П Р О З А И Ч Е С К И Е__ М И Н И А Т Ю Р Ы
З О Л О Т О Й___Д О Ж Д Ь
Он любил жизнь. Ему нравилось вдыхать зимний холодный воздух, особенно по вечерам, когда к нему примешивались, настоявшиеся за день, пары индустриализации.
Ему нравилось вдыхать весенний, терпкий, острый и едкий вечерний дым городов.
Он любил пронзительные краски природы после бурной грозы, когда все обнажено, а воздух резок и чист.
С увлечением играл в шахматы, интересовался международным положением, новинками искусства, коллекционировал марки, монеты, открытки и новые рецепты в области кулинарии. И вот, все нити порваны. Его нет.
Зачем он так жадно и восторженно жил, тратя свою жизнь на разнородные интересы? Есть люди, которые щедро растрачивают золотые минуты жизни на пустые забавы, - да и кто может точно определить границу между щедростью и мотовством.
Возможно, кипучая деятельность ума и сердца, направленная на достижение гордой цели не пропадает даром, а превращает минуты - малые дольки времени - яркой и целеустремленной жизни в энергию, благодаря которой возрождается гармония в нашем мире, во всей Вселенной.
Но как завораживает картина: человек, разбрасывающий свою жизнь золотым дождем, растворяющийся в его сиянии.
Б О Л О Т О
Спасаясь от настигавших его волков, не задумываясь, в порыве отчаяния, лось совершил огромный прыжок и угодил в болото. Сначала оно показалось ему Спасением и Другом: преследователи не могли приблизиться ни на шаг; мягкая влажная жижа остудила его разгоряченное тело, он весь погрузился в полусонное, расслабленное состояние, убаюкиваемый сумеречным фосфоресцирующим свечением и тлетворными зыбкими испарениями. Но через мгновение лось почувствовал, что его неумолимо тянет вниз. Он попробовал сопротивляться, но в какую бы сторону обреченный не сделал движение - всюду была зеленовато-черная, настоянная на перегное животных и растений аморфная невыразительная сила, которая не оказывала никакого сопротивления, но обволакивала и засасывала бедное животное.
Если бы лось вступил в бой с волками, то, наверное, дорого отдал бы свою жизнь, и погиб, как настоящий боец, видя в последнюю минуту реальную злобную силу, в которую он мог вонзиться зубами или нанести удары копытом. И, может быть, эхо этой схватки отозвалось где-нибудь в космосе, и ярче засияла какая-нибудь одинокая звезда, а последний предсмертный стон лося устремился бы вверх в небо, был притянут этой звездою, и растворился в ее одиноком и гордом сиянии, а вся Вселенная озарилась этим теплым лучистым светом, и в самых разных ее местах, в лучах жизнеутверждающего сияния, зародились миллионы жизней в память о погибшем борце. А сейчас лось медленно и неудержимо шел вниз.
Кто-то вспомнит о нем, кто-то заплачет, но разве ярче засияет в небе
хотя бы самая маленькая звезда?
ЖИВЫЕ СТРУНЫ
Как много нитей связывает Человека с жизнью. Есть крепкие, радостно звучащие, есть грустные, а есть и такие, которые Человек хочет порвать - они издают ударяющий, пронизывающий нервы звук и, как бы, покрыты пеленой неприятных, болезненных воспоминаний - и не может.
И вот, Человека нет. Все нити порваны. Многие нити сразу ослабевают и исчезают, другие - наоборот, держатся долго: одним концом они припаяны
к одной из сторон жизни, другим, оборвавшимся, тянутся к уже ушедшему человеку и образуют контур, обрамляющий, каждый раз неповторяющийся объем, заключающий в себе пустоту. Какой-то малый его участок еще можно чем-нибудь заполнить, но, я думаю, в жизни не было случая, чтобы все нити были соединены вновь. Постепенно все они слабеют, контур становится все бледнее, и, наконец, сливается с окружающей его средой.
Иными словами: все, что остается от Человека растворяется во Вселенной, нити, связывающие его с жизнью, превращаются в живые струны и рождают неповторимую мелодию, которая в бледных тенях умирающих струн, освобождается от всех земных пут, но, впитав все истинно земное, улетает в небо. Ее можно встретить в дуновении ветерка, касающегося нашей щеки, в изумрудной прозрачности капли дождя, падающей на землю, в сверкании искрящихся кристаллов снега, лежащего высоко в горах, в горном воздухе, обжигающим наши легкие и просветляющим нашу душу.
В Ы Б О Р
Лето. Сданы госэкзамены. Я иду по раскаленному тротуару: в руках - диплом, квалифицирующий меня как специалиста, передо мной разлетается в разные стороны тополиный пух, я иду завоевывать мир. Меня тянет поехать за город и окунуться в прохладную, остужающую разгоряченное тело влагу. Выходишь из воды, и по тебе струятся прозрачные, сверкающие в лучах летнего солнца, согретые теплом твоего тела, янтарные капли. Уткнешься головой в горячий песок, подгребешь его под себя, и сладостная дрожь пробежит по телу. На сердце радостно, легко и пусто. Кто ты? 3ачем ты? Извечные вопросы заполняют пустоту, и нет на них ответа, но зато бурно и пышно торжествует плоть.
Я не еду за город, а возвращаюсь домой, включаю репродуктор и жду: через несколько минут начнут передавать мою любимую музыку. Человек создает много культов, но из них я выделяю три: культ разума, культ тела, культ сердца - а выбираю последний. Щемящая прозрачная мелодия заполняет пустоту. Она не дает ответов, но, как бы, обволакивает тебя прозрачной пеленой и ты, растворяясь в ней, проникаешь во все и ни во что. Она не одурманивает тебя, не заставляет забыться, словно в наркотическом трансе, а приобщает к пресловутой мировой скорби, ты ощущаешь всю боль жизни и всю ее сладость. Ты понимаешь, что жить мучительно больно, но жить стоит, и перед тобой начинает мерцать множество целей, еще не ясных и расплывчатых, переливающихся всеми красками небесной лазури. Но ты не обольщаешься. Тебе претит "чистый" художник, культивирующий свой дух, оберегающий его от жестких прикосновений бытия и питающих дух жизненных соков. Я выбегаю на улицу и в стремительном порыве отдаю свое тело всем радостям жизни.
Р Е Ш Е Н И Е
Как много незаконченных вещей, как много вещей, требующих поправки и доделки, как много неверных поступков, как много тягостных воспоминаний. Так что же, смотреть на них, думать о них, пытаться что-то исправить? И смотреть, и думать, и пытаться что-то исправить, но, все-таки, идти вперед, ибо остальное - рутина, и только дерзкий порыв вперед, яростное стремление к неизвестному - это ли не смысл жизни?
С У Б С Т А Н Ц И Я
Молодость давно позади, но так же гулко бьется сердце, когда ранней весною идешь по тротуару, пригретому солнцем, ударяя ногой плавящиеся льдинки.
Так же щемяще сладостно забьется сердце при встрече с красивой девушкой; так же тревожно и болезненно оно будет биться в момент разрыва, а в момент расставания - все та же боль и тревога, но только окутанные дымкой светлой грусти. Понимание, что все это останется позади и может никогда не встретиться на твоем пути, но память навечно сохранит эти праздничные минуты, и, может быть, вся мелодия твоей жизни обогатится новыми чарующими переливами.
У человека стареет тело и разум, но чувства, притупляясь или обостряясь, в зависимости от колебаний жизненного тонуса, остаются такими же, как и в молодые годы. Это единственное, что не поддается действию времени, и, наверное, составляет сущность человека.
Р А Б О Т А
Автобус наш возвращается в гостиницу. Вечерние огни города: фонари, печально жмущиеся к обочинам тротуаров, светящиеся окна домов, брызжущие неоном и обычным светом электрических лампочек витрины магазинов и реклама - все это радостно встречает нас после тяжелого съемочного дня.
Впереди, нас ждет уют похожих одна на другую гостиниц, переговоры относительно подготовки новых съемочных объектов, переезды из одного города в другой, привокзальные буфеты и, сверкающие внешне, но такие же по содержанию, буфеты аэропортов, бесчисленные ожидания поездов, самолетов, мест в гостиницах, консультантов, актеров, перечисления денег, споры с начальниками смен вокзалов и аэропортов, с директорами гостиниц, руководителями предприятий, где планируется проведение съемок, начальниками транспортных агентств, где необходимо выбить транспорт для перевозки съемочной и осветительной аппаратуры и многое, многое другое, что останется в нас, когда мы вернемся домой, и не успеем придти в себя, как служебная необходимость снова позовет нас в дорогу.
Когда-нибудь, когда я, по ряду обстоятельств, буду вынужден сменить свою профессию, и буду каждый вечер приходить домой, регулярно питаться, а вокзалы или аэропорты видеть от силы два раза в год, я вспомню то время, вспомню и пойму, что это были моя молодость и моя зрелость. Я бы мог прожить их лучше, более счастливо, более интересно, но ничего не поделаешь, я прожил их, как прожил, и грешно отказываться оттого, что можно назвать лучшей частью моей жизни.
П Р И З Н А Н И Е
Зимний парк. Я смотрю на свой старенький, выцветший свитер и вспоминаю зимний, пустынный парк. Я шел в этом свитере вместе с ней, вдыхая холодный зимний воздух, а глаза наши излучали теплый солнечный свет. Ей нравился мой свитер.
- Одень его, - говорила она, собираясь представить меня своей семье. Он был на мне в канун Нового года, который мы встречали на вечеринке, у ее друзей. Он был свидетелем - и тихонько подтрунивал надо мной - когда я впервые обнял ее, и свидетелем, когда я обнял ее в последний раз.
Мы были с ним в разных переделках, но эти зимние дни до сих пор вызывают у меня прилив сладостной и щемящей грусти.
Я не поклоняюсь вещам. Если у меня есть хорошие, добротные вещи – хорошо. Если их нет - тоже хорошо. Но этот свитер мне дорог.
Мой старый, испытанный друг, одену-ка я тебя в этот день - первый день весны, и на яркой, обновляющейся улице, где еще гуляет холодный пронизывающий ветер, где светит яркое, но еще холодное солнце, а воздух вязок и резок, со мной будешь ты, мой верный товарищ.
ДОРОГА
Ветер в лицо - это чистая струя воздуха. Обычное, так нужное мне состояние. Но к прозрачности воздуха примешивается различный мусор и щебень. Их крупицы больно ударяют меня, вызывая болезненные тягостные ощущения. Если стоять на месте, то непредсказуемые порывы ветра дарят нам как чистоту и сладость жизни, так и ее жесткие болезненные прикосновения. Инородные тела не проносятся мимо, как при непрерывном движении, а падают к ногам, и по истечении определенного времени уже трудно вырваться из рожденной ими обволакивающей трясины. Поэтому я так люблю дорогу. В ней нет привычного комфорта и размеренного образа жизни, а чем стремительней движение, тем больнее и острее удары встречных мелких частиц...
Но струя воздуха смывает их с моего лица и тела.
...И только дерзкое и яростное движение, - которое не приближает к неясной и мерцающей цели, но дает ощущение полноты и остроты жизни, - и только в дороге можно увидеть такую картину: раненная бешеным движением птица, пытается отползти от мчащихся на нее смертоносных колес, а другая птица, клювом и крыльями поддерживая раненую, торопится пересечь опасную зону.
ПОДВИГ
Пробегая мимо плотины, он, назову его Человек, увидел падающий
с моста троллейбус. Вода поглотила троллейбус с людьми и сомкнулась над ним. Человек, не раздумывая, бросился в воду. Он любил воду и серьезно занимался спортом, и добился больших успехов, не раз становясь чемпионом, но он воспитывал не только тело - он воспитывал характер! Многие бросились в воду и среди них были чемпионы, и даже были спасатели, чья работа была спасать, и за это им платили деньги, но только он настиг затонувший троллейбус. Пройдя аморфное, черное пространство, Человек увидел бесформенную тушу троллейбуса, мягко вошедшего в ил. Одного за другим, наверх, поднимал Человек человека, а наверху сновали спасатели, ныряя на небольшую глубину и выныривая, и вновь готовясь нырять, и даже один раз плечи Человека уперлись в ноги одного из спасителей, а руки Человека в этот момент чуть не выпустили одного из спасенных.
Он уходил на глубину к троллейбусу и возвращался, и вновь уходил и, когда главное было сделано, Человек вышел, и в изнеможении упал на землю. Тело было исцарапано в кровь. Переохлаждение организма и заражение крови надолго выбили его из колеи, а через несколько месяцев страна награждала своих лучших людей. Телевидение транслировало награждение орденом Ленина спортсменов-чемпионов, заслуженного академика, убеленного сединой генерала, но, по непонятным причинам, информация о поступке Человека не поступила в высшие инстанции, и его фамилии не было среди награжденных, но он совершил подвиг. Он мог погибнуть и оставить жену и дочку одних. Люди, которых он спас не навестили его, когда он лежал больной. Они могли забыть о семье Человека и в случае его смерти, но он совершил подвиг. Главное отличие человека от животных - это умение предвидеть конечный результат своих действий.
Я смотрю на мягкое, с теплой лукавинкой, мужественное лицо Человека и думаю, что перед каждым может возникнуть выбор: задуматься о конечном результате своего поступка, о своей семье, о самом себе, или; а иногда это необходимо; не задумываясь броситься навстречу судьбе, и совершить подвиг!
О С Е Н Ь_ В_ Л Е С У
Я вхожу в лиственный осенний лес. Береза, дуб, ясень обступили меня. Покрытое серо-молочной пеленой небо смешивает свой свет с желтыми, зелеными и багровыми красками леса. Я все дальше и дальше удаляюсь от проезжей дороги, и все торжественней и сумрачней становится тишина, все величественней и строже на меня смотрят деревья.
Что я хочу спросить у них? - не помню. Завороженный живой сказкой леса, сливаюсь с этой сумеречной, дышащей вечностью пеленой и уношусь в неведомое, а через несколько минут возвращаюсь на крутящееся колесо окружного шоссе.
В лицо мне ударяют пыль, щебень и гарь - живая проза жизни.
Избранные, возможно, живут большую часть жизни в чудесном, волшебном мире, но большинство - находятся в бешеном движении дороги или прозябают на ее обочинах; и хорошо, что можно забыться, припасть к прозрачному роднику живой сказки, чтобы через несколько минут подставить свое лицо суровым прозаическим ветрам жизни.
О С Е Н Ь_ В_ Г О Р А Х
Бархатный сезон в горах Грузии. Лучи солнца уже не обжигают, а, смешиваясь с порывами легкого осеннего ветерка, нежно ласкают кожу своим теплом. Желтые листья лежат на холодных камнях горных рек, на аккуратно подстриженных газонах горных парков. В воздухе плавно витают мотивы грусти. Чего в них больше: света или щемящей боли? - не знаю. Да и кто знает! Наверное, в зависимости от настроения, человеком порой овладевает светлая грусть, а то вдруг неожиданные повороты судьбы вызывают приливы щемящей боли, сжимающей сердце.
И тогда на помощь приходят горы! Ласковые порывы ветра омоют вашу душу. Чистые струи воздуха напитают ее крепким животворным настоем. Нежные лучи солнца лягут бальзамом на ее обнаженные раны.
Г О Р Ы
Величественные горы Грузии, покрытые густыми лесами. Ваша красота отражается в глазах у людей, живущих в горах, и рождает в каждом чистом и верном сердце пронзительную и щемящую мелодию. Но еще более пронзительная мелодия слышится прибывшим в горы на короткий срок. Их чистые, но усталые сердца резонируют с красотой горных рек и озер, наполняются горным воздухом и достаточно малейшего импульса, чтобы щемящие чарующие звуки током заструились сквозь сердце.
Этим людям уже не страшны мелкие ничтожные переживания. Их цели высоки и чисты, как сверкающие в голубизне неба горные вершины, а свои дела и поступки они поверяют пронзительной и светлой мелодией, рожденной среди горных рек и лесов.
М Е Т А М О Р Ф О З Ы
Воробушек, сидящий на выступе моего балкона. Шустрая, взбалмошная птичка, резво крутящая головкой. Вот так и я прыгаю по этой жизни, пробуя свои силы в литературных опытах. На что я рассчитываю? Искусство - познание мира.
Великие умы экспрессионистов пробивали брешь в этой жизни мощным нагромождением метафор, будь они заключены в слово, мазок кисти или металлические конструкции.
Импрессионисты прислушивались к малейшему дуновению ветерка, пытались запечатлеть тончайшие оттенки изменений в природе и человеческом сердце.
Символисты нанизывали жемчужины своих образов на нить холодного ума, создавая конструкции звездных замков и сверкающих ожерелий.
А что можешь ты, бедный воробушек? Вот он покрутил головкой и полетел, подхваченный порывом ветра. Он может только распластаться в этом безумном полете, а когда буря разыграется: полностью слиться с необузданной стихией, раствориться в ее пределах. Если ему повезет - он проникнет в миры, которые никто до него не видел, и познает то, о чем мечтали Великие. Если не повезет - он вместе с различным мусором и щебнем унесется в безграничные дали.
Нет, между нами есть различие: птицу разметала буря, я же сам пытаюсь раствориться в мирах, мною видимых, а если это окажется обманом, то подхватит меня ветер и унесет в холодное и равнодушное пространство.
О Д Н А Ж Д Ы_ В_ С А М О Л Е Т Е
Однажды в самолете я увидел в креслах справа от себя мать и сына.
Между ними я чувствовал - полное взаимопонимание. Мальчику было лет
одиннадцать. Он все время чем-то увлеченно занимался, поглядывая на
дремлющую мать, и если та открывала глаза, начинал ей что-то тихо рассказывать. Женщина мягко улыбалась и снова погружалась в уютную, но судя по ее вздрагивающим векам, тревожную дремоту.
Я глядел на них и думал, что у меня тоже мог быть сын. У него был бы большой и красивый рисунок глаз, такой же, как у моей дочки, и он приходился бы ей братом.
Что сделали с ним его мама и папа…?
Как жестока жизнь!
Как часто мы жестоки по отношению к чужим, близким и к себе, ибо, будучи жестокими по отношению к другим, мы вызываем ответную жестокость
по отношению к себе. Не думаю, что жестокость царствует над миром, но
если в мире за день совершается хотя бы несколько событий, в основе которых лежит жестокость, то жизнь жестока.
И все-таки как прекрасны летящие со мной мать и сын. Я глядел на умное живое лицо мальчика, на мягкое, с чуть ироничной, но теплой улыбкой, лицо женщины, на то, как они понимали друг друга с полуслова, с полу взгляда, на эту, в прямом смысле слова, гармонию жизни, и чувствовал исходящее от них тепло.
Возможно, это был один из многочисленных микро-генераторов, вырабатывающих не открытую нами энергию, благодаря которой и движется наша планета, и весь хаос Вселенной подчиняется этой силе, и преобразуется в нечто разумное, чье лицо мы когда-нибудь увидим. Источником этой энергии являются и люди уже ушедшие, но прожившие эту жизнь и оставшиеся людьми, и юные существа, чьи сердца перестали биться еще в том возрасте, когда они были чисты и непорочны.
Значит, еще можно на что-то надеяться. Значит, не все потеряно.
Эти мысли умиротворили меня. Я почти погрузился в уютный сон, как
что-то тревожное кольнуло разум и сердце: "Где мой сын?"
К О М М Е Н Т А Р И Й_ К_ В Ы С Т У П Л Е Н И Ю_ Ш Т А Н Г И С Т А
Он выходит на помост. Перед ним граненные, тускло блестящие в свете прожекторов, черные, матовые формы стального чудовища. Выступая последним, он знает, что соперник, вышедший на помост перед ним, поднял штангу огромного веса; команды (его и соперника) в общем зачете сравнялись, судьба победы команды в его руках, в прямом и переносном смысле: взметнется ли она над его головой, или останется лежать распростертой на этом помосте.
Жена и дочь остались дома и смотрят соревнования по телевизору. Увидев его, жена отведет глаза в сторону. Дочка радостно закричит: "Смотри - это наш папа!" Медленно поднимется побледневшее лицо жены с застывшими глазами. Импульсы излучения этих глаз проникнут в зал и теплой волной зал выплеснет их на помост.
Так что ему мешает вырвать Победу?!
Это жалкое чудище вцепилось в нее стальными лапами. Он быстро подходит к штанге и медленно кладет руки на ее стальное горло.
Рывок и...
Стальное чудовище взметнулось над его головой.
И С Т О Ч Н И К
Весна в самом разгаре. Солнце уже не такое холодное, как в первые дни весны, и его теплые лучи ласкают пестрые толпы людей, вдыхающих терпкие, перебродившие пары воздуха, идущие от земли. В сердцах вспыхивают новые надежды.
Вспоминаю ту весну. Мысли мои были сосредоточены на одном предмете, при одном напоминании о котором кровь тугими толчками будоражила мои мышцы. Я чувствовал себя суперменом, искавшим точку опоры. Останься я навсегда при этом предмете, и природа моего сада бурно и пышно расцвела, заглушив, а потом и вытеснив источник с прозрачной родниковой водой.
... Мимо проходят красивые стройные девушки и юноши, но сердце мое спокойно. Теплый ласковый свет струится сквозь кроны моих деревьев. Переливаясь, в искрящих лучах солнца, изумрудными красками возрождающейся природы, сверкает источник, питая животворной водой корни растений моего сада, а тот, в свою очередь, оберегает родник, не дает ему высохнуть.
Это настолько умиляющая сердце картина, что я иногда прошу бури, бурного и пышного цвета, торжества плоти, но буря может быть и торжеством духа...
И тогда, когда мимо проходят красивые девушки и юноши, сердце мое неспокойно.
П Р И С Т Р А С Т Н Ы Й_ Б О Л Е Л Ь Щ И К
Однажды один болельщик пришёл на футбол, предварительно ширнувшись.
Он был в прошлой жизни философ, а ныне находился в простое, и многое его раздражало, поэтому он ходил на всяко-разны публичные мероприятия, приняв дозу.
Играли команды средней руки, игра шла не шатко не валко, но болельщик раздражался всё больше и больше. На футболистах одной команды были коричневые майки, жёлтые трусы и красные гетры, а на футболистах другой – белые майки, голубые трусы и красные гетры. Однако, несмотря на то, что футболисты в коричневых майках больше походили на мух, болельщик сразу их полюбил. Дело в том, что глубоко, глубоко, в недрах его подсознания гнездился смутный образ – символ-архетип - его пращура, одетого в коричневую шкуру убитого им животного и поедающего голубое мясо гуманоидов-андрогиний, заброшенных на землю из космоса.
Итак, под влиянием галлюцинаций, вызванных лёгким наркотиком и смутным образом своего каннибальничающего пращура, болельщику стало казаться, что его белых лебедей обижают навозные мухи, а судья этому потворствует. Однако вместо того, чтобы закричать, как все нормальные болельщики «Судью на мыло», наш болельщик, воспитанный тоталитарными режимами и видящий в каждом судье Страшного Джина, толкнул спич, который начинался так: «О, ВЕЛИКИЙ ХОТАБ ИБН ДЯДЮШКА ДЖО, ШИКЛЬГРУБЕР»… и т./д.
Наблюдающий эту историю со стороны глубоко задумался: « ЕСЛИ ФИЛОСОФЫ ТАК ПОДВЕРЖЕНЫ ВЛИЯНИЮ АРХЕТИПОВ, ТО, ЧТО ТОГДА ВЗЯТЬ С ДРУГИХ».