Ангел в таблетке

Эжен Париж
Позавчера ночью я видел чёрную звезду и понял, как сознательно мы можем уходить из жизни тела... Это совсем другое... Нас учат... Нас готовят к переходу... Мы не одиноки... Это очень мотивирует на жизнь в теле, в этой рубашке для души, в которой мы рождены...
Да . Это было именно другое... Моё тело сковало чувство... которое для духа предназначенное было... Это был ночной сон, который в явь... Теперь я знаю, что однажды меня просто заберут из тела... Я буду всё помнить... ВСЁ БУДУ ПОНИМАТЬ Это было откровение... теперь я знаю - смерти нет... по крайней мере, для меня... Долго не мог на неё смотреть и отвернулся... Но мои учителя, мои кураторы и сопровождающие, они предлагали мне смотреть на звезду... Предлагали, но не обязывали. Моё тело опоясали широкие, толстые самозакрывающиеся ремни... И я начал слушать гул звезды... Он был особенный, вызывающий во мне первобытный страх... С одной стороны меня это сверхъестественное ощущение увлекало, но с другой стороны мышечные рефлексы тела, спазматические, спровоцированные страхом неизвестности, проявили себя во мне со всей неконтролируемой силой, на которую способен конгломерат ( сила, дух, душа, тело ); я рванулся, как олень попавшийся в сети... И понял, что силок затянулся - мне не вырваться живым.


- Проходите. Присаживайтесь...

- Можно я куртку сниму.

- Да, пожалуйста. - Повернувшись спиной к врачу, Саша стаскивал со спины куртку. -
Он собирался пальцами привести в нужное положение петельку на куртке, чтобы аккуратно расположить её у края воротника. Нанизывание на свободный выступ составило сет из дискретных отрезков объеденённых общей геометрией. Водружённая к месту куртка, обозначила в пространстве обоснованность и предзаданность возникшей ситуации, её подлинные суть и смысл. Происходящее могло бы показаться напоминанием, о медленно продвигающейся через проектор киноплёнки, диспозиция изображения которой отображалось в режиме slow moving. После тридцати таблеток парацетамола, которые он выпил за последние сутки, теперь всё у него получалось с такой особенно медленной скоростью. Рядом с курткой, воздвигнутой на отдельный крючок, декорацию врачебного кабинета сценографически украсил широкий мышиного цвета берет.
Пока вновь прибывший проделывал свои движения по размещению одежды, врач - молодая и весьма привлекательная, с умными, проницательными глазами, закончив составление амбулаторной записи, изучала его со спины. Она наблюдала очевидную заторможенность реакций пациента, и, тут же делала для себя вывод о том, что посетитель странноват, но состояние его ей показалось стабильным, тем более, что во внешности, вновь прибывшего, не наблюдалось явных признаков телесных повреждений, которые бы сразу характеризовали причину его прибытия на приём.
" Заболевание с которым он пожаловал - внутри? " - предварительно определила врач, - " ну, что же послушаем, что он будет теперь про себя врать ". - События происходили в отделении экстренной медицины центральной региональной больницы, способности которой восходили к оперированию ста разной сложности операций за сутки. Весь персонал, который годами подбирался, всё же никак не мог избавиться от предубеждённого отношения, не взирая на высокий профессионализм. Но это уже болезнь эпохи.

- Как, вы, себя чувствуете? Что с вами произошло?

- У меня очень сильно болит челюсть. За последние тридцать часов я выпил тридцать таблеток парацетамола, девять таблеток снотворного - названия их не помню, как - то на " экс ": диазепекс, и, одну таблетку ебупрофена.

- Ибупрофена,- поправила доктор.- С какого времени, вы, начали принимать парацетамол? С четвёртого июня?

- Нет, я начал их пить пятого, в четыре ночи первый раз, - Саша вспомнил, что четвёртого был день рождения мамы, но он так её и не поздравил. В тот день Владка послала его к чертям: с этого всё и началось, - " видимо она действительно сильна со своими проклятиями " - мелькнуло в сознании.

- Вы, понимаете, что парацетамол очень токсичен и, чрезмерное употребление этого лекарства приводит к дисфункции некоторых внутренних органов?

- Да я, кажется, знаю. Но у меня очень нестерпимая боль, - серый, землистый цвет лица подтверждал правдивость рассказчика; - я обратился пятого к зубному, но она сказала, что не будет лечить этот зуб, так как он в порядке, и, если я хочу, то мне необходимо к хирургу. Что мне ещё оставалось?

Он потупил взгляд и принялся пальцами на коленях ворошить и перебирать кипу бумажек, пытаясь составлять из этой кипы, всю последовательность истории своих злоключений.
- Вот, чек об оплате посещения зубного. Вот, аннотация к антибиотику далацин, который прописала зубная доктор, - Саша стесняясь перекладывал листочки с колен на самый краешек стола, чтоб врачу было лучше видно. - Это стомотологическая поликлиника на Уус - Садама. Вы, знаете там есть медикум центрум?- продолжал прояснять ситуацию Саша,- имя врача Кадри Калев.
Симпатичная особа бегло взглянула на задокументированное свидетельство его действий. Хотя, оно было и косвенным во многом, но всё же выглядела достоверным. Не отвечая на его вопрос знает или нет она поликлинику на Уус - Садама, или не знает, ведь, знать была не обязана, - поэтому, просто, добавила:
- Можете оставить все эти бумаги пока у себе. Сейчас они мне не нужны.
- Ааа - направление от семейного?- заволновался Саша. - один лист врач всё же выбрала для себя:
- Его я оставляю пока себе,- заявила симпатичная доктор.
Саша, находясь под впечатлением её женского очарования, увидел, что к планшетке с прищепкой, прикреплены два листа А4, один из которых был ему знаком: это было направление, три часа назад полученное им, от семейного доктора Бориса Эдуардовича. Который, узнав о тридцати дозах парацетамола, единственно, произнёс:
" Привет с того света! " - и тут же распорядился, чтобы бессменная ассистентка и секретарь Ира распечатала на принтере направление в отделение челюстно - лицевой хирургии.

- А сейчас, чем мы можем вам помочь?- поинтересовалась особа с умными и красивыми глазами, от чего Саша снова смутился:
- Я зашёл попросить какое- нибудь обезболивание,- смущённо процедил он не глядя на врача - потому что мне необходимо куда - нибудь доехать. Но я не понимаю, как мне теперь дожить до утра.
У привлекательной особы был очень проникновенный приятный голос, который теперь зазвучал с некоторым удивлением в интонации:
- Вы, сейчас чувствуете боль?- поинтересовалась врач.
Саша приподнял глаза на уровень её взгляда, и ещё раз удивившись её красоте и очаровательному обаянию, которые источала из себя молодая врач, искренне признался:
- Когда я сейчас с вами разговариваю, то я боли не чувствую совсем.
После его признания, с проницательным взглядом особа, мгновенно что - то уловив, решилась на какое то действие. Это отразилось едва уловимой для внимания искринкой во взгляде. Она произнесла лаконично и более, чем отчётливо, как бы настаивая на исключительности случая:
- Я не могу сейчас самостоятельно принять решение, мне нужно кое с кем переговорить. Вы, сможете здесь посидеть некоторое время один?
Располагаясь на кожаном кресле с подлокотниками цвета кофе со сливками, Саша принялся ждать. Теперь он осматривал кабинет для приёма посетителей и погружённо уносился мыслью.
После тех последних слов врача, он подумал о том, что вероятно, они даже между собой и не понимают друг другу, лишь улыбаются в ответ, весьма трогательно, ну, как бы разом уведомляя самих себя о чём- то для них теперь обоюдоважном; это как интрига, которая вяжет собою участников, возбуждая интерес к продолжению. Обаятельная особа, направляясь с планшетом в руках в сторону выхода, ещё раз одарила своего посетителя взглядом удивительного излучения глаз, и как бы сразу исчезла, оставив Сашу погружённым в раздумье, преодолевающее неизвестность. Он пронзал своим сознанием, истончившимся в иглу пронзительного интереса, происходящее, пытаясь заглянуть в создающееся теперь, где - то за гранью будущее. Которое теперь вновь становилось видимо, и, подпитывалось из источника, происходящих изменений: так формируются очертания судеб, правда, не все об этом знают. Одновременно прислушиваясь, к невидимому движению и течению внутренней жизни, ему думалось уже легко о том, что попадая в ситуации, когда что- то действительно решается, чувство боли, во- первых, становится сносным, во- вторых, терпимым. И даже, казалось бы, понимание делается особенно отчётливо ясным, то понимание, о котором можно сказать: " Вот именно теперь проявляется и существует некое пространственное качество, такое особое свойство, умеющее растворять, скованное железными зубами чувство боли. Оно тягучее, как ровный и мощный водный поток, и, растворяет всё инородное, чуждое, вредное не хуже сильного обезболивающего лекарства. Если бы всегда так жить, чтоб всё время чувствовать и понимать, как что- то по настоящему меняется, то тогда никакая боль не может быть препятствием для живого ощущения и мысли, отображающей это ощущение. А, что ещё нужно для полноты счастья, когда есть способность жить, ощущать и думать? ". - Такими мыслями наполняясь, Саша аккуратно, почти нежно коснулся самости, яркой и ясной отчуждённости от всех других прочих онтологических сущностей, от всех прочих иных людей, которые оставались за пределами этого кабинета, и, ничем, ну, совсем ничем ему не были обязаны.
Она появилась так же естественно внезапно, возникнув из неоткуда, как и прежде исчезла:- Вы, можете следовать за мной?
Они вышли и прошли через помещение, где находились ожидающие приёма. Он, единственно, бросил взгляд в сторону, где вальяжно расположившись на трёх сиденьях ожидал задержанный. Рядом с ним с напряжённой терпеливостью, по обе стороны от задержанного стояли два полицейских, мужчина и женщина. Теперь они проходили мимо стеклянного ограждения, за которым были две регистраторши: одна молодая и симпатичная, другая в возрасте и ничем непримечательная во внешности, как ему показалось.
Сашин номер был 4168. Ему не повезло попасть на молодую, которая совершенно была настроена отказать ему в приёме, отсылая его к зубному - зубному, который был на другом конце города и через два часа закрывался; в любом случае он бы не успел. Саша очень не любил в себе, те качества, которые подталкивают к настойчивости, решительным действиям. По опыту он знал, как это всё может перерасти в управляемую жестокость. Он вспомнил, как ещё пять минут тому назад положение и в этот раз, ну, просто- обязывало исчерпать все возможности, чтобы остаться в формате общего потока. И он стал объяснять тогда, и настаивать своею интенцией. Сопротивление было сломлено: " В конце- концов я не врач ",- призналась, переставшая сопротивляться молодая и симпатичная регистраторша. Наконец, предложила оплатить за посещение, и заполнила сопроводительный лист, так он попал на приём. Они прошли дальше, и теперь, Саша только мельком взглянул в сторону регистраторши, постараясь не отстать от привлекательной особы. Он всё ещё находился под её чарами и ощущением её покровительства. Их путь следовал по длинному коридору в конец которого как- то совсем не хотелось смотреть, и он смотрел себе в ноги. Обутый в ярко- зелёные кроссовки Nike, кстати, на этот раз очень удобные, он бесшумно и мягко ступал по разноцветным широким полосам, аккуратно выстеленного и подогнанного друг к другу линолеума, который был из рулона и разной ширины. Это увлекло его внимание и, вновь, погрузило в задумчивость. Всматриваясь в подогнанность, он стал припоминать последнюю встречу с мамой. Их разговор был похож на разговор, окончательно обидевшегося ребёнка, и, терпеливой матери, которая тоже не могла до конца скрывать свою досаду и разочарование от несостоявшихся надежд, порушенных ожиданий. Ощущение было о невозможности вернуться, которое эклектично сливалось с отчаянной решимостью не возвращаться. Периодически открывались широкие двустворчатые двери, сделанные из толстого стекла и помещённые в элегантные металлические каркасы, давая возможность продвигаться по пути следования вперёд.
- Сынок, почему, ты, не хочешь приехать?- спрашивала мама,- мне очень нужно тебя повидать.
- Мама, я всегда тебя бросаю, когда тебе очень нужна моя поддержка. Как, ты, думаешь- почему я так поступаю?
- Потому что ты всегда занят, или у тебя нет возможности.
- Мама, ну, опять ты начинаешь. Ведь, в последнее время хорошо жили. Я отдельно, ты, тоже... отдельно. Ну, зачем начинать всё заново?
- Сынок, мне перед людьми неловко, что при живой матери сын не желает о ней позаботиться.
- Мама, ну, перед какими людьми? Опять, ты, всё сочиняешь. Врать- то зачем?
Так почти незаметно они оказались внутри просторного прямоугольного помещения, с низконавесающими плоскостями. Функциональное ощущение и атмосфера внутреннего пространства этого помещения конструировались с помощью сопряжения полиморфной геометрии стен, потолков, инновационной мебели, аппаратуры и специального, видимо, предназначенного для медицинских целей оборудования. Повсеместное расположение с определённой заданностью предметов и коммуникативных систем, через трубы, трубки и всевозможное разнообразие профилей незамедлительно, но могущественно властно влекло сознание в те процессы и интерпретации событий, которые проявляли себя вовлечённостью в орбиту этой обособленной, изолированной от внешней среды действительности, которая себя обнаруживала ощущением непроявленной пока, но пульсирующей, сущей динамики. Относительность жизни, внезапность её- здесь, внутри, в пространстве подвижного четырёхмерного куба, с заковыристым названием ромбододекаэдр ощущалась особенным, похожим на откровение способом. Все обитатели куба с уверенным совершенством существовали и динамично функционировали в пределах заданной геометрии. Динамика и ритм через физическое ощущение стучались отсюда во все усюды. Это был центр маленькой искусственной вселенной. И ничего иного не оставалось, как впустить её в себя.
- Возьмите немного в сторону. Сейчас к нам уже подойдут,- услышал он призыв, находившейся с ним рядом привлекательной сопровождающей. Он обратил внимание, что теперь в ромбододекаэдре молодая врач сделалась прозрачной, светящейся голубоватым, приглушённым изнутри свечением. Вскоре к ним подошли. Это были люди, или существа похожие на людей. Некоторые из этих людей были в идентификационных одеждах, остальные в костюмах из светло- зелёного угле- пластика. Подкатилась на колёсах многофункциональная кровать- рама, выстеленная ослепительно голубым бельём, хотя ему показалось, что подплыла.
- Снимите вашу обувь и ложитесь,- услышал он, и принялся покорно, но с наслаждением развязывать нефритовые шнурки на неоновых кроссовках. Куртку и мышиный берет он бросил в ноги прокрустова ложа, и приняв горизонтальное положение поверх оных, сомкнул веки.
Он почувствовал, как к нему доносится во внимание некий внутренний монолог: " Моё сознание, оно запечатанное в капсуле, но струится. Оно приобретает способность прочувствовать, что времени нет, песок в часах иссяк - это коней времён. Удаётся проникать сквозь временное ощущение, уноситься быстро сквозь туннель. ",- Было не понятно чей это монолог, как он мог звучать в голове, но поражает увлекательность форм,- " Интересно то, что в человеческой стопе есть всего одна косточка " , - прозвучал мужской тенор, - " одна единственная небольшая косточка, размером со спичечную коробку, и связка, которых нет у приматов ",- Вот, это, действительно, интересно! Саша оживился.- Он увидел, как капсула с запечатанным человеческим сознанием движется очень быстро по туннелю к тому месту мира и человеческой истории, где образовалась эта удивительная косточка человеческой стопы. И вот, он визави перед его предком, который выпрямляясь встаёт на ноги и, превозмогая дискомфорт и боль, делает первые шаги. И вдруг побежал. Саша видел себя бегущим с ним рядом, но не понимал куда они бегут. Темп всё нарастает. За спиной чувствую слышится чей - то храп, чьё- то хриплое и могучее дыхание. За ними гонится догоняя, зверь. Это дикий клыкастый вепрь... Всё в ультра-фиолетовом тумане. Поднимается солнце. Оно большое. Огромное. Радиация очень сильная. Но удивительно, что это совсем заботит, и не беспокоит. он способен жить. Он осознаёт, что в нём живёт другое существо, которое не он. Он закончился вчера, перед тем, как сделаться капсулой "
- Как, ваше имя?
- Александр.
- Ваша фамилия?
- Пехонько.
- Ваш возраст.
- Сорок восемь, то есть пятьдесят. Кажется, пятьдесят пять.
В это время Саше, через уже установленный, венный катетер, который на внутреннем сгибе правого локтя уже пропускали в кровеносную систему раствор, содержащий далацин. Это делалось для поддержания метаболизма, для наполнения активным кислородом кровеносной системы. Раствор глюкозы с активными ионами наполненный электролитами перерабатывался митохондриями- извлекая аденозинтрифосфат, главный источник энергии организма. - Извините, у меня что- то с нервами сегодня. Я не в порядке,- его трясёт мелкой дрожью. Затем крупной. Раствор вымывает из кровеносной системы, примыкающей к тканям, парацетамол. От этого сразу же становится нестерпимо больно. Глаза наливаются и лопаются. Слёзы. Плакать стыдно, но что кроме этого остаётся?
Две очень молодые и красивые сущности женского пола, вьющиеся вокруг, да около. Недоумевают:
- Что за пациенты сегодня странные. Один страннее другого.
- Успокойтесь. Потерпите. Вы же мужчина. Теперь скоро будет легче.
- И ещё думают, и даже говорят о том, что они нас умнее.
- Послушайте. Вы слышите? Успокойтесь. Потерпите. Вы же мужчина!
- Я вас слышу
- Теперь скоро вам будет легче.
- Не говори ему ничего. Он нас не понимает, или не слышит.
- Он, что дементный?
- Очень может быть, что он поэтому и находится здесь-
- Послушайте! Вам достаточно одной таблетки,- Саше суют к самому носу лекарство - таблетку и стакан с водой. Он изгибается, чтоб запрокинув голову перорально принять болеутоляющее. Таблетка попадает в ротовую полость и, подхвачена потоком воды, сносится в гортань и в пищевод. Далее она продирается через сокращающиеся мышцы вглубь. В результате энергоэффективности мышц пищевода таблетка соскользывает по направлению к желудка и, вдруг- зависает на самом краю большой красно- лиловой пищеводно- желудочной грыжи, расположенной сос стороны, гоняющего кровь сердца. Грыжа огромная- размером с кулак боксёра- средневеса...
- Раз. Два. Три. Четыре,- Когда рефери успел открыть счёт. Саша стоит на ногах, но боль внизу живота не позволяет выпрямиться. Он озирается по сторонам и пытается сообразить, но не может взять в толк о всей щекотливости ситуации: ему отсчитывают нокдаун. Однако, от был уверен, что пропущенный удар пришёлся в запрещённое место - ниже пояса. Где тут справедливость судей? Голова гудит от пропущенных ударов. До конца поединка остаётся минута.
- Шесть. Семь. Восемь, - рефери не прекращал свой счёт.