Под фрегатом. (миниатюра)
© Антон Санченко
© перевод Виктора Лукинова.
Приходите на набережную около четырёх. Да, в парк за гостиницей «Фрегат», к памятнику фрегату «Слава Екатерины», под которым обычно пришвартован уже не фрегат, а барк – «Товарищ».
Ну что там той разницы между фрегатом и барком? Одна бизань-мачта и отличается. У фрегата она несёт и прямые, и косые паруса, а у барка – только одни косые: бизань и гаф-топсель. Ну что поделаешь, фрегаты нынче в дефиците, нужно благодарить и за барк – белый трёхмачтовый парусник немецкой постройки с клёпанным довоенным корпусом и стальными мачтами и реями. Если присмотреться к слоям белой краски на корме, можно разглядеть под этими наслоениями и его бывшее название «Горх Фок». В послевоенные годы его получили по репарациям из Германии и назвали «Товарищем» в честь другого учебного барка, потопленного гитлеровцами в Мариуполе в 1941 году. Поэтому среди специалистов его ещё иногда называют «Товарищ-2». Белый красавец, благодаря которому в 112 портах 86 стран знают, что есть такой Херсон. Этот парусник выиграл все парусные регаты, какие только возможно, снялся в десятках советских фильмов про море и заслуженно оказался на гербе города Херсона.
Что, нет никакого парусника под памятником? То-то и оно. «Товарищ» уже снова «Горх Фок» и снова в Штральзунде. Про то, что мы проиграли очередную мировую войну, радио не объявляло, однако в этот раз репарации немцам платили именно мы.
Итак, приходите на набережную Херсона в конце мая в середине восьмидесятых, и всё будет чики-пики. Правда, гостиница «Фрегат» ещё будет полным воронья долгостроем, за забором с непристойными надписями, но всё остальное…
Белый лебедь «Товарищ», со свёрнутыми на реях облаками парусов и полосатыми флагами расцвечивания меж мачтами;
белые цветущие акации в парке над Днепром, шелестящие зелёными листьями на ветру;
херсонские девчонки, сбросившие наконец шубы, после затяжной зимы и тоже цветущие, пахнущие и трепещущие на ветерке похожими на те флаги разноцветными лёгкими юбками;
курсанты «централки» в чёрных клешах, белых голландках с голубыми матросскими воротниками, в белых фуражках с золотыми якорьками на кокардах, посматривающие на тех девчонок и облизывающиеся;
солидные отцы семейств, прогуливающиеся в окружении дочерей, жен, тёщ и любимых доберманов, будто шейхи на набережной Дубая, и с недоверием следящие за вырядившимися по-праздничному курсантами «централки»;
удильщики-оптимисты с бамбуковыми удочками, надеющиеся ещё поймать какую-нибудь совсем одуревшую рыбку посреди этой суеты на набережной;
весенний Днепр в меленькой зеленоватой волне до самого противоположного берега, от которого только что отчалила армада каких-то лодчонок, – лодочки наверное моторные, потому что окутаны дымками выхлопа;
какие-то поддатые современные корабелы, оккупировавшие, целой бригадой ни то сварщиков, ни то дизелистов, столики единственного кафе «Мороженое», и распивающие свои корабельные напитки, принесенные с собой, прямо под памятником первым корабелам;
первые корабелы, окружившие барельефом гранитный фрегат, ту самую 66-пушечную «Славу Екатерины» и словно несущие её на плечах к столикам корабелов современных;
незапланированный черно-ржавый нос какого-то индийского сухогруза, не поместившийся за оградой порта справа, и теперь нависающий над набережной своими якорями и вцепившийся в швартовые тумбы плетёными капроновыми щупальцами;
белые чайки в чёрных «очках» вокруг глаз, сидящие, словно куры на насесте, на этих толстенных импортных зелёных швартовах, крутящие головами и балансирующие хвостами, до тех пор пока их не вспугивает какой-то шоколаднолицый матрос в чалме;
старинная чугунная 24-фунтовая пушка на деревянном корабельном лафете, на которой, как чайки на швартовых, уселись, свесив ноги со ствола, с десяток курсантов «тюльки» в вылинявших хэбэшных робах.
Если быть точным, курсантов «тюльки» – восьмеро. Они одеты по-рабочему, несмотря на праздник, потому что пришли на набережную не только на девчат поглазеть, как «централковцы», а и для каких-то ежедневных упражнений. Их можно было увидеть на этом месте около шестнадцати часов и вчера, и позавчера, и месяц назад. И в дождь, и в снег, и в «камни с неба падают». Залазят на пушку и горланят песню про Стеньку Разина они не каждый день, а только по выходным, когда на набережной полно девчонок. Чтобы окончательно переполошить их бдительных папочек и доберманов.
Мало-помалу вокруг пушки и курсантов в робах собирается приличная толпа людей в полосатых панамах и ветровках. Они тоже не очень-то смахивают на обыкновенных отдыхающих. Крепкие, накачанные, цепкие, краснолицые, каждый со своим веслом.
Херсон – город будущих, бывших и действующих чемпионов и Украины и СССР и мира по каноэ, байдаркам и академической гребле. А самый первый олимпийский чемпион, после войны накачивал мускулы вовсе не на тренировках, а перевозчиком на лодке на Цюрупинск. Когда ему дали в руки спортивное весло, вместо тяжелых вальковых, и сказали, что дистанция всего два километра, а не восемь с половиной, он порвал всех заносчивых университетских чемпионов из Англии, Голландии и прочих «америк» на фашистский знак. Сейчас, после завершения спортивной карьеры, та олимпийская гордость Херсона снова целое лето пасёт коров на островах посреди Днепра, перевозя их с острова на остров в лодке.
Который час? Ровно четыре? Взгляните на Днепр снова. Те мелкие лодчонки уже почти пересекли речку и уже видно и слышно что это громадные моторные вельботы со спортивных баз в третьем затоне, сейчас они один за другим швартуются к ступенькам набережной под той пушкой. Каноисты, байдарочннки и академики запрыгивают в валкие вельботы и стоят ощетинившись вёслами, как римские легионеры во время переправы на туманный Альбион. Последними запрыгивают в вельбот и те курсанты «тюльки». Сейчас небритый рулевой, смахивающий на местного Харона, отдаст верёвку и отвалит от набережной. Скорей запрыгивайте и Вы, уважаемый читатель. Или Вам не хочется порвать англичан на фашистский знак?
На фото из инета барк "Товарищ".