Виктор Иваныч появился в жизни Лены по пути. Когда она увидала его в первый раз в электричке, улыбка тронула ее губы. Он сидел напротив и читал “Спорт-Экспресс”. С лысиной, похожей на лимон и формой, и рельефом кожи, полноватый, одетый аккуратно, но без изыска, он понравился ей тем, что старательно ежился, отодвигая свои массивные колени от ее точеных ног, когда переворачивал газету. Украдкой он посматривал на нее и тут же, застигнутый врасплох ее взглядом, опускал глаза и краснел. Какое смешное и милое было у него лицо! Она нашла на этом лице сразу три улыбочки – одна, настоящая, под забавными усиками и две, выдуманные ею, от полуприкрытых век под такими же забавными, как и усики, густыми бровями. “Добрый Клоун!”– мелькнуло и надолго врезалось в ее память это сравнение, смутившее бы любого Казанову в устах женщины. Забытое детство вернулось к ней впервые за много лет…
Его пухлый безымянный палец стягивало узенькое обручальное кольцо, но для Лены оно не имело значения. Она не искала мужчину, привыкнув к своему одиночеству. Не спрашивала себя, как случилось, что ее любимый Олег бросил свою куколку, такую верную и интересную, оставив ей и квартиру, и музыкальный центр с коллекцией винила. Теперь она одна слушала джаз по вечерам, покуривая сигарету с чашечкой кофе на застекленной лоджии. Ей нужен был просто друг, с которым так легко поболтать, ничего не обещая, ничем не обязываясь и ни на что не надеясь. Вертлявый йоркшир не подходил на эту роль. Он, конечно, такой забавный, но совсем не умеет говорить, как, впрочем, и слушать…
Они условились встречаться в четверть девятого на повороте к платформе. Если он опаздывал, она стояла у киоска, рассматривая обложки журналов. Она никогда не опаздывала, вызывая лифт в восемь ноль семь. Он задерживался, а если приходил раньше, наблюдал, как она семенит на высоких каблуках, слегка подавшись вперед и откидывая руку, и весеннее солнце блестит на ее темных очках.
Они говорили обо всем. О футболе, литературе, о политике и его детях. Не касались только личных тем – его жены и ее одиночества. И от этого обоим было хорошо и спокойно. Обратно они ездили порознь, так как Виктор заканчивал в шесть, а она в семь, а то и в девять. Но каждое утро она прихорашивалась, старательно выводила стрелки ресниц, ныряла маленькой ножкой в свои любимые туфли и спешила, спешила…
Однажды он не пришел. Ни завтра, ни послезавтра, ни на другой неделе. Лена не находила себе места. Он не оставил ей свой телефон. Она ничего о нем не знала, где живет – только примерно, в третьем микрорайоне, где работает – где-то на Таганке. Даже возраст… под пятьдесят… Что может случиться с мужчиной в этом возрасте? Ах, как бы она хотела сидеть у его кровати, если он заболел, и давать ему лекарство, гладить по руке и говорить…
Уже полгода джаз и тишина окутывали ее вечера. Он ей снился теперь только иногда, и после такого сна она, не выспавшаяся, с отекшими глазами, не накрашенная, садилась в вагон и засыпала, уткнувшись виском в холодное стекло…
Виктор Иваныч ездил в другом вагоне. Рассудительный и спокойный, этой весной он почувствовал, что что-то в его жизни начинает расползаться. Он не любил работу, но познакомившись с Козочкой(так он про себя называл Лену – полный контраст своей жены, более напоминавшей большую медведицу, нежели кого-то из копытных), стал спешить по утрам, старательно брился, душился, стряхивал ворсинки с пиджака. Ему было забавно ездить со своей спутницей, но он не позволял себе ничего лишнего – он не верил, что может понравиться такой очаровательной барышне. Он боялся выглядеть глупо. И дни, как карусель, пролетали один за другим, потому что он запоминал только утро – в каком Она пришла платье, какого цвета у Нее сегодня чулки, какими Она сегодня пахнет духами. Ах, эти духи! Виктор Иваныч стал ощущать, как к нему возвращается молодость. Да, он хотел пригласить ее в театр, или…на футбол! Удивительно, как она в этом разбирается! Удивительная женщина. Вот только сдам отчет ( а работал он главным бухгалтером ), и тогда…Но нет, узнают коллеги, а хуже того, Варвара Петровна, гендиректор, подруга жены, с которой они дружили семьями… Нет, Витя, держи себя в руках! И он так же корректно и сдержанно шел со своей Козочкой на электричку и всякий раз садился не рядом, а напротив…
Однажды в метро его нагнал сотрудник, Генка из айтишников, и спросил, фамильярно хлопнув тыльной стороной ладони по животу:
- С кем это ты, Иваныч, так мило беседовал, а? – и хитро подмигнул. Генка был такое трепло, что Виктор Иваныч задумался и не на шутку забеспокоился. Семья, карьера…Скоро пенсия…Он верил в дружбу с женщиной и научился за столько лет сопротивляться чувствам, но он хотел одного – покоя. Он стал ходить другой дорогой, откуда тоже был виден тот самый киоск на углу, видел ее, озирающуюся по сторонам, такую изящную и опасную. Издалека, с середины платформы он отыскивал глазами ее фигурку в толпе и заходил в вагон, только когда она исчезала в тамбуре. Он проходил в середину и садился по ходу поезда, наблюдая поверх газетного листа за входящими пассажирами…