Стоп-кадры. Старая Ладога

               
               
               
Вагонная духота, заспанно-мятые пассажиры, скомканные обрывки недосмотренных  снов. Озабоченный мужик с подносом копчёной рыбы спешит вдоль состава. Подлещики, окуни, щуки лежат поленницей, все аппетитно коричневатые.

-Почём?-пригвоздил коробейника к перрону детина в шлёпанцах на босу ногу.

-«Балтика» девятка есть?

-Пиво! Пиво питерское! Водочка киришская, не палёная!!!- рысит следом  тётка с набухшей сумкой-магазином.

Проводница, без выражения, выстаивает в дверях отведённые расписанием десять минут. В задумчивости у вагонов перекуривают сонные пассажиры. Сизая, заасфальтированная площадь с блестящими, словно оцинкованными, лужами. Райцентр блаженно оцепенел под тёплым солнцем. Живший ещё недавно социалистической жизнью с умеренными социалистическими потребностями, он, как прыщами, покрылся коммерческими ларьками с пивом, видеокассетами, кружевным женским бельём, сигаретами «Мальборо»...По растрескавшемуся асфальту переваливаются бодрячки-ветераны европейского  автопрома.

-Генаха! Ну, здоров!!!!- у старенькой "японки"  крепыш с хитрыми глазками улыбается челноку в спортивках и двумя клетчатыми баулами.
Мешковато-камуфлированные подполковник с майором, оба цвета дозревающих помидоров, держат курс к «УАЗику» с брезентовым верхом и бойцом-водителем.
Нагло-невозмутимые вокзальные бомбилы. Милицейский старшина в разъезжающемся на пузе кителе дежурно ощупывает взглядом приезжий люд. Рейсовый  «Икарус», словно вприсядку, тащившийся по корявой корке асфальта до Старой Ладоги. С ночлегом на месте не заладилось – гостиницы в посёлке не было. У очередной калитки сползал со скамейки мужичонка с вздыбленными, как покосившийся забор, волосами и в рваных тапочках.

-Мужик! У кого можно переночевать?!

-Очень мне хреново, паря,- пожаловался тот в ответ.

-А это кто?!- смотрю на скрюченное тело, околевшее среди трубчатых стебельков одуванчиков.

-Да-а...это Василь Петрович, пусть пока лежит…, а ты, паря, слышь, три «Стеньки» поставь и живи хоть до выходных.

Смекнув, что «Стеньки» - это питерское пиво «Степан Разин», соглашаюсь.

-Ларёк вон за той церковью,- сориентировал меня на незнакомой местности  мужичок.

-Жди терапевта с лекарством! Я мигом!

Палисадники запорошила белая сирень, дощатые сортиры на огородах напомнили скворечники. Ларёк изобильно ломился от питерских «Балтики»-«Степана Разина»-«Обломова». Старая Ладога с утра похмелялась пивом.
Коляны-Толяны стояли группками и задумчиво тянули пенный напиток.

-Вчера рыбу богатеньким с Питера продали. Они, вишь, с рыбалки пустые ехали. Опосля взяли с племяшом водочки, красненького...,- вспоминал мужик с набухшей мордой.

Вокруг внимали физиономии не совсем безупречной вятичской лепки.
Через пятьдесят метров аналогичная картина: ларёк, мужики в ботинках, тапках и резиновых сапогах – прямо какая-то аллея героев труда. Скоро формальности были улажены. Я поставил перед страдальцем пакет с пивом.

-Рад?!

-Есть такая эмоция,- он тут же вытащил бутылку «Стеньки» и сделал несколько громких глотков. Передохнув, забулькал дальше.

-Как к себе домой пошла! – поставил он пустую стеклотару в траву и, теряя тапки, шагнул в какой-то проулок.

Остановились мы у неказистой избёнки, заросшей со всех сторон сочной крапивой.

-Вот твоё койко-место.

В избе стояла металлическая кровать. Сквозь давно не мытые окна слабо проникал свет с улицы. В центре криво торчал стул, в углу… трамвайная печка.

-Ну, чё-е-о?! Плохое место?!

-Не-е, место нормальное.

-Со всеми удобствами! Только удобства во дворе,- подытожил повеселевший хозяин.

-Я здесь, обычно, когда моя достанет, об жизни думаю.

-Философ, что ли?

-А кто сказал, что будет легко?! Лана, Вадимыч, ночью замёрзнешь- печку в сеть включи. Сразу тепло станет.

Славик, так звали хозяина "отеля", почти четверть века водил трамваи по ленинградским улицам. С тех времён у него стояли эта печка и фанерный посылочный ящик, забитый советскими трёхкопеечными монетами. Помнится, трамвайный билет в той жизни стоил всего три копейки. Оставив рюкзак, весь без остатка, окунулся в старину. Целых три дня буду принадлежать только себе – ни жене, ни коллективу! Блаженство!
Посёлок барахтался в нежно-зелёном велюре. Из-за тесового шатра Раскатной башни вылезло большое солнце, заставившее зажмурить глаза.На месте дворов варяжских дружинников, жалобно мекал козлёнок в траве. Полноводный Волхов загибался за дальний поворот. Травянистый берег с острыми камушками, кусты, перевёрнутая лодка с прогнившим бортом. Рядом, прищурив один глаз, стоял мужик в майке и что-то соображал.

-Леща копчёного возьмёшь?! Утром коптил!

Примятая фольга Волхова, лодка, хлюпают вёсла, две бабы в косынках гребут с  покупками в деревню на левый берег. Стою на древнем пути из «варяг в греки». От крепости хорошо видна преобразованная Старая Ладога - первый город, который увидели варяги. В центре крепости церковь XII века с остатками фресок. Конный воин в развевающемся плаще скачет с тех времён по шероховатой стене. В Успенском монастыре стриженые солдатики копали траншею. Звякали лопаты. Рядом хихикали ладожанки с подведёнными глазами. В тени рыжего автокрана бродили куры. Я наобум сворачивал с щербатого асфальта в утоптанную землю переулков. Тихо и пусто. Нагретые солнцем заборы. Запах скорого лета. Самая древняя улица Руси, "Варяжская", смотрела запустением. На душе стало как-то тоскливо, печально. Ленивый солнечный день уверенно вечерел. В центре посёлка купил бутылку греческого бренди. Народу на улице не прибавилось, если не считать питерских студентов-археологов, приехавших  на практику «копать варягов». Будущие непризнанные гении – других здесь не бывает, наскребывают по карманам мелочь на вечернюю попойку – отметить начало практики.

-Сергея Сергеича вчера, еле доволок до дома,- расположилась под кустом сирени с видом на церковь пара гуманитариев учёной наружности.

-А с чего так?- полюбопытствовал щупловатый бородач в очках.

-Да-а...как-то так само вышло,- пожал плечами длинноволосый брюнет и разлил портвейн по одноразовым стаканчикам.

Бородатый разломил на две части шоколадную конфетку.

-А твои студенты где?

-Вечером приедут на последней электричке.

-Ну, давай за открытие полевого сезона!

-Разрешите с Вами?- достаю нарядную бутылку бренди.

-Присоединяйтесь!- без гонора среагировали аспиранты-археологи.

-Темы бесед у нас не оригинальные, но со свежим человеком бухнуть рады,- улыбнулся длинноволосый.

-Как живёте-могите, господа археологи?- присаживаюсь на траву.

-Аспирантствуем, теперь вот на природе,- шутейно ответил бородатый.

-А Вы, сударь, где изволите трудиться?- учтиво улыбаясь, любопытствует  длинноволосый.

-Да вот, путешествую по творческой надобности, а так музейничаю.

-Что же это Вы, батенька, такой экзотикой затарились? За эти деньги можно было три бомбы портвейна взять. Как-то Вы разбрасываетесь рублишками.

-Так ведь, судари мои, купечествовали здесь издавна, и товары заморские ладожанам давно ведомы,- отшучиваюсь в ответ.

-Вдвойне приятно выпить со знающим человеком,- налил мне длинноволосый.

-Ну, тяпнем!- мы осторожно чокнулись картонными стаканчиками.

Когда портвейн, а за ним и бренди, иссякли, длинноволосый Саша попросил подвернувшегося третьекурсника сгонять в магазин за добавкой. Незаметно белая ночь погасила все краски, с Волхова потянуло холодком. В кустах не на шутку разошлись соловьи, стали допекали комары. Мы пили за историческую науку в дымовой завесе выдумок и вранья. Я поинтересовался у аспирантов, можно ли у  местных найти что-нибудь от варяжских времён.

-Ещё лет пять  назад приносили стеклянные бусины или наконечники стрел..., а теперь ничего не предлагают. Кстати, у здешнего участкового неплохая коллекция «глазков».

Через час, обняв руками коленки, задремал Саша. Витя задумчиво садил бюджетным «Беломором». В тоскливое, неуютное нутро славиковой избы не хотелось. Я смотрел с крепостной стены на Волхов и ждал, когда из-за поворота реки выгребут ладьи варягов. Ещё через пару часиков, вместе с утром, в Старую Ладогу пришёл вкрадчивый, накрапывающий дождик.




Таганка.  Июнь  2012.