«Смело мы в бой пойдём...».
Война – это очень страшное и кровавое дело. Далеко не каждый человек способен САМ перебороть свой инстинкт самосохранения и бестрепетно идти в бой.
Чувство страха присуще всем нормальным людям.
Одни способны его преодолевать (при помощи своей силы воли и чувства долга), другим помогает идти в бой воинская дисциплина и привычка к повиновению. Знаменитое выражение Фридриха Великого «Солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули неприятеля» было девизом для многих могучих армий.
Есть немало людей, которым даже эти средства плохо помогают. Тогда в ход идут суровые законы военного времени с быстрыми и беспощадными расправами над трусами, шкурниками и дезертирами.
И горе той армии, которая пренебрегает этими законами.
Её разложение, поражение и распад – лишь вопрос времени.
Посмотрим, какие настроения НА ДЕЛЕ господствовали среди руководящей верхушки 1-й Тихоокеанской эскадры.
Не секрет, что оглушительные неудачи первых дней войны (торпедирование «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады» на рейде Порт-Артура, гибель «Варяга» и «Корейца» в Чемульпо, подрыв на своих минах и потеря «Енисея» и «Боярина» и т.д.) не только серьёзно ослабили её боевую мощь, но и произвели катастрофический надрыв в психологическом состоянии многих русских флотоводцев.
Японцы, которых до войны наши военачальники нередко почитали за «макак» и посмеивались над ними, оказались опытными, умелыми и мужественными воинами, сразу же захватившими инициативу на море и на суше.
А в умонастроениях русских военных руководителей, увы, господствовали иные мотивы.
Капитан 2-го ранга В.И. Семёнов, в своей «Расплате» вспоминал:
«Отношения между моряками и сухопутными никогда не были (в Порт-Артуре) особенно дружественными, а с началом войны и вовсе испортились.
Беспристрастно (и теперь уже относительно спокойно) оглядываясь на прошлое, нельзя не отметить, что, несомненно, чья-то воля, в личных выгодах, упорно внушала сухопутным мысль, что в провалах флота виноваты не высшие начальники, а негодный материал (команда и офицеры), бывший в их распоряжении! С другой стороны, — то же внушалось морякам по отношению к сухопутным.
Сухопутные с пеной у рта кричали, что эскадра проспала появление неприятеля.
— Моряки утверждали, что крепость проспала войну, что 27 января поддержать эскадру в бою могли только две наскоро изготовленные батареи, что остальные были без гарнизона и с пушками «по-зимнему»!
Чем дальше в лес — тем больше дров... Несомненно, кому-то выгодно было поддерживать эту смуту.
Иначе как объяснить такую явную несообразность.
В кают-компаниях судов, с которых снимали орудия для усиления сухопутной обороны, разыгрывались сцены почти бунта, включительно до угроз — развести пары и уйти в море, отстреливаясь от крепости, если она попробует задержать, — а в то же время, на фортах той же крепости — взрыв негодования против моряков, которые не хотят драться сами, отдают свои пушки на берег, и даже... предложения — огнем крепостной артиллерии заставить эскадру выйти в море и вступить в бой...»
Интересная ситуация вырисовывается, не правда ли?! Вместо дружной совместной работы – взаимные упрёки и обвинения в отсутствии ЖЕЛАНИЯ сражаться с врагом.
Несколько оздоровил обстановку кратковременный «макаровский» период порт-артурской эпопеи, но сразу после его гибели на взорвавшемся «Петропавловске», ситуация только усугубилась.
Витгефт, поставленный Алексеевым во главе эскадры, был полностью деморализован постоянными неудачами и стремился лишь к пассивной обороне.
Наш флот позволил японцам безнаказанно высадить осадную армию Ноги буквально у себя под носом.
Японцы развили на сухопутном фронте энергичные наступательные действия.
А вот русские сухопутные части, несмотря на очень удобную для обороны местность, сдавали позицию за позицией. Где-то вина была командования (особенно принято ругать за это небезызвестного генерала Фока), а где-то и сами наши бойцы не слишком-то «упирались».
Причин тому можно привести немало. Остановимся лишь на одной из них.
Была в нашей армии такая особенность: боязнь «потерять» свои орудия в бою. Это считалось страшным позором, и в критические минуты боя, вместо того, чтобы рискнуть своими пушками и нанести врагу урон побольше, командиры, от греха подальше, преждевременно снимали с позиций свою артиллерию и отправляли её в тыл, чтобы она ни в коем случае не была захвачена неприятелем.
Вот что вспоминал об этом В. Вересаев:
«Один из офицеров озлобленно рассказывал ординарцу, его голос звучал быстро, прерывая самого себя.
— Мы стояли на фланге третьей армии, около второй. Сзади нас осадная батарея. 19-го числа вдруг узнаем, что ее увезли. Куда? Знаете, куда? В Телин!.. Мы верить не хотели. Их спасали! В начале боя спасали пушки! Страшно, — вдруг достанутся японцам!.. Да что же это такое? Пушки существуют для армии, или армия для пушек?!
Я уже начинал забываться, вдруг сознание сразу воротилось. Мне вспомнилось, — как раз около того времени, при переходе через р. Хуньхе, мы встретили роту борисоглебцев: они провожали мортиры, тоже в Телин.
— Мы дрались три дня, и артиллерии у нас не было. Против японских орудий у нас были только винтовки. Не только осадную батарею, все орудия куда-то убрали!.. У нас считается лучше положить тысячу солдат, чем подвергнуть опасности одну пушку. Телеграфируй, что легла целая дивизия, — честь! Телеграфируй, что потеряли одно орудие, — позор! И все время у нас думали не о том, чтоб нанести пушками вред японцам, а только о том, как бы они не попали в руки японцев... Да разве позор отдать орудие, если оно сделало все, что можно?
— Да, вот японцы этого не боятся! — отозвался глухой бас. — Нахальнейшим образом вылетают с орудиями вперед без всякого прикрытия и жарят, куда нужно.
— И правильно! Пропала пушка, — черт с нею! Что нужно было, сделала!
.................
Я засыпал. Тот же озлобленный, сам себя прерывающий голос ругал артиллеристов:
— Это нарыв на теле армии, все равно, что генеральный штаб. Дворянчики, в моноклях, французят, в узких брючках и лакированных сапогах... Когда нам пришлось идти в контратаку, оказалось, никакой артиллерии нет, мы взяли деревню без артиллерийской подготовки... А они, голубчики, вот где! Удирают и всех топчут по дороге! Знают, что их орудия — самая большая драгоценность армии!
— Нет, господа, но что же это солдаты наши? — спрашивал другой голос, тихий и грустный. — Где эти прежние львы? Выглянет из-за могилок пара японцев, и целая рота бежит...
— Сволочь-солдат! — сердито прогудел глухой бас. — Эту всю армию только по госпиталям разложить, а чтобы Куропаткин их объезжал и раздавал теплые фуфайки».
Особенно обидной и досадной, для нас под Порт-Артуром, была сдача, без особого сопротивления, новейшего порта Дальний.
Врагу достался, построенный на русские деньги, прекрасно оборудованный порт, причалы, железнодорожная станция, а также мастерские, огромные запасы различных материальных запасов и т.д..
Порт этот и стал базой для снабжения армии Ноги всем необходимым.
На его причалы японцы выгрузили свои 11 дм. осадные гаубицы, которые осенью 1904г. и перетопили остатки нашей эскадры в гавани Порт-Артура...
Но до этого было ещё далеко.
После гибели двух японских броненосцев 1 мая 1904 г на минном заграждении «Амура», и окончании ремонта русских броненосцев, торпедированных в начале войны, возникла очевидная необходимость прорыва 1-й Тихоокеанской эскадры из Порт-Артура во Владивосток.
Там она могла соединиться с отрядом 4-х наших крейсеров и стать настоящей «головной болью» для Японии, эскадры Того да и всей японской стратегии войны.
Напомним, что ВСЕ перевозки для японских армий в Манчжурии осуществлялись морем и, при их нарушении, крах японских сухопутных войск был неизбежен.
Это – понимали все русские военачальники: Куропаткин, Алексеев и т.д.
Алексеев, являвшийся НАМЕСТНИКОМ царя на Дальнем Востоке, прикладывал титанические усилия, чтобы ... заставить нашу артурскую эскадру пойти на прорыв.
А вот Витгефт и большинство других наших флотские командиров «упирались» как могли.
Они, видимо, полагали, что отсиживаясь в гавани Порт-Артура и ожидая прихода 2-й Тихоокеанской эскадры (которая тогда ещё только начала формироваться на Балтике) можно выиграть войну...
Алексеев НЕОДНОКРАТНО письменно и устно ТРЕБОВАЛ от Виттгефта
выйти из Порт-Артура и прорваться во Владивосток.
Витгефт, опираясь на нежелание большинства флагманов и командиров своей эскадры рисковать, всячески затягивал выход, изобретая порой для этого самые фантастические обоснования.
Витгефт решил руководить флотом коллегиально — все решения принимались на собраниях командиров отрядов и больших кораблей путем голосования, а поскольку лишь немногие офицеры имели СТРЕМЛЕНИЕ по-настоящему сражаться, то эскадра не обнаруживала чрезмерного желания вступать в бой с японской эскадрой.
Вначале это ещё было в рамках приличия, но потом вся эта ситуация стала выглядеть просто позорно.
Царскому наместнику Алексееву пришлось просто выталкивать нашу эскадру из артурской гавани. Причем удалось ему это сделать, только с третьего раза!!!
Ранее об этом речь уже шла, напомним основные вехи этой эпопеи.
6 мая Алексеев приказал Витгефту послать против десантного флота противника под Бицзыво 10–12 самых мощных эскадренных миноносцев под прикрытием крейсеров и броненосца «Пересвет».
Собрание командиров кораблей эскадры (под руководством Витгефта) отвергло это предложение, мотивируя отказ «общим неверием в успех этой акции». (!!!!)
Когда же наместник не поверил этому, собрание 7 мая решило выслать эскадренные миноносцы, но... к заливу Даляньвань на тот случай, если бы японцы намеревались высадить там десант.
(В школе нам рассказывали, что впервые Советы были созданы в Иваново-Вознесенске, во время знаменитой стачки тамошних ткачей, в 1905 году. Как видим, честь создания прототипа такого совета (да ещё обсуждавшего в осаждённой крепости боевые приказы, вместо их выполнения) принадлежит Витгефту и его флагманам!)
В результате, собрание офицеров эскадры обсуждает боевые приказы и ГОЛОСУЕТ (!!!) о том выполнять их, или нет.
В связи с общим подавленным настроением, неизбежно находятся причины типа «общего неверия в успех» и приказы игнорируются. Некоторые изобретённые на этих совещаниях аргументы звучали просто смехотворно (слишком велико расстояние, большой риск потерять эскадренные миноносцы, ясные лунные ночи), другие были более весомыми (плохое техническое состояние кораблей (в большинстве – новейших!!!), опасность минирования, японская блокада и т.п.).
Суть дела от этого не изменилась, и эскадра осталась в гавани.
Через несколько дней после проигранного боя под Вафангоу, Алексеев приказал Витгефту подготовить эскадру к выходу в море для прорыва во Владивосток, причем эскадра, усиленная вступившими в строй отремонтированными кораблями, должна была покинуть крепость «при первом удобном моменте».
Витгефт дал согласие.
Приказ об уходе эскадры (№ 177) был опубликован 20 июня в порт-артурской газете «Новый край». Это известие вызвало шок среди гарнизона крепости, а публикация приказа облегчила работу японской разведке, благодаря чему Того предпринял все необходимые приготовления. Таким образом, отпал элемент внезапности — одно из основных условий успеха».
Безусловно, это была ещё одна удивительная новация в военном деле: публикация в ГАЗЕТЕ (!!!) оперативного приказа о прорыве эскадры – инициатива необычайная и слабо способствующая сохранению внезапности такого мероприятия
Не удивительно, что и эта попытка прорыва была обречена на провал:
«Пройдя 37 км, около 18.00 российские суда встретились с главными силами адмирала Того (четыре броненосца, четыре броненосных крейсера и восемь легких, около тридцати эскадренных миноносцев и миноносцев). Противники двинулись параллельными курсами (расстояние — 12 км), стараясь занять наиболее выгодные позиции для боя.
Но в 18.50, совершенно неожиданно как для противника, так и для собственных экипажей, контр-адмирал Витгефт повернул эскадру к Порт-Артуру, приказав развить максимальную скорость. Видимо, превосходство японских сил показалось ему столь подавляющим, что он решил отказаться от боя...
Витгефт в донесении, посланном Алексееву 27 июня, объяснял провал операции «недостаточной практикой коллективных выходов в море и слабой боевой подготовкой команд». Кроме того, он выразил мнение, что эскадра должна прежде всего дождаться подхода подкреплений из России (2-я эскадра Рожественского), так как любая дальнейшая самостоятельная акция может «только привести к гибели эскадры»».
Как видим, никакой особенной опасности от японских мин в данном случае не возникло, боя не было и попытка прорыва провалилась ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО по вине нерешительности (мягко говоря) и неверия в свои силы самого Витгефта.
Была и третья попытка.
3 июля Витгефт получил телеграмму от наместника, в которой тот приказывал «пополнить запасы, обеспечить безопасный выход из порта и, выбрав наиболее подходящий момент, выйти с эскадрой в море, по мере возможности избегать боя, и идти во Владивосток, выбирая курс по своему усмотрению».
4 июля Контр-адмирал Витгефт провёл совещание флагманов и командиров по вопросу возможности прорыва во Владивосток. Коллективное мнение было зарезервировано протоколом, в котором говорилось, что требуемый наместником прорыв крайне затруднён минной опасностью на рейде, меньшей эскадренной скоростью русского флота и огромным минным флотом японцев. Также доказывалось, что уход эскадры, заставит вернуть на корабли орудия, отданные в крепость, и тем самым ослабит её оборону и ускорит падение Порт-Артура...
О решениях совета Витгефт не сообщил Алексееву, зато 12 июля в ответной телеграмме перечислил множество причин, которые, по его мнению, затрудняют выход эскадры в море, а в конце добавил, что видит лишь одну альтернативу: либо флот вместе с гарнизоном крепости останется до конца, ожидая прихода подкрепления, либо «погибнет, так как удобный момент для ухода во Владивосток может наступить только тогда, когда смерть будет везде — и спереди, и сзади».
В ответ наместник сообщил, что это ЛИЧНЫЙ ПРИКАЗ ЦАРЯ и его необходимо обсудить на специальном военном совете эскадры.
Совет состоялся 17 июля, и вновь все свелось к поиску разнообразных причин, которые могли удержать корабли на базе (слишком малая маршевая скорость, большое количество японских эскадренных миноносцев, крепость еще держится, но уход кораблей ускорит ее падение и т.п.).
25.07.1904 г. Порт-Артур
Японцы установив на высотах 120-мм полевые гаубицы, начали бомбардировку Артура. Русские броненосцы: "Ретвизан", "Пересвет" и "Победа" в 10.50 открыв ответный огонь, старались контр-батарейным огнём главного калибра уничтожить японские батареи. Ответный огонь продолжался с перерывами до самого вечера. В результате те японские батареи, местоположение которых на западных склонах Волчьих гор было определено, были подавлены. В броненосец "Цесаревич" попало два снаряда: один попал в броневой пояс, другой в адмиральскую рубку, где находилась телефонная станция. Взрывом был убит телефонист и получили ранение: в плечо контр-адмирал Витгефт и его старший флаг-офицер лейтенант М.А.Кедров, а также 2 матроса. Крепость и флот не понесли существенных повреждений, хотя японцы выпустили до 100 снарядов. Броненосец "Севастополь" закончил ремонт и готовился снять кессон.
В этот день в Порт-Артур пришла телеграмма наместника адмирала Алексеева за №24 от 18.07.1904 г., в которой он, выражал несогласие с протоколом от 4.07.1904 г. "...флот, имея своё особое назначение, отнюдь не может связывать свою участь с судьбой крепости. Нельзя допустить, чтобы он ради обороны крепости мог бы сделаться трофеем неприятеля и погиб от своих рук". "Вновь подтверждаю... к неуклонному исполнению вывести эскадру из Порт-Артура... невыход эскадры в море вопреки высочайшей воле и моим приказаниям и гибель ее в гавани в случае падения крепости лягут тяжелой ответственностью перед законом, лягут неизгладимым пятном на андреевский флаг и честь родного флота. Настоящую телеграмму сделать известной всем адмиралам и командирам".
Просто чёрт знает что творилось тогда в нашей Артурской эскадре!!!
Несмотря на неоднократные приказания царского наместника и ВЫСОЧАЙШУЮ волю Николая 2-го, выраженную в особой телеграмме с повелением пойти на прорыв, Витгефт и его флагманы отнюдь не спешат это выполнять. Более того, Витгефт собирает различные совещания своих командиров, на которых ОБСУЖДАЕТ с ними эти приказы и повеления и протоколирует (!!!) свои несогласия с ними.
Витгефт имел перед эскадрой Того несомненное преимущество в числе броненосцев, количестве и калибре орудий на них. ( Против 4-х японских броненосцев он имел ШЕСТЬ своих новейших броненосцев).
А ведь именно от броненосцев и точночти огня их орудий главного калибра и зависел тогда исход эскадренного боя.
«Минная опасность», которой прикрывался Витгефт, конечно же существовала, но только в районе самого Порт-Артура, далее путь был свободен от мин до самого Владивостока. Как показали дальнейшие события, при энергичном командовании и СТРЕМЛЕНИИ ВСЕХ русских флагманов и командиров осуществить прорыв, он был вполне возможен.
Для успеха не хватило командирской воли, целеустремлённости и ...везения.
Впрочем, не мной замечено, что везение и удача нередко бывает на стороне более достойных ...
Алексеев, взбешённый непрерывными отсрочками и всё новыми «объективными» причинами, мешавшими Витгефту пойти на прорыв, требует, чтобы текст его телеграммы был доведён до всех командиров судов, не без основания предполагая, что именно «верхушка» артурской эскадры не слишком-то рвётся в бой с японским флотом.
Даже начало обстрела наших кораблей в гавани Артура японскими полевыми гаубицами не слишком-то повлияло на Витгефта и его флагманов.
(Меня всегда удивляло, почему нашим флотом так неудачно была организована контрбатарейная борьба в Порт-Артуре.
Посудите сами, в этом случае: против лёгких 120 мм полевых японских гаубиц мы могли использовать 12 дм (305 мм) дальнобойные орудия броненосцев: «Цесаревич», «Ретвизан», «Севастополь», «Полтава», «Победа», «Пересвет» - это не считая 8 и 6 дм орудий канонерок и крейсеров. В наших руках ещё были все окрестные господствующие высоты, с которых можно было организовать корректировку ответного огня так, чтобы не просто подавлять, а уничтожать японские батареи.
Однако этого не получалось.
Видимо – не хватало умения и желания сделать это как следует.
А о том, что стреляли наши моряки нередко, к сожалению, из рук вон плохо говорит такой пример:
«12 июля 1904г. был задержан германский пароход "Теа", следовавший с контрабандным грузом рыбы, после того как команда парохода была свезена на русские крейсера, "Рюрику" был отдан приказ утопить "Теа", что он и сделал стреляя более 4 часов в борта не отвечающего транспорта».( «История действий на море в Русско-Японскую войну 1904-1905 г.г.»)
«Рюрик» входил во владивостокский отряд крейсеров и был вооружен четырьмя 8 дм (203 мм) и 16-ю 6 дм (152 мм) орудиями.
Как можно было из них более 4-х часов топить обычное транспортное небронированное судно – понять сложно).
Алексеев окончательно потерял терпение и 30 июля в категорической форме приказал Витгефту выйти в море, мотивируя это невыгодной оперативной ситуацией, в которой оказались армия и флот, и объяснив ему, что после соединения с владивостокским отрядом эскадра может результативно действовать на морских коммуникациях противника, ослабляя таким образом наступательную инициативу японцев в Маньчжурии.
7 августа Витгефт получил депешу от наместника с категорическим требованием покинуть Порт-Артур под угрозой не только уголовной ответственности, но и «пятна позора, которое ляжет на Андреевский флаг, если эскадра будет затоплена в порту».
После этого дальше тянуть время стало просто невозможно.
8 августа Витгефт собрал на флагманском «Цесаревиче» военный совет. Он сообщил присутствующим о приказе Алексеева и назначил выход кораблей на 6.00 10 августа, дав указание пополнить запасы угля и продовольствия. Однако Витгефт не представил плана операции, ограничившись утверждениями, что будет действовать по инструкциям, разработанным Макаровым, и добавил, что целиком полагается на инициативу командиров кораблей...
Хотя все собравшиеся давно ожидали подобного приказа, в подавляющем большинстве командиры кораблей высказались против похода к Владивостоку, что уже само по себе не сулило ничего хорошего...
В ночь на 10 августа 1904 г. корабли эскадры, назначенные для прорыва, были готовы к выходу.
Во Владивосток уходили броненосцы "Цесаревич", "Ретвизан", "Победа", "Полтава", "Пересвет" и "Севастополь"; крейсера "Аскольд", "Паллада", "Диана" и "Новик"; контрминоносцы "Выносливый", "Бесшумный", "Властный", "Грозовой", "Бойкий", "Бурный", "Беспощадный" и "Бесстрашный" и госпитальный транспорт "Монголия". Остальные корабли, в том числе и броненосный крейсер "Баян", незадолго до выхода подорвавшийся на мине, оставались для обороны крепости...
Оставляя Порт-Артур, Витгефт донес адмиралу Алексееву: "Согласно предписанию выхожу с эскадрою прорываться во Владивосток. Лично и собрание флагманов и командиров, принимая во внимание все местные условия, были против выхода, не ожидая успеха прорыва и ускоряя сдачу Артура, о чем доносил неоднократно". Командующий и большинство его командиров еще задолго до выхода не верили в благоприятный его исход и с этой мыслью шли в бой.
Сам Витгефт, свыкшись с мыслью, что эскадра не может одержать победу и прорваться во Владивосток, не проявлял должной инициативы и не принимал решительных мер, чтобы организовать победу и разгромить врага.
Сражение было неизбежно. В предстоящем бою Витгефт мог рассчитывать на успех, имея явное преимущество в броненосцах, от огня которых во многом зависел успех боя. Русские имели превосходство в артиллерии главного калибра, японцы в свою очередь имели преимущество в скорости хода кораблей своих главных сил и артиллерии среднего калибра а также могли выбирать дистанцию огня и наиболее выгодный для них строй.
Как и следовало ожидать, отсутствие плана действий, угнетенное настроение Витгефта, вкупе с нерешительностью остальных флагманов и предрешило провал операции.
После того, как Витгефт был убит на «Цесаревиче», управление нашей эскадрой было потеряно.
БОльшая часть наших кораблей вернулась в Порт-Артур, другие же действовали самостоятельно, на свой страх и риск: некоторым удалось прорваться в нейтральные порты, где они и были интернированы (броненосец «Цесаревич», крейсера «Диана» и «Аскольд»).
Наиболее интересна судьба крейсера «Новик». После боя он самостоятельно прорвался в нейтральный (германский) порт Циндао. Затем, обогнув Японию с востока, пришёл в Корсаков на острове Сахалин — за углём. Там он был обнаружен и вынужден принять бой с японским крейсером «Цусима». Получил 3 попадания под ватерлинию и свыше 10 в надстройку, после чего вышел из боя — противником не преследовался. Командир, получив данные радиоперехвата о присутствии других вражеских кораблей, принял решение затопить крейсер. 20 августа 1904 в 23 часа 30 минут крейсер лёг на грунт. На следующее утро японский крейсер «Читосэ», войдя на рейд Корсакова, выпустил по выступающим из воды частям крейсера и городу около 100 снарядов. Часть экипажа «Новика» была эвакуирована во Владивосток.
16 июля 1906 «Новик» был поднят японцами, отремонтирован и 11 июля 1908 года вступил в строй в под названием «Судзуя».
Русские были разбиты, не потеряв в бою НИ ОДНОГО корабля. Впрочем, сломлены морально они были уже задолго до этого сражения...
О том, какие настроения преобладали на сухопутном фронте поговорим в следующей главе.
На фото: крейсер "Аскольд", интернированный в Шанхае. (Из 5 его труб после боя осталось только 3)
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/07/02/308