В легендарном Переделкино

Леонид Словин
    
            

               


       Я как-то писал, что нигде  не чувствуется так корпоративная писательская солидарность, как в Домах творчества.   Особенно это чувствуют люди  со стороны, и я быстро ощутил это, впервые попав в Переделкино.  Оно и понятно. В то время, как большинство  соседей по Дому Творчества  по будням шли к письменному столу, в редакции газет или журналов,  я отправлялся  на службу в  милицейскую  к о н т о р у и напрочь забывал о литературе. Старший опер отделения уголовного розыска на каширском направлении Московской железной дороги, я пребывал в Переделкино вне писательской среды, постоянно открытый для общения с творцами...
      
      Однажды  случилось так, что в комнату, где я жил, постучал незнакомый литератор –  средних лет, скромно одетый с небольшим малозаметным дефектом  глазного зрачка. Еще я обратил внимание на то, что он был в фуражке.
        - Мы с вами соседи, коллега. У меня проблема... Надо срочно поехать  за очками, а с женой мы встречаемся только завтра. Нет денег. Вы не могли бы...
       Я был  рад проявить писательскую солидарность. Полез в бумажник.
     -  Спасибо. Завтра я верну.
      - Они мне пока  не нужны...
    Коллега не пришел ни завтра, ни через неделю.
    Я не вспоминал о нем, пока случайно не услышал разговор двух горничных, убиравших коридор. Одна громко сказала другой:
    - Опять появился этот кидала... С бельмом. Помнишь?
    - Долгонько его не было.
    - Ждал, когда заезд сменится...
    Мои соседи по столу, оказалось, слышали  о  мошеннике, который под видом  писателя периодически кидает  доверчивых  лохов, занимая у них деньги.
     - Он не одного уже обманул. Как новый заезд – он снова здесь...
     - На этот раз  ему конец, - объявил я.
     - Где вы его найдете?! Тут  в одном только совхозе несколько тысяч человек.  А  еще поселки!  В самом Переделкино тысяч сорок.....
     Непрофессионалов обычно гипнотизирует количество проживающего  вокруг населения. Между тем, если ищешь афериста, принимать во внимание следует только мошенников. В Переделкино их не должно было оказаться более трех. Особых трудностей в розыске мошенника я не предвидел.
      « В фуражке, пожилой,  да еще с заметным бельмом на  глазу...»
       То, что из всех проживавших в Доме творчества писателей аферист  попал на мента, было  для него  фатальным. 
     -  Соседи должны его знать... 
    -  Как скажешь, начальник... – дурацкая эта приговорка была тогда  постоянно у всех на  слуху.  Писатели охотно ею щеголяли. - И когда  начнете розыск?
       - Вот закончу рукопись, оставлю свободный день перед отъездом и пойду...
        -  И сдадите в милицию?
       -  Повешу в Доме Творчества. В столовой на люстре...
       И день этот настал.  Рукопись  упакована, уложена в сумку. Соседи по столу успели познакомить с моими планами своих коллег. Короче: в Доме творчества ждали  дальнейшего развития событий.
       Утром я вышел на поселковую улицу.
       Мошенник  не должен был наезжать издалека. Не мог он и приходить со стороны станции «Переделкино» - его потенциальные жертвы,  как правило, прибывали  оттуда. 
Я направился в сторону  более удаленной от Дома Творчества платформы «Мичуринец». Жизнь поселка здесь выглядела более патриархальной, меньше чувствовалась близость писательского муравейника, по улицам шастали куры, несколько человек  с ведрами брели к колодцам.
      « Дачники...»
       У хозяев колодцы, как правило,  под рукой, внутри  дворов.
       Я  не пошел к  дачникам. Не  стал терять времени.
       В конце следующей улицы какой-то мужчина занимался саженцами.  Я подошел.
      - Мужик, слышь... Ищу друга, пожилой он, с бельмом. Где-то здесь   живет... 
       Мужик оставил саженцы.
       - Есть один... – Он показал вдоль улицы. – Дом с синей террасой. Тут недалеко.
       - В фуражке ходит?
       - Не видел.
       - А бельмо?
        - Бельмо есть.
       Дом оказался действительно неподалеку. Синяя терраса. За ближайшим окном перед столом сидел пожилой человек, лицо было опущено – он что-то разглядывал  лежавшее перед ним на столе.
       Я постучал в стекло – мужчина поднял голову.  В глазу у него было большое мутное пятно. Но это был не мой аферист.
      Мужчина ремонтировал часы. Увидев меня, он пошевелил губами - что-то сказал. В комнате появилась пожилая  женщина, она подошла к окну, открыла форточку.
        - У вас часы в ремонт?
       - Нет, - я привлек внимание часовщика.  -  Деньги в Доме творчества занимал?
       Так мог спросить только тот, кто имеет на это право.
       Мужчина и женщина переглянулись.
       - Много? – спросила женщина почему-то.
       - Не очень. Обещал быстро вернуть, - я был настроен решительно.
       Они снова переглянулись. Подумалось:
       «Наверное, каждый обманутый приходит сначала сюда, к часовщику ...» 
        Женщина о чем-то спросила у мужчины, я прочитал по губам:
      - Сказать что ли?
       Мужчина подумал, махнул рукой,  снова спрятал лицо в бумагу с винтиками.
       - Это Панков. – сказала женщина в форточку.  – За ним это водится. Все знают и молчат. Не хотят связываться! А люди к нам идут... Дом 11...
       - Где это?
       - Дальше... – Она объяснила. -  Как жена уедет в гости, он и колобродит...Он живет в первой  половине. Вторую они сдают.
         Дом 11 оказался недалеко и действительно состоял из двух половин.
         Я прошел в первую. Дверь была не заперта.
         - Кого? - Из комнаты появился мужик  в накинутом на майку пиджаке, в теплых прошитых штанах, с круглым хитроватым лицом, с бельмом на глазу.
        Я его сразу узнал,  достал  так называемые красные корочки. Ксиву.
          -  Что делать будем? Может  пройдем по холодку...
         - Надо же... – удивился  он показано. – Только к вам собрался – и тут вы! Чуть не разошлись...
         - Где деньги? – Я не стал тянуть.
         - Это разом... – Он повернулся к вешалке с рабочей одеждой. Там, я понял, он прятал свои нетрудовые доходы.  Требуемая сумма была собрана мелкими купюрами. Все они были перегнуты многократно, прежде чем поместиться в укромных тайниках одежды. – Вот!
         Меня  отвлекло начавшееся в избе исключительное зловоние.
         С Панковым случился приступ медвежьей болезни.
          – Извините, я сейчас! – крикнул он, бросаясь куда-то в сени и прижимая  обеими руками сзади теплые  штаны.
         Я не стал ждать, с деньгами пошел на выход.
         Дверь в избу  не прикрыл – слишком зловонно было внутри, калитку тоже оставил  открытой,  но уже просто в знак неуважения.
         Был теплый день.  Начало переделкинского дачного сезона. На столбах белели листочки с предложениями. Увидел я и объявления, предлагавшие снять вторую половину дома, из которого я только что вышел.
         Не поленившись, я односложно  охарактеризовал хозяина на каждом объявлении...
         Вернулся в Дом творчества. Мое писательское бытие на том заканчивалось, пора была возвращаться к жизни вокзального опера. Мента.
         До принятия в Союз Писателей СССР оставались годы.