– Стоишь, бомжара?! – Лёха опустился на тротуар, примостив свой нехитрый скарб к босоногому памятнику Антону Павловичу Чехову.
Памятник был, действительно, оригинальный. Чехов в стареньком дождевике стоит на бронзовом пятаке величиной с канализационный люк. Его босые ноги цепляются пальцами за край "пятака", по периметру которого выведено: «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, завалившегося в канаву и не читавшего Каштанки».
Изваяние выглядело так, словно его вылепил тот самый гражданин,
как ему запомнилось. Со стороны это творение более всего напоминало бронзовую ёлку, чем памятник классику русской литературы.
Лёха называл его по-своему:
– Чех Антоха.
Каждый раз, спускаясь из своей вотчины – старейшей части города, где когда-то стояла крепость, по брусчатке, ведущей к соборной площади, в такт неровной походке в голове его звучало:
– Чех Антоха, Чех Антоха...
Лёха брёл, наклонив голову, привычно высматривая «добычу» и каждый раз останавливался, упёршись взглядом в широкий бронзовый пятак постамента.
– Во-о-о, бляха муха!.. Опять ты?!.. – искренне удивлялся он, переводя взгляд на лицо в пенсне, с интеллигентской бородкой.
Его словно магнитом тянуло к одиноко стоявшему памятнику. Лишь ему Лёха мог поведать свою грустную историю. Они часами «беседовали» о смысле бытия.
Правда, эту идиллию часто прерывал наряд милиции или охранники из ресторана напротив. Нестандартный Лёхин прикид не вписывался в пейзаж набережной.
Но встречи продолжались, и постепенно он поведал собрату о своей запутанной, мягко говоря, не состоявшейся жизни.
Во время учёбы на филфаке Ленинградского университета, Алексей был увлечён творчеством Сергея Есенина. Может быть,по молодости – игра в декадентство, как дань моды тех «тёплых» лет, а, скорее всего, по природной бесшабашности, но частенько они с приятелями устраивали публичные чтения Есенинских стихов
прямо на улицах Ленинграда.
После очередного выступления его пригласили в деканат и объявили, что дальнейшее обучение ему предстоит продолжить на своей родине в педагогическом институте. Документы в Барнаул уже выслали.
По окончании ВУЗа Алексей смог устроиться на работу только в вечернюю школу, которую в народе называли – «ШаРаМыжкой».
Контингент в классах ШРМ был живописным: рядом с пэтэушником мог сидеть седоусый милиционер или пожарник – им не давали очередного звания, пока не получат аттестат о среднем образовании.Кому-то не повышали разряд, не подписывали наградной лист, одним словом, парты в классах не пустовали.
Отношения «учитель-ученик» были своеобразными. Когда у Алексея родился первенец, «обмывал» сына со своими учениками недели две. Через восемь лет, когда Алексей был уже директором школы, у него родилась дочь. После этого события он опохмелялся ежедневно на протяжении многих лет.
Из школы его «попросили». Перебивался случайными заработками.
А когда жене на работе выделили земельный участок на берегу Оби, устроился на дебаркадер – «остановка «Луговое». Из плавунов, выловленных в реке, срубил избушку четыре на четыре, сложил печь и до ноября в город не показывался.
На зиму друзья находили ему работу то инженером по технике безопасности, то мастером в ЖЭУ, всё-таки, высшее образование. Но больше двух месяцев Алексей нигде не задерживался, а весной вновь на реку.
Когда дебаркадер от садоводства убрали, он присоединился к береговым бомжам и стал для них в доску своим – Лёхой.
Сквернословить, как его новые друзья, Алексей не любил – привычка из прежней жизни. Всё-таки он хоть немного, но Ленинградец. Поэтому всех, кто его «доставал», посылал к Богу. За что получил прозвище Алексей – Божий человек.
В пьяном угаре шли годы. Сын окончил институт, женился, обзавёлся ребёнком.
Дочь поступила в медицинский институт и на третьем курсе перешла жить к взрослому мужику.
В зеркало Лёха давно не смотрел. Чего он там не видел?.. Но и сейчас, с теперешними мозгами, он мог по памяти прочитать «Анну Снегину» от начала до конца, если находились благодарные слушатели.
Однажды, после удачного улова, решил навестить жену, побаловать рыбкой. На перекладных добрался до города, поднялся на свой этаж, остановился перевести дыхание.
Дверь в квартиру была приоткрыта, оттуда доносились голоса. Обычная беседа супругов.
От неожиданности он присел.
Из распахнувшейся двери вышел плотный мужик в трико и майке в облипочку с мусорным ведром в руках и, не обращая внимания на притихшего бомжа, пошёл вниз по лестнице.
– Может, так оно и лучше?.. – вздохнул Лёха.
Упираясь руками о стену, с трудом поднялся, закинул свою ношу за спину и, пошатываясь, направился по тому же маршруту, что и давешний гражданин.
Через час он добрёл до вокзала, там быстро нашлись друзья, и понеслось-поехало. Кочевал с вокзала на вокзал, из города в город. И что его всегда удивляло – это типажи людей, лица в каждом новом городе до удивления похожи на лица в предыдущем. Поэтому, когда Алексей проснулся здесь, в Томске, долго не мог понять, что вновь переехал.
– Понимаешь, брат Чех Антоха?! Ты – великий писатель, а я престарелый
бомж, вернее бомж перестарок. Но, вот мы стоим на берегу реки и плюём на эту суету сует, понимаешь?.. – Он долго смотрел в медные гляделки памятника, но не дождался ответа.
Редкие снежинки, выделывая сложные пируэты, оседали на бронзовые плечи и лицо писателя, но тут же таяли, стекая тонкими струйками.
Лёха сочувственно кивал, провожая их взглядом.
– Вот так и мы, кружим по жизни, кружим, а в итоге?.. – Вздохнул
и, неожиданно для себя, затянул речитативом:
Мы нисколечко с тобой не постарели,
Только волосы немного поседели.
Отшумят, уйдут в года наши метели.
Будем снова, снова слушать звон капели…
Сморгнул слезу, вяло выдохнул:
– Бывай здоров, Чех Антоха!.. – Нехотя повернулся и заковылял в сторону брусчатки, ведущей к старой крепости.
Он почти добрёл до своей «норы», бормоча себе под нос:
– Не приведи, Господи! Что бы Россия вот так, как я… по миру с протянутой рукой, стыдоба-то какая!..
В этот момент увидел у самого края тропинки вмёрзшую в землю пятирублёвую монету. Неуклюже наклонился, чтобы выцарапать её, покачнулся и кубарем покатился под гору. Ударился о кучу слежавшегося мусора, подскочил, как рассохшаяся бочка, перелетел через незамёрзший ручей и звучно шмякнулся у покосившегося забора.
Какое-то время лежал не шевелясь, затем сделал попытку подняться,вяло махнул рукой и затих.
Ночью выпал обильный снег и уже не растаял…