Куда? - спросил  старатель,  глядя  на  жену  и  сынишку,  на  их  испуганные,  полные  слез  глаза.
     - Утром  узнаешь! - последовал  ответ другого  чекиста,  приземистого,   успевшего,  что – то  сдернуть  с  вешалки  и  сунуть  в  свой  мешок.
     У  обочины  избушки  стояла  подвода  с  двумя  рысистыми  лошадьми. Телега  шумно  скатилась  в  ложок,  громыхая  закованными  в  железные  обручи  колесами  по  каменистой  дороге,  и  скрылась  в  густом  ельнике.  В  небе  тускло  мерцали  звезды,  с  зеленеющих  вершин  хребтов  спускался  сизый  туман,  расстилаясь  по  темнеющим  низинам  урочища.  Скоро  скрип  телеги  стих,  и  рудник  снова  погрузился  в  тишину.
     Утро  Смашнев  встретил   уже  в деревне  Мотыгино  на  берегу  реки  Ангары,  где  на  воде  покачивалась  большая  илимка,  в  которой  сидели  такие же  старатели,  как  и  он,  охраняемые  вооруженными  чекистами.  С  тех  пор   старателя  Смашнева  никто  и  никогда  больше  не  видел,  он  канул,  как  в  воду.  Жизнь  на  руднике  Герфед  замерла  на  несколько  лет.
     Ревкомовцы,  движимые  жаждой  к  насильственной  власти,  с  силой  захватывая  золотые  прииски  и  рудники,  были  уверены,  что  делают  это  правильно.  Конфискуя  один  рудник  за  другим  и,  выживая  с  них  непокорных  старателей,  они  не  знали  предела,  ни  разу  не  задумались  над  тем,  что  теряют  над  собой  человеческий  контроль,  проявляя  безрассудство.  Отсюда – все  их  провалы  и  беды  старателей  золотых  рудников.  И  схватка  на  руднике  Герфед,  на  южной  окраине  Удерейского  Клондайка,  между  ревкомовцами  и  золотарями,  сохранившаяся  в  памяти  людской  на  долгие  годы,  тому  подтверждение.
       
     6. Тасеевский партизанский бандитизм. Историческое расследование.

     В  «Исторической  энциклопедии  Сибири»  опубликована  небольшая  статья  под  названием  «Красный  бандитизм»,  ее  автор  В. И. Шишкин  (том  II,  с. 183 – 184,  Новосибирск,  2010).  В  унисон  этой  статье  газета  «АиФ»  на  Оби»  (№  16,  2012)  поместила  интервью  А. Теплякова,  который  развивает  эту  тему  применительно  к  новейшей  истории  Сибири.  Нельзя  считать,  что  публикация  В. Шишкина  и  интервью  А. Теплякова  являются  некоей  новизной  в  освещении  красного  бандитизма  в  истории  Сибири.  Авторы  считают,  что  красный  бандитизм  был  ответом  на  белый  бандитизм.  Исторические  публикации  последних  лет  говорят  о  том,  что  зачастую  злодеяния  красного  бандитизма  по  своим  действиям  и  размаху  опережали  белый  бандитизм.  И  существовал  красный  бандитизм  не  в  первой  половине  20 – х  годов,  как  считают  цирируемые  авторы,  а  намного  раньше,  и  насаждался  не  изолированно  в  селах  Шарыпово,  Кыштовке  и  на  Алтае,  а  был  характерным  явлением  по  всей  России.  Красный  бандитизм – это  та  звериная  жуть  большевиков  в  период  классовой  войны,  которые,  по  меткому  выражению  режиссера  К. Шахназарова,  «ненавидели  Россию»  и  являлись  движущей  силой  «передового  вооруженного  отряда  партии,  который  представлял  собой  огромную  разветвленную  банду  головорезов»  (А. Тепляков).  О  том,  как  большевики  с  помощью  красного  бандитизма  залили  кровью  всю  Россию,  отчетливо  и  достоверно  рассказано  в  книге  русского  историка  С. П. Мельгунова  «Красный  террор  в  России»  (1924),  написанной  сразу  же  по  горячим  следам  после  принятия  по  инициативе  Ленина  большевистским  правительством  драконовского  Декрета  от  5  сентября  1918  года  «О  красном  терроре».  Цель  Декрета – поголовное,  физическое  истребление  тех,  кто  не  поддерживал  власти  большевиков.  Из  поля  зрения  историков  совсем  выпал  бандитизм  красных  партизан,  особенно  сильно  свирепствовавший  в  1919 – 1920  годах  в  селе  Тасеево  Канского  уезда,  на  восточной  окраине  Енисейской  губернии.  Это  выпадение  объясняется  тем,  что  нынешние  историки  не  хотят  взять  на  себя  ответственность  за  признание  существовавшего  тасеевского  партизанского  бандитизма.  Ведь  село  Тасеево  в  те  годы  было  местом  так  называемой  «Тасеевской  партизанской  республики»,  которую  по  идеологическим  сображениям  историки  советского  периода  пропагандировали  как  исторический  пример  успешной  советизации.
     Основой  данного  исторического  расследования  являются  реальные  события,  происходившие  в  1917 – 1920  годах  на  Удерейских  золотых  приисках,  в  Южно – Енисейском  горном  округе,  в  селе  Тасеево,  и  вообще  в  Енисейской  губернии.  Толчком  к  этому  историческому  расследованию  послужило  убийство  под  селом  Тасеево  известного  человека.  В  конце  июня  1918  года  газеты  оповестили  Енисейскую  губернию  о  том,  что  на  днях  на  окраине  деревни  Яковлевой,  при  подходе  к  селу  Тасеево  в  устроенную  засаду  попал  и  был  злодейски  убит  Павел  Матвеевич  Портянников. Кто  же  он  был  такой,  за  что  его  убили,  и  самое  главное – кто  совершил  это  злодейское  убийство? 
     В  изложении  материала  пришлось  отказаться   от  традиционного  взгляда  на  тасеевские  события  тех  лет,  основу  которых  все  еще  составляют  их  идеализация  и  романтизация.  Из  очерка  читатели  узнают  много  неожиданного,  особенно  о  злодеяниях  красных  партизан,  сведения  о  которых  прежде  были  недоступными  для  ознакомления.  И  узнать  правду  об  этом  убийстве  и  о  происходивших  вокруг  его  событиях  долгое  время  было  невозможно.  Это  объясняется  тем,  что  с  тех  пор,  как  в  октябре  1917 года  большевики  совершили  вооруженный  переворот  и  захватили  государственную  власть  в  России,  они  не  только  физически  уничтожали  своих  политических  конкурентов,  но и  долгие  годы  запрещали  говорить  правду  о  происходивших  событиях  в  то  смутное  время. 
     Чтобы  иметь  представление  о  злодейски  убитом,  надо  подробно  рассказать  о  его  жизненном  пути.  П. М. Портянников – профессиональный  революционер,  член  партии  социалистов – революционеров  (эсеров),  защитник  интересов  рабочих  на  Удерейских  золотых  приисках,  раскинувшихся  за  Нижним  Приангарьем,  земский  и  общественный  деятель.  Он  родился  в  1872  году  в  русской  крестьянской  бедной  семье,  в  глухой  деревушке  Пыховке  Воронежской  губернии. Там  же  в  родной  деревеньке,  в  начальной  «народной  школе»  закончилось  его  казенное  образование,  и  нужда  заставила  смышленого  мальчика  расстаться  с  родным  гнездом  и  отправиться  в  Донецкую  область  на  заработки.  Восемнадцатилетним  юношей  Портянников  перебирается  в  Закаспийскую  область  и  здесь  в  железнодорожных  мастерских  в  совершенстве  овладевает  слесарно – токарным  ремеслом,  усиленно  занимаясь  самообразованием.
     Далее – военная  служба  на  Балтийском  флоте  и  обучение  в  школе   минных  машинистов.  Здесь  Портянников  впервые  близко  сталкивается  с  революционным  миром. Незаурядные  его  способности  дают  ему  возможность  ознакомиться  с  революционными  течениями  и  он,  как  энергичный  и  искусный  пропагандист  идей  борьбы  рабочих  и  крестьян  за  свои  права,  быстро  выдвигается  в  Петербургских  кружках  партии  социалистов – революционеров.
     В  это  время  жизнь  Портянникова  протекала  как  бы  в  двух  направлениях, он  познает  практику  истинной  борьбы  народа  за  свои  права  и  одновременно  усиленно  изучает  теоретические  работы  русских  идеологов  революционного  народничества  Лаврова  и  Михайловского. 
     Социалисты – революционеры  видели  в  Портянникове  смелого  и  опытного  члена  своей  партии,  и  она  поручала  ему  ответственные  задания,  где  требовались  его  энергия,  выдержка  и  тактика. И  когда  возник  вопрос  освобождения  лидера  эсеровской  партии  Марии  Спиридоновой  из  тамбовской  тюрьмы,  то  партия  поручила  для  этого  Портянникову  устроиться  работать  в  качестве  тюремного  надзирателя.  Так  Портянников  становится  заметной  и  признанной  фигурой  среди  эсеров  и  в  1908  году  партия  направляет  его  в  Лондон  для  участия  в  общепартийной  конференции.  Занимаясь  опасной  революционной  агитацией,  ему  приходилось  скрываться  под  разными  фамилиями:  Дроздов,  Дроженков,  Чумаков.  В  эти  годы  жизнь  Портянникова  не  отличалась  от  жизни  любого  революционера  того  времени:  нелегальное  положение,  дома  предварительного  заключения,  каталажка,  кутузка,  петербургская  тюрьма  «Кресты»,  арестантские  роты  и … таежная  Ангарская  глушь.
     В  начале  1912  года  Портянников  находится  в  Риге,  выполняя  поручения  ЦК  партии  эсеров.  За  антиправительственную  агитацию  здесь  он  был  арестован  и  рижским  судом  осужден  сроком  на  один  год.  Закованного  в  железные  наручники,  его  отправили  на  поселение  в  Пинчугскую  волость  Енисейского  уезда.  Задержаться  здесь  долго  ему  не  пришлось,  вскоре  был  переправлен  за  черту  Нижнего  Приангарья,  в  Южно – Енисейский  горный  округ,  на  один  из  Удерейских  золотых  приисков – Калифорнийский,  где  устроился  работать  на  золотопромывальную  фабрику – драгу  электротехником.  Прииск  Калифорнийский  был  одним  из  самых  больших  на  Удерее,  являлся   базовым  одного  из  золотопромышленных  акционерных  обществ,  имел  хорошую  мехмастерскую,  в  которой  проводился  ремонт  всех  драг  Удерейского  дражного  флота.  На  прииске  работало  много  мастеровых  рабочих,  имеющих  опыт  отстаивать  свои  требования.
     Утешением  для  П. Портянникова  в  ссылке  было  то,  что  прииск  Калифорнийский – один  из  красивейших  на  Удерее,  его  окрестности  напоминают  австрийские  альпы.  Мне,  автору  этих  строк,  хорошо  известна  местность  Калифорнийского  прииска,  в  детстве  и  юности  часто  приходилось  «путешествовать»  по  его  окрестностям,  ходить  по  тем  же  приисковым  тропам,  по  которым  ходил  и  П. М. Портянников.  С  левой  стороны  прииска  тянется  хребет,  поросший  густым  смешанным  лесом,  спускающийся  пологой  террасой  в  речку  Удерей,  с  правой – приютились  один  за  другим  крутые  холмы,  склоны  которых  поросли  хвойным  лесом,  зеленым  пушистым  мхом  вперемежку  с  серым,  упругим  ягелем  и  колючим   вереском.  Местами,  по  склонам  холмов,  разбросаны  брусничные,  пурпурные  курешки,  похожие  на  маячки  в  природном  безбрежье.  Прииск, омываемый  журчащей  водой  горных  речек  Удерей  и  Холма,  раскинулся  на  огромной,  удивительно  ровной  площади,  которую  зимой  заносило   глубокими, ослепительно  белыми  снегами,  а  летом  она  покрывалась  густой  зеленой  травой,  и  радовал  своей  красотой  всех,  кто  здесь  проживал.
     Февральскую  буржуазно – демократическую  революцию  1917  года  Павел  Портянников  встретил  на  Удерейских  золотых  приисках,  работая  машинистом  на  Калифорнийской  драге.  С  этого  времени  начинается  напряженная  и  разнообразная,  насыщенная  опасностью,  его  деятельность. Благодаря  своему  таланту  зажигательно  увлекать  своими  действиями  рабочих,  умению  общаться  с  ними,  он  быстро  становится  признанным  организатором  рабочего  движения  на  Удерейских  золотых  приисках,  земским  и  общественным  деятелем  в  Южно – Енисейском  горном  округе.   
     А  что  собой  представлял  накануне  революционных  событий  Южно – Енисейский  горный  округ,  который  как  административно –территориальная  волостная  единица  входил  в  состав  Енисейского  уезда.  В  округе  проживало  2317  душ  населения.  Ядром  горного  округа  являлись  Удерейские  прииски,  простиравшиеся  от  Нижнего  Приангарья  на  север  верст  на  200.  Здесь  имелось  90  работающих  приисков  и  рудников, 16  золотопромывальных  драг,  на  которых работали  1200  рабочих – самое   большое  число  золотодобытчиков  в  Енисейской  губернии. Все  прииски  на  правах  частной  собственности  принадлежали  нескольким  акционерным  компаниям. В  горном  округе  ежегодно  добывалось  более  62  пудов  золота,  что  составляло  половину  всей  добычи  в  Енисейской  губернии. 
     На  Удерейских  приисках  находилось  много  ссыльнопоселенцев,  среди  них  представители  разных  политических  партий  и  течений. Тут  отбывали  ссылку  польские,  еврейские и  латышские  социал –демократы,  меньшевики,  один  большевик  и  эсер  Портянников.  Словом,  это  был  приисковый  ссыльнопоселенческий  политический  симбиоз.  В  русле  Февральской  буржуазно – демократической  революции 
     12   марта  1917  года  в  4  часа  ночи  на  Александровском – Гадаловском  прииске  был  образован  комитет  общественной  безопасности  Южно – Енисейского  горного  округа  (подобие  таковых  периода  Великой  французской  революции  1790 – х  годов) – орган  местной  власти  Временного  правительства.  В  комитет  были  избраны  45  приисковых  рабочих  и  служащих.  Председателем  Бюро  комитета  был  избран  В. П. Серебренников,  горный  инженер,  глава  Совета  Южно – Енисейского  горного  округа,  кадет.  Заместителем  председателя  комитета  избрали  П. М. Портянникова. 
     Комитет  не  ставил  задач  изменения  системы  контроля,  управления  и  ликвидации  частной  собственности  в  золотодобывающей  промышленности  на  приисках.  Комитет  добивался  улучшения  социально – экономических  условий  работы  и  жизни  приискателей  и  принял  решение  с  1- го  апреля  ввести  на  золотых  приисках  8 – часовой  рабочий  день,  увеличить  заработную  плату  на  10 % ,  приступить  к  организации  приисковых  профсоюза  и  кооператива.  Председательствуя  на  заседаниях  комитета,  П. М. Портянников  добивается  воплощения  этой  программы  в  жизнь  приискателей.
     Руководя  комитетом  общественной  безопасности,  П. М. Портянников  упорно  занимается  разработкой  устава  и  организацией  профессионального  союза  горнорабочих  и  служащих  горного  округа. И  целеустремленная  работа  дает  свои  результаты.  1– го  мая  1917  года  на  приисках  в  Южно – Енисейском  горном  округе  проходило  учредительное  собрание  профессионального  союза  горнорабочих  и  служащих,  на  которое  было     делегировано  около  400  человек  от  местных  приисковых  организаций.  Председателем  правления  союза  был  избран  П. М. Портянников.  К  осени  1917  года  ему  удалось  создать  разветвленную  сеть  местных  приисковых  профорганизаций  и  вовлечь  в  них  650  членов.  Потом,  в  период  разгула  советской  идеологии,  пропагандисты  назовут,  несмотря  на  имеющиеся  документы,  организатором  профсоюзного  приискового  движения  и  его  лидером  другого,  большевика. 
     Партия  эсеров  считала  кооперацию  эффективной  формой  тогдашнего  предпринимательства. Выполняя  программные  установки  партии  эсеров,  П.М. Портянников  создает  приисковое  кооперативное  общество  потребителей  «Горносоюз».  Объединив  в  нем  1000  человек,  становится  председателем  его  правления.
     Озабоченный  состоянием  золотодобывающей  промышленности  в  горном  округе  и  жизнью  приискателей,  П. М. Портянников  28  мая  1917  года  в  газете  «Наш   голос»  публикует  большую  статью,  в  которой   говорит  о  развитии  кризиса  на  приисках  и  путях  его  преодоления.
     П. М. Портянников  с  большим  упорством  и  настойчивостью  продвигался  вперед  в  деле  улучшения  жизни  приискателей.  Еще  летом  1917  года  он  создает  на  приисках  культурно – просветительское  общество  любителей  хорового  пения,  оркестровой  музыки  и  драматического  искусства  и  от  профсоюза  выделяет  на  его  содержание  необходимые  средства. 
     П. М. Портянникова  сильно  волновал  вопрос  школьного  обучения  приисковых  детей. И  на  одном  из  заседаний  Южно – Енисейского  комитета  общественной  безопасности  он  выступает  с  большим  докладом  по  школьному  вопросу,  отметив,  что  400  детей  нуждаются  в  школьном  обучении.  Он  предложил  программу  по  активизации  этого  дела,  которая  предусматривала  устройство  на  приисках  «Дней  школы»,  выделение  дневного  заработка  на  нужды  школьников. Вскоре  по  его  инициативе  на  приисках  были  открыты  курсы  обучения  детей  и  взрослых  грамоте,  склад  брошюр.
     7  июня 1917  года  Временным  правительством  был  принят  закон  о  введении  в  Сибири  земства – органов  местного  самоуправления. Выборы  в  волостные  земства  в  Енисейской  губернии  были  назначены  на  осень  1917  года.  В  начале  августа  состоялось  общее  собрание  комитета  общественной  безопасности  Южно – Енисейского  горного  округа,  на  котором  обсуждался  вопрос  организации  выборов  в  приисковое  земство.  Для  участия  в  выборах  было  заявлено  7  кандидатов,  среди  них – Павел  Портянников.
     3  сентября  1917  года  на  всеобщих  открытых  выборах  почти  единогласно  он  был  избран  председателем  волостной  земской  управы  Южно – Енисейского  горного  округа  и  в  состав  Енисейского  уездного  земского  собрания.  Лживые  советские  пропагандисты  были  злы  на  приисковое  земство  и  их  всенародные  выборы  назвали  переворотом. Эффективная  работа  П. М. Портянникова  на  пользу  рабочим  получила  всеобщее  признание,  и  в  октябре  1917  года  он  был  заявлен  на  выборы  во  Всероссийское  Учредительное  собрание  по  Енисейскому  округу  от  партии  социалистов – революционеров.
     Подготовка  к  выборам  в  Учредительное  собрание  и  октябрьский  большевистский  переворот  по  времени  совпали.  П. М. Портянников,  являясь  председателем  Южно – Енисейской  волостной  земской  управы,  руководителем  кооператива  «Горносоюз»  и  профсоюза  горнорабочих,  всячески  старался  сплотить  приискателей,  чтобы  избежать  гражданского   столкновения  между  рабочими  и  экстремистами – ссыльнопоселенцами.
     Выборы  в  Учредительное  собрание,  состоявшиеся  в  ноябре  1917  года,  оказались  ошеломляющими.  В  Южно – Енисейском  горном  округе   эсеры  набрали  73, 4  %  голосов,  большевики – 8 %,  в  Енисейской  губернии  первые – 68 %,  вторые,  около  10 %.  В  целом  в  Учредительное  собрание  было  избрано  715  депутатов.  За  эсеров  проголосовало  52 %  избирателей,  за  большевиков – 25 %.  Это  не  было  случайностью,  к  этому  времени  партия  эсеров  была  самой  большой  в  России,  в  ее  рядах  насчитывалось  около  1  млн.  человек,  в  рядах  же  большевиков  числилось  не  более  350  тысяч. Большевики  сразу  же  почувствовали  со  стороны  эсеров  угрозу  для  своей  власти,  и  в  ночь  с  5  на  6  января  1918  года  по  инициативе  Ленина,  по  Декрету  ВЦИК,  разогнали  Учредительное  собрание,  что  послужило  началом  гражданского  противостояния.
     Занимаясь  земскими,  профсоюзными  и  кооперативными  делами  в  Южно – Енисейском  горном  округе,  П. М. Портянников  постоянно  сталкивался  с  препятствиями,  которые  создавали  другие  ссыльнопоселенцы – интернационалисты,  добивавшиеся  уничтожения  частной  собственности  в  золотой  промышленности  и  насильственной  советизазации  власти. П. М. Портянников  же  добивался  изменения  обстановки  на  приисках  мирным  путем  с  использованием  всенародно  выборной  власти.  К  этому  времени  он  уже  имел  большое  влияние  на  население  приисков,  оно  прислушивалось  к  нему.  Даже  его  противники  признавали  в  нем  талантливого  организатора  рабочего  движения  на  золотых  приисках.
     В  бывшем  архиве  Красноярского  крайкома  КПСС  найден  любопытный  документ – письменное  признание  большевика  П. М. Крестьянникова,  жившего  в  1917 – 1940  годах  на  Удерейских  приисках,  работавшего  в  советское  время  одним  из  начальников  Южно – Енисейского  золотоприискового  управления.  С  нескрываемой  завистью  Крестьянников  вспоминал:  «Эсер  Портянников  был  очень  сильный  оратор – пропагандист  и  своими  выступлениями  быстро  увлекал  рабочих.  В  сравнении  с  ним  совдеповцы  не  могли  так  красиво  говорить».
     А  тем  временем  большевики  начали  зверствовать  и  разгонять  земские  учреждения  в  России.  Дошла  очередь  и  до  Удерейских  приисков,  где  к  ликвидации  земства,  как  вспоминал  уже  упоминавшийся  Крестьянников,  готовились  долго  и  упорно.
     28  февраля  1918  года  на  чрезвычайном  съезде  Южно – Енисейского  совдепа,  который  14  февраля  создали  явочным  порядком,  еврейско – польско – латышские  ссыльнопоселенцы,  была  ликвидирована  всенародно  избранная  Южно – Енисейская  волостная  земская  управа  вместе  с  должностью  председателя,  которую  занимал  П. М. Портянников.
     В  это  время  началась  лихорадочная  национализация  приисков  и  насильственное  устранение  золотопромышленников  и  служащих.  П. М. Портянников,  оказался  оттесненным  вооруженными  ссыльнопоселенцами  от  участия  в  рабочем  движении,  общественных  делах.  И  хорошо  понимал,  что  в  условиях  оголтелой  борьбы  за  власть  и  насильственной  ликвидации  частной  собственности  в  валютной  промышленности,  рано  или  поздно  совдеповцы  его  уничтожат  физически.  И  он  переселяется  сначала  в  город  Енисейск,  а  оттуда  едет  участвовать  в  губернском  крестьянском  съезде  в  Красноярске,  где  и  остается  работать  в  союзе  кооператоров  по  организации  кооперативного  движения  в  Енисейской  губернии.  На  крестьянском  съезде  П. М. Портянникову  предстояло  отстаивать  те  полезные  аграрные  преобразования,  которые  партия  эсеров  предложила  для  российского  крестьянства.  Эсеры  в  отличие  от  большевиков,  которые  насильственно  национализировали  землю,  предлагали  ее  социализировать  путем  добровольного  кооперирования.
     Национализация  золотодобывающей  промышленности,  отстранение   от  нее  золотопромышленников  к  весне  1918  года  обернулись  для  Удерейских  приисков,  Южно – Енисейского  горного  округа  мощным  денежно – экономическим  кризисом,  на  приискателей  надвигался  страшный  голод, перед  носом  маячила  двухмесячная  ангарская  распутица.  Спасением  удерейских  приискателей  от  неминуемой  голодной  смерти  было  одно – доставка  продовольствия.  Понимая  всю  тревожность  обстановки  в  горном  округе,  П. М. Портянников  в  июне  1918  года  по  заданию  союза  кооператоров  выехал  из  Красноярска  в  Тасеевскую  волость  Канскогго  уезда,  где  должен  был  решить  вопрос  о  срочной  поставке  продовольствия  на  Удерейские  прииски.
     Почему  П. М. Портянников  выбрал  Тасеево  и  Канск?  Еще  в  давние  времена,  с  конца  1830 – х  годов,  как  только  за  Нижним  Приангарьем   было  найдено  удерейское  золото,  крестьяне  Христо –Рождественских  деревень  стали  ходить  с  ямщиной  через  Тасеево,  по  ангарскому  зимнику,  в  Удерейскую  тайгу,  доставляя  туда  фураж  и  продовольствие.  А  удерейцы  взаимно  часто  появлялись  в  Канске,  тасеевских  и  Христо – Рождественских  деревнях.  Из  архивных  сведений  известно,  что,  например,  дворянин  Ф. П. Забавский,  живший  в 1880 – х  годах  в  деревне  Борки  Канского  уезда  и  имевший  в  Удерейской  тайге  собственные  прииски,  по  договоренности  с  исправником  Южно – Енисейского   горного  округа  на  летний  период  оправлял  туда  местных  ссыльнопоселенцев  на  заработки.  И  за  почти  век  между  удерейскими  приискателями  и  крестьянами  тасеевских  и  рождественских  деревень  сложились  хорошие  отношения. 
     П. М. Портяников  был  человеком  смелым  и  трудностей  не  боялся.  И  для  следования  из  Красноярска  в  Канск  выбрал  очень  трудный  путь.  Он  пролегал  через  село  Казачинское,  а  дальше  по  плохопроходимым  береговым  тропам  рек  Ангара  и  Тасеева. 
     Он  добрался  до  деревни  Яковлевой,  что  стоит  в  15  километрах  севернее  села  Тасеево.  И  дальше  ему  надо  было  следовать  из  деревни  Яковлевой  по  Троицкому  тракту  через  село  Тасеево  и  соседние  деревни  и  села  Христо –Рождественской  волости,  чтобы  добраться  до  Канска. 
     На  всем  пути  следования  ему  предстояло  в  деревнях  и  селах,  которые  были  не  очень  зажиточными,  но  и  не  бедствовали,  заключить  договоры  с  крестьянской  общиной  на  срочную  поставку  продовольствия  на  Удерейские  прииски.  Продовольствие  поступило  бы  гужевыми  обозами  в  Канск,  а  оттуда  до  Красноярска  железной  дорогой.  Из  Красноярска  продовольствие  было  бы  доставлено  пароходным  транспортом  по  Енисею  и  Ангаре  до  деревни  Мотыгино  и  оттуда  прямо  на  Удерейские  прииски.
     Но  этому  плану  П. М.  Портянникова  не  суждено  было  осуществиться.  Следуя  намеченным  путем,  на  окраине  деревни  Яковлевой  он  попал  в  устроенную  засаду,  был  садистски  замучен  и  зверски  убит.
     А  какова  была  в  это  время  обстановка  вокруг  Тасеево,  через  которое  лежал  путь  П. М. Портянникова?  С  первых  дней  после  октябрьского  переворота  между  эсерами  и  большевиками  возникли  разногласия  по  вопросу  революционных  преобразований  в  России,  государственному   устройству,  использованию  крестьянами  земли,  а  потом  и  о  Брестском  мире,  заключенном  с  немцами,  который  большинство  политических,  общественных  деятелей  и  народа  называли  позорным. 
     Одним  словом,  эсеры  для  большевиков  были,  словно  «кость  в  горле». И  тут  неожиданным  образом  подвернулся  подходящий  случай, чтобы  убрать  эсеров с  авансцены  политической  борьбы  и  установить  в  стране  власть  однопартийной, большевистской  диктатуры.  В  июне  1918  года  в  Петрограде  (за  несколько  дней,  перед  тем  как  П. М. Портянников  появился  в  окрестностях  Тасеево)  был  убит  Володарский  (настоящая   фамилия  Гольдштейн) – большевик,  член  Петроградского  совдепа  и  президиума  ВЦИК.
     Большевики  вину  за  убийство  Володарского  свалили  на  эсеров,  хотя  доказать  им  этого  не  удалось, и  в  качестве  ответа  мгновенно  развязали  невиданный  доселе  террор  и  начали  физически  их  уничтожать.  А. Литвин – автор  книги  «Красный  и  белый  террор  в  России.  1918 – 1922  гг.»,  изданной  в  2004  году,  подробно  описал  ранее  неизвестные  факты,  как  большевики  физически  истребляли  эсеров  и  всю  их  партию  в  целом.
     Эсеров  уничтожали  повсюду:  в  Петрограде,  Москве,  Сибири. Террор  против  эсеров  докатился  и  до  села  Тасеево  (120  км  севернее  Канска).  И  первым  под  волну  большевистского  террора  попал  эсер  Павел   Портянников,  появившийся  в  этих  местах.  Тасеевские  совдеповцы –экстремисты,  озлобленные  падением 18  июня  1918  года  советской  власти  в  Енисейской  губернии,  ринулись  на  убийственную  расправу  с  известным  эсером,  устроив  ему  засаду. И  та  обстановка,  какая  складывалась  вокруг  Тасеево,  как  раз  и  способствовала  использованию  большевиками  террора  не  только  против  эсеров,  но  и  против  тех  крестьян,  кто  с  ними  не  соглашался.  В  историографии  советского  периода  тасеевские  события  1917 – 1920  годов  и  особенно  тасеевского  революционного  экстремизма  и  красной  партизанщины  были  лживо  идеализированы,  умышленно  искажены,  а  порою  и  просто  выдуманы,  и  не  получили  объективной  исторической  оценки. 
     Но  прежде  чем  коснуться  исторической  оценки  тасеевских  событий  тех  лет,  необходимо  вернуться  назад  и  рассмотреть  трактовку  некоторых  фактов.  Новосибирские  историки  считают,  что  возникновение  партизанского  движения  в  Сибири  было  ответом  на  белогвардейское («Историчекая  энциклопедия  Сибири»,  Т. II,  с. 578 – 582,  Новосибирск,  2010).  Такой  взгляд  на  исторические  события  того  периода  отражает  пристрастие  к  советской  идеологии,  без  которого  даже  некоторые  современные  историки  обойтись  не  могут.  А  как  было  на  самом  деле,  ответом  на  этот  вопрос  послужит  следующее.  Как  только  большевики  совершили  вооруженный  переворот  в  России  и  захватили  государственную  власть,  так  сразу  же  объявили  о  ликвидации  частной  собственности  и  о  начале  классовой  войны,  переросшей  в  Гражданскую. 
     Как  известно,  Гражданские  войны  всегда  сопровождаются  неслыханным  размахом  бандитизма.  Пример  тому,  Гражданская  война  в  Америке  в  1861 – 1865  годах,  которая  породила  всеобщий,  ковбойский,  кровавый  бандитизм.  Не  был  исключением  бандитизм  и  в  России  в  период  Гражданской,  партизанской  войны.  И  возникало  партизанское  движение  со  своим  бандитизмом  не  на  пустом  месте.  Оно  появилось  из  вооруженных  отрядов  красногвардейцев,  создаваемых  большевиками. 
     В  русле  Февральской  буржуазно – демократической  революции  на  местах  были  созданы  органы  местной  власти  Временного  правительства –комитеты  общественной  безопасности.  В  противовес  этим  комитетам  большевики  создали  свои  органы  власти – совдепы.  А  для  их  защиты –создали  вооруженные  красногвардейские  отряды.  Уже  в  марте  1917  года  в  Петрограде  возникли  первые  вооруженные  отряды  красногвардейцев. 
     В  губернском  городе  Красноярске  местному  совдепу,  появившемуся  28  октября  1917  года,  ничто  не  угрожало,  но  там  большевики  уже  в  декабре  1917  года  начали  создавать  отряды  красной  гвардии,  на  базе  которых  впоследствии  и  появился  партизанский  отряд.  И  создание  партизанских  отрядов  опережало  появление  белого  движения,  власть  к  которому  в  Красноярске  перешла  только  18  июня  1918  года.      
     В  Южно – Енисейском  горном  округе,  на  Удерейских  приисках,  приисковый  совдеп  явочно  был  объявлен  14  февраля  1918  года,  отряд  красногвардейцев  появился  в  начале  июня  1918  года.  Приисковую  совдеповскую  власть  никто  не  устранял,  она  сама  себя  устранила.  Почувствовав  большую  вину  за  насильственный  захват  приисковой  власти,  за  развал  золотодобывающего  производства,  возникший  вследствие  так  называемой  национализации,  приисковый  совдеп,  разделившись  на  группы,  сбежал  с  приисков.  Бегство  совдеповцев  с  приисков  завершилось  26 – 27  июня  1918  года.  Часть  красногвардейцев,  не  успевшая  сбежать  с  приисков,  влилась  в  приисковый  отряд  красных  партизан,  которых  в  последующем  приискатели  называли  бандой  красных.   
     Большевики  для  удержания  захваченной  власти  и  для  физического  уничтожения  тех,  кто  не  поддерживал  ее,  кроме  создания  вооруженных  отрядов  красногвардейцев,  для  развертывания  классовой  войны,  а  в  последующем  Гражданской,  создают  истребительную,  карательную  систему,  которая  включала  в  себя  карающий  меч  революции – ВЧК,  вооруженную  Продармию  и  Декрет  «О  красном  терроре».  Это  была  истребительная  политика  кровавого  разгула  большевиков,  которая  вошла  в  историю  под  названием  «военный  коммунизм».  Выдвинутое  мнение  новосибирских  историков,  что  создание  красногвардейских,  партизанских  отрядов  было  ответом  на  антибольшевистские  выступления  белого  движения,  не  является  твердым  доказательством,  а  перечисленные  выше  факты  подтверждают,  что  эти  военные  формирования  большевистской  власти  появились  намного  раньше  белого  движения. 
     В  дополнение  к  сказанному,  следует  привести  высказывание  Л. Троцкого  в  его  книге  «Сталин»,  где  он  признается,  что  в  начальный  период  советизации  в  большинстве  мест  еще  не  было  советской  власти,  но  «партизанщина»  уже  существовала,  которая  со  временем  переросла  в  «бандитизм»  (Книга  «Сталин»,  т.  2.  1990).
     По  уже  известной  схеме  происходило  возникновение  партизанских  групп  и  в  Тасеево,  но  с  некоторыми  особенностями  протекавших  событий.  И  стоит  об  этом  напомнить.  Тасеевская  волость  тех  далеких  лет – маленькая,  крестьянская,  глухая  северная  окраина  Канского  уезда,  упирающаяся  в  непроходимый  таежный  ангаро – тасеевский  водораздел. Там  не  было  промышленных предприятий,  кроме  Троицкой  солеварни,  не  было  и  рабочего  класса – будущей  таранной  силы,  которую  большевики  обманным  способом  использовали  в  революции,  среди  крестьян  там  не  было  и  «классовых  врагов». 
     При  полном  отсутствии  средств  массовой  информации,  за  исключением  случайно  попавшейся  какой – нибудь  газеты,  тасеевские  крестьяне,  увлеченные  своим  земледельческим  трудом,  далеки  были  от  понимания  политической,  классовой  борьбы,  не  разбирались  в  тонкостях  различий  между  программами  политических  партий. 
     Большевистский  переворот  в  октябре  1917  года  расколол  тасеевское  крестьянство.  Большая  часть  крестьян,  которая  не  приняла  насильственных  результатов  октябрьского  переворота,  продолжала  жить  и  заниматься  нелегким  крестьянским  трудом,  а  меньшая,  вооружившись  революционной  целесообразностью,  провозглашенной  большевиками  и  узаконенным  беззаконием,  стала  на  путь  революционного  экстремизма.
     Экстремизм,  как  тоталитарная  форма  проявления  большевизма,  связан  только  с  одним,  с  насильственным  захватом  власти  и  разрушением  всего  и  вся.  Новейшая  история,  давая  историческую  оценку  большевизму,  считает,  что  «Экстремизм,  словно  смерч,  сметает  все  на  своем  пути,  оставляя  за  собой  развалины». Тасеевский  революционный  экстремизм,  из  которого  впоследствии  вырос  партизанский  бандитизм,  возник  не  в  одночасье,  он  формировался  постепенно  и  крепко  оседал  в  сознании  тех  тасеевцев,  которые  и  стали  на  путь  социального  разрушения,  использовался  для  натравливания  одной  части  тасеевских  крестьян  на  другую.   
     Апологеты  тасеевского  революционного  экстремизма  В. П. Сафронов  и  Ю. В. Журов,  изощренно  подавая  в  своих  исторических  работах  информацию  о  складывающейся  обстановке  в Тасеевской  волости  в  1917 – 1920  годах,  не  дали  ответа  на  вопрос,  а  были  ли  сами  коренные  тасеевцы  застрельщиками  этого экстремизма. Внимательное  изучение  их  исторических  работ  говорит  о  том,  что  революционный  экстремизм  в  Тасеево  не  был  неким  местным  изобретением,  он  родился  в  недрах  большевизма  и  получил  распространение  по  всей  России.  Экстремизм  занесли  и  навязали  тасеевцам,  прежде  всего  ссыльнопоселенцы,  которые  насаждали  его  в  отместку  царизму,  сославшему  их  в  глухую  ссылку. В  Тасеево,  как  и  во  всех  углах  Сибири,  перебывало  много  ссыльнопоселенцев,  образованная  их  часть  занималась  врачебной  или  юридической  практикой,  изучением  этнического  положения  сибиряков. Но  были  среди  ссыльнопоселенцев  и  так  называемые  оголтелые,  те,  кто  ждал  своего  часа,  чтобы  выплеснуть  накопившуюся  злобу  за  годы  ссылки,  избрав  путь  революционного  экстремизма.  И  со  временем  село  Тасеево  стало  тем  местом,  где  возник  мощный  очаг  революционного  экстремизма.
     Экстремизм  ссыльнопоселенцы  использовали  для  создания  тасеевской  большевистской  организации,  которая  к  началу  Гражданской  войны  считалась  самой  крупной  среди  сельских  в  Сибири,  и  по  отношению  к  местному  крестьянству  не  признававшей  ничего,  кроме   насильственного  разрушения  устоявшегося  крестьянского  уклада  жизни.  Избрав  путь  революционного  экстремизма,  тасеевские  большевики,  опережая  события  октябрьского  переворота,  одними  из  первых  в  Енисейской  губернии  весной  1917  года  создали  в  Тасеево  волостной  крестьянский  совдеп,  который  использовался  в  качестве  насильственной  преграды  для  установления  местной  власти  Временного  правительства. Революциионный  экстремизм,  явочная  советизация  волостной  сельской  власти  обернулись  для  Тасеево  хаосом,  в  результате  которого  тасеевцы – экстремисты,  и,  прежде  всего  большевики,  стали  разрушать  имеющееся,  не  создавая  ничего  нового. 
     Революционный  хаос  вокруг Тасеево  привлек  к  себе  внимание  большого  числа  хулиганов,  бездомных  бродяг,  отъявленных  уголовников,  беглых  солдат – дезертиров  и  они  ринулись  заполнять  пустоты  глухих  местностей,  прилегающих  к  Приангарью,  в  том  числе  и  к  Тасеево.  Такое  нашествие  деклассированных  элементов  и  их  проникновение  в  среду  экстремистов,  было  предметом  пристального  внимания  как  газет  прошлых  лет  (газета  «Свободная  Сибирь»,  1919),  так  и  исследователей  новейшей  истории  (Новиков  П.А. «Гражданская  война  в  Восточной  Сибири, 2005).  Эти  деклассированные  элементы,  которым  терять  было  нечего,  примкнули  к  тасеевским  экстремистам  и  они  вместе  путем  революционного  терроризма  начали  насильственно  «обновлять»  жизнь  тасеевских  крестьян,  делая  при  этом  упор  на  бандитизм.   
     К  весне  1918  года  в  России  иссякли  запасы  хлеба,  возник  страшный  голод.  Власть  большевиков  зашаталась. И  Ленин,  который  олицетворял  российский  революционный  экстремизм,  призвал  «к  великому  крестовому  походу  против  тех,  кто  был  производителем  хлеба»  (ПСС,  т. 36,  с. 361).  Большевистское  правительство  вводит  в  стране  военное  положение,  создание  вооруженных  продовольственных  отрядов  для  насильственного  изъятия  хлеба  у  крестьян.  Так,  с  помощью  революционного  экстремизма  Ленина  и  большевиков,  российское  крестьянство  было  поставлено  вне  закона,  ему  была  навязана  Гражданская  война.  Тасеевские  совдеповцы – экстремисты,  выполняя  директивные  указания  большевиков  из  центра,  сразу  же  создают  свои  вооруженные  продотряды,  включаются  в  классовую  войну  и  разворачивают  против  крестьян  насилие,  налагая  на  них  денежные  контрибуции,  реквизируя  хлеб,  что  приводило  к  естественному  столкновению,  противоборству.  Особенно  сильно  это  противоборство  обострилось  весной  1918  года  в  Тасеево  после  того,  как  продотряды  насильственно  реквизировали  у  тасеевцев  40  тысяч  пудов  хлеба.   
     Вскоре  вооруженные  продотряды  стали  именоваться  красногвардейскими.  К  лету  1918  года  их  было  в  Тасеево  около  десятка.  С  появлением  тассевских  экстремистских  продотрядов  вокруг  Тасеево  возникла  мощная  вооруженная  угроза.  Местных,  обираемых  крестьян экстремисты  стали  считать  «внутренними  врагами»  и  против  них  повели  открытую  войну.  Так,  в  условиях  гражданского  столкновения  при  насильственном  изъятии  хлеба  у  крестьян,  возник  новый  тип  экстремизма – бандитизм.
     Гражданское  столкновение  вокруг  Тасеево  имело  односторонний  характер.  Возникшим  отрядам  вооруженных  экстремистов  воевать  было  не  с  кем,  местное  население  не  оказывало  им  никакого  вооруженного  сопротивления,  а  воинских  белогвардейских  частей  здесь  тогда  еще  не  было.  Следует  заметить,  что  авторы  исторических  работ,  выполняя  заказ  идеологов,  к  тасеевскому  «внутреннему  врагу»  отнесли  так  называемых  «кулацко – эсеровских  элементов»,  спекулируя  на  их  окружении. А  кулаков,  т. е.  работящих,  зажиточных  крестьян  в  то  время  в  северных  деревнях  Канского  уезда  и  было – то  всего  ничего,  около  3 % , или  по  2  зажиточных  крестьянина  на  один  населенный  пункт. Что  касается  эсеров, то  они  были  как  в  самом  Тасеево,  так  и  в  близлежащих  к  нему  деревнях,  о  чем  упоминает  сам  главарь  тасеевских  экстремистов  В. Г. Яковенко  в  своей  книге  «Записки  партизана»,  изданной  в  1968  году.  Поэтому,  с  помощью  вооруженных  продотрядов  экстремистам  надо  было  решить  две  задачи:  во – первых,  изъять  у  населения  хлеб,  а  во – вторых,  уничтожить  всех  эсеров.  Кстати,  ни  В. П. Сафронову,  ни  Ю. В. Журову  в  своих  исторических  работах  не  удалось  доказать,  что  в  Тасеево  была  разветвленная  эсеровская  организация.
     В  мировой  истории  укрепилось  незыблемое  мнение, что  Гражданская  война – это  борьба  за  захват  власти  или  за  возврат  утраченной. И  главный  путь  возврата  власти – экстремизм. Не  стала  исключением  Гражданская  война  и  в  Тасеево.  Продолжать  начатую  борьбу  с  «внутренним  врагом»,  с  крестьянами,  тасеевским  экстремистам  помешало  падение  советской  власти  в  Енисейской  губернии. Население  Енисейской  губернии  не  вышло  на  улицы  защищать  советскую  власть,  ее  дискредитировали  «высшие  руководители  Енгубисполкома».  Сбегая  из  Красноярска  при  падении  советской  власти,  они  выкрали  из  государственного  банка  35  пудов  золота  и  более  32  миллионов  рублей  деньгами, чем  и  поставили  себя  в  один  ряд  с  уголовниками  («Свободная  Сибирь»,  23  июня  1918).  На  местах  была  установлена  новая  власть  от  лица  Временного  сибирского  правительства.
     Для  возврата  утраченной  власти  волостного  совдепа  тасеевские  экстремисты,  скрываясь  в  подполье  на  дальних  заимках  в  лесной,  безлюдной  глуши,  осенью  1918  года  создают  на  базе  вооруженных  продотрядов,  отряды  красногвардейцев,  или  так  называемую  Тасеевскую  армию  крестьянских  красных  партизан.  Одним  словом,  революционный  экстремизм  перестроился  в  партизанский.  Желающих  стать  партизанами  по  признанию  авторов  публикаций  набралось  едва  50 – 70  человек.  Такое  образование  из – за  его  малочисленности  армией  назвать  нельзя,  скорее  всего  это  был  отряд,  при  создании  которого  внутри  большевистской  организации  не  обошлось  без  разногласий. 
     Умышленно  завышая  число  тасеевских  большевиков,  Ю. В. Журов  в  книге  «Гражданская  война  в  сибирской  деревне»,  изданной   в  1986  году,  сообщает,  что  к  этому  времени  в  селе  Тасеево  было  200  большевиков.  А  в  партизаны  набралось  едва  чуть  более  полсотни.  Фактически  же,  по  сведениям  упомянутой  книги  П. А. Новикова  (2005)  «в  декабре  1918  года  в  селе  Тасеево  большевистская  организация  насчитывала  80  человек».  Шлейф  вранья  об  успехах  тасеевских  большевиков  следовал  и  дальше. 
     Отсидевшись  первоначально  в  лесной  глуши,  в  дальнейшем  этот   отряд,  изолированный  со  всех  сторон,  не  вел,  сколько – нибудь  заметных   наступлений  на  белую  гвардию,  а  воевал  со  своими  же  крестьянами – земляками,  с  теми,  кто  был  против  революционных  разорений  тасеевских  деревень,  передела  крестьянской  собственности.  Между  прочим,  авторы  исторических  работ  о  Гражданской  войне  в  Канском  уезде  не  говорят  о  конкретных наступлениях  тасеевских  партизан,  а  повествуют  о  действиях  Северо – Канского  фронта,  в  составе  которого  они  находились. И  это  не  дает  возможности,  говорить  о  каких – то  успехах  тасеевских  партизан  в  период  Гражданской  войны  в  Канском  уезде.
     Однако  чтобы  хоть  как – то  оправдать  действия  тасеевских  партизан,  Ю. В. Журов  в  другой  книге  «Енисейское  крестьянство  в  годы  Гражданской  войны»,  изданной  в  1972  году,  пишет,  что  для  проведения  боев  с  белогвардейцами,  партизаны  совершали  рейды  из  Тасеево  в  глубь  соседней  Христо – Рождественской  волости  (нынешний  Дзержинский  район),  в  села  Сухово,  Колон,  Канарай,  Денисово,  Макарово,  Шеломки,  Кондратьево.  А  на  самом  деле,  тасеевские  партизаны  совершали  внезапные  набеги  на  эти  села  с  целью  насильственного  изъятия  продовольствия  у  местных  крестьян.  Ведь  неработающих  партизан  надо  было  кормить  и  содержать.  И  набеги  на  эти  села  всегда  сопровождалось  акциями  партизанского  бандитизма.  Так,  в  недрах  тасеевской  красной  партизанщины  возник  и  прижился  красный  бандитизм.
     Чтобы  придать  партизанскому  ополчению  некий  «законный  статус»,    и,  продолжать  насильственно,  реквизировать  у  местного  крестьянства  продовольствие,  тасеевские  экстремисты  в  декабре  1918  года  на  его  базе  преобразуют  сельскую  волость  ни  мало,  ни  много  в  Тасеевскую  партизанскую  крестьянскую  республику.  Это  было  самое  настоящее,  стихийно  возникшее  экстремистское  отдельно  взятое  административно –территориальное  образование  сепаратистского  толка  в  таежном  захолустье  Енисейской  губернии. 
     Почему  в  переустройстве  тасеевской  волостной  власти  такое  стало  возможным?  В  прошлом  на  этот  вопрос  следовал  простейший  ответ – надо  было  отстоять  советскую  власть. Теперь  ответ  видится  совсем  иным. Во – первых,  тасеевские  совдеповцы,  следуя  путем  экстремизма  и  руководствуясь  тоталитарной  большевистской  политикой  «военного  коммунизма» – системой  чрезвычайных  мер  преодоления  всеобщего  кризиса,  возникшего  вследствие  развязанной  большевиками  Гражданской  войны,  стремились  держать  тасеевское  крестьянство  в  режиме  насильственной  власти,  используя  изоляцию  Тасеевской  волости:  с  севера  волость  была  изолирована  непроходимой  таежной  глушью,  с  юга   ее  прикрывали  северный  и  южный  канские  фронты. Во – вторых,  на  подступах  к  Тасеево  не  было  дислокации  крупных  сил  белогвардейцев,  действовал  принудительный  запрет  на  выход  местных  крестьян  к  продовольственным  рынкам  соседних  волостей  и  уездов.  Такая  изоляция  Тасеево  давала  возможность  изобретать  любую  местную  власть,  даже  сепаратистского  республиканского  толка.  Партизанская  республиканская  власть  ввергла  Тасеевскую  волость  в  экономическую  разруху,  нанесла  ей  сокрушительный  урон,  там  было  разрушено  90 %   хозяйств.
     Несмотря  на  отсутствие  у  тасеевских  партизан  заметных  наступательных  операций,  однако,  они  сами  себя  считали  элитным  отрядом  сибирского  партизанского  движения,  о  чем  хвастливо  рассказывал  в  своей  биографии  В. Г. Яковенко – председатель  Тасеевского  волостного  крестьянского  совдепа,  вдохновитель  партизанской  войны.  А  биографию  написали  номенклатурные  историки  в  качестве  идеологического  инструмента,  оправдывающего  устройство  республиканской  военизированной  власти  в  отдельно  взятом  волостном  крестьянском  захолустье.
     Тасеевские  экстремисты  замахивались  на  многое,  даже  на  Нижнее  Приангарье,  за  которым  находились  Удерейские  золотые  прииски,  о  чем  говорят  найденные  документы  и  публикации.  Историки  советского  периода  о  них  умышленно  замалчивали.  Вообще,  тасеевские  экстремисты  давно  «точили  зуб»  на  Удерейские  прииски  и  как  только  свершился  октябрьский  переворот,  они  обрушились  на  них,  совершая  набег  и  грабежи.  Из  документов  «Александровского  золотопромышленного  акционерного  общества»  явствует,  что  26  января  1918  года  В. П. Серебренников,  глава  Совета  золотопромышленников  Южно – Енисейского  горного  округа,  телеграфно  сообщал  с  Удерея  в  управление  делами  в  Красноярске  об  участившихся  грабительских  набегах  крестьян  села  Тасеево  на  Удерейские  прииски. 
     При  набегах  и  грабежах  тасеевцы  особенно  охотились  за  тягловой  силой  и  угнали  с  приисков  800  лошадей.  Доходило  даже   до  того,  что  тасеевских   мужиков  с  награбленным  на  приисках  не  пускали  в  свои  же  деревни.  Уже  тогда  в  основной  массе  тех  тасеевцев,  которые  вольются  в  ряды  партизан,  зрел  тасеевский  партизанский  бандитизм. 
     Газета  «Свободная  Сибирь»,  анализируя  обстановку,  сложившуюся  в  Южно – Енисейском  горном  округе,  15  мая  1919  года  сообщала:  «Тасеевская  республика,  изолированная  со  всех  сторон  глубокими  снегами  и  разного  рода  заслонами,  никак  не  может  выйти  на  внешнюю  борьбу.  Особенно  богатый  район  Приангарья  не  дает  покоя  тасеевцам,  и  они  давно  мечтают  расширить  за  счет  его  свое  пространство  и  извлечь  из  него  материальную  выгоду».  И  по  злому  умыслу  произошло  самое  страшное. 
     В  феврале  1919  года  в  городе  Енисейске  вспыхнул  так  называемый  большевистский  «красный  мятеж».  И  «верхушка»  Тасеевской  партизанской  армии  решила  использовать  его  в  своих  целях  и  «побольшевичить»  Южно – Енисейский  горный  округ,  на  приисках  которого  добывалось  золото.  Это  устремление  тасеевцев  получило  название  «тасеевской  авантюры»,  выполнению  которой  способствовали  внезапно  возникшие  обстоятельства,  которые  заключались  в  следующем.
     Для  ликвидации  «красного  мятежа»  к  Енисейску  были  стянуты  все  противоборствующие  силы,  и  выход  через  Нижнее  Приангарье  к  Удерейским  золотым  приискам  оказался  открытым  для  проникновения  извне.  Не  считаясь  с  тем,  что  Удерейские  прииски  административно – территориально  являлись  частью  Енисейского  уезда,  тасеевцы,  придерживаясь  принципа  бандитского  экстремизма,  однко,  все  же  решили  использовать  момент  мятежа  и  ринуться  в  Нижнее  Приангарье  для  захвата  богатых  золотом  приисков.  Для  этой  цели  тасеевская  «верхушка»  даже  вошла  в  сговор  с  бродячими  партизанами  с  Удерейских  приисков,  перебежавших  в  Тасеево,  отряд  которых  возглавлял  бывший  удерейский  рабочий  И. М. Добров. 
     Операцию  бандитского  нападения  на  Удерейские  прииски  разрабатывал  Николай  Буда – начальник  штаба  Тасеевской  партизанской  армии,  тоже  бывший  удерейский  рабочий.  Решиться  на  захват  Удерейских  приисков  мог  только  вооруженный  отряд,  основной  принцип  существования  которого – бандитизм.  Но  тасеевцы  просчитались,  прииски  надежно  охранялись  силами  самообороны,  и  «верхушка»  Тасеевской  партизанской  армии  в  самый  последний  момент  отказалась  от  захвата  приисков,  сообразив,  что  эта  затея – чистейшая  авантюра.
     В  дни  «красного  мятежа»  в  Енисейске  большевики  развернули  неслыханный  бандитизм,  сопровождавшийся  грабежами,  жесточайшим  террором,  кровавым  побоищем.  На  горожан  наложили  контрибуцию  в  1  млн.  200  тысяч  рублей,  городскую  тюрьму  забили  теми  арестованными,  кто  не  поддерживал  власти  большевиков.  Людей  подвергнули  истязаниям.  Всюду  валялись  десятки  заколотых  штыками  людей,  мрачное  подземелье  тюремного  каземата  было  забито  изуродованными  трупами.  Мятеж  большевиков  в  городе  Енисейске – факт  существования  красного  бандитизма  в  Енисейской  губернии,  который  из  ее  истории  не  выбросишь.   
     Гражданская  война  между  красным  и  белым  движением  в  Енисейской  губернии  обернулась  большими  людскими  потерями.  О  том,  как  свирепствовал  колчаковский  белый  террор,  в  истории  сказано  много.  Но  творимые  злодеяния  и  красными  партизанами  замалчивать  тоже  нельзя.  Белый  террор  в  Енисейской  губернии  уничтожил  10  тысяч  человек,  красный  же  террор  унес  более  11  тысяч  человеческих  жизней.  И  нет  оправдания  ни  тем,  ни  другим.  События,  происходившие  в  период  Гражданской  войны,  охватывали  все  местности  Енисейской  губернии,  являлись  отражением  тех  насильственных  процессов,  которые  по  инициативе  большевиков  тогда  протекали  по  всей  России. 
     Село  Тасеево  не  было  единственным  местом  в  Енисейской  губернии,  где  жестоко  свирепствовал  партизанский  бандитизм. 
     Бандитизм  был  обычным  делом  красных  партизан,  он  выражался  в  мародерстве  и  грабежах  населения,  в  истязаниях,  убийствах  сограждан,  в  жесточайшем  садизме,  о  чем  свидетельствует  представленная  хроника,  составленная  по  публикациям  сибирских  газет,  при  чтении  которой  кровь  стынет  в  жилах.

     Партизанский бандитизм в действии. Истязания и убийства священнослужителей.

     Зима  1918  года.  Село  Анап  Канского  уезда.  Красные  партизаны  убили  священника  Д. Неровецкого, труп  сожгли, а  останки  закопали  в  снег.
     Январь,  1919  год.  Деревня  Лодочная  Ачинского  уезда.  Партизаны  из  армии  Петра  Щетинкина  убили  деревенского  священника  Фокина.
     Апрель,  1919  год.  Нижнее  Приангарье,  село  Рыбное.  Красные  партизаны  насмерть  замучили  священника  местной  церкви  С. Успенского.
     Июнь,  1919  год.  Село  Мокрушино  Канского  уезда. Красные  партизаны  замучили  священника  Протопопова  и  его  сына.
     Июнь,  1919  год.  Село  Талынское  Ачинского  уезда.  Партизаны  распяли  священника  Новочадовского,  прибив  его  руки  и  ноги  к  забору  костылями. 
     Октябрь,  1919 год.  Село  Верхне – Красноярское  Канского  уезда. Красные  партизаны  убили  священника  Иоанна  Боника,  подвергнув  его  страшным  мучениям.
      
     Убийства  сограждан  и  грабеж  населения.
 
     15 февраля,  1919  год.  Участок  Пронино.  Красные  партизаны  за  отказ  вступить   в  партию  большевиков  насмерть  замучили  молодую  учительницу  Марию  Грибанову. 
     Февраль,  1919  год.  Енисейск,  «красный  мятеж».  Большевики  в  дни  мятежа  развернули  террор:  наложили  на  енисейцев  контрибуцию  в  1  млн.  200  тысяч  рублей,  тюрьму  забили  арестованными,  закололи  штыками  30  человек,  изуродовали  18  человек  и  трупы  сбросили  в  мрачное  подземелье  тюремного  каземата. 
     Апрель,  1919  год.  Село  Кежемское  на  Ангаре.  Партизаны  ограбили  население  на  25  тысяч  рублей.         
     Апрель,  1919  год.  Южно – Енисейский  горный  округ.  Пьяные   красные  партизаны  ворвались  на  прииск  Петропавловский,  захватили  11  человек,  всех  убили  и  изуродовали  до  не  узнаваемости.  Среди  убитых  были  дети  от  1  до  5  лет.  Трупы  всех  убитых  сбросили  в  глубокий  шурф. 
     Май,  1919  год.  Южно – Енисейский  горный  округ,  Удерейские   прииски.  Партизаны  топят  золотопромывальные  драги,  сжигают  поселки,  зимовья,  почтово – телеграфные  столбы,  уничтожают  продовольственные  склады  и  амбары,  мельницы,  библиотеки,  церкви,  забирают  заложников  и  увозят  в  соседние  ангарские  деревни.  Кто  сопротивляется  партизанам,  тому  они  выкалывают  глаза,  выкручивают  руки. 
     Июнь,  1919  год.  Южно – Енисейский  горный  округ,  Удерейские  прииски.  Красные  партизаны  злодейски  убили  управляющих  приисков, инженеров  А. К. Соколовского  и  А. И. Паклина.
     Лето  1919  года.  Рудник  Шалтырь  Ачинского  уезда.  Пьяные  красные  партизаны  убили  бывшего  управляющего  Александровского  прииска  на  Удерее  А. К. Стефанского  и  его  жену.
     Лето  1919  года.  Село   Балахта.  Красные  партизаны  истязали  крестьянина  Прокопия  Зыкова  и  застрелили.
     Лето  1919  года.  Деревня  Подкаменная  Тунгуска.  Красные  партизаны  ограбили  местный  кооператив  на  50  тысяч  рублей.
     Август,  1919  год.  Село  Отрок  Идринской  волости. Красные  партизаны  в  количестве  80  человек  ограбили  местных  крестьян  на  13  тысяч  рублей,  за  сопротивление  их  перебили.               
     Сентябрь,  1919  год.  Верхнеудинская  деревня. Красные  партизаны  из  армии  Щетинкина  ограбили  почту  на  24  тысячи  рублей,  расстреляли   безвинных  почтовых  работников,  изнасиловали  девушку  Чиркову,  всех  ее  родственников  и  семейство  Синиловых,  как  свидетелей  злодеяний,  перебили.   
     Декабрь,  1919  год.  Село  Зеледеево  Красноярского  уезда.  Пьяные   красные  партизаны  учинили  кровавую  расправу  над  сельчанами,  убили  трех  милиционеров,  женщину,  учителя,  ранили  29  крестьян  и  3  детей.  У  крестьян  забрали  все  имущество  и  продовольствие.

     Рассматривая  тасеевский  бандитизм,  надо  сказать,  что  он  не  был  каким – то  случайным,  изолированным  явлением,  а  возник  целенаправленно  в  недрах  ссыльнопоселенческого  экстремизма,  большевистского  террора  и  красной  партизанщины,  являлся  совокупным  результатом  этих  насильственных  процессов.  Вожаки  «Тасеевской  военизированной  партизанской  республики»,  приверженные  революционному  экстремизму  и  большевистскому  терроризму  в  борьбе  за  овладение  тоталитарной  власти,  испробовали  все  перечисленные  способы  насилия,  широко  применяя  и  бандитизм.  В  результате  партизанского  бандитизма  в  Тасеево  было  расстреляно  более  500  человек.
     А  потом,  в  советское  время,  большевики  для  оправдания  своей  кровавой  борьбы  за  власть,  используя  тоталитарную  идеологию,   насаждали  романтизацию,  героизацию  революционного  разбоя  и  кровопролитной  Гражданской  войны,  сделали  из  деклассированных  элементов  и  бандитов  «легендарных  народных  героев»,  «борцов  за  народное  счастье,  его  светлое  будущее». 
     Идеологическое  восхваление  революционных  экстремистов  и  красных  партизан,  возведение  над  ними  ореола  славы,  продолжалось  долго,  советскими  идеологами  на  людей  был  обрушен  мощный  вал  множества  книг,  статей,  рисунков,  экспозиций,  в  которых  их  «геройские  подвиги»  были  идеализированы  до  такой  степени,  что  вызывали  не  только  удивление,  но  смех  за  насильственно  обрушившуюся  ложь. 
     Но  всему  есть  предел  и  конец,  ибо  история  не  терпит  сослагательного  наклонения, и  идеологическая  романтизация  «героической  борьбы  за  народное  счастье»  была  выброшена  на  обочину  истории  самой  жизнью.  Ни  идеализированный  образ  В. Г. Яковенко,  ни  рожденная  на  волне  гражданского  противостояния  героизированная  Тасеевская  военизированная  партизанская  республика  ничего  не  представляют  для  новейшей  истории,  его  имя  и  упоминание  о  республике  исключены  из  информационного  оборота.  Об  этом  свидетельствует  «Новый  энциклопедический  словарь»,  изданный  в  2000  году.
     «Героев  Гражданской  войны  объединяет  одно:  все  они  –  отрицательные», - как  метко  выразилась  одна  из  самых  популярных   газет – «АиФ».  О  том,  что  вокруг  романтизированной  Тасеевской  республики  и  ее  лидеров  было  много  насилия  лжи,  свидетельствует  и  такой  пример. Ю. В.  Журов  в  предисловии  к  книге  В. Г. Яковенко  «Записки  партизана»  пишет,  что  он  умер.  А  фактически  главарь  тасеевских  экстремистов  в  1937  году  был  репрессирован  и  расстрелян  сталинистами.
     Верхушка  российского  большевизма,  которая  была  инициатором  красного  бандитизма  в  России,  не  хотела  оставлять  его  исполнителей  и  свидетелей.  И  в  период  «большого  террора»  в  1937 – 1938  годах  всех  участников  красного  бандитизма  физически  уничтожала. 
     Судьбу  не  обманешь,  все  равно  когда – нибудь  приходится  отвечать  за  содеянное.  И  ближайшие  помощники  В. Г. Яковенко  по  тасеевской  бандитствующей  партизанщине  Н. М. Буда – начальник  штаба  Тасеевской  армии  и  Ф. Я. Бабкин,  инициатор  бандитизма,  предавший  большевистское  подполье  Енисейска,  в  самый  трудный  для  него  момент,  сбежав  в  Тасеево,  в  период  «большого  террора»  тоже  были  уничтожены –расстреляны.  Федор  Бабкин,  как  отмечает  протоиерей  Г. Фаст  в  своей  книге  «Енисейск  православный»  (1994),  был  типичным  представителем  совдеповского  бандитизма. 
     Сегодня,  когда  открылась  правда  о  прошлом,  надо  развеять  придуманный  миф  о  «геройских  подвигах»  революционных  экстремистов  и  красных  партизан,  выразив  этим  самым  перед  последующими  поколениями  историческую  ответственность  за  происходившие  в  прошлом  кровавые  события.
     … И  вот,  на  подходе  к  Тасеево,  и  произошло  то  злодейское  убийство,  заключительным  рассказом,  о  котором  и  завершается  это  повествование.  Енисейская  газета  «Новый  путь»  29  июня  1918  года  сообщала:  «По  сведениям  из  Канска  на  пути  к  деревне  Яковлевой,  к  северу  от  Тасеево,  убит  красногвардейцами  Портянников».  Эта  же  газета,  освещая  факт  этого  злодейского  убийства,  через  7  дней  добавила,  что  «обезображенный  труп  убитого  кровожадными  опричниками  советской  власти  Павла  Портянникова  был  найден  на  окраине  села  Тасеево – пекле деревенской  большевистской  заразы».
     Кто  же  конкретно  истязал  и  убил  Павла  Портянникова?  Долго  пришлось  искать  ответ  на  этот  вопрос,  но  в  итоге  он  был  найден.  По  сообщению  газет  «Свободная  Сибирь»,  «Новый  путь»  и  журнала  «Сибирские  записки»  убийство  П. М. Портянникова  совершили:  Орлов – уголовник,  Ронов –  уроженец  Тасеево,  бывший  уголовный  каторжник,  «знаменитый»  тасеевский  большевик,  ближайший  сподвижник  главаря  тасеевских  партизан  Яковенко,  что  вытекает  из  его  книги  «Записки  партизана».  Среди  этих  бандитствующих  убийц  был  и  Крылов – подручный  южноенисейских  совдеповцев.  Все  убийцы  П. М. Портянникова  до  своего  ареста  являлись  красногвардейцами,  скрывались  среди  тасеевских  партизан,  приобретая  там  выучку  бандитов.  Ю. В. Журов  в  уже   упоминавшейся  книге  «Енисейское  крестьянство  в  годы  Гражданской  войны»,  рассматривая  дисциплинарное  состояние  тасеевских  партизан,  характеризовал  Орлова,  как  человека,  жившего  и  действовавшего  в  свое  удовольствие.
     Убийство  Портянникова  совершили  не  случайные  лица,  а  люди  с  наклонностями  к  бандитизму,  к  садизму,  специально  выделенные  для  этого  по  сговору  между  тасеевской  «верхушкой»  и  вождями  Южно –Енисейского  ссыльнопоселенческого  совдепа.  Убийца  Крылов,  по  сообщению  газеты  «Голос  момента»  от  24  июля  1918  года,  сбегая  с  Удерейских  приисков  вместе  с  южноенисейскими  совдеповцами  после  падения  советской  власти,  участвовал  в  ограблении  золота  из  приисковых  касс.  Однако  скрываться  с  награбленным  золотом  им  пришлось  недолго,  в  сентябре  1918  года  они  были  арестованы  и  заключены  в  тюрьму,  как  лица,  совершившие  особо  тяжкие  уголовные  преступления.
     За  что  убили  тасеевские  бандиты  П. М. Портянникова?  Причинами  убийства  послужили  непереносимая  экстремистами – большевиками  его  принадлежность  к  партии  эсеров,  бесспорное  лидерство  в  рабочем  движении  на  Удерейских  золотых  приисках,  а  так  же  месть   тесеевских  и  южноенисейских  совдеповцев – экстремистов  за  неприятие  им  их  насильственных  действий  в  советизации  власти,  ее  падение  в  Енисейской  губернии.  Отдавая  дань  уважения  П. М. Портянникову,  газета  «Дело  рабочего»  18  июля  1918  года  опубликовала  статью,  посвятив  ее  памяти  убитого.
     В  советское  время  упоминания  о  П. М. Портянникове  пресекались.  Особенно  усердствовала  газета  «Ангарский  рабочий»,  подвергая  его  издевкам  и  унижениям.  Он  долго  не  давал  покоя  идеологам  советской  истории.  На  рубеже  1980 –1990  годов  институт  истории,  филологии  и  философии  СО  АН  СССР  выпустил  маленький  буклет,  посвященный  расстановке  политических  сил  в  Сибири  накануне  октябрьского  переворота  и  Гражданской  войны.  В  буклете,  как и  в  прошлые  времена  в  духе  большевистско – коммунистической  идеологии,  но  уже  уходящей  с  исторической  авансцены,  П. М. Портянников  как  противник  насильственной  политики  большевиков  задним  числом  был  зачислен  в  разряд  пресловутых  «врагов  советской  власти».  Большевизм  в  борьбе  за  власть  не  признавал  политических  конкурентов,  он  их  физически  уничтожал,  особенно  тех,  кто  занимался  полезным  делом.
     Злодейское  убийство П. М. Портянникова  под  Тассево – свидетельство  того,  как  в  смутное  время,  в  иступленной  борьбе  за  власть,  когда  происходит  деформация  психологии  человека,  в  нем  просыпаются  низменные,  звериные  инстинкты,  он  становится  на  путь  открытого  бандитизма  и  человеческая  жизнь  для  него  не  представляет  никакой  ценности.  И  погибают  от  рук  бандитов,  прежде  всего  ни  в  чем  не  повинные  люди.
     Заканчивая  изложение  исторического  расследования  о  тасеевском  партизанском  бандитизме,  следует  напомнить,  что  с  того  времени,  когда  он  возник,  прошло  уже  более  90  лет.  Однако  уничтожить  в  России  корни  красного  бандитизма,  возникшего  в  период  военного  коммунизма,  так  и  не  удалось.  Наоборот,  в  последние  десятилетия  бандитизм  захлестнул  страну:  грабежи,  исчисляемые  сотнями  миллиардов  рублей,  неописуемая  жестокость,  массовые  убийства  и  звериный  садизм  уже  ежедневно  фиксируются  в  специальных  сводках.  Бандитизм  в  России  породил  чудовищный  тип  коррупционного  чиновничества,  создал  в  обществе  мощное  запредельное  психологическое  напряжение.  Агрессивно  насаждаемый  бандитизм  стал  коммерческим,  приобрел  зловещую  форму  пропаганды  через  телевизионный  кинематограф.  В  чем  дело?  Этот  вопрос  я  задаю   всему  российскому  гражданскому  обществу,  может  оно,  сообща  найдет  ответ  на  него  и  начнет  действовать,  преграждая  путь  бандитизму!  Современный  бандитизм  в  России – это  открытый  путь  к  фашизму!   

     7. Удерейские  приисковые  символы.
         
     Удерейский  Клондайк  с  его  золотопромышленным  центром,  прииском  Центральным  или  поселком  Южно – Енисейским,  просуществовавшие  более  170  лет  и  вложившие  в  казну  увесистый  слиток    золота,  прекращают  свое  существование.  Бурные,  разрушительные  события, происходившие  в  90 – х  годах  в  СССР,  а  потом  и  в  России,  нанесли  смертельный  удар  по  Удерейскому  Клондайку.  И  сегодня  он  оказался  в  состоянии  агонии.  Но  выбросить  из  истории  Удерейского  Клондайка  все,  что  было  его  сутью  и  придать  забвению – большой  грех.  И  чем  больше  появится  в  природе  написанного  об  истории  и  судьбе  Удерейского  Клондайка,  тем  больше  этому  будут  благодарны  потомки.   
     Когда  человек  вспоминает  давно  минувшие  годы,  то  он  мыслит  категориями  символов,  оставивших  в  его  памяти  самые  яркие  воспоминания.  Выражаясь  философским  языком,  символ – знак,  который  объединяет  людей,  предметы,  события.  Удерейские  символы  отражали  признаки  внешней  и  внутренней  жизни  на  золотом  прииске  Центральном,  или  в  приисковом  поселке  Южно – Енисейске,  на  речке  Удерей,  и  выражали  ее  приисковую  целостность.  Символ,  отражающий  целостность  всего  того,  что  можно  было  в  нее  включить,  это – территория  Удерейского  золотодобывающего  района,  сердцевиной  которого  и  ее  главным  удерейским  символом  испокон  веку  являлось  добываемое  золото. 
     К  исторически  сложившимся  удерейским  символам  относились  и  старинные  прииски,  на  которых  добывалось  золото,  имевшие  такие  интригующие  названия,  как  Петропавловский,  Спасский,  Александровский – Гадаловский,  Прокопьевский,  Петровский,  Покровский,  Ефимовский,  Теремеевский  и  Калифорнийский.  В  названиях  этих  приисков  было,  что – то  значительное  и  красивое.  В  числе  приисковых  символов  можно  назвать  и  речки,  нашпигованные  золотом,  такие,  как  Удерей,  Пескина,  Шаарган,  Мамон,  Холма,  которые  составляли  так  называемую  Удерейскую  золотоносную  систему. 
     Если  побывать  в  разных  местах  Удерейского  Клондайка,  то  можно  встретить  и  разные  его  природные  признаки.  Их  можно  принять  и  за  разные  символы.  Такое  можно  увидеть  и  в  золотоносном  Южно – Енисейске.  Приисковый  поселок  находится  на  центральном  русле  Удерея,  в  середине  золотой  долины,  что  является  природным  признаком  этого  места.  И  у  поселка  есть  особые,  природные  признаки – символы,  какие  трудно  найти  в  другом  месте  Удерейского  Клондайка.  Это – правобережный  хребет  со  знаменитыми  двумя  горами,  имеющими  названия  Горелая  и  Зеленая,  которые  по  верху  соединяются  причудливой  седловиной.  В  совокупности  горы  Горелая  и  Зеленая  и  соединяющая  их  седловина  олицетворяют  природный  символ  золотого  Южно – Енисейска.            
     К  удерейским  приисковым  символам  в  предвоенные,  военные  и   первые  послевоенные  годы  можно  было  бы  отнести  и  многие  другие,    которые  свидетельствовали,  что  прииск  Центральный,  а  вместе  с  ним  и  поселок  золотодобытчиков – Южно – Енисейск,  был  не  просто  прииском,  каких  на  Удерее  было  много,  а  являлся  центром  большого  золотодобывающего  района,  имевшего  не  только  все  признаки  золотопромышленной,  но  и  партийно – государственной  власти.      
     И  к  символам,  которые  характеризовали  признаки  власти  и  многообразную  жизнь  Удерейского  золотодобывающего  района  можно  отнести  Южно – Енисейское  золотоприисковое  управление,  Удерейский  райком  ВКП (б),  Удерейский  райисполком,  Удерейский  РОНКВД,  Удерейский  РОНКГБ,  Удерейскую  райпрокуратуру,  Удерейский  райсуд,  Удерейский  райвоенкомат. 
     В  числе  символов,  отражающих  разнообразную  жизнь  Удерейского  Клондайка,  являлись  ЦММ – Центральные  механические  мастерские,  приисковая  драга  № 3,  театр – клуб  «Красный  Октябрь»,  приисковая  школа,  которая  именовалась  Южно –Енисейской  средней  и  редакция  газеты  «Удерейский  рабочий».      
     Да  и  улицы  в  Южно – Енисейске  имели  такие  названия,  как  Обороны,  Пролетарская,  Октябрьская,  Советская,  Первомайская,  Парижской  коммуны  и  были  ничем  иным,  как  символом  тех  социально – государственных  процессов,  которые  происходили  после  октября  1917  года,  Через  весь  поселок  вдоль  этих  улиц   были  проложены  дощатые  тротуары,  подчеркивающие  благоустройство пешеходных  территорий. 
     Главным  символом  всегда  были  удерейские  приискатели,  рабочие,  добывающие  золото  и  рабочие,  обеспечивающие  его  добычу,  а  также  приисковая  интеллигенция – техническая,  школьная  и  учрежденческая.  К  тем  рабочим,  которые  работали  на  драгах,  добывающих  золото,  относились  драгеры,  машинисты,  масленщики.  Среди  тех,  кто  занимался  старательской  добычей  золота,  были  старатели.  К  мастеровым  рабочим  относились  люди  высочайшей  квалификации,  работающие  в  мехмастерских – токари,  фрезеровщики,  слесари,  кузнецы,  котельщики,  машинисты  паровых  молотов,  газоэлектросварщики,  столяры – модельщики. 
     Разнообразными  по  своей  профессиональной  направленности  были  те,  кого  можно  было  считать  технической  интеллигенцией.  Это  инженеры,  техники,  геологи,  маркшейдеры,  чертежники,  плановики,  бухгалтера.  Среди  учрежденческой  интеллигенции  был  руководители  районных  учреждений,  начальники  разных  производств.  Школьную  интеллигенцию  представляли  учителя  конкретных  учебных  дисциплин:  физики,  математики,  химии,  биологии,  истории,  русского  языка  и  литературы,  военного  дела,  физического  воспитания,  рисования. 
     Большую  группу  составляли  работники  врачебно – больничного  комплекса.  Это  врачи  амбулатории,  больничного  стационара,  сотрудники  аптеки,  родильного  дома.  Все  перечисленные  люди,  занятые  профессиональным  трудом,  являлись  фундаментом  приисковой  жизни,  ее  приисковым  символом  тех  далеких  лет.               
     И  действительно,  перечисленные  органы,  учреждения  и  люди  были  символом  золотопромышленной  и  административной  власти,  признаком  высокого  мастерства  рабочих,  приисковой  культуры  и  образования,  информационных  сведений.      
     Кроме  упомянутых  удерейских  символов,  был  еще  один,  без  которого  в  те  далекие  годы  жизнь  на  прииске  Центральном  не  представлялась. Это  удерейские  лошади  и  приисковые  конные  дворы,  в  которых  они  содержались.  Или  тягловая  сила,  как  выражались  в  те  годы.  И  куда  ни  глянешь,  куда  ни  пойдешь  по  Южно – Енисейску,  всюду  на  пути  встречались  конные  дворы  и  лошади.  В  те  годы  на  тягловой  силе  лошадей  держалось  вся  жизнь  приискателей,  все  золотоприисковое  производство. Удерейский  приисковый  символ – лошадь,  имеет  глубокие  исторические  корни.  В  те  давние  времена  лошадь  на  приисках  была  равносильна  тому,  что  олень  в  тундре.   
     Когда  в  1837  году  нашли  удерейское  золото,  то  с  этого  времени  в  Удерейскую  тайгу  каждую  зиму  стали  приходить  обозы  на  лошадях  из  ангарских  и  тасеевских  деревень,  Енисейского,  Красноярского  и  Канского  уездов,  Пермской,  Вятской,  Екатеринбургской,  Томской  и  Иркутской   губерний. 
     Большой  приток  лошадей  на  Удерейские  прииски  усилился  с  конца  XIX  века,  когда  там  начали  устанавливать  первые  драги,  для  перевозки  которых  использовались  большие  конные  обозы.  Вес  технического  оборудования  одной  драги  5 000  пудов.  Чтобы  доставить  такое  количество  дражного  оборудования  одной  драги  на  место  ее  сборки,  надо  было  преодолеть  маршрут  от  Красноярска  до  приисков,  длиной  в  500  верст,  для  этого  требовался  обоз  в  200  лошадей.  И  будь  я  скульптором,  то  давно  вырубил  бы  из  гранита  памятник  приисковой  лошади.  С  пуском  драг  каждый  дражный  прииск  старался  иметь  большое  число  лошадей,  чтобы  обеспечивать  вывозку  дров  из  тайги.  При  сжигании  дров  получали  тепловую  энергию,  с  помощью  которой  работали  драги. 
     Из  документов  «Александровского  золотопромышленного  акционерного  общества»  явствует,  что  зимой  1916  года  при  вывозке  дров  с  лесосеки  к  драге  Гадаловского  прииска  использовалось  50  лошадей.  В  те  годы  единственный  конный  двор  находился  на  южной  окраине  прииска,  у  самого  подножия  горы  Зеленой,  при  выходе  со  скал.
     В  период  войны  1941 –1945  годов  и  в  послевоенные  годы  на  прииске  Центральном  имелось  десять  государственных  конных  дворов,  в  которых  содержалось  от  100  до  150  лошадей.  Если  пройтись  по  прииску  Центральному  дорогами  тех  лет,  с  его  южной  окраины  на  северную,  то  конные  дворы  можно  было  встретить  в  такой  последовательности.         
     В  конце  спуска  из  лога,  который  простирается  с  седловины  хребта,  соединявшей  горы  Горелую  и  Зеленую,  на  обочине  большого  картофельного  огорода,  располагался  конный  двор  Удерейской  службы  безопасности – РОНКГБ,  а  за  ним,  в  сотне  метров,  у  самого  подножия  горы  Горелой – конный  двор  Удерейской  милиции – РОНКВД.  Ближе  к  центру  прииска,  тоже  вдоль  подножия  горы  Горелой,  находились  конные  дворы  пожарной  охраны,  драги  № 3  и  Южно – Енисейского  золотоприискового  управления.
     В  центре  прииска  конные  дворы  имелись  на  почте  и  в  фельдъегерской  связи,  в  «Заготживсырье».  А  внизу,  рядом  с  баней,  близко  к  правому  берегу  Удерея,  напротив  складов  «Техснаба»,  находился  конный  двор  госбанка.  Особняком  стоял  конный  двор,  принадлежавший  местной  партийно – советской  власти,  олицетворением  которой  являлись  Удерейский   райком  ВКП (б)  и  Удерейский  райисполком.  Он  находился  рядом  с  двухэтажным  домом,  в  котором  и  размещались  эти  учреждения  удерейской  партийно – советской  власти,  между  улицами  Советская  и  Октябрьская. 
     Вдали  от  прииска,  за  улицей  Обороны,  у  кромки  большого  картофельного  поля,  размещался  конный  двор  золотопродснаба.  Золотопродснаб – это  большой  отдел  при  золотоприисковом  управлении  с  большим  числом  сотрудников,  который  занимался  обеспечением  Удерейских  приисков  продовольствием.  Все  приисковые  конные  дворы  были  построены  из  добротного  леса,  сверху  закрыты  хорошими  крышами,  в  конюшнях  многих  из  них  полы  были  выстланы  деревянным  настилом,  что  обеспечивало  лошадям  летом  сухость,  а  зимой –тепло.  Лошади,  содержавшиеся  на  приисковых  конных  дворах,  различались  между  собой  как  по  внешнему  виду,  так  и  по  той  работе,  которую  они  выполняли. Всех  приисковых  лошадей  можно  было  разделить  на  три  категории,  в  зависимости  от  их  сытости  и  занятости  в  работе.       
     В  первую  категорию  можно  было  включить  лошадей  Удерейского  райкома  ВКП (б)  и  Удерейского  райисполкома,  Удерейского  РОНКГБ,  госбанка  и  пожарной  охраны.  Это  были  так  называемые  выездные  лошади,  которые  в  работах  не  использовались  и  чтобы  они  не  застоялись,  на  них  изредка  выезжали  на  окраины  прииска.  Лошади  были  сытые,  рысистые,  их  вдоволь  кормили  овсом  и  сеном,  и  даже  в  трудные  годы  войны  на  них  лоснилась  шерсть. Правда,  на  лошадях  госбанка  приходилось  выезжать  на  прииски,  откуда  инкассаторы  вывозили  деньги.  Но  эти  выезды  для  банковских  лошадей  можно  было  считать  своеобразными  прогулками  и  не  больше.
     Вторую  категорию  составляли  лошади  с  конных  дворов   «Заготживсырья»,  почты  и  фельдъегерской  связи.  Этих  лошадей  не  плохо  кормили  и  в  меру  использовали  в  работах.  На  лошадях  «Заготживсырья»  завозили  продовольствие,  фураж  и  охотничий  провиант  на  таежные,  охотничьи  фактории.  На  почтовых  лошадях  перебрасывали  почту  в  соседние  поселки.  На  лошадях  фельдъегерской  связи  перевозили  с    ближних  и  дальних  приисков  золото  в  главную  кассу  золотоприискового  управления  на  прииск  Центральный.  В  первой  половине  войны  в  глухих  местах  Удерейской  тайги  скрывалось  много  дезертиров,  сбежавших  с  фронта.  Были  случаи,  когда  дезертиры  нападали  на  тех,  кто  доставлял  ежедневную  добычу  золота  на  драгах  в  кассу.  И  благодаря  вооруженным    фельдъегерям  удавалось  обеспечивать  жизнь  золотодобытчиков  и  сохранять  добытое  золото.       
     Типичная  картина  фельдъегерской  связи,  которую  можно  было  наблюдать  особенно  в  летнюю  пору.  Трое  вооруженных  фельдъегерей  с  револьверами  на  боку,  с  боевыми  винтовками  через  плечо,  на  оседланных  лошадях,  въезжали  на  прииск  Центральный,  со  стороны  Мотыгинского  тракта.  По  бокам  сёдел  висели  переметные  сумы  из  плотной  коричневой  кожи,  набитые  золотом.  «Золотая  кавалькада  фельдъегерей»  подъезжала  к      высокому  крыльцу  золотоприискового  управления,  и  вооруженные  фельдъегери  переносили  наполненные  золотом  сумы  в  кассу,  где  складывали  драгоценный  металл  в  специальные  сейфы,  а  потом  после  переплавки  в  печи  золотосплавочной  лаборатории  отправляли  в  Красноярск. 
     Третью  категорию  составляли  лошади  золотопродснаба,  золотоприискового  управления  и  драги  № 3.  На  золотопродснабовских  лошадях  начинали  работать  с  раннего  утра.  На  них  развозили  дрова,  воду,  продовольствие  в  столовую,  магазины,  детский  сад,  больницу.  Весной  на  этих  лошадях  вспахивали  поля  под  посадку  картофеля  и  зеленки.  Летом – на  них  обрабатывали  два  имевшихся  больших  огорода,  а  осенью – перевозили  собранную  картошку,  завозя  ее  на  приисковые  склады  и  подвалы.  А  когда  наступала  зима,  на  золотопродснабовских  лошадях  вывозили  из  Удерейской  тайги  сено,  заготовленное  летом  на  покосах  на  речках  Удоронга,  Шаарган  и  Аяхта.  И  лошадям,  перевозившим  сено,  приходилось  преодолевать  большие  расстояния – от  25  до  80  километров.  Лошади  драги  № 3  использовались  в  основном  для  обслуживания  золотопромывальной  фабрики –драги  и  доставки  сломанных  деталей  и  механизмов  в  мехмастерские.            
     Больше  всех  доставалось  лошадям  с  конного  двора  золотоприискового  управления,  которые  были  предназначены  для  тяжелых ежедневных  работ. Эти  лошади  были  худые,  их  называли  «клячами»,  им  не  каждый  день  давали  овса,  да  и  сена  вдоволь  не  всегда  приходилось  пожевать.  Конный  двор  Южно – Енисейского  золотоприискового  управления  со  своим  хозяйством  имел  производственное  название –транспортно – гужевой    цех.  Это  был  самый  большой  конный  двор  на  прииске  Центральном,  в  нем  находилось  в  разные  годы   от  30  до  50  лошадей,  что  составляло  одну  треть  всех  приисковых  лошадей.  Конный  двор  золотоприискового  управления  располагался  на  большой  площадке.  Здесь  же  находились  длинная,  деревянная  конюшня  на  два  ряда,  столярка,  где  изготавливали  сани  и  телеги,  кузница,  в  ней  подковывали  лошадей.  Конный  двор  имел  свой  штат  работников,  в  который  входили  начальник  транспортно – гужевого  цеха,  десятник,  дававший  распоряжения  рабочим  на  день,  счетовод – кассир,  нормировщик,  конюхи,  кузнец,  столяры,  шорник  и  конновозчики,  всего  человек   20.  За  каждым  конновозчиком  закреплялось  по  3  лошади.
     На  конном  дворе  золотоприискового  управления  существовала    одинаковая  для  всех  приисковых  конных  дворов  специфическая  атмосфера,  свой  воздух,  который  был  наполнен  запахами  лошадиного  пота,  кожаной  сбруи,  древесного  дегтя,  которым  смазывали  колеса  телег.  На  лошадях  золотоприискового  управления  вывозили  с  таежных  лесосек  дрова  и  древесный  уголь  для  ЦММ – Центральных  механических   мастерских,  для  разных  приисковых  контор  и  районных  учреждений.  Лошади   использовались  на  земляных  работах  при  ремонте  Мотыгинского  тракта.  На  лошадях  перевозили  с  приисков  в  ЦММ  тяжелые  дражные    металлические  детали,  где  их  ремонтировали.  В  первые  послевоенные  годы  с  помощью  удерейских  лошадей  была  решена  одна  из  острых  не  только  производственных,  но  и  социальных  задач.  Была  построена  ЛЭП,  протяженностью  18  километров,  от  электростанции  прииска  Кировска  до  центра  Удерейского  района,  Южно – Енисейска.  Была  построена  не  просто  ЛЭП,  а  с  помощью  лошадей  совершен  величайший  подвиг.       
     Лошади  конного  двора  драги  № 3  ничем  не  отличались  от  лошадей  золотоприискового  управления.  Они  были  такого  же  внешнего  вида  и  выполняли  такую  же  тяжелую  работу,  но  только  автономно,  для  своей  драги.  Интересно  рассказывать  о  том,  какую  картину  можно  было  видеть,   наблюдая  лошадей  в  работе,  в  разные  времена  года.  Вот  типичная  картина  летнего  дня. 
     Рано  утром  с  конного  двора  золотоприискового  управления  выкатывалась  вереница  лошадей,  запряженных  в  телеги.  По  всему  прииску  слышался  перестук  копыт  лошадей,  громыхание  кованых  колес  телег  по  каменистой  дороге.  А  когда  вереница  лошадей  выбиралась  за  пределы  прииска,  то  было  видно,  как  над  Спасским  перевалом  долго  висело  облачко  песчаной  пыли.  Или  другая  картина,  она  связана  со  специальной  телегой,  на  которой  перевозили  тяжелые  дражные  черпаки  весом  около  тонны.  Черпачная  телега – это  два  тяжеленных  колеса,  закованных  в  железо,  и  платформа,  и  тоже  железная,  напоминавшая  тяжелую  древнегреческую  колесницу.  В  телегу  впрягали  пару  крепких  лошадей.  Около  драги  платформу  загружали     сломанным  дражным  черпаком  и  перевозили  к  мехмастерским,  где  в  кузнице  его  ремонтировали.  Чаще  всего  ремонту  подлежала  обшивка  черпака,  которая  быстро  изнашивалась  при  соприкосновении  с  горной  породой  при  добыче  золота.   
     Исключительно  красивую  картину  удавалось  наблюдать  теплым  днем  в  начале  зимы.  Ночью  выпадал  глубокий,  ослепительно  белый  снег,  а  наступившим  утром  с  гор  и  хребтов  в  удерейскую  долину  сползало  тепло.  Напоенный  нахлынувшим  теплом  снег  на  приисковых  дорогах  оседал  и  прикатанный  полозьями  саней  с  восходом  солнца  серебристо  блестел  в  его  ярких  лучах. 
     И  лошади,  чувствуя  необычный  запах  свежевыпавшего  снега,  фыркая,  бежали  бодро  и  резво.  И  продолжение  этой  картины  виделось  днем,  когда  вереница  лошадей  возвращалась  с  Нозолинской  лесосеки.  По  накатанной  в  снегу  дороге,  через  сосновый  бор,  обоз  лошадей  тянет  сани,  груженые  дровами.  В  просветы  между  высокоствольными,  желтыми  соснами  пробиваются  красные  лучи  солнца,  ярко  освещая  дорогу  санному  обозу.  Отблеск  желтизны  сосен  и  яркого  солнца  сливались,  представляя  удивительную,  неповторимую  картину.  На  пути  спуск  с  крутого  бугра,  с  которого  обоз  скатывается  и  вылетает  на  блестевший  лед  Удерея,  и  сани  по  инерции  скользят  по  нему,  подталкивая  лошадей  к  бегу. 
     Или,  например,  типичная  картина  морозного  декабрьского  зимнего  дня.  Вот  по  Спасскому  перевалу  ползет  вереница  лошадей,  они  тащат  за  собой  сани,  на  них  лежат  смолистые  дрова.  Уставшие  лошади  покрылись  снежным  куржаком,  тяжело  дышат,  из  ноздрей  струйками  вылетает  горячий  пар.  Дрова  везут  к  мехмастерским,  к  котельному  цеху,  к  разным  приисковым  конторам.       
     А  вот  картина  февральских  дней.  В  Удерейской  долине  только  что  отшумели  метели,  все  дороги  утонули  в  занесенном  глубоком  снегу,  но  работа  для  лошадей  не  останавливалась.  Из  густого  ельника  вылезает  большой  обоз  лошадей,  числом  не  меньше  десяти.  Сани  обоза  загружены  сеном.  Перед  обозом,  вылезавшим  из  ельника,  распахнулась  огромная,  и  ее  глазом  не  охватить,  Калифорнийская  площадь,  а  кругом  белое,  снежное  безмолвие.  Обоз  с  сеном  идет  издалека,  с  Аяхтинских  покосов.  Преодолевая  Калифорнийскую  площадь,  а  за  ней  и  Покровское  поле,  обоз  тащится  тихим,  привыкшим  темпом,  ямщики  лошадей  не  понукают,  главное – добраться  до  конных  дворов,  куда  надо  доставить  сено.  А  за  обозом,  на  ослепительно  белом  снегу,  по  кромкам  дороги  остается  заметная  полоска  упавшего  золотистого  сена.
     Приисковые  лошади – животные  выносливые,  привыкшие  к  сильным  перепадам  погоды,  способные  переносить  летне – осеннее  ненастье  и  морозную  зимнюю  стужу.  И,  несмотря  на  неприхотливость,  за    приисковыми  лошадьми  велся  регулярный  контроль,  который  был  связан  с  обеспечением  их  жизни.  Этим  контролем  были  подковывание  лошадей  и  их  ветеринарное  лечение.  Приисковая  лошадь,  ежедневно  работая,  переносила  тяжелую  нагрузку  на  ноги.  И  со  временем  в  копытах  лошадей  появлялись  трещины.  В  летнее  время  в  трещины  забивались  глина,  песок  и  ноги  лошадей  от  этого  страдали.  Спасение  от  трещин – подковывание  копыт  лошадей  железными  подковами.  Подковыванием  лошадей  занимались  кузнецы,  которые  считались  мастерами  своего  дела.  Ведь  кузнец,  подковывая  лошадь,  вторгался  в  ее  живую  плоть.  Кузнецы  не  только  подковывали  лошадей,  но  и  выковывали  для  них  из  железа  подковы. 
     Кузница  конного  двора  золотоприискового  управления  находилась  на  внешней  кромке  площади,  у  подножия  горы  Горелой.  В  этой  кузнице  кузнецы  ковали  железные  обручи  для  колес  телег  и  полозья  для  саней,  другие  принадлежности,  используемые  при  тележном  и  санном  оснащении.  Местом  подковывания  лошадей  было  специальное  стойло,  или  станок.  Стойло  находилось  рядом  с  кузницей,  при  выходе  из  ее  широких  дверей. И  все,  что  требовалось  кузнецу  для  подковывания  лошади,  было  как  бы  под  рукой.  Кузнец  заводил  лошадь  в  стойло,  повод  узды  привязывал  к  кольцу,  которое  было  вбито  в  деревянный  столб.  Чтобы  лошадь  при  подковывании  не  брыкалась,  ее  живот  кузнец  перехватывал  двумя  широкими  ремнями  и  прикреплял  их  к  перекладине.  И  лошадь  как  бы  повисала  на  этих  ремнях.  Кузнец  одну  ногу  лошади  сгибал  и  клал  ее  на  специальный  выступ,  крепко  привязывал  ее  ремнем,  и  начинал  готовить  копыто  лошади  к  подковыванию. 
     Сначала  кузнец  острым  специальным  скребком  срезал  с  поверхности  копыта  потрескавшийся  слой  роговицы,  потом  рашпилем  с  крупной  и  острой  насечкой  выравнивал  его  поверхность.  После  этого  кузнец  примерял  подкову  к  обработанному  копыту.  И  если  все  сходилось,  он  начинал  ее  прибивать.  Кузнец  прибивал  подкову  к  копыту  специальными  гвоздями.  Гвоздь  плоский,  с  квадратной  головкой  и  острым  концом.  В  подкове,  в  ее  правой  и  левой  части,  имелись  квадратные  отверстия.  И  при  прибивании  подковы  к  копыту,  квадратная  головка  гвоздя  плотно  входила  в  квадратное  отверстие  подковы,  обеспечивая  в  будущем  надежную  крепость.  Острые  концы  гвоздей,  выходившие  наружу  копыта,  кузнец  откусывал  щипцами  и  выравнивал  их  постукиванием  молотка. 
     Когда  кузнец  заканчивал  подковывание  лошади,  в  это  время  подходил  конновозчик,  за  которым  была  закреплена  лошадь,  и  он  ее  уводил  из  специального  стойла.  Во  время  подковывания  лошадь  испытывает  напряжение.  И  чтобы  сбить  его  и  успокоить  лошадь,  конновозчик  сначала,  подводил  ее  к  длинному  деревянному  желобу,  где  она  вдоволь  пила  свежей  воды.  Поле  этого,  конновозчик  заводил  лошадь  в  конюшню,  в  стойло  и  давал  ей  большую  охапку  сена.  Напившись  воды  и  пожевав  сена,  лошадь  быстро  упокаивалась.            
     Большие  хлопоты  с  лечением  лошадей  возникали  в  летнюю  пору,  особенно  когда  наступала  жара.  В  это  время  главным,  болезненным  раздражителем  для  лошадей  являлись  оводы  или  слепни,  кровососущие  мухи,  словом,  гнус.  Проникая  под  шерсть  лошадей,  они  откладывали  яйца,  личинки  которых  попадали  в  ноздри,  желудок,  сопровождаясь  расстройством  их  здоровья.  Под  шерстью,  на  теле  лошадей,  возникали   очаги  кладок  яиц  гнуса,  они  разрастались,  начинали  кровоточить,  лошадь  испытывала  нестерпимый  зуд,  доводивший  ее  до  буйства. 
     Чтобы  избавить  лошадей  от  этих  болезненных  очагов,  использовали  специально  подготовленную  мазь,  которой  смазывали  лошадей.  В  ведро  наливали  две  доли  березового  дегтя  и  одну  долю  растительного  масла.  Ведро  навешивали  на  огонь,  и  когда  смесь  начинала  закипать,  ведро  снимали  с  огня.  Этой  смесью  смазывали  лошадей.  В  телеге  конновозчика  всегда  имелась  бутылка  дегтярно – масляной  жидкости.  Подвергали  лошадей  лечению  и  в  специальных  ветеринарках. 
     Ветеринарка  находилась  на  внутренней  кромке  конного  двора,  в  специально  отстроенном  небольшом  домике.  Тут  же  рядом  такое  же,  как  и  около  кузницы,  специальное  стойло,  в  которое  заводили  лошадь  и,  закрепляя  широкими  специальными  ремнями,  начинали  ее  лечить. 
     Врач – ветеринар  обрабатывал  очаг  заболевания  острым  скальпелем,  удаляя,  из  него  накопившиеся  яйца  личинок  и  место  заболевания  смазывал  каким – то  густым  раствором.  Эта  ветеринарная  процедура  повторялась  несколько  раз.  В  зависимости  от  процедуры  лошадь  по – разному  реагировала.  Если  при  подковывании  лошадь  не  проявляла  заметного  беспокойства,  лишь  изредка  по  ее  телу  пробегала  мелкая  дрожь,  то  при  лечении  в  ветеринарке  она  явно  нервничала.  Опасение  лошади,  что  с  ней,  что – то  произойдет  при  ее  лечении,  это  ее  настораживало,  и  она  заметно  реагировала:  пряла  ушами,  у  нее  расширялись  зрачки  глаз,   вздрагивала  и  по  ее  телу  пробегала  сильная  дрожь.   
     На  приисковых  конных  дворах,  как  в  музее,  можно  было  увидеть  все,  что  относилось  к  лошадям  и  их  экипировке.  Прежде  всего,  в  глаза  бросалась  упряжь  лошадей:  уздечки  с  железными  удилами,  хомуты  с  супонью,  седла  верховые  и  седелки  для  запрягания  в  сани  или  телеги  с  подпругой  и  чересседельниками,  вожжи  и  дуги.
     А  какой  красотой  отличались  дуги.  Изготовление  красивой  дуги – длительный,  технологический  процесс,  который  имел  определенную  последовательность.  Сначала  топором  вырубали  березовый  брусок,  и  долго  его  просушивали.  Просушенный  брусок  обрабатывали  фуганком,  и  разопревали  в  кипящей  воде  на  огне.  Разопревший  брусок  закрепляли  в  специальной  дугообразной  обойме,  и  сжимали  от  середины  по  бокам,  и  он  приобретал  форму  дуги.  После  этого  столяр – мастер  вырезал  на  дуге,  какой – то  красивый  орнамент.  Потом  дугу  шлифовали,  и  покрывали  горячей  олифой.  И  последним  моментом  изготовления  дуги  было  ее  раскрашивание  масляными  красками  разных  цветов.  И  дуга  приобретала  красивейшее  изделие. 
     На  конных  дворах,  на  открытых  площадках  или  под  навесами,  находился  целый  арсенал  гужевого  транспорта:  телеги,  таратайки,  брички,  тарантасы,  сани  и  кошевки.  Имелись  кошевки  даже  обшитые  цветным  сукном.  Особой  красотой,  и  каким – то  необыкновенным  изяществом  отличалась  сбруя  лошадей  конного  двора  районной  партийно – советской  власти.  Уздечки  и  недоуздки,  седла  были  сделаны  из  первоклассной  твердой,  хрустящей  кожи  и  обязательно  коричневого  цвета.  В  збруе  этих  лошадей  имелись  разного  рода  мелкие  детали,  сделанные  из  желтой  меди.  И  вся  эта  красота  збруи  гармонировала  с  лоснящейся  шерстью  откормленных  лошадей.  У  лошадей  золотоприискового  управления,  на  которых  ежедневно  выполняли  тяжелые  работы,  сбруя  и  упряж  были  намного  скромнее  и  проще.
     Лето – это  та  пора,  когда  лошадям  подстригали  гривы.  Но  гривы  подстригали  не  всем  лошадям.  Не  трогали  рабочих  лошадей,  а  если  и подстригали,  то  очень  редко.  Зато  лошадей  райкома  партии  и  райисполкома,  РОМГБ  и  госбанка  обязательно  подстригали  и  очень  часто.
     Лошади  по  своему  поведению  были  разные.  Большинство  лошадей – спокойное,  и  к  любой  из  них  можно  было  подойти,  погладить  и  потрепать  по  гриве.  Но  были  среди  лошадей  и  такие,  которых  называли  норовистыми.  Они  не  подпускали  к  себе  незнакомых,  их  трудно  было  запрячь  в  телегу  или  сани,  они  могли  брыкаться,  кусаться.         
     В  истории  приисковой  жизни  сохранились  фамилии  удерейцев – работников  конных  дворов,  особенно  тех,  кто  работал  в  самые  тяжелые  годы  войны.  На  конных  дворах  прииска  Центрального  работало  много  мужиков – толковых  конновозчиков  и  конюхов.  Это  были  мужики,  родившиеся  в  крестьянских  семьях  еще  до  рокового  1917  года,  хорошо  знавшие  и  любившие  лошадей.  Их  как  раз  и  можно  отнести  к  удерейским  приисковым  символам,  связанным  с  жизнью  лошадей.  Конновозчики  весной,  летом  и  осенью,  в  жару  и  ненастье,  одетые  в  бродни  и  дождевики,  зимой  в  морозную  стужу  в  валенки  и  ватные  фуфайки,  в  накинутых  на  спины  дохах,  отправлялись  на  лошадях,  впряженных  в  телеги  или  сани  далеко,  в  Удерейскую  тайгу.  Из  тайги  они  вывозили  на  лошадях  дрова – топливо,  без  которого  жизнь  на  прииске  Центральном  не   представлялась.  Лошади,  вспотевшие  летом,  заиндевевшие  зимой,  послушно  подчинялись  заботливой  воле  конновозчиков,  таща  за  собой  тяжелые  возы.  Обычно  для  одного  конновозчика,  вывозившего  дрова  из  Удерейской  тайги,  как  было  принято  по  производственным  меркам,  выделялось  по  три  лошади.  Но  были  и  такие  неутомимые  конновозчики,  которым  по  плечу  были  и  шесть  лошадей.  Словом,  такой  конновозчик  работал  за  двоих. 
     Можно  было  бы  рассказать  о  многих  конновозчиках,  преклоняя  колени  перед  их  самоотверженным  трудом.  Но  придется  ограничиться  лишь  небольшим  воспоминанием.  Конновозчики  работали,  не  оглядываясь  по  сторонам,  как  говорится.  А  делали  то,  что  требовала  складывающаяся  производственная  обстановка. 
     Одним  из  таких  был  Гончаров.  Всю  долгую  войну  он  работал  на  шести  лошадях,  перевозя  из  тайги  дрова.  Благодаря  его  безотказному  труду,  драга  добывала  золото,  а  многие  учреждения  были  в  тепле.  Он  жил  с  семьей  в  маленькой  избушке,  приютившейся  к  подножию  горы  Зеленой,  а  под  бугром,  в  сотне  метров,  простирался  самый  широкий,  бурливший  перекат  золотоносного  Удерея.  В  иные  дни  он  смотрел  на  этот  перекат  Удерея  и  отчетливо  понимал,  что  это  не  просто  речка,  а  главный  символ  Удерейского  Клондайка. 
     Рано  утром  он  уходил  из  дома  и  на  закрепленных  за  ним  лошадях  выезжал  в  тайгу  за  дровами.  Вернувшись  вечером  из  тяжелой  поездки,  уставший,  он  усаживался  за  стол,  съедал  то,  что  Бог  послал,  выкуривал  самокрутку  из  крепкого  табаку  и  ложился  спать  на  топчане  у  жарко  горевшей  печки.  А  рано  утром  снова  уходил  на  конный  двор,  запрягал  лошадей  в  телегу  или  сани  и  уезжал  на  них  в  тайгу,  на  лесосеку,  за  дровами.  И  так  всю  войну,  изо  дня  в  день.
     В  первые  послевоенные  годы  на  прииске  Центральном  бурно  и  весело  проходили  выборы  в  разные  органы  власти.  Обычно  выборы  падали  на  середину  зимы.  И  в  дни  выборов  можно  было  видеть  всю  красоту  резвых  лошадей.  На  рысистых  лошадях,  запряженных  тройками  в  кошевки,  обшитые  сукном,  с  красивой  сбруей  и  цветными  дугами,  со  звенящими  колокольцами,  по  прииску  разъезжали  члены  избирательной  комиссии,  приглашая  приискателей  к  участию  в  голосовании.  У  театра – клуба  «Красный  Октябрь»,  в  котором  находился  главный  избирательный  штаб,  стояли  лошади,  запряженные  в  кошевки,  готовые  выехать  по  заданию  в  любое  место. 
     В  такие  дни  можно  было  наблюдать  вот  такую  исключительно  красивую  картину.  Двое  голосистых  девушек  из  клубной  художественной  самодеятельности  и  баянист  усаживались  в  кошевку,  и  отправлялись,  в  какой – нибудь  угол  поселка.  По  снежной  дороге  приисковой  улицы  неслась  тройка  рысистых  лошадей,  запряженных  в  цветную  кошевку.  Из -  под  копыт  лошадей,  круто  изогнувших  свои  мощные  шеи,  вылетали  комья  снега,  создавая  снежный  вейерверк,  а  из  кошевки  разносился  красивый  девичий  напев  и  наигрыш  рыдающего  баяна.               
     Где  паслись  приисковые  лошади?  Не  всех  лошадей  летом  выгоняли  на  выпас.  Лошадей  с  конных  дворов  Удерейского  райкома  ВКП (б),  Удерейского  РОНКГБ,  госбанка  никогда  на  выпас  не  выгоняли,  они  всегда   находились  на  своей  территории.  Чтобы  быть  начеку  в  случае  возникшего  пожара,  лошадей  пожарной  охраны  на  выпас  тоже  никогда  не  выпускали.  Милицейские  лошади  часто  паслись  на  южной  окраине  прииска      Центрального,  на  большой  поляне,  напротив  скал,  или  в  устье  речки  Пескиной.  Милицейский  конный  двор  имел  большую  внутреннюю  площадку,  и  в  летнюю  пору  лошади  на  ней  отдыхали.               
     Лошадей  с  конного  двора  золотопродснабовского  хозяйства  можно  было  видеть  пасущимися  на  сочном  Покровском  поле,  или  на   Калифорнийской  площади.  Часто  эти  лошади  паслись  вдоль  картофельного  огорода  и  Каменской  дороги.  Лошадей  с  конного  двора  золотоприискового  управления  на  выпас  никогда  не  выпускали.  Эти  лошади  весь  день  были  заняты  в  работе,  и  на  ночь  их  отпускать  на  выпас  было  нельзя,  могли  уйти  далеко  от  прииска  в  тайгу.  Лошадей,  отпускаемых  на  выпас,  обязательно  стреноживали,  на  ноги  надевали  путы. Из  табунка  на  пару  коней  навешивали  звонкие  медные  ботала  или  колокольца,  и  по  их  звуку  лошадей  можно  было  быстро  отыскать.   
     Лошади  по – разному  реагировали  на  действия  того,  кто  отпускал  их  на  выпас.  Если  вечером,  отпуская  лошадь  на  выпас,  погладишь  ее  по  переносице  или  по  спине,  то  это  было  гарантией  того,  что  утром  лошадь  подпустит  к  себе.  Но,  отпуская  лошадь  на  выпас,  стоило  ее  хлестнуть  уздой,  утром  поймать  ее  уже  было  трудно.      
     Символы  сообщества  приискатель – лошадь  были  не  только  на  государственных  конных  дворах,  но  и  среди  частных  собственников,  к  ним  относились  удерейцы – охотники  и  конновозчики – единоличники.  Таких  единоличников  на  прииске  Центральном  насчитывалось  не  более  десятка.  Среди  тех,  кто  был  частным  владельцем  лошадей,  можно  назвать  удерейцев  Савелия  Моргунова,  Павла  Анонена,  Петра  Лащинского,  Илью  Зябликова,  Ивана  Кокору,  Степана  Безруких,  Кирилла  и  Михаила  Мутовиных.  Их  имена  называются  потому,  что  это  был  необъяснимый  пример,  когда  в  условиях  советской  формации  разрешалось  иметь  в  частной  собственности  лошадь.  И  хотя  за  содержание  лошадей  приходилось  платить  непомерный  налог,  однако  эти  удерейцы  от  них  не  отказывались.  В  лошадях  они  видели  свою  жизнь.       
     Среди  приисковых  лошадей  были  кони  разной  масти  и  в  зависимости  от  этого  они  имели  разные  клички.  У  одних  были  такие  клички,  как  «Чалая»,  «Каурая»,  «Гнедая»,  «Вороная».  У  каждого  приискателя,  каждого  приискового  мальчишки  была  своя  любимая  лошадь.  Кому – то  нравился  серый  в  яблоках  жеребец,  кто – то  любил  пегую  в  белых  и  коричневых  пятнах  кобылицу,  напоминавшую  лошадей  из  книг  Фенимора  Купера.  А  моей  любимой  лошадью  была  кобылица,  масти  черной,  как  смоль,  на  высоких  стройных  ногах,  с  белой  звездочкой  во  лбу.  И  имела  она  необычную  кличку – «Катька».  И  чтобы  сохранить  память  об  этой  удивительно  умной  и  красивой  лошади,  я  написал  о  ней  рассказ,  который  опубликован  в  книге  «Золото  Удерея».   
     Удерейские  приисковые  символы! Крепкой  доминантой  они  живут  в    моей  памяти  и  в  памяти  моих  земляков – удерейцев  и  напоминают  о  нашей  общей  Родине – прииске  Южно – Енисейске,  золотой  речке  Удерей  и  счастливых  годах,  прожитых  там. 
               
     8. Местом  красного  бандитизма  были Нижнее  Приангарье и Удерейские  золотые прииски.
            
     Политические  основы  возникновения красного  бандитизма.

     В  годы  Гражданской  войны  Красный  бандитизм  процветал  не  только  в  экстремистском  селе  Тасеево,  но  и  в  тихом  Нижнем  Приангарье  и  на  отдаленных  от  губернского  центра  Удерейских  золотых  приисках.    
     Красный  бандитизм  в  системе  большевистской  власти  не  был   случайным  явлением,  а  носил  целенаправленный,  умышленный    политический  террор  в  борьбе  за  удержание  тоталитарной  власти  и  возник  не  напустом  месте  (А.  Литвин.  Красный  и  белый  террор  в  России.  1918 -1922  г. г,  2004).
     26   октября  1917  года  большевики  в  Петрограде  насильственным путем  совершили  вооруженный  переворот  и  захватили  государственную  власть.  Большевики  сразу  же  определили,  что  надо  делать,  как  в  центре,  так  и  на  местах.
     1.Установить  по  всей  России  новую  власть  в  форме  “Советов рабочих  и  солдатских  депутатов”. 
     2.Ликвидировать  частную  собственность,  особенно  в  сфере торговли   и  производства. 
     3.Ликвидировать  существующую  финансово – банковскую  систему.
     4.Физически  устранить  тех,  кто  не  поддерживает  власти большевиков.
     В  эту  часть  населения  России  большевики  включили   купцов, промышленников,  а  так  же  представителей  духовенства. Фактически  с этого  времени  пролетарская  революция  переросла  в  немыслимую вакханалию,  началась  кровопролитная  Гражданская  война. 
     В  декабре  1917  года  большевики  сразу  же  создают  ВЧК – орган,  разветвленную  машину  для  подавления  и  физического  уничтожения  тех,  кто  не  поддерживал  их  власти.  ВЧК  в  свою  деятельность  заложила  все  то  негативное,  что  присуще  самому  разнузданному  бандитизму.
     Подстрекаемый  большевиками,  красный  бандитизм  захлестнул  всю  Россию,  создал  ей  большую  угрозу  существования.  Началось  уничтожение одного  слоя  населения  другим.  Вспыхнул  невиданный  доселе  передел  собственности.    
     Особенно  ожесточенно  происходил  передел  собственности  на  золотых  приисках.  Как  пример,  можно  сослаться  на  события,  происходившие  в  Нижнем  Приангарье,  на  Удерейских  золотых  приисках,  в  Южно – Енисейскои  золотопромышленном  горном  округе,  где  к  этому  времени  добывалась  большая  половина  золота  в  Енисейской  губернии  и,  район   считался  хорошо  механизированным  и  экономически  рентабельным.
     В  губернском  городе  Красноярске  и  на  Удерейских  золотых  приисках  в  это  время  события  развивались  путем  советизации.  В  Красноярске  большевики  свою  власть  установили  10  ноября  1917  года  и  сразу  же  создали  Красноярский  совет  рабочих  и  солдатских  депутатов  и  постановили  реализовать  решение  первого  съезд  солдатских  и  рабочих  депутатов,  состоявшегося  в  июне  1917  года  в  Петрограде  и  приняли  воззвание:  «Вся  власть  на  местах  принадлежит  советам».  Красноярские  большевики  для  удержания  власти  в  своих  руках  и  для  устрашения  создают  Енисейскую  губчека.  Однако  возникли  разногласия  между  разными  группировками  по  обладанию  власти  и  консенсуса  между  ними  достигнуто,  не  было.  С  этого  времени  в  Енисейской  губернии  возникло  троевластие:  Власть  оказалась  в  руках  Красноярского  совета,  Енгубисполкома  и  Енгубчека.
     На  какое – то  время  Енгубисполком  перехватывает  власть  и начинает диктовать  свои  условия.  И  чтобы  показать  свою  власть,  Енгубисполком  31 декабря  1917  г.  в  Красноярске  проводит  заседание, на  котором пробно  запускает  вопрос  о  национализации  золотодобывающих  предприятий в  Енисейской  губернии.  Этого  провокационного  решения  было достаточно, чтобы  на  Удерейских  золотых  приисках  подхлестнуть  экстремистские силы,  которые  в скором  времени  и  стали  основой  возникновения красного  бандитизма.  Но  пролетарского  совета  на  приисках  еще  не было.  Его  надо  было  создать  и  оформить  документально,  чем  и занялись  экстремисты –ссыльнопоселенцы.   
     14  февраля  1918  года  на  Удерейских  золотых  приисках  группа    экстремистов – ссыльнопоселенцев,  в  которую  входили  в  основном  евреи,  поляки  и  латыши  в  количестве  30  человек,  явочно  объявила  о  создании  Южно – Енисейского  совдепа  и  его  исполкома.  Это  был  один  из  первых  насильственных  актов,  который  в  последующем  послужит  проявлению  красного  бандитизма,  представителей  которого  приискатели  сразу  же  нарекли  «Бандой  красных».  При  исполкоме  был  создан  Боевой  отдел,  который  в  первую  очередь  разгромил  резиденцию  бывшей  горной  полиции  и  конфисковал  много  холодного  и  огнестрельного  оружия  (около  2000  единиц)  и  боеприпасов.  Раздавали  оружие  наиболее  оголтелым  ссыльнопоселенцам  и  членам  совдепа.
     18 июня  1918  года  в  городе  Красноярске  и  по  всей  Енисейской губернии  пала  власть  большевиков,  с  этого  времени  в  разных  местах губернии  началась  Гражданская  война,  которая  сопровождалась уничтожением  золотодобывающего  производства,  физическим  истреблением священнослужителей  русской  православной  церкви. 
     Чтобы  оправдать  правомочие  политики  за  удержание  своей  власти,  и    острить  ситуацию,  большевики  5  сентября  Совнарком  издает  драконовский  Декрет  «О  красном  терроре»,  окончательно  развязав  руки  ВЧК,  и  заложив  основы  массового  красного  бандитизма. Используя  этот  Декрет,  экстремисты –ссыльнопоселенцы,  скрываясь  в  таежной  глуши,  от  имени  Южно – Енисейского  совдепа  развернули  на  удерейских  приисках  бандитизм  и  начали  физически  уничтожать  неугодных  им  людей.
     В  основе  очерка  действительные  события,  происходившие  на  Удерейских  приисках.  Лишь  изменены  фамилии  некоторых  персонажей.  У  совдеповцеы,  в  красном  бандитизме,  было  принято,  для  руководства  группой  при  выполнении  какой –то  акции,  обязательно  в  ней  должен  быть  главарь,  вдохновитель.  Главным  вдохновителем  красного  бандитизма  на  Удерейских  золотых  приисках  стал  Маневич – фигура  одиозная,  жестокая  и  непредсказуемая,  и  в  составе  Южно – Енисейского  исполкома  был  не  последним  человеком  и  занимал  в  нем  одно  из  главных  мест.  Секретарь  исполкома,  начальник  боевого  отдела,  задачей  которого  являлась  физическая  ликвидация  тех, кто  противится  советизации.  В  первую  очередь  физически  уничтожались  золотопромышленники  и  священники.
     Маневич  опять,  как  и  в  прошлые  разы,  собрал  свою  боевую  группу  в  безлюдном  месте,  в  таежной  глуши,  близ  прииска  Николаевска.  Он  считал,  территорию  прииска  Николаевска  своей  и  неприкасаемой.  Прииск  достался  ему  по  наследству  от  отца.  Его  отец  Феликс  Яковлевич  польский  шляхтич,  дворянин,  был  выслан  сюда  за  участие  в  польских  волнениях  против  русского  правительства.  В  1898  году  ему  удалось  этот  прииск  приобрести  в  собственность  в  обмен  на  сделку  с  Енисейским  губернатором.   Маневичи  – большая  семья.  Ее  покойный  глава – Феликс  Яковлевич  – выходец  из  потомственных  шляхтичей,  польских  дворян. За  участие  в  тайных  польских  организациях,  которые  вели  борьбу  против  правительственной  политики  России,  в  1880 – х  годах  был  выслан  в  Удерейскую  тайгу.  Находясь  в  ссылке,  Феликс  Маневич  время  попусту  не    тратил  и  стал  собственником  золотых  приисков – Николаевского  и  Тихого,  которые  находились  между  речками  Мамон  и  Пенченга. Об  этом   упоминалось  в  известной  в  те  годы  на  всю  губернию  в  газете  «Енисейские  губернские  ведомости»  за  1893  год.  Как  ссыльнопоселенец  Маневич  не  имел  права  на  золотые  прииски.  Но  получил  его  необычным  способом.  В  1893  году  он  пошел  на  сделку  с  администрацией  Енисейской  губернии  и  согласился  быть  председателем  отделения  Общества  Красного  Креста  в  Южно – Енисейском  гоном  округе.  А  губернское  управление  Российского  Общества  Красного  Креста   курировал  сам  Енисейский  губернатор,  Теляковский  Леонид Константинович,  тайный  советник. 
     Как  всегда  боевики  разложили  жарко  горевший  костер  из  смолистых  пеньков  и  уселись  вокруг  него,  ожидая,  что  скажет  им  на  этот  раз  их   главарь.   Маневич  окинул  все  бандитов  взглядом  своих  холодных  глаз.  Его  лицо  в  это  время  не  было  похожим  на  обычное  человеческое,  оно  представляло  собой  некое  восковое  изваяние,  похожее  на  свинкса. 
     - Начну  с  напоминания  о  том, - заговорил  Маневич, -  что  с  18  июня  1918  года  губернский  город  Красноярск  и  вся  Енисейская  губерния  заняты  белой  армией.  Короче  говоря,  с  этого  времени  и  город  Красноярск  и  губерния,  в  том  числе  и  Удерейские  прииски  находятся  в  состоянии  Гражданской  войны.  Мы  не  можем  сидеть,  сложа  руки  и  должны  показать,  кто  хозяин  на  Удерейских  приисках, - продолжал  запальчиво  Маневич.
     - Напомню  и  о  другом, - резко  заговорил  Маневич, -  В  сентябре 1918 года  большевики  в  центре  приняли  Декрет  «О  красном  терроре», а  еще  раньше  определили,  что  вся  частная  собственность  в  России должна  быть  ликвидирована.  Здесь,  на  Удерейских  приисках,  этой собственностью  является  Гадаловское  золотодобывающее  производство, Значит,  наш  главный  враг – золотопромышленники,  они –злейшие  враги советской  власти,  которую  мы  здесь  представляем,  и  подлежат физическому  уничтожению. 
     - И  что  из  всего  сказанного  следует, –  Вставил  Демин,  один из  ближайших  помощников  Маневича.
     - Все  то,  что  наметили  советская  власть,  боевой  отдел  Южно – Енисейского  исполкома, - продолжал  Маневич, - следует  выполнить,  А  это  значит,  мы  должны  в  ближайшее  время  провести  по  местам  Нижнего  Приангарья  и  Удерейским  приискам  «Красный  рейд».  Нам  предстоит  физически  ликвидировать  священников  в  селе  Рыбное  и  на  прииске  Спасском,  заодно  уничтожить  в  этом  селе  большой  технический  склад  дражного  оборудования,  а  заодно  ликвидировать  управленцев – золотопромышленников  с  рудника  Аяхта.  Выходим  в  рейд  в  ближайшие  два  дня.  Первое  направление – Мотыгинский  тракт,  первый  пункт – Село  Рыбное.  Для  быстроты  выполнения  операции,  и  хотя  еще  зимний  период,  выходим  верховым  способом.  Так  что  готовьте  лошадей  и  готовьтесь  сами, - закончил  свое  непререкаемое  выступление  Маневич.
     Пройдя  темными  ночами  за  полтора  суток  еле  заметной  тропой  большой  участок  между  Николаевским  прииском  и  прииском  Сократовским,  группа  Маневича  вышла  на  Мотыгинский  тракт.
     Уже  было  совсем  темно,  когда  верховая  группа  Маневича  подошла  к  большому  спуску,  с  которого  открывался  путь  на  деревню  Мотыгино.  И  здесь  группа  сменила  свое  направление. 
     Сумеречная  темнота,  висевшая  над  местностью,  над  убеленной  снегом  дорогой,  петлявшей  по  правому  берегу  Ангары,  между  деревней  Мотыгино  и  селом  Рыбное.   
     Тихой  рысью  по  дороге  продвигалась  пятерка  вооруженных  всадников.  Преодолев,  участок  в  пять  верст,  кавалькада  спешилась.  По  замыслу  Маневича  всадники  должны  были  въехать  в  село  Рыбное  со  стороны  лесной  опушки. 
     Здесь  на  ровной  площадке  стоял  огромный  деревянный  склад  под  четырехскатной  крышей  в  нем  хранилось  техническое  оборудование,  разные  детали  и  механизмы  для  удерейских  золотопромывальных  драг,  которых  в  это  время  было  более  полутора  десятков.  Этот  склад  и  предусмотрел  для  уничтожения  Маневич.  Часть  Дорогостоящего  оборудования  была  закуплена  еще  накануне  1917  года  в  технических  фирмах  Австралии,  Новой  Зеландии  и  Англии  и  переброшена  по  Енисею  и  Ангаре  на  баржах  для  последующего  распределения  по  Удерейским  драгам. 
     Маневич,  обладавший  звериным  чутьем,  уловил,  что  с  Ангары  подул  ветер,  и  сразу  понял,  что обстановку  надо менять.
     Маневич,  гарцующий  первым,  поднял  руку  и  подал  команду всадникам  остановиться,  все  спешились  и  сгрудились  вокруг  главаря.   
     - С  ледовых  просторов  Ангары  дует  ветер, - произнес  Маневич,  и  если  мы  начнем  поджигать  склад,  запахи  гари  мигом  поползут по  селу,  и  селяне – мужики  ринуться  к  складу,  возникнет  не  желательная  схватка  и  мы  не  выполним  основную  часть  операции  по  ликвидации  священника  Успенского. 
     - И  что  ты  предлагаешь, -  спросил  один  из  всадников,  стоявший рядом  с  Маневичем.               
     - Тихо  и  беззвучно  подбираемся  к  церкви,  - ответил  Маневич, -    излагая  свой  план.  Священник  Успенский  проживает  при  церкви,  так  же  тихо  надо  его  выволочь  на  улицу  и  разом  с  ним  покончить.  И  тут  же,  не  задерживаясь,  покинем  село  Рыбное  и  по  Мотыгинскому  тракту  направимся  обратно,  на  Удерей,  так,  чтобы  к  вечеру  быть  около  Николаевского  прииска.  И  никто  не  догадается,  что  прошедшей  ночью  мы  были  в  селе  Рыбное,  и  ликвидировали  священника  Успенского.
     А  дальше  все  происходило  быстро,  в  считанные  минуты.  Бандиты  беззвучно  подобрались  к  церкви,  к  переднему  входу  и  постучали  в  дверь.  Вышел  священник  Успенский и  не  успел  произнести,  кто  его  спрашивает,  как  тут  же  его  ударили  прикладом  винтовки  и  он  упал  на  землю.  Несколько  ножевых  ран  и  священник,  обливаясь  кровью,  остался  бездыханно  лежать  на  сырой  земле.  А  бандиты  Маневича  пришпорили  лошадей  и  через  час  уже  вьехали  на  Мотыгинский  тракт.  А  через  два  дня  они  были  на  своей  базе,  на  прииске  Николаевском.   
     Убитого  Священника  Успенского  сельчане  нашли  мертвым  рано  утром.  В  эти  дни  в  селе  находился  журналист  из  одной  губернской  газеты. И  он  переправил  сообщение  в  губернский  город  Красноярск  об  убийстве  священника  Успенского.  Через  несколько  дней  вся  Енисейская  губерния  узнала  о  бандитствующем  убийстве  совдеповцами  священника  в  села  Рыбное. 
     Открылся  и  другой  очень  важный  факт  из  истории  появления  Церкви  в  селе  Рыбное.  Оказалось,  что  эта  церковь  была  открыта  давно,  еще  по  велению   царя  Алексея  Михайловича  Романова,  когда  началось  освоение  Ангарского  края.      
     После  убийства  священника  Успенского  в  селе  Рыбное,  Маневич  все  чаще  стал  поговаривать  о  ликвидации  священника  Светозарова  и  церкви  на  прииске  Спасском.  Однако  решиться  на  это  долго  не  мог,  ибо  понимал,  что  прииск  Спасский  и  церковь  на  нем – это  все  же  центр  Удерейских  приисков  и  такая  бандитская  акция  всколыхнет  весь  Удерейский  Клондайк.
     История  и  судьба  сложились  так,  что  открытие  прииска  Спасского и  церкви  на  нем  происходило  почти  в  одно  время.  Церковь  на Спасском  прииске  являлась  символом  христианского  вероисповедания  на Удерейских  золотых  приисках  и  во  всем  Южно – Енисейском  горном округе. 
     Из  межевого  журнала,  оформленного  14  сентября  1842  года  Томским   горным  управлением,  следует,  что  «прииск  Спасский  расположен  вдоль   речки  Пескиной – притока  Удерея,  где  справа  по  течению  отлогая  гора,   поросшая  еловыми,  кедровыми  и  лиственничными  деревьями,  слева  - большое  возвышение».
     Открытие  Спасского  прииска  относится  к  тому  времени,  когда  золотая  лихорадка  охватила  многих,  кто  захотел  испытать  свое  счастье  в  Удерейской  тайге.  Среди  них  оказался  и  екатеринбургский  купец  первой  гильдии  Никита  Федорович  Мясников,  уже  хорошо  известный  в России  своей  состоятельностью. 
     Быть  первопроходцем  всегда  трудно,  надо  многим  рисковать. Мясников хотя  и  имел  опыт  разведки  золота  на Урале,  однако,  сильно  рисковал,  отправляя  в Удерейскую  тайгу  несколько  поисковых  партий,  снабдив  их  большими  деньгами.  Более  260  тысяч  рублей  серебром  он  затратил,  прежде  чем  на  уже  упоминавшейся  речке  Пескиной - притоке   Удерея  его   поисковые  партии  нашли  богатейшие  залежи  золота. Речка  Пескина  получила  такое  название  за  огромное  обилие  песков  на  местности,  по  которой  она  протекала.   
     18  марта  1839  года   Н.Ф. Мясников  заложил  у  слияния  речек  прииск  Спасский  и  вошел  в  историю  Енисейской  золотой  промышленности  как один  из  ее  основателей. Быстро  пролетели  весна,  лето  и  осень,  и  с  наступлением  зимы  сюда  из  Красноярска  и  других  городов  России   потянулись  большие  обозы,  началась  бойкая  переброска  рабочих, старательского  инвентаря  и  жизненных  припасов.  Можно  представить,  с  какими  трудностями  столкнулись  первопроходцы  Удерейского  Клондайка. Зимой   на  них  обрушивались  глубокие  снега  и  свирепые  морозы,  летом -  таежный   гнус,  проливные  дожди  и  палящий  зной.  Много  потребовалось  средств, сил  и  энергии,  чтобы  обжить Удерейскую  таежную  глушь  и  начать  там  промышленную  добычу  золота.   
     Природа  щедро  наделила  золотоносную  горную  породу  на  местности  Спасского  прииска.  Содержание  драгоценного  металла  здесь  достигало  около  38  граммов  в 100  пудах  песка.
     И  не  удивительно,  что  прииск  быстро  развивался. Уже  в  первые  годы  там  работало  более  1.200  рабочих,  и  они  добывали  за  летний  сезон  по  полторы  тонны  драгоценного  металла. Мясников - человек  недюжинных  способностей  и  смелой  предприимчивости,  хорошо  продумывал  свои  действия,  закладывая  на  прииске  современное  золотодобывающее  производство. Этому  способствовало  и  хорошее  географическое  расположение  прииска.  Как  отмечали  современники,  прииск  Спасский  по  удобству  добычи  золота   и   технической  оснащенности  не  имеет  себе  равных  в  Сибири. 
     Прииск  Спасский  своим  золотым  богатством  быстро  стал  известен  не  только  в  Сибири,  но  и  в  России,  привлек  к  себе  внимание  российских  геологов,  путешественников,  журналистов  и  писателей. В  разные  годы  Х1Х  века  здесь  побывали  известный  европейский  геолог,  профессор  Дерптского  университета  Э. К. Гофман, историк  М. Ф.Кривошапкин, путешественник,  генерал,  барон  Л. Зедделер,  журналист  А. Шмаков,  писатели  Н.В.Латкин  и  А.Уманьский. 
     Первым  в  1843  году  на  прииске  Спасском  побывал  геолог. Э. К. Гофман.  Благодаря  его  публикации  на  немецком  языке,  иностранцы   пронюхали  о  прииске  и  предложили  Мясникову  необычное  по  тем   временам  приспособление  для  промывки  золота –машины  с  паровыми  двигателями. Воспользовавшись  предложением  иностранцев,  он  первым  в  Приенисейском  крае  установил  эти  машины  на  Спасском  прииске.  Так  что  Никита  Федорович  и  тут  оказался  первопроходцем.
     Прииск  Спасский  он  строил  с  размахом  и  старался,  чтобы  он  был  одним  из  лучших  на  Удерейском  Клондайке.  Об  этом  говорят  найденные   редкие,  интересные  сведения  о  становлении  прииска.  Петербургский   журналист  А. Шмаков  летом  1844  года  мчался  через  всю  Россию,  чтобы  своими  глазами  увидеть  спасское  чудо.  Свои  впечатления  сразу  же   опубликовал  в  столичной  газете  «Северная  пчела».  Он  писал,  что  приисковый  поселок  очень  большой,  около  200  домов. В  доме  городского  типа  живет  владелец,  хозяин  прииска.  Робочие  живут  в  летних  избушках,  которые  похожи  на  ласточкино  гнездо.  На  прииске,  как  отмечал  А. Шмаков,  хорошо  развита  торговля.  В  приисковой  лавке  продаются  товары,   привезенные  из  Петербурга,  Москвы,  Нижнего  Новгорода,  Екатеринбурга   В  продаже  много  одежды,  сапожного  товара,  сахара  и  кофе.  Н. Ф.  Мясников,  занимаясь  делами  золотодобычи,  думал  и  о  духовном  начале  приискателей.  И  19  сентября  1844  года  открыл  на  прииске  изящную    церковь.
     На  золотом  небосклоне  России  фартовый  прииск  Спасский  оставил  яркий  след. Ведь  за первые  пятьдесят  лет  своего существования  он  положил  в  российскую  казну  слиток  золота  весом  около  13  тонн. 
     За  долгие  годы  своего  существования  церковь  на  Спасском  прииске  сделала  не  только  много  полезного  для  приискателей,  но  и  со  временем  обветшала.  В  наступившем  1914  году  в  истории  церкви  прииска  Спасского  соединились  воедино  и  хорошие,  и  тяжелые  события,  требующие  своего  разрешения.  Внезапно  от  тяжелой  болезни  скончался  ее  священник  Александров,  прослуживший  в  ней  много  лет  и  хорошо  знавший  приискателей,  живших  на  золотом  Удерее. 
     Между  1912  и  1913    годами  началось  обсуждение  вопроса   о  вхождении  прииска  Спасского  в  состав  «Александровского  золотопромышленного  акционерного  общества»,  больше  известного  как  Гадаловского.  Базовый  прииск  акционерного  общества  находился  рядом  со  Спасским  прииском,  в  трех  верстах. 
     В  1914  году  церковь  будет  отмечать  свой  70 – летний  юбилей.    Ей  исполняется  70  лет.  Юбилей  церкви  совпал  по  времени,  когда  решался    вопрос  о  появления  нового  священника  церкви  на  Спасском  прииске.      
     В  один  из  дней,  в  Красноярске  встретились  владелец  прииска  Спасского  Иван  Андреевич  Монастыршин,  купец  второй  гильдии,  а  также  будущий  новый  владелец  Николай  Николаевич  Гадалов – известный    крупный  трогово – промышленный  и  общественный  деятель,  директор  Красноярской  учительской  семинарии  Витошинский.  На  этой  встрече  между  ними  была  выработана  договоренность,  о  ходатайстве  перед  Епископом,  о  назначении  священником  церкви  на  Спасском  прииске  бывшего  выпускника  учительской  семинарии  Светозарова,  получившего  имя  Даниила  в  миру.  Теперь  надо  было  встретиться  с  епископом  Енисейско – Красноярской  епархии  Еффимием  и  получить  от  него  благословение  на  утверждение  Светозарова  на  священческую  должность  в  церкви  на  прииске  Спасском. 
     Светозаров  был  не  случайным  человеком  в  религиозной  среде.  1890  года  рождения,  из  семьи  священника,  его  отец  начинал  свою  религиозную  службу  в  Минусинском  кафедральном  соборе,  окончил  Красноярскую  учительскую  семинарию  с  отличием,  и  показал  незаурядные  способности быть  духовным  лицом.  После  окончания  учительской  семинарии  был  оставлен   в  ее  составе  для  дополнительного  получения  углубленных  теоретических  знаний  и  практических  навыков.  Светозаров  среди  выпускников  семинарии  отличался  большой  прилежностью,  стремлением  как  можно  больше  знать  из  теории  и  истории   христианского  вероучения,  достойной  скромностью  среди  учителей,  учеников,  в  быту.  Он  принял  пострижение  в  иноки  с  именем  Данииила  и  был  зачислен  в  ратию  одного  из  монастырей города  Енисейска,  где  находился  до  своего  назначения  священником  церкви  на Спасском  прииске.   
     Епископ  Еффимий,  в  миру  Федор  Счастнев,  принял  их  в  известном  всем  красноярцам  архиерейском  доме,  находившемся  в  центре  города  Красноярска.  Дом  находился  с  одной  стороны  между  Енисеем  и  городским  парком  и  Базарной  площадью,  а  с  другой – близко  от  кафедрального  Богородице – Рождественского  собора,  со  стороны  качинской  горы.  Епископ  всех  их  хорошо  знал,  особенно  Н. Н. Гадалова.  Гадалов  относился  к  тому  купеческому  слою,  кто  щедро  заботился  о  церкви.  Из  документов  епархии  епископу  было  известно,  что  Николай  Герасимович  Гадалов  в  1880 – е  годы  курировал  Иоанно – Предтеченскую  церковь  при  архиерейском  доме.  Одновременно  в  течение  16  лет  являлся  старостой  градо – красноярской  Покровской  церкви.  Эту  традицию  поддерживал  и  его  сын  Николай  Николвевич  Гадалов,  который  тоже  в  течение  10  лет  выполнял  эту  важную  религиозно – социальную  функцию.  Епископ  хорошо  помнил,  как  он  вместе  с  Н. Н. Гадаловым,  старостой  градо – красноярской  Покровской  церкви  в  начале  1900 – х  годов  вместе  были  инициаторами  создания  в  Красноярске  общества  «Трезвости»,  в  борьбе  против  пьянства. 
     Епископ  Еффимий  лично  занимался  открытием  многих  церквей  и  храмов  в  Приенисейском  крае,  им  было  открыто  несколько  десятков  приходов.  И  он  поинтересовался  у  присутствующих,  а  как  обстоит  дело  с  постройкой  новой  церкви  на  Спасском  прииске. 
     Н. Н. Гадалов  поднялся  с  кресла.  Он  как  всегда  внешне  отличался  изысканностью  и  опрятностью,  чем  всегда  вызывал  у  присутствующих  уважение.  Вот  и  сейчас  он  был  одет  в  добротный  синий  костюм,  с  белой  рубашкой,  на  груди  висела  золотая  цепочка  от  карманных  часов.       
     - Прежде  всего,  Ваше  преосвященство,  позвольте  Вас  поблагодарить  за  наше  согласие  назначить  Светозарова  священником  церкви  на  Спасском  прииске.  Одновременно  хочу  сказать,  что  на  Спасском  прииске   в  ближайшее  время  будет  построена  новая  церковь,  и  для  этого  уже  выделены  необходимые  деньги.
     - Господа, а я и не сомневался, что такие состоятельные и авторитетные люди  Красноярска,  как  вы,  непременно  выполнят  задуманное  и  он  еще раз  подтвердил  свое  решение  о  назначении  Светозарова  священником церкви  прииска  Спасского.    
     Когда  в  учительской  семинарии  учителя  и  ученики  узнали  о  том,  что  Светозаров  в  ближайшее  время  уезжает  служить  священником  в  церкви  на  Спасском  прииске,  всем  скопом  стали  к  этому  готовиться.  Директор  Витошинский  из  запасников  семинарии  выделил  большую  икону  в  золоченом  окладе  для  иконостаса:  пресвятой  богородицы  Божьей  матери  Марии.  Эта  икона  была  особо  почитаема  в  русской  православной  вере.  И  еще  директор  подарил  лично  Светозарову  парчевое  облачение.  Ученики  семинарии,  провожая  Светозарова  на  прииск,  подарили  ему  религиозную  литературу,  кое – какую  церковную  утварь.
     На  Енисее  и  Ангаре  после  прошедшего  ледохода  открылось  движение.  Как  раз  от  Красноярска  до  Ангарской  деревни  Мотыгино  шел  первый  катер.  На  нем  Светозаров  и  отправился  в  свое  путешествие.  В  Мотыгино  Светозарова  встретил  нарочный  с  подводой  от  управляющего  Гадаловским  прииском.  Через  два  дня  с  короткими  остановками  на  полустанках  Светозаров  на  подводе  добрался  до  прииска  Спасского.      
     Уже  весной  1916  года  приискатели  заготовили  бревна,  а  все  летние  месяцы  на  месте  выбранной  площадки  стучали  топоры  и  скрипели  пилы.  За  летний  период  новая  церковь  на  Спасском  прииске  была  построена.  Священник  Светозаров  привел  церковь  в  требуемое  состояние,  освятил  ее,  проявив  при  этом  большую  заботу  и  усердие. 
     Церковь  выглядела  изящной,  из  оструганных  желтых  сосновых  бревен,  с  зеленой  круглой  макушкой  круглой  наверху.  На  Спасском  прииске  была  самая  лучшая  приисковая  кузница.  И  по  разработанному  священником  чертежу,  кузнецы  отковали железную  оградку  и  установили  ее  при  входе  в  парадные  двери  церкви.  И  вот  настал  тот  день,  когда  на  прииске  Спасском  снова  заработала  церковь.  Священник Светозаров  в  церкви  стал  проводить  религиозную  службу,  как  по  воскресным  дням,  так  и  по  традиционным  праздничным.            
     Светозаров  не  ограничивался  проведением  только  воскресных  и  праздничных  религиозных  служб.  Имея  педагогический  опыт,  полученный  в  учительской  семинарии,  он  организовал  вокруг  себя  приисковых  детей.  И  стал  проводить  религиозные  праздники,  наполняя  их  религиозным  песнопением.      
     В  дни  религиозных  песнопений,  в  церкви  собиралось  много  приискового  люда.  Сюда  подходили  приискатели,  кто  своим  ходом,  а  кто  и  на  подводах  с  приисков  Калифорнийского,  Покровского,  Вениаминовского,  Теремеевского,  Сократовского.    
     Светозаров,  как  священник  лучше,  чем  кто – либо  другой,  понимал,  что  Россия  живет  в  тесном  единстве  народа  и  православной  церкви.  И  чтобы  укреплять  это  понимание  в  себе,  он  часто  ходил  от  одного  прииска  к  другому.  Он  не  гнушался  трудностей,  когда  преодолевал  путь.  Его  можно  было  видеть,  как  он  пробирается  по  песчано – галечной  тропе  с  прииска  Спасского  на  прииск  Гадаловский.  Священник  Светозаров,  высокий,  и  худощавый  мужчина  тридцати  тридцати  девяти  лет.  Его  открытые  светло – синие  глаза  и  неподдельная  улыбка  на  смуглом,  загоревшем  лице  привлекали  к  себе  людей.  Приискатели  с  ним  встречались  не  только  во  время  службы  в  церкви,  но  и  часто  его  видели  широкоплечего,  идущего  свободной  походкой  по  песчаной  тропе  с  прииска  Спасского  на  Гадаловский  прииск,  который  считался  центром  золотодобычи  на  Удерее.  В  его  походке  виделась  врожденная  статность,  присущая  воспитанному  человеку.  Его  длиннополая  черная  риза – кафтан  всегда  была  чистой,  прикрывая  белую  рубашку,  признак  опрятности  священника. 
     Когда  священник  появлялся  по  какой – то  надобности  в  приисковом  Гадаловском  поселке,  приискатели,  шедшие  ему  навстречу,  вежливо  и  почтительно  кланялись,  а  он  всех  сопровождал  словом  «Господь  Бог  с  Вами».         
     В  один  из  дней,  банда  Маневича  возвращалась  откуда – то  из очередного  рейда  на  свою  базу,  и  прежде  чем  разойтись  по  избушкам на  ночлег,  главарь  предупредил  своих  подельников,  что  рано  утром, по  Мамонской  дороге,  они  спустятся  на  прииск  Спасский,  где  надо выполнить  следующую  акцию  плана»  «Красного  рейда»,  ликвидировать священника  Светозарова.
     Мамонская  дорога  утонула  в  туманном  мареве.  Бандиты  Маневича,  поеживаясь  от  пронизывающей  прохлады  и  покачиваясь  в  седлах,  следовали  друг  за  другом  к  развилке.  Там  Мамонская  дорога  переходит  в  широкую  песчаную  тропу,  спускающуюся  на  прииск  Спасский.
     Еще  издали  бандиты,  вглядываясь  в  туманную  мглу,  увидели  на  кромке  между  косогором  и  площадкой  стоявшую  церковь,  к  которой  и  направились.  А  дальше  все  происходило  по  уже  известной  схеме.  Кто – то  из  бандитов проник  в  церковь  и  нанес  прикладом  винтовки  сильный  удар   по  спящему  на  кушетке  священнику.  Тот  час  же  его  выволокли  на  улицу  и  с  остервенелой  ненавистью  и  звериной  злобой  стали  наносить  ему  острыми  пиками  один  удар  за  другим.  Бездыханно  лежавшего,  окровавленного  священника,  бандиты  бросили  на  песчаный  отвал.   
     Бандит,  заскочивший  в  церковь,  непроизвольно  повернулся  в  сторону  и  ему  почудилось,  что  рядом  с  иконостасом,  будто  что –то  блеснуло.  А  это  был  отблеск  ночного  лунного  света  от  стекла,  прикрывавшего  полотно  иконы  пресвятой  богородицы  Божьей  матери  Марии.  И  бандит  с  испугу  выхватил  из – за  пояса  револьвер  и  выстрелил  в  святыню  православной  церкви,  в  священную  икону  Божьей  матери  Марии,  которая  считалась  добродетельницей.  Прозвучавший  внезапно  резкий  выстрел,  был  подобен  шрапнельному.  Иконное  стекло  раскололось  на  мелкие  кусочки  и  со  звоном  рассыпалось  по  полу.  Но  и  этого  ему  было  мало.  Бандит  по – воровски  пробрался  в  кладовку  церкви  и  вытащил  из  шкафа  парчовое  облачение  с  серебряными  нитями,  в  котором  Священник  всегда  проводил  службу  и  сунул  за  пазуху.  Выскакивая  из  покоев  церкви,  бандит  опрокинул  божницу – полку,  стоявшую  вдоль  стены,  на  которой  в  религиозной  последовательности  стояли  иконы.   
     Бандитам  Маневича  убийство  священника  было  мало.  Теперь  им  надо  было  совершить  святотатство,  кощунство  над  святой  церковью.  Другой  бандит,  глянул  на  лежавшего,  окровавленного  священника  и,  убедившись,  что  он  мертв,  заскочил  в  покои  церкви  и  бросил  пучок  смолистой  лучины  с  паклей,  смазанной  густым  мазутом.  Стоявшая  на  солнечном  косогоре  и  высохшая  от  лучей  солнца,  покрашенная  масляной  краской,  церковь  мигом  воспламенилась  и  вспыхнула  словно,  факел.  И  вот  струйки  дыма  охватили  перекрытие  крыши,  церковь  уже  вся  горит.   
     Пятый  день,  растерзанный  священник  Спасской  церкви  Светозаров,  Даниил  в  миру,  лежал  на  песчаном  отвале.  Днем,  когда  сильно  пригревало  солнце,  вокруг  трупа  кружились,  роем  мухи,  от  него  смердило   трупным  зловонием.  Его  длинные  волосы  на  голове  трепал  налетевший  ветерок,  небольшая  борода,  еще  не  успевшая  вырасти,  торчала  на  выпирающемся  подбородке.  Его  ряса – черный  длиннополый  кафтан,  была  исполосована.  На  груди  лежали  Панагия  и  большой  крест  на  крупной  цепочке.  Надругательством  над  священником  было  и  то,  что  Панагия  и  крест  были  сильно  повреждены.  На  оголенной  груди  под  ними  зияла  запекшаяся  кровью  большая  рана,  напоминающая  конфигурацию  большевистской  звезды.  Рядом  в  песок  был,  воткнут  дротик  со  свежевыструганной  дощечкой,  на  которой  черной  краской  было  написано:  «Каждого,  кто  пойдет  против  нас,  ждет  такая  смерть.  Боевая  группа  Красного  рейда».  Песчаный  отвал,  на  котором  лежал  мертвый  священник,  был  сооружен  самим  священником  вдоль  стены  церкви,  чтобы  весной,  когда  наступает  буйное  таяние снега,  его  вода  не  затекала  к  стене  храма.  На  мертвом  теле  священника  зияли  десятки  ножевых,  глубоких  ран. 
     Смердящий  запах  трупа  в  иные  минуты  сливался  с  запахом  обуглившихся  бревен  церкви  и  висел  над  пологостью  прииска  до  тех  пор,  пока  не  прорывался  легкий  ветерок.   
     Все  дни,  пока  растерзанный  священник  лежал  на  песчаном  отвале,  к  нему  никто  из  приискателей  не  решался  подойти,  не  говоря  уже  о  том,  чтобы  его  надо  было  придать  земле.  Банда,  бесчинствующая  на  Удерейских  приисках,  растерзавшая  священника,  всю  приисковую  округу  держала  в  страхе.  И  в  любой  момент,  если  бы  кто – то  подошел  к  трупу,  из  кустов,  с  косогора,  мог  прозвучать  смертельный  выстрел. 
     На  шестой  день  с  соседнего  Гадаловского  прииска  прибыла  вооруженная  группа  в  количестве  восьми  человек,  за  ней  следовала  лошадь,  запряженная  в  телегу,  на  которой  стояла  домовина – гроб,  сколоченный  из  свежих  желтых  досок.  На  прииске  Спасском  своего  места  для  захоронения – кладбища  не  было.  И  умерших  приискателей  хоронили  на  соседнем  Гадаловском  прииске,  в  трех  верстах  вниз  по  Удерею. 
     Вооруженные люди  подошли  к  тому  месту,  где  лежал  труп священника,  а  под  ним,  на  песке  было  видно  огромное  пятно, запекшейся  крови.  Они  обернули  разложившийся  труп  священника  в крепкую  белую  холстину,  положили  его  в  домовину и  покинули  место, где  злодейски  был  растерзан  раб  божий.      
     По  дороге,  бежавшей  желтой  лентой,  лошадь  не  спеша,  тянула  телегу  с  гробом  священника.  Обитые  железом  колеса,  накатываясь  на  гальку  и  плитняк,  громыхали,  создавая  впечатление,  что божья  сила  никак  не  хотела  отпускать  священника  в  мир  иной.  Но  вот  скрип  закончился  и  телега  въехала  на  территорию  кладбища.  Близко  у  дороги,  у  кромки  свеже  выкопанной  могилы  стояли  двое – мужчин  приискателей  и  ждали  подхода  подводы  с  горбом  священника.
     Тихо, без  суеты  опустили  гроб  с  телом  священника  в могилу. В это  время  с  правобережного  хребта,  через  который  проходит седловина, соединяющая  непохожие  друг  на  друга  горы  Горелую  и  Зеленую,  подул теплый  ветер,  упала  одна  капля  дождя,  потом  вторая,  и  полил  дождь. И  вскоре  дождевое  марево  опустилось  над  кладбищем.  Дождь  словно смывал  убийственное  прикосновение  бандитов  с  тела  священника Светозарова,  оплакивая  его  смерть.  Похороны  священника  в  дождь – к добру,  сказали  приискатели,  засыпавшие  могилу  священника  в  золотой удерейской  землице,  в  которой  только  что  погребли  свяященника Светозарова.
     В  этот  раз  банда  Маневича  возвращалась  на  свою  базу,  на  прииск  Николаевский,  другим,  кружным  путем.  Пройдя  глухой  таежной  тропой  несколько  верст,  банда  поднялась  наверх  увала  и,  направилась  через  рудник  «Баб – гора»  в  таежную  глушь,  чтобы  там  отсидеться  и  подготовиться  к  выполнению  следующей  акции  своего  плана  «Красный  рейд».  Однако  попутно  побывала  на  Покровском  прииске.  Здесь  Маневич  от  своего  связного  должен  был  получить  секретное  сообщение,  которое  должно  определить  дальнейшее  выполнение  плана  «Красный  рейд». 
     Банда  Маневича  спустилась  вдоль  речки  Мамон  вниз  и  вошла  в  другую  речку – Удерей.  Маневич  провел  свою  банду  по  левобережью  Удерея  и,  минуя  Калифорнийскую  площадь,  всадники  спешились  в  том  месте,  где  заканчивается  южная  граница  Удерейского  Клондайка  и,  начинается  местность,  уходящая  далеко  на  север,  за  которой  начинается  Аяхтинский  золотой  рудник.  Преодолев  снова  клокочущий  Удерей,  банда  направилась  на  зеленое  поле,  где  между  берегом  речки  и  опушкой  леса,  виднелись  избушки  Покровского  прииска.   
     По  условной  договоренности  между  Маневичем  и  связным ссыльнопоселенцем  латышем  Кассом,  при  въезде  в  прииск  на  крыше  избушки,  в  которой  он  проживает,  будет  торчать  красный  флажок,  если  здесь  все  спокойно  и  можно  наверняка  подъехать  к  избушке.
     Касс  словно,  давно  ждал  Маневича  и  вышел  из избушки,  когда  верховая  группа  Маневича  показалась  на  песчаном  берегу  Удерея. 
     Ни  Маневич,  ни  связной  не  стали  между  собой  разговаривать,  а  связной  передал  ему  маленький  клочок  бумажки,  на  которой  было  написано,  что  по  телеграфному  сообщению,  поступившему из  Красноярска,  инженеры  Соколовский  и  Паклин  будут  следовать  через  центральный  Удерей  в  конце  первой – начале  второй  декады.  И  просили  управляющего  Гадаловским  прииском,  чтобы  к  этим  дням  были  подготовлены  две  лошади,  на  которых  им  надо  добраться  до  рудника  Аяхта. 
     Не  задерживаясь  больше  около  избушки  Касса,  Маневич  со  своей  бандой  покинули  прииск  Покровский.
     Соколовский  и  Паклин  были  не просто  горными  инженерами,  а  лицами,  осуществлявшими  управление  золотодобычей  на  Аяхтинском  руднике.  Соколовский  являлся  управляющим  рудником,  а  Паклин  осуществлял  геологическую  разведку  рудного  золота  вокруг  рудника,  Они  вместе  работали  над  составлением  подробной  карты  Аяхтинского    золоторудного  узла.
     Маневич  привел  банду  в  глухое,  безлюдное  место  и  распорядился: 
     - Вот  здесь,  на  этой  развилке  установите  засаду  из  двух человек.
     Несколько  дней  Маневич  со  своей  бандой  сидели  в засаде. Наконец,  в  конце  первой  декады  июня  инженеры  въехали  на территорию,  где  их  поджидали  бандиты. Прозвучали  два  хлестких  выстрела,  и  с инженерами  было покончено. 
     Лошади,  на  которых  следовали  горные  инженеры,  почувствовали,  что  они  свободны  от  своих  седоков  и,  зная  свой  дом,  по  знакомой  дороге  к   вечеру  с  кровавыми  седлами  появились  на  конном  дворе  Гадаловского  прииска. 
     Уже  утром  с  прииска  Гадаловска  на  подводе  вышла  все  та  же  вооруженная  группа,  которая  хоронила  священника  Светозарова.  Ребята  знали  примерный  маршрут  горных  инженеров,  знали  и  места  на  дороге,  где  можно  засесть  в  засаде.  И  они  быстро  отыскали  убитых  горных  инженеров.  В  день  возвращения  вооруженной  группы,  с  Гадаловского  прииска  в  «Аяхтинское  золоторудное  акционерное  общество»  в  Красноярске  ушло  телеграфное сообщение  об  убийстве  из  засады  горных  инженеров  Соколовского  и  Паклина.  Все  газеты,  выходившие  в  губернском  городе  Красноярске,  оповестили  людей  о  кощунственном  убийстве  красными  бандитами  известных  людей.               
     Бандиты,  кружа  по  Удерейскому  Клондайку  и  совершая  свой,    кощунственный  «Красный  рейд»,  в  один  из  дней  остановились  недалеко  от  своей  базы,  прииска  Николаевска,  чтобы  подвести  текущие  итоги. 
     Первым  заговорил  Маневич,  ибо  он  никогда  не  допускал,  чтобы  кто –то  начинал  говорить  вперед  его. 
     - Ликвидировав  священника  Светозарова  и  уничтожив  церковь  на прииске  Спасском, - мы  нанесли  ощутимый  удар  по  Гадаловскому  золотопромышленному  производству  и  по  нему  самому.  Но  уничтожить  совсем  Гадаловское  частное  производство  мы  не  смогли.  И  теперь  пришла  пора,  когда  надо  уничтожить  самого  Гадалова. Для  этого, продолжал  Маневич, - предлагается  следующее.  Для ликвидации  Гадалова  в  Красноярск  выезжают  Демин  и  Крылов.  Решение  окончательное  и обсуждению  не  подлежит.
     Н. Н. Гадалов  понимал,  что  рано  или  поздно  на  него  будет  совершено  покушение.  Об  этом  он  судил  по  той  тяжелой  обстановке,  какая  сложилась  особенно  после  февраля  1919  года,  когда  базовый  прииск  Гадаловский  и  прилегающие  к  нему  другие  прииски  «Александровского  золотопромышленного  акционерного  общества»  в  течение  нескольких  дней  находились  в  руках  красных  партизан,  которые  устроили  на  них  повальный  грабеж.  Расчет  бандитов  заключался  в  том,  чтобы  создать  нетерпимую  обстановку  прежде  всего  на  базовом  прииске,  выманить  сюда  Гадалова  и  убить  его.   
     Гадалов,  понимая  тяжелую  сложившуюся  обстановку  на  приисках  накануне  очередного  золотопромывального  сезона,  было,  засобирался  туда  поехать,  Но  друзья  и  семья  его  отговорили.  Однако  последнее  слово  в  этом  вопросе  оставалось  за  Петром  Ивановичем  Рачковским,  который  в  Гадаловской  компании  являлся  исполнительным  директором  и  первым  помощником  Гадалов.  С  мнением  Рачковского  приходилось  считаться,  ибо он  имел  большой  жизненный  опыт  оценки  в  подобного  рода  делах.  Сын  именитого  священника,  окончивший  в  молодые  годы  Петербургскую  Медико – хирургическую  академию  и  получивший  офицерскую  закалку,  крупный  чиновник,  еще  несколько  лет  назад  являлся  главным  Губернским  инспектором,  или  главным  врачом  Енисейской  губернии,  имел  чин  действительного  статского  советника,  что  соответствовало  петровской  табели  о  рангах  гражданскому  генералу.  Он  был  признанным  лидером  большой  группы  людей  из  медицинского окружения,  являлся  президентом  Общества  врачей  Енисейской  губернии,  по – прежнему  сочетал  в  себе  многие  человеческие  качества,  и  даже  в  сегодняшний  день  старался  поддерживать  офицерскую  выправку.  Рачковский  являлся  домашним  доктором  гадаловской  семьи,  следил  за  здоровьем  членов  этой  семьи,  особенно  за  здоровьем  Николая  Николаевича.      
     Они  встретились  в  доме  Гадалова,  в  его  домашнем  кабинете.  Рачковскому  хорошо  был  знаком  этот  просторный  кабинет.  Вдоль  внутренней  стены  стоял  высокий  и  вместительный  шкаф,  заполненный  многими  томами  энциклопедии  «Брокгауза –Ефрона»,  книги  которой  Н. Н. Гадалов  читал  ежедневно,  словно  художественную  литературу,  черпая  из  них  необходимые  знания.  Под  стеклом,  на  одной  из  стенок  шкафа,  была  прикреплена  большая  цветная  карта  Удерейских  золотых  приисков  с  обозначением  базового – Алнксандровска – Гадаловска. 
Николай  Николаевич  Гадалов  как  всегда  работал.  Его  Большой  письменный  стол  был  завален  разными  техническими  схемами,  финансовыми  отчетами  пароходства  и  золотопромышленных  компаний. 
     Рачковский  медленно  прошелся  по  просторному  гадаловскому кабинету  и  глянул  за  окно,  выходившее  на  переулок  Дубенский,  и  сказал: 
     - Убийство  священника  Светозарова  на  прииске  Спасском, горных инженеров  Соколовского  и  Паклина,  это  все  нити  одного  бандитского бесчинства.  И  теперь  банда  ставит  задачу,  физического  уничтожения вас,  Николай  Николаевич,  и  у  меня  в  оценке  всего  этого,  нет иного  мнения. 
     - Я  согласен  с  вами,  Петр  Иванович.  Но  сложившаяся  тревожная обстановка  на  приисках  как  раз  и  требует  моего  присутствия  там. Ведь  новый  золотопромывальный  сезон  надо  начать  на  двух  драгах.  А управляющий  прииском  один  такую  работу  не  потянет.  Нужно  быстро решать  на  месте  не  только  организационные  и  технические,  но финансовые  вопросы. 
     - Понятно,  что  ситуация  на  приисках, - продолжал  Рачковский, очень  сложная,  но  это  не  значит,  что  вам,  Николай  Николаевич  надо туда  ехать.  Надо  попытаться,  что – то  делать  отсюда,  из Красноярска.             
     - Петр  Иванович,  очевидно,  вы  правы, - согласился  Гадалов, - ехать  на  прииски  опасно.  Я  благодарен  вам  за  ваше  заботливое предложение,  на  прииски  я  не  поеду. 
     И  они  договорились,  что,  во – первых,  телеграфно  надо  поддержать  управляющего  приисков  в  запуске  двух  драг  для  добычи  золота.  А  во – вторых, - в  конце  золотопромывального  сезона  отправить  ребят  из вооруженной  группы  в  Красноярск,  для  обеспечения  безопасности  Гадалова.  Перед  тем,  как  расстаться,  они  вошли  в  гостиную,  где  за  пианино  сидела  дочь  Гадалова  Людмила,  музицируя.  Чтобы  развеяться  немного,  Петр  Иванович  попросил  ее  исполнить  его  любимые  лирические  наигрыши  Шопена.  И  полилась  по  гостиной  чарующая  музыка  великого  композитора.            
     Николай  Николаевич  Галдалов  и  Рачковский  вышли  через  парадный  вход  на  раскинувшуюся  перед  домом  зеленую  лужайку,  которая  служила  гадаловским  мальчишкам – сыновьям  Гадалова  своеобразным  спортивным  ковром. По  вечерам  на  этом  природном  ковре  гадаловские  мальчишки  под  присмотром  Ивана  Семеновича  Дунаева,  двоюродного  брата  Николая  Николаевича  по  матери,  большого  любителя  борцовских  поединоков,  осваивали  курс  спортивной  борьбы.  Вот  и  сейчас,  с  радостным  криком  они  в  парах  боролись  друг  с  другом.       
     Вечерело.  Было  тепло  и  удивительно  тихо.  Но  это  была  томительная  тишина,  за  которой  совсем  скоро  последует  то,  что  в жизни  называется  катастрофой.  Глубокой  осенью  1919  года,  когда закончился  летний  золотопромывальный  сезон,  на  Удерее  подули холодные  ветры.  На  смену  теплым  солнечным  дням  пришли  дни  пасмурные, холодные,  скоро наступит  предзимье,  и  отсюда  не  выбраться.  И  пока еще  не  наступила  распутица  на  Ангаре,  Демин  и  Крылов  выбрались  с Удерейских  приисков  и  появились  в  Красноярске.  По  разработанному Маневичем  плану,  появившись  в  губернском  городе,  они  осели  в конспиративных  избушках в  Теребиловке,  близко  находившихся  с  железной  дорогой.  Избушками  пользовались  еще  со  времен  бандитских  вылазок  под  Тасеево. В  случае  явного  провала  бандиты  должны  на  товарниках  немедленно  исчезнуть  из  Красноярска  и  добраться  хотя  бы  до  станций  Ачинск  или  Боготол,  и  там  рассосаться  среди  бродячего  люда,
     В  это  же  время  по  требованию  Гадалова  в  Красноярск  прибыли  двое      ребят  из  вооруженной  группы,  которая  охраняла  гадаловское  золотопромышленное  производство  на  Удерее.  Эти  ребята  каждый  день  дежурили  около  дома  Н. Н. Гадалова  и  сопровождали  его  туда,  где  ему  надо  было  побывать  в  каком – то  нужном  месте.
     Демин  и  Крылов,  полазив  по  Красноярску,  отыскали  двухэтажный    гадаловский  дом,  который  находился  в  центре  города,  на  перекрестке  улицы  Воскресенской  и  переулка  Дубенского.  И  стали  ежедневно  появляться  близко  к  расположению  дома,  фиксируя  перемещение  Гадалова  в  течение  дня.  Бандиты  рассчитывали  на  быстрое  выполнение  задуманной  операции,  однако  крепко  просчитались.  Это  человек  предполагает,  а  Бог  располагает,  как  говорится.   
     Ежедневно,  ошиваясь  близко  около  Гадаловскоо  дома,  Демин  и  Крылов,  возможно  пересекались  на  пешеходных  путях  с  теми  ребятами,  которые  охраняли  Н. Н. Гадалова.  Но  каждый  из  них  не  знал  друг  друга  в  лицо,  и  это  в  какой – то  мере  способствовало  тому,  что  совершить  внезапный  налет  на  Гадалова  исключался. 
     Хотя  вычислить  тех,  кто  преследовал  Гадалова,  было  не  так  уж  и  трудно.  Выдавал  их  внешний  вид.  Демин  черный,  костлявый  и  худой,  с  выпирающимся  кадыком,  с  длинными,  как  плети  руками.  Крылов  рыжий,  с  рассеянными  веснушками  по  всему  холодному  лицу,  словно  подпаленный,  кряжистый  и  неуклюжий. 
     Со  временем,  Демин  и  Крылов  вычислили  время  и  место,  когда  можно  наверняка  ликвидировать  Гадалова.  Гадалов  ежедневно  в  одно  и  тоже  время  и  по  одному  и  тому  же  маршруту  ходил  от  своего  дома  до  конторы  пароходства,  находившегося  на  берегу  Енисея.  Демин  и  Крылов,  надеясь  на  свою  неизвестность,  однако,  попадают  в  поле  зрения  белогвардейской  контрразведки.  По  сведениям,  которые  содержались  в  документах  котрразведки,  стало  известно,  как  Демин  и  Крылов  готовились  ликвидировать  Гадалова. 
     Этим  планом  предусматривалось  следущее.  В  один  из  дней,  когда  рядом  с  Гадаловым  никого  не  будет,  они  должны  были  идти  ему  навстречу,  но  при  подходе  к  Гадалову,  расходятся  один  налево,  другой – направо.  И  в  тот  момент,  когда  линия  перехода  сойдется,  оба  одновременно  стреляют  в  Гадалова.  Два  боковых  выстрела  по  их  предположению  должны  мгновенно  уничтожить  Гадалова.  Но  бандиты  крепко  просчитались. 
     И  Демин,  и  Крылов  после  убийства  Портянникова  под  селом  Тасеево,  были  известны  белогвардейской  контррразведке,  и  она  установила  за  ними  слежку,  еще  не  зная,  кого  они  хотят  ликвидировать. 
     И  тут  произошло  непредвиденное.  И  все  происходило  в  жанре    приключенческого  детектива.  В  тот  день,  когда  Демин  и  Крылов  должны  были  ликвидировать  Гадалова,  он  на  переходе  от  своего  дома  до  конторы  пароходства,  не  появился.  В  этот  день  и  в  этот  час  он  присутствовал  на  собрании  «Акционерного  золотопромышленного  общества  «Драга»,  на котором  решался  очень  важный  вопрос  срочного  финансирования  Удерейского  дражного  флота,  сильно  пострадавшего  за  последнее  время  от  набегов  отрядов  Красных  партизан. 
     В  тот  день  белогвардейская  контрразведка  следила  за  отправкой  большого  числа  солдат  на  Енисейский  тракт,  чтобы  его  обезопасить  от  набегов  красных  партизан  на  большом  участке  от  Красноярска  до  Енисейска  через  село  Казачинское.  Внимание  контрразведчиков  снова  привлекли  ошивающиеся  на  пристани  Демин  и  Крылов,  когда  солдаты  усаживались  на  баржу,  на  берегу  Енисея.  И  они  были  арестованы.
     А  дальше  все  происходило  известным  путем.  При  допросах  с  пристрастием  в  контрразведке,  Демин  и  Крылов,  понимая,  что  попали  в  западню,  из  которой  не  выбраться,  во  всем  признались,  рассказав  о  коварном  плане  уничтожения  Гадалова.  Одновременно  признались,  что  участвовали  и  в  убийстве  Портянникова  из  засады  под  Тасеево.  И  перед  контрразведчиками  предстали  не  просто  двое  задержанных,  а  два  потенциально  опасных  человека,  которые  могут  в  любое  время ликвидировать  любого  человека,  даже  кого – нибуть  из  числа  тех,  кого      охраняли  контрразведчики.   
     Возможно,  обо  всем  этом,  никогда  не  стало  бы  известно.  Но  сработал  принцип,  все  тайное  со  временем  становится  явным.  Эта  тайна,  прежде  чем  стать  известной,  пробивалась  через  многие  десятилетия. 
     В  середине  20 – х  годов,  под  контролем  Красноярской  ЧК,  еще  недавно  Енисейской  Губчека,  создавался  золотопромышленный  трест  «Енисей»,  в  который  во  все  горные  округа  внедрялись  тайные  сотрудники – чекисты. 
     И  чтобы  в  тайные  сотрудники,  направляемые  в  горные  золотопромышленные округа,  не  просочились  ненужные  люди,  все  документы  горных  округов  тщательно  анализировались.  И  обнаружились  документы  белогвардейской  контрразведки.  В  протоколе  допросов  Демина  и  Крылова,  содержащихся  в  этих  документах  сказано,  «что  они  прибыли  с  Удерейских  приисков  из  Южно – Енисейского  горного  округа  в  Красноярск  со  специальным  заданием  руководителя  боевого  отдела  Южно – Енисейского  совдепа  с  целью  физической  ликвидации  удерейского  золотопромышленника  Николая  Николаевича  Гадалова».
     Эти  документы  уцелели  благодаря  тому,  что  долго  перемещались  из  одного  архива  в  другой.  Сначала  под  грифом  секретно  хранились  в  Красноярском  общем  архиве,  а  потом  перекочевали  в  архивы,  сначала  Красноярского  «ОГПУ»,  потом  и  «НКВД»  и  там  осели  и  тоже  под  грифом  секретно.  И  доступ  к  этим  документам  в  течение  длительного  времени  исключался.  Причем,  все  листы  документов  были  так  тщательно  и  со  злым  умыслом  разбросаны  по  многим  делам,  и  чтобы  их  собрать  воедино  и  узнать,  что  в  них  содержится,  потребовалось  много  времени  и  усилий.         
     Вскоре  после  ареста  Демина  и  Крылова,  события  в  губернском  городе  Красноярске  развивались  непредсказуемо  и  стремительно.  5  января  1920  года  красная  армия  заняла  город,  а  через  день,  освободила  его  совсем,  выбив  из  него  остатки  белой  армии.  20  января  1920  года  группа  комиссаров  из  Енгубисполкома  в  сопровождении  чекистов  Енгубчека,  отсидевшихся  в  подполье  за  время  Гражданской  войны,  нагрянули  в  дом  Гадалова  и  предъявили  решение  Енгубисполкома   об   изъятии  всех  документов  золотопромышленных  предприятий,  которыми  управлял  Гадалов.  Его  самого  и  семью  решением  Енгубисполкома  выбросили  на  улицу.  Покинув  гадаловский  дом,  эта  группа  направилась  по  улице  Воскресенской  в  дом  лесопромышленника  Либмана,  в  котором  находился  филиал  «Сибирского  торогового  банка»,  где  экспроприировали  не  только  личные  капиталы  Гадалова,  но  и  «Александровского  золотопромышленного  акционерного  общества».         
     Маневич  оказался  не  у  дел,  долго  скрывался  от  людей,  петляя  по  окраинам  Удерейских  приисков,  перебегая  от  одного  поселка  к  другому.  Он  боялся  показываться  люду,  знал,  что  за  те  злодеяния,  которые  он  совершил  со  своими  бандитами,  его,  как  главаря  банды,  приискатели  могут  растерзать  живьем.   
               
     Послесловие.

     Прошло  несколько  десятков  лет  с  тех  пор,  как  произошли  трагические  события  на  Спасском  прииске.  Волею  судьбы  я,  автор  строк  этого  очерка,  оказался  на  Удерейском  Клондайке.
Теплым  июньским  днем  того  года  я  пошел  на  местность,  где  когда – то  находился  прииск  Спасский.  Я  поднялся  по  знакомой  мне  с  детства  песчаной  тропе,  которая  рассекала  на  две  половины  отлогость  косогора  и  уходила  наверх,  откуда  можно  было  попасть  на  старую  Мамонскую  дорогу,  или  на  тропу,  ведущую  на  таинственный  рудник  “Баб – гора”. 
     Я  добрался  до  середины  отлогости  и  остановился,  надо  было  осмотреться  вокруг.  Вся  отлогость  была  покрыта  зеленой  густошью  сибирского  разнотравья. 
     Кое – где,  еще  с  весны,  сохранились  островки,  пылающих  огнем  жарков.  А  местами,  рядом  с  жарками,  уже  появились  островки  сине – голубых  назабудок.  Под  кустами  густого  кустарника,  вдоль  речки  Пескиной,  виделись  и  зеленые  семейки  марьина  корня  с  огромными  пурпурными  шапками.
     Солнце  скользило  по  верху  правобережного  хребта,  по  троектории,  заданной  природой  тысячи  лет  назад,  медленно  продвигаясь  с  вершины  горы  Горелой  на  вершину  горы  Зеленой.      
     Лучи  солнца  искрометно  падали  на  журчащую  воду  речки  Пескиной,  убегающей  навстречу  с  другой  золотоносной  речкой  Удереем,  которая  около  двух  веков  являлась  кормилицей  тясяч  людей.      
     Светлая  вода  речки  Пескиной,  журча  и  переливаясь  на  отполированных  камнях,  играла  в  ярких  лучах  солнца  сверкающим  хрусталем.
     Тяжелая  судьба  выпала  на  прииск  Спасский.  По  идеологическим  воззрениям,  как  вражеский  объект  золотопомышленного  капитализма,  не  нужный  народу,  прииск  Спасский  в  начале  30 – х  годов  был  разрушен.  Дома  на  прииске  разобрали  и  перевезли  на  соседний  Гадаловский  прииск,  который  в  это  время  стал  именоваться  Центральным,  ибо  его  сделали  теперь  центром  Удерейского  золотодобывающего  района  со  всеми  атрибутами  советской  власти. 
     В  период  тяжких  испытаний  во  время  войны  1941 – 1945  годов на местности  бывшего  прииска  Спасского  пытались  старательским способом добывать  золота.  Но  из  этой  затеи  ничего  не  получилось.  В  начале 1970 – х  годов  на  Спасскую    отлогость  загнали  большой  бульдозер, поставили  помпу – водяной  насос  и  подключили  гидралику,  которя обезобразила  всю  местность  Спасского  прииска,  всегда  считавшейся изюминой  Удерейского  Клондайка.
     На  сегодняшний  день  Удерейский  Клондайк  и  все  входившие  в  него  прииски  находтся  в  состоянии  смертельной  агонии.  До  такой  степени  довела  его  современная  экономическая  политика,  в  основе  которой  лежит  безудержная  коррупция,  некомпетентность  и  безразличие  нынешней  власти,  в  которой  обосновались  временщики.   
     В  то  прошлое  посещение  горечь  от  окружавшего  опустошения  усилилась,  когда  увиделось,  как  из  взрыхленной  груды  щебня  робко  пробивался  молодой  побег  ольхи,  на  нежном  листочке  которого  искрилась  хрусталиком  капля  упавшей  с  ночи  росы. И  глядя  на  это,  казалось,  что  это  не  капли  росы,  а  горькие  слезы  самого  прииска  Спасского,  спрашивающего  нас,  почему  такая  доля  досталась  ему.   И  не  было  ни  ему,  ни  нам  ответа  на  этот  вопрос.  Такова  трагическая  судьба  всех  Удерейских  приисков.  Выработав  на  них  все  золото,  их  вместе  с  приискателями  выбросили  на  обочину  истории.
     Заканчивая  очерк,  вспоминается  тот  июньский  день  ушедшого  в  далекое  прошлое  года,  когда  я  волею  судьбы  оказался  на  местности  бывшего  прииска  Спасского.  Я  неспеша  спускался  вниз  по  песчаной  тропе,  словно  предчувсвуя,  что  здесь  мне  уже  больше  никогда  побывать  не  придется.  В  голове  роем  кружились  всякие  мысли,  которые  наталкивали  на  разные  размышления  из  области  истории  прииска  Спасского,  которую  я  к  этому  времени  уже  хорошо  знал.   
     На  пути  я  остановился  около  зеленого  куста  ольхи.  Меня  привлекла  его  необычность.  Куст  ольхи  выпирался  из  песчаного  бугорка,  разбрасывая  свои  зеленеющие  побеги,  тянувшиеся  к  ярко  светившемуся  солнцу.  Все  это  в  совокупности  привлекло  меня  тем,  что  видимая  картина  говорила  о   труднейшей  судьбе   Удерейского  Клондайка,  которого  природа  щедро  наделила  ценнейшим  металлом – золотом.
     На  одном  из  клиновых,  зеленых  листков  ольхи  лежала  капля  ночной  росы,  напоминающая  изюминку  искрившегося  хрусталя.  Глядя  на  нее,  мне  казалось,  что  это  не  капля  ночной  росы,  а  самая   настоящая  слеза,  подобно  той,  какая  вытекает  из  глаз  человеческих,  когда  человеку  становится  очень тяжело,  когда  он  теряет  что – то  очень  дорогое,  безвозвратно  уходящее  и  навсегда.  Мне  казалось,  что  в  этой  хрустальной,  росистой  капле  была  сосредоточена  вся  боль  прииска  Спасского,  накопившаяся  за  его  долгую,  порою  и  триумфальную  и  трагическую  жизнь.   
     Пройдут  годы  и  десятилетия,  и  природа  перед  обстоятельствами  окажется  бессильной,  ибо  со  временем  она  всех  ровняет.  И  святых,  и  убийц.  И  только  можно  думать,  предполагать  и  догадываться,  что  там,  в  ином  мире,  все  не  так.  И  остается  лишь  только  память,  хорошая,  или  плохая.  И  ради  хорошей  памяти,  человек  должен  в  течение  всей  своей  полнокровной  жизни  совершать  то,  для  чего  он  рожден  и  предназначен.
     У священника  и  убийцы  разные  по  назначению  роли,  они  разные  по  духу  люди.  Если  священник  обладает  огромной  силой  духа,  то  у  убийцы,  дух,  как  таковой,  вообще  отсутствует.  Роль  священника  вселять  в  людях  добродетель.  Роль  убийцы  уничтожать  все  существующее.   
     Однако  священник  даже  после  насильственной  смерти,  остается  святым,  а  убийца – убийцей.  И  философски – религиозное  суждение  кроется  в  том,  что  служение  религии  является  святым  делом,  а  убийство – уголовным  преступлением.         
     На  северной  окраине  бывшего  Гадаловского  прииска,  ныне  поселка  Южно – Енисейска,  на  левом  берегу  золотоносного  Удерея,  в  густом  лесу,  на  солнечном  косогоре,  раскинулось  приисковое  кладбище.  На  его  верхней  кромке,  под  каменной  плитой,  лежит  умерший  Маневич.  А  у  нижней  кромки,  близко  у  дороги,  покоится  священник  Светозаров,  убийцей  которого  является  главарь  и  инициатор  красного  бандитизма  на  Удерейских  приисках  Маневич.
     Но  природа,  уравновесившая  всех  покоившихся,  определила  им  в  землице  разные  испытания.  Священнику  Божий  покой,  убийце  кипящий  –  ад.  Над  могилой  священника  витает  святой  дух.  Могила  убийцы  погружена  в  беспросветную  тьму.

     Россия – Сибирь - Южно–Енисейск – Енисейск –Красноярск – Новосибирск.