Первое поле.
Продолжаю.
Итак, в мае 1972 года мы приехали в Зею, Зейскую геолого-съёмочную экспедицию. Зея оказалась очень уютным живописным городком, на берегу реки Зея (левый приток Амура), у подножья хребтов Тукурингра и Соктохан. Весной городок утопал в зелёном бархате от распускающихся лиственниц. Снабжение в городе по тем временам было довольно сносное. Гидростроители готовились к перекрытию реки, чтобы возвести Зейскую ГЭС. Как молодым специалистам никакого жилья нам не дали. Жили в местной гостинице (туалет на улице, вода в колонке) неделю, потом нас вертолётом МИ-4 закинули в «поле». Наши вещи, это тюк с постельными принадлежностями, таз, пару кастрюль, да пару рюкзаков, мы оставили на складе экспедиции.
Определили нас в Джескогонскую партию, фронт работ которой (2 топографических листа масштаба 1/50 тыс.) располагался на границе с Якутией к северу от Зеи за хребтом Джагды. Далее простиралась Якутия, хребет Черского и т.д. База партии располагалась в устье реки Унья. База - это несколько рубленых избушек, несколько обустроенных палаток, на берегу баня по чёрному, столовая с пекарней, лабаз, ледник, да туалет. Я была поражена пейзажем. Кругом огромные горы с заснеженными вершинами, абсолютные отметки которых достигали 2000 м над уровнем моря. Относительные превышения до 900-1000 м. Состав партии был более интеллигентный, чем в разведке, здесь ИТР преобладали над рабочими. Последнее слово было за нами, и ругаться рабочим было запрещено. ИТР - выпускники Ленинградского горного, МГУ, мы из ВГУ, техники-геологи уж не помню откуда.
Разместились по палаткам, нам досталась палатка с железной печкой, столиком и нарами, и стали готовиться к работе. Суть работы заключалась в следующем: составление более точных геологических карт и попутные поиски полезных ископаемых. В Советском Союзе работы велись по плану. Вся территория была покрыта геологической съёмкой масштаба 1/200 тыс. Это довольно редкая сеть маршрутов через 2 км друг от друга. Геологическая карта отрисованная по этим маршрутам была довольно схематична. Мы занимались геологической съёмкой масштаба 1/50 тыс., при которой густота маршрутов 500 м и результат – довольно точная геологическая карта. Протяженность маршрутов 6-7 км, с обязательным описанием точек через 500 м, ну и описанием всего хода, особенно обнажений с точной их привязкой. Поэтому идёшь строго по компасу и считаешь шаги парами или тройками. У меня 33 пары – 50 м. Часто после маршрута ещё долго машинально считаешь в уме.
В маршруте ведётся отбор образцов всех разновидностей пород, и обязательно пробы изменённых пород, кварца на спектральный анализ. (Это часть поисков полезных ископаемых, в основном золота). 5-6 км маршрута это вроде бы и немного, но ещё временами 10 км подход до начала маршрута и столько, же после окончания пустым ходом. Вот и набегает 25-30 км по пересечённой горно-таёжной местности, через завалы, болота, реки и горы.
Первые маршруты делали с базы. Нас, как молодых специалистов, поставили стажироваться к опытным геологам. В маршрут обычно ходят по 3 человека. Геолог ведёт маршрут, геофизик через 50 метров замеряет радиацию радиометром на предмет обнаружения урана (стратегического сырья) и маршрутный рабочий, который несёт рюкзак с пробами и образцами. Но часто третьего не бывает, поэтому образцы несёт геофизик, часть камней прихватывает и геолог.
В первый маршрут меня прикрепили к двум опытным специалистам: Люсе из МГУ и Мишке геофизику из иркутского техникума. Маршрут представлял собой «стиральную доску», т.е. три подъёма на довольно высокие горы, и соответственно три спуска. Мои наставники – это были уже довольно тренированные ребята, что лоси, я за ними плелась чуть живая, а в конце маршрута чуть ли не на четвереньках. Ноги в сапогах с портянками сбила о камни и всякие сучья. Приплелась на базу, что-то поклевала на кухне и от усталости упала на нары без чувств. Утром встала, всё тело болит, как будто по мне кто-то походил. Я почему-то думала, что на следующий день мне дадут отдохнуть. Но не тут-то было, опять в маршрут, но благо маршрут был маленький и не по бурелому, а вдоль реки по коренным обнажениям, всего 2 км. Такие маршруты очень важны, т.к. обнажения детально описывают, зарисовывают контакты слоёв, замеряют углы падения, отбирают образцы. По этим данным потом строят геологические разрезы. Ну, Люся с Мишкой там что-то соображали, писали, а я отдыхала, блаженствовала, валялась на солнышке, на каждом обнажении. Позже Люся мне говорила, что они были очень недовольны тем, что им навязали такую размазню.
Потихоньку я втянулась в работу. Рабочего, чтобы таскать камни мне не хватило, дали в помощь девчонку-студентку-геофизика и вперёд. Оружие в тот год мы с мужем получить не успели. В следующем полевом сезоне и далее мне выдавали семизарядный револьвер системы «наган» 1936 года выпуска. К нему давали 2 обоймы и 4 патрона на пристрелку. По окончании полевого сезона нужно было письменно отчитаться за каждый патрон. Вот и ходили мы в маршруты две безоружные девчонки, в районе, где зверья было полно. Но господь миловал, в этой партии за два полевых сезона я не встретила никого, ни зверей, ни людей. Самый ближайший эвенкийский посёлок Бомнак, находился в 200 км к северу от нашей площади. Иногда в каком-нибудь гнилом месте было жутковато, тогда я просила студентку посвистеть, она это умела, свистела как соловей-разбойник.
Насекомые
Весна начиналась с майских энцефалитных клещей, они наиболее опасны. Раньше от их укусов люди или умирали, или становились инвалидами. Мы были привитыми, возможно и нас кусали такие клещи, бывало, выдернешь энное количество клещей, а потом недомогаешь. Потом где-то в июне начинается комариное марево. Вот в Воронеже люди жалуются, что в лесу комары, а я считаю, что тут их просто нет. В этот сезон без накомарника невозможно было находиться. В накомарнике тоже плохо, особенно трудно есть, поднимешь сетку, чтобы проглотить ложку еды, а комаров под сетку набивается тьма. Спать в накомарнике тоже плохо, душно, и места, к которым прилегает сетка (это ухо, нос), к утру распухают от укусов.
В июле появляются пауты (оводы), огромные мухи с зелёными глазами, которые прокусывают даже энцефалитку. Когда первая на меня села, я заорала с перепугу, но потом к ним привыкла. Их было столько, что из-за них не было видно ни сапог, ни полевой сумки (они любят чёрный свет). Потом была мошка, которая заползала за ремешок часов, лямку рюкзака и прогрызала там ходы. Затем мокрец (гнус) – это ещё хуже, его почти не видно (размер менее 1 мм). Лежишь в спальнике и не понимаешь, что тебя кусает.
В августе появляются сохатиные клещи. Это вообще мразь, клещи с крыльями, по виду что-то между клещами и пауками. Они садятся на тебя, скидывают крылья и боком пятятся по одежде. Голое место не кусают, а забираются в голову и там впиваются. Я к ним относилась хорошо, поскольку они были не энцефалитные. Последними в сентябре появляются крупные осенние клещи, которые уже не опасны.
Об охоте и рыбалке
Много было рябчиков, наелись. В начале первого сезона завалили пару лосей, которых потом долго ели. Очень интересно ловили дикуш (это непуганые рябчики, которые водились ближе к вершинам гор). Пули на них не тратили, ловили петлёй. Дикуши подпускали к себе очень близко, когда подносили к ним петлю, они практически сами совали в неё голову. В другом сезоне рабочие застрелили пару медведей. Годовалого медведя можно было есть, а у старого мясо, как резина, так и выбросили. Кушали уток, глухарей. Глухарь – это 3 кг мяса. Вкус у дичи специфический, т.к. питается она брусничными листочками и ягодами, почками пахучего багульника.
Один раз в маршруте глухарь сел где-то метров в 7-8 от меня на ветку дерева. Ну, я думала всех удивить. Руку стабилизировала, хорошо прицелилась, выстрелила, промазала и глухарь важно полетел своим путём. Как-то подстрелил мой студент зайца, уже белого. Жаль, конечно, но голод не тётка. Принесли на стоянку, я его распотрошила, и все хорошо поужинали.
Рыбы в реках было полно. В горных районах в изобилии водились ленки (ленок, это не линь), хариусы, на нерест заходили таймени. Тайменей ловили следующим способом: перегораживали реку, ловили волейбольной сеткой, рыбацкую сетку рыбины дырявили как торпеды. А когда таймень запутывался в сетке, расстреливали его из карабина, иначе его не возьмёшь. У меня есть фото, где я стою с тайменем, так он мне от земли до плеча. В пасти огромные острые зубы, а в желудке много мелкой и средней рыбы. В более южных районах, в таликовых озёрах водились ротаны, караси, краснопёрки. Причём рыба непуганая, ловилась даже на окурки.
В тайге сезон на сезон не приходился. Один сезон изобиловал дичью и рыбой, а другой совершенно пустой. В маршруте не встретишь никого.
Один раз с мужем в первый сезон ходили на рыбалку вечером на ночь. Удили на реке Унье. Днём ловили на блесну «Неман». Ночью там рыбачат исключительно на мышку. Шьют из старого меха. Когда закидывают спиннинг, мышка шлёпается и у рыбы создаётся впечатление, что плюхнулась настоящая мышь. Поймали тогда штук 10 ленков, крупных. Закоптили и осенью повезли в отпуск в Воронеж.
Экстремальные ситуации, когда можно было погибнуть, были, но об этом позже. Это уж следующие истории.