Одесские истории. 28. Самый первый мой редактор

Александрина Кругленко
Несколько лет назад на каком-то сайте я набрела на знакомую фамилию: Сергей Ефимов, окончил ОГУ… И сразу вспомнилось: Серёжа Ефимов! Наш фотокор из газеты «За наукові кадри» - так называлась университетская многотиражка. Я хорошо помнила Серёжу – красивого воспитанного мальчика,  делавшего, к тому же, прекрасные фоторепортажи. Мы несколько раз даже написали друг другу, и самое главное, что мы написали, было воспоминание о нашем с Серёжкой первом редакторе. Его мы вспомнили, не сговариваясь…
Анатолий Сергеевич Кузьмин. Я сейчас пытаюсь вспомнить, сколько ему было лет тогда, когда, самоуверенными первокурсниками, мы пришли к нему в газету – в небольшую комнатушку с обратной стороны юрфака на улице Щепкина. Лет тридцать шесть, по нынешнему моему возрасту – совсем молодой, а тогда он нам казался взрослым и умудрённым…
В редакцию надо было подниматься по крутоватой металлической лестнице, как бы на второй этаж. Но зато вход был совершенно отдельный, и газета жила абсолютно самостоятельной редакционной жизнью.
Честно говоря, прийти туда я боялась. Но – решилась. А придя, осталась на все пять лет. Именно там я, как и десятки моих однокашников, «заболела» журналистикой. А Анатолий Сергеевич эту «болезнь» развивал и лелеял.
Надо сказать, что многотиражная печать в те годы играла роль достаточно суровую: она была инструментом партийным в полном смысле слова. Естественно, без определённых правил игры не мог обойтись и Анатолий Сергеевич: и цитаты Брежнева были в обязательном порядке, и партконференции и заседания партбюро освещались… Но он сумел сделать на тот момент невозможное: он дал возможность творить – самим студентам!
На самом деле он не был редактором газеты (беспартийный не мог возглавлять газету парткома, профкома и комитета комсомола!), а только её литсотрудником или корреспондентом – не знаю, какая запись была в его трудовой книжке.  Подписывал газету другой человек, принимавший в её создании номинальное участие – доцент Петр Маркушевский. Честь и хвала ему – он практически никогда не вмешивался в содержание газеты! И Анатолий Сергеевич мог спокойно работать, собирать актив, делать газету такой, которую буквально рвали из рук на всех факультетах.
Как ему это удавалось? Да очень просто: он дал нам самостоятельность, дал возможность писать нормальным, а не суконным языком, самостоятельно искать интересные темы. А требовал одного – честности и объективности в изложении фактов и событий.
Мы чувствовали себя настоящими журналистами, когда получали редакционное задание. И необыкновенно важным казалось написать о том, как на мехмате чувствуют себя первокурсники, как сдают сессию на геофаке, с кем встречались на днях студенты филфака. Написать – интересно! И правил он нас крайне осторожно, без ущерба авторскому тексту, хотя «резал» безжалостно – учил выражаться сжато, точно и чётко! Мы учились «отписываться» в номер в кратчайшие сроки, учились печатать свои материалы на машинке – не забывайте, что пишущая машинка в те годы была инструментом особым, состоящим на специальном учёте, и иметь её в личном пользовании ну никак не было возможно студенту.
Сколько людей прошло через эту маленькую комнату на три стола! Если перечислить фамилии писавших в «ЗНК» в те годы, то можно найти имена уважаемых ныне журналистов, и не только одесских. Я думаю, именно Анатолий Сергеевич научил нас не бояться событий, идти им навстречу.
Одним из его учеников был мой однокурсник, только с украинского потока, Володя Бехтер. Худенький, тоненький, высокий – он производил впечатление человека застенчивого, даже робкого. На самом деле он был просто деликатным и не любил афишировать свою персону. Впоследствии стал отличным журналистом – и в газете, где работал, и, впоследствии, на областном радио. А школа Анатолия Сергеевича Кузьмина не позволяла ему идти на компромиссы в ущерб совести – он был жёстким и правдивым журналистом.
…Однажды его нашли избитого, с пробитой головой, говорили, в подъезде собственного дома. Через несколько часов Володя скончался…
Это было уже много лет назад, а я никак не могу поверить в то, что мальчики моего поколения уходят, и многие уходят – в борьбе за правду.
Анатолий Сергеевич считал, что нам надо много писать, но ему даже не нужно было нас заставлять. У нас перед глазами были старшекурсники Володя Савруцкий, Виктор Лошак, которые были для нас примером – их первым редактором тоже  был Кузьмин. Время показало, что он был прав: ныне эти люди – очень известные журналисты. И таких примеров – десятки.
Поговаривали, что Анатолий Сергеевич пришёл в многотиражку не по своей воле. Будто бы работал он в областной газете, чем-то проштрафился, и его «сослали» к нам. Так это было или нет, мы не вникали.
Именно в нашей заштатной многотиражке была опубликована огромная, на полполосы, статья моей однокурсницы Лены Марценюк о никому особо не известных тогда Никите Михалкове и Юрии Богатырёве. То есть, Михалкова знали – по фильму «Я шагаю по Москве», но наши годы были уже семидесятые, бум вокруг фильма поутих. А тут – «Свой среди чужих, чужой среди своих»! Лена тогда сделала блестящий анализ фильма, который дружно ругали критики,  и предрекла успешную судьбу этим двум молодым творческим людям. Она не просто оказалась права, она попала в точку! Да и сама связала свою жизнь с кино – двадцать лет была редактором на Одесской киностудии. Одна из лучших её работ как редактора – любимый всеми нами фильм «Цыган». А ныне Елена – блестящий одесский журналист. Но первая публикация была – в «ЗНК»…
А у меня связаны с «ЗНК» самые прекрасные мгновения начала творческой жизни. Это там, на втором этаже корпуса юрфака, я написала самые первые свои газетные строки, туда присылала репортажи по телефону, когда мы работали осенью в селе «на винограде», там публиковала свои стихи. Туда можно было прийти голодным и уйти – сытым, грустным – и повеселеть, злым на кого-то – и хохотать через несколько минут. Там царил дух творчества и журналистского братства.
Когда я окончила университет, Анатолий Сергеевич уехал работать в Африку, кажется, в Того. Это была неслыханная удача по тем временам. Означала она, что все идеологические неприятности были забыты, а будущее обещало обеспеченную жизнь и хорошую карьеру.
По возвращении из Африки он работал на филфаке. Преподавал что-то.  Я после  поездки только один раз видела А.С.Кузьмина. Что-то изменилось в нём – он стал молчаливее, печальнее и отстранённее. Я даже расстроилась, помню, мне показалось, что он просто забыл меня – ту, которая буквально жила в редакции все пять лет учёбы…
…Я ошибалась. Это просто были последние месяцы его жизни. Поездка в чуждый климат дала себя знать – страшная болезнь унесла нашего первого наставника в считанные месяцы. А тогда он уже просто угасал…
Я точно знаю, что, задай я сейчас любому из наших «студкоров» вопрос: помнит ли он Кузьмина, ответ будет предсказуемым: его нельзя забыть. И это замечательно.