12
Утром меня разбудил полковник Крестовский:
- Поднимайся, лейтенант! А то на завтрак опоздаешь.
Я с трудом разлепил веки, просыпаться не хотелось. Этому способствовало ощущение того, что я нахожусь в генеральской палате, и я чувствовал себя большим начальником, толстым и красивым. Но подниматься все же пришлось:
Спасибо, товарищ полковник!
После завтрака за мной пришла медсестра и повела на прием. По дороге предупредила:
- Профессора зовут Казимир Казимирович. И, пожалуйста, будь с ним повежливее, он сегодня себя плохо чувствует.
Я согласно кивнул головой, и мы проследовали дальше. А фамилию профессора я так и не запомнил, мудреная такая фамилия, похоже, что польская. Но она мне и не к чему, можно обращаться по отчеству, а можно и просто – профессор. А вообще-то интересно, профессор, а болеет. Мне казалось, что такого не бывает, чтобы доктор болел. А тут целый профессор!
Пока я размышлял, мы успели дойти до приемного кабинета, напоследок сестра мне напомнила:
- Я на тебя надеюсь.
Я ее успокоил:
- Конечно, я постараюсь.
И вошел в кабинет. За столом сидел типичный профессор, вылитый Антон Павлович Чехов, только много старше. А вот нос у него был подозрительно красным, и профессор постоянно вытирал его носовым платком. Все ясно, простудился где-то. на меня посмотрел довольно строго и произнес простуженным голосом:
- Здравствуйте, молодой человек. Если не ошибаюсь, Герасимов?
Я молча кивнул, а профессор продолжил, указывая на кушетку:
- Присаживайтесь и показывайте свою руку.
Я уселся поудобнее и приготовился, а профессор нацепил на лицо марлевую повязку и стал медленно, сантиметр за сантиметром, прощупывать всю руку. От самого плеча до кончиков пальцев, что-то невразумительное бормоча себе под нос. Наконец, он оставил меня в покое и вернулся за стол:
- Что же, молодой человек. Я попытаюсь вам помочь, но ничего не гарантирую на сто процентов. Нужна еще и ваша помощь, вернее, ваша вера в выздоровление. Это вам ясно?
- Понятно, Казимир Казимирович.
- Что же, ваше желание похвально, молодой человек.
И тут же чихнул:
- Извините, вот подцепил где-то инфекцию. В метро, скорее всего. Подождите немного, сейчас вами займутся.
А сам стал что-то очень быстро писать, перед этим нажав какую-то кнопку на столе. Из процедурного кабинета, вход в который находился тут же, вышла знакомая медсестра:
- Слушаю вас, Казимир Казимирович!
- Значит так, Машенька! Эти уколы будешь ставить два раза в день.
Она кивнула, а профессор продолжил:
- И распорядись, чтобы приготовили мазь по этому рецепту.
Он протянул ей листок бумаги:
- Этим займись немедленно.
И, предвидя ее вопрос, быстро сказал:
- А укол потом!
Сестра вышла, а профессор обратился ко мне:
- Ну-с! Молодой человек, мне известно, что вы делали какой-то массаж. Покажите, пожалуйста!
Я продемонстрировал свое умение, но профессор только покачал головой:
- Это никуда не годится. Виктор, если не ошибаюсь? Так вот, Виктор, одной рукой полноценный массаж сделать невозможно. Слушайте меня внимательно.
Я весь обратился в слух, а Казимир Казимирович наставительно произнес:
- Приходить сюда будете всегда в одно и то же время, в полдесятого утром и в полшестого вечером. Машенька будет ставить вам уколы, а потом растирать руку мазью, одновременно делая массаж. А также извольте находиться в своей палате ровно в час пополудни. Укола не будет, только растирание. Запомнили, молодой человек?
- Да, спасибо вам, товарищ профессор!
- Это мне скажете потом, если будут результаты. А вот попросил за вас мой хороший знакомый, Морозов Сергей Иванович, знаете такого?
- Конечно, Казимир Казимирович.
- Но должен вас предупредить, Виктор. Если в течении двух недель не наступит улучшения, то мы будем вынуждены вас выписать.
И он развел руками:
- Ничего не поделаешь, но нам придется сделать это неприятное дело. Но будем надеяться, что я прав, да, Виктор? А сейчас пройдите в процедурную, будем начинать лечение.
Я благодарно кивнул и пошел в другой кабинет, но по пути обернулся:
- Извините, профессор, а укол куда… ?
Тот усмехнулся:
- Не беспокойтесь, молодой человек, укол будет в руку.
И неожиданно хихикнул:
- Так что задницу оголять не придется.
Я успокоился и прошел в процедурную. Хоть медработники и привыкли ко всему, но мне спускать штаны перед молодой женщиной было, жуть как, неудобно. Но она, скорее всего, не обратила бы на это никакого внимания.
Вскоре пришла Машенька. Милая и улыбчивая, она сделала все процедуры легко и быстро. Потом напомнила мне обо всем, что сказал профессор. Я поблагодарил и ушел к себе в палату, хотя мне хотелось просто погулять по госпиталю, но сестра предупредила, что после укола полчаса необходимо лежать.
Полковника Крестовского в палате не было, но зато гам находился Журавлев, который слишком уж внимательно посмотрел на меня, заставив смутиться. Но я совладал с собой и сказал, более или менее, безразлично:
- Здравия желаю, товарищ полковник,
- Здравствуйте, лейтенант. Наверное, полковник Крестовский уже рассказал обо мне, но я напомню. Журавлев Петр Петрович.
Я вздохнул и ответил:
- Герасимов Виктор Владимирович.
Полковник барским жестом разрешил:
- Отдыхайте, лейтенант!
Как-будто бы я без него не знаю, что мне делать. А полковник этот начал вкручиваться ко мне в доверие:
- Лейтенант, может расскажете о своих подвигах? Мне Николай Иванович коротко поведал о вас, но мне хотелось бы поподробнее.
Это хорошо, что Крестовский предупредил меня насчет этого типа, надо быть с ним поаккуратнее. Поэтому я вымученным голосом произнес:
- Извините, товарищ полковник. Не до этого инее сейчас. Голова сильно болит, сотрясение мозга у меня было.
Тот ответил каким-то елейным, масляным голосом:
- Я понимаю, понимаю. Но в будущем надеюсь услышать от вас что-нибудь интересное. А, лейтенант?
Мне ничего не оставалось делать, как ответить утвердительно:
- Конечно, товарищ полковник. Вот только поправиться мне нужно.
А про себя подумал: «А вот этого ты от меня никогда не добьешься, гражданин Гадюкин!».
Конечно, несведущим людям этот экземпляр мог запудрить мозги, но я был предупрежден. Он, конечно же, этого не знал и продолжал свое наступление:
- Вы можете называть меня просто, Петр Петрович! Согласны?
- Конечно, товарищ полковник.
- Вот и ладненько, Виктор! Можно я вас буду так называть? Вы ведь намного моложе меня!
Я продолжал тупо твердить:
- Конечно, товарищ полковник.
А на лице полковника блуждала такая благочестивая улыбка, такая сладенькая, что мне захотелось врезать ему от всей души, прямо по безупречным зубам. Но вместо этого я прикрыл глаза и продолжил наблюдение за полковником. Хотя. для себя я уже принял другое название этому субъекту. Своим длинным носом он оправдывал фамилию, но Журавль – это для него слишком благородно, поэтому для меня он стал просто – Цапля! полковник Цапля, вот здорово!
Все же мне удалось обмануть его. Увидев, что я закрыл глаза, он сразу изменился в лице. Оно стало злобным и желчным, а глаза превратились в узкие щелочки. И Цапля стал похож на японского империалиста. Эту карикатуру я видел в какой-то газете, после событий на Халхин-Голе. Ему бы артистом быть, а не полковником Красной Армии. Но, похоже, по совместительству он был сотрудником и другого ведомства. С последнего времени мною не очень уважаемого. При этом Цапля еще бормотал еле слышно:
- Ну, ну. А щенок-то непростой. Ох, зря ты его предупредил, Николай Иванович, ох, зря.
Он еще раз внимательно посмотрел на меня и, держась рукой за живот, вышел из палаты. Да, у этого полкана и фигурка, что надо – вылитый вопросительный знак! Видать, собственными вопросами он достал даже свою судьбу, и она согнула его подобным образом. А все-таки, откуда ты, любопытный полковник? Вообще-то, опыт обращения со старшими офицерами у меня был, и с нашими, и с немецкими. Правда, с немцами в очень пикантных ситуациях. Одного я прихватил, когда он присел, сняв штаны, и хотел опоганить нашу землю. А второй, вообще, обделался от одного только моего вида. Но этому простительно, он воочию увидел свою смерть! Так что и перед этим ходить на цырлах я не собираюсь. И свой может быть хуже немца. И этот, похоже, из таких! Что же, будем бдеть! А вообще-то, чего я к нему привязался, да и черт с ним, с этим полканом. Главное, что лечение началось. А остальное по барабану!
В это время скрипнула дверь, и я поспешно закрыл глаза. Неужели Цапля приперся? Но я ошибся, пришел полковник Крестовский. Увидев, что я не сплю, он широко улыбнулся:
- Как дела, Виктор? Какой же профессор тебя консультировал?
- Извините, товарищ полковник, фамилию профессора я не запомнил, больно заковыристая. А зовут Казимир Казимирович.
Он ненадолго задумался:
- Да-да, конечно. Я слышал о таком, но лично его не знаю. А фамилия у него, действительно, не очень. Выговоришь только после двух стаканов. Ну, и как он тебе?
- Да хороший, вроде, человек. Осмотрел меня, лечение назначил.
После недолгой паузы я уважительно добавил:
- Интеллигент!
На что полковник ответил:
- Для тебя сейчас главное, чтобы он доктором был хорошим. В конце концов, детей тебе с ним не крестить. Кстати, а ты женатый?
- Нет еще, Николай Иванович.
- Ну, что же! это даже хорошо, особенно в данный момент. Воевать легче, за душу никто не тянет.
- Это верно, товарищ полковник!
Крестовский вдруг спохватился:
- Слушай, Виктор, а как прошла встреча с соседом нашим?
И он кивнул на цаплину койку. Я невольно поморщился и этим выдал свое отношение к этому деятелю:
- Да не очень. Липкий он какой-то, товарищ полковник. Все расскажи ему, да доложи. А вы ведь немного ему про меня рассказали, правда, Николай Иванович?
Он отшутился, разведя руки в стороны:
- Каюсь, каюсь, Виктор. Но я только в общих чертах, ни на чем конкретно не останавливался. Он же, как репей, прицепился насмерть. Вот и пришлось таким образом от него окупиться. Как говорится, отдавая малое, дорожим большим. Ты-то на меня не в обиде, лейтенант?
- Нет, что вы, товарищ полковник! Я же на себе почувствовал его хватку. А кстати, Николай Иванович, какая должность у этого Журавлева?
- Знаешь, Виктор, я чувствую, что здесь что-то не то. Говорит, что служит в Генеральном штабе. Но я ему не верю, врет, как сивый мерин.
- А как он здесь оказался, товарищ полковник?
- Да говорит, язва у него, желудочная. Вот в этом, похоже, он не врет.
Я решил предостеречь Крестовского:
- Вот еще что, товарищ полковник. Я плохо расслышал, но этот пассажир вам, вроде бы как, и угрожал. Во всяком случае, бормотал что-то похожее.
- Ну, на меня он где сядет, там и слезет. У меня там…
Он указал пальцем вверх:
- У меня там такие связи, что он зубы обломает.
- Товарищ полковник, а скажите честно, вы ведь тоже думаете, что он из «этих»?
- Точно не могу сказать, лейтенант. Но и отрицать этого тоже нельзя. Я тут еще порасспрошу кое-кого, может и выяснится. О, к нам чудные гости!
В палату вошла Машенька и поздоровалась с полковником, тот расшаркался и оставил нас наедине. Медсестра ловко растерла мне руку и собралась уходить, но я остановил ее:
- Спасибо большое. Маша!
- Не за что, это моя работа, больной.
- А меня Виктор зовут, так же удобнее. Кстати, а почему вы называете раненых больными?
Она попыталась сохранить серьезный вид, но это у нее не получилось, и она улыбнулась:
- Очень приятно, а я Маша. Но вы уже знаете. А на ваш вопрос отвечу, война ведь не так долго идет, а до нее одни больные и были. До свидания, Виктор.
- До вечера, Маша!
Она ушла, а мне предстояло еще полчасика побыть в одиночестве. Но мне к этому не привыкать. Надо только постараться не заснуть, скоро обед. А вообще, надо письмо написать Дремову о моем состоянии. Но я быстро передумал, здоровье мое не улучшилось с тех пор, как Володька уехал. Напишу денька через три, может быть, какие-нибудь результаты появятся. Да и Ломоносову нужно будет позвонить. В последнее время к этому человеку я начал испытывать хорошие чувства. Конечно, еще не дружеские, но уже около того.
Я сходил пообедал, потом «мертвый час», а когда проснулся, то увидел, что преподобный Цапля лежит на своей кровати. Я внимательно присмотрелся, кажется. Спит. Ну, и слава Богу! Я поспешно поднялся и выскочил за дверь, разводить разговоры с этим типом мне ужасно не хотелось. Пускай себе другую лягушку ищет, Цапля! Потом я долго бродил по госпиталю, он оказался огромным, и я чуть было не заблудился. Затем вернулся в палату, там никого не было, и я, расслабившись на кровати, по привычке принялся массировать руку и разминать пальцы. За этим занятием меня и застал полковник Крестовский:
- О, Виктор, ты здесь? А я думал, что скрываешься где-нибудь от нашего, так сказать, друга!
- Да, Николай Иванович, я тоже только что пришел. У меня еще вопрос к вам – давно Цапля, тьфу ты, Журавлев здесь находится?
Полковник расхохотался:
- Как ты сказал, Цапля? Да, очень похож наш друг на эту птичку. Здесь он третий день обитается. А знаешь, что я узнал?
Я насторожился:
- Конечно, товарищ полковник.
Он продолжил, но, почему-то, шепотом:
- Похоже, ты был прав. Нет у него никаких друзей. Просто он болтается по всем палатам, как дерьмо в проруби. Вынюхивает что-то, зараза.
Я предположил:
- Может, он кого-нибудь ищет?
Полковник отрицательно покачал головой:
- Нет, Виктор. Похоже, цель у него совершенно другая.
- Какая же, Николай Иванович?
- Я так думаю. Бродит он по палатам для того, чтобы выяснить настроения в офицерской среде. Короче, для выявления недовольных. Но это мое личное мнение.
Я поддержал его:
- Мне кажется, что вы правы, товарищ полковник. И он здесь может быть не один такой. Возможно. Этих птичек тут целая стая.
Крестовский задумчиво произнес:
- Да-а, фашист у Москвы, а они здесь врагов ищут, среди тех, кто уже пострадал за Родину. Шакалье поганое.
- Они, неверное, и среди рядовых бойцов крутятся. Там недовольные точно есть. Кстати, а вы как ко всему относитесь? Как случилось так, что немцы дошли до Москвы, товарищ полковник?
Тот очень долго смотрел мне прямо в глаза, на скулах у него заиграли желваки. Потом он все понял, и его напряженное лицо озарилось улыбкой. Полковник по-отечески погрозил мне пальцем:
- Ты эти штучки брось, Виктор. Не то нарвешься на какого-нибудь непонятливого, можешь и в морду схлопотать.
Я ответил ему очень серьезно:
- Я же вам верю, Николай Иванович.
Полковник тихо сказал:
- И я тебе верю, Виктор. Но впредь будь осторожнее, могут и за провокатора принять, потом доказывай, что ты не крокодил, и что они у нас не водятся.
Мы еще немного поговорили, потом я сходил на процедуры, затем ужин отдых и сон. Когда я засыпал, то Цапли еще не было. Охотится где-то, сволочь!