О привязанностях, пуговицах и заклёпках

Матвей Гуселётов
 Как обычно, всё начиналось, до обидного, красиво. И именно так, чтобы  потом со злобным  торжеством сломать это "всё" над головой, как шпагу, лишить должностей, званий, выслать, развеять по ветру. И думайте себе, что хотите.

А пока... Лето, одуванчики, васильковое небо, жаркое декольте горизонта с намёком на  радугу и далеко-далеко  сковородка-земля с перегретыми пахучими травами.  Ведь согласитесь, лето - это особенная кухня, где щебечут что-то про розовый перец, руколу, базилик и оливковое масло первого, ещё холодного, отжима. И если первый "холодный"  уже такой сказочный, что представляет собой второй, третий? (Нам всегда требуются продолжения)   - Догадываетесь?! 
О, таинственная Кухня счастья в  зарослях репея и крапивы с картонными кинжалами и деревянными шпагами. Так-бы всё вовеки и оставайся, но вернёмся на землю.
...
 Она была старшей  среди шелковых ниток, стоявших в большой лакированной, расписанной  шкатулке, и не зря гордилась своей белизной и прочностью. Старшим  из сестёр, чаще, выпадает красота, зато внимания больше достаётся младшим. Впрочем, в наши героини попала, именно, старшая.

Он,  до поры, был просто, рулоном яркой, лёгкой ткани на шкафу. На том же шкафу в пыли давно теснились добротный лист  плотного ватмана, неровно  когда-то  наспех  свёрнутая,  папиросная бумага, жестяной детский барабан со сломанной  барабанной палочкой и старый глобус с залысинами. Понятное дело, шанс попасть в Гагарины из этой компании имел только он один - молодой да яркий.

 В один из тёплых майских вечеров, когда смутное весеннее беспокойство подталкивает призрачные  фантазии в объятия  прекрасных и безумных авантюр, нож, ножницы и моментальный клей, ещё с зимы вынашивавшие свой  аэрокосмический план,  нарезали реек, бумаги  и  склеили настоящего воздушного змея с пёстрой бородой, в  цветных бантиках и большущими нарисованными глазами в лучших традициях. Получился то ли китайский дракон,
то ли наш Филипп Бедросович, дьявол его разберёт, но, забавно.
 
Приготовили белую красавицу-нить и с трудом  дождались утра, чтобы посмотреть  как,
распугивая удивлённых ворон и проснувшихся жаворонков, полетит-затрепещет на ветру в небесной сини их творение.

Утром всё получилось. Замечали? Раннее летнее, как бог, всех нас наперечёт знает и любит.
Раннее летнее само ждёт сильнее нашего. Не важно, что впереди, экзамен или дальняя дорога, стоит у калитки, прищурясь, добро смотрит вслед и, скорее для себя, тихонько крестит, и ты уже, на дальше, как поцелованный...

Утро, пора первых неуверенных подскоков навстречу ветру и - безмерное счастье полёта.
"Весь мир на ладони, ты счастлив и нем...".
Он цвёл. После зимы на полке родился заново и понял, что всё, что было раньше и не было похоже на жизнь.

 Это так просто и замечательно - болтаться, играть в пятнашки с ветром
и петь из бесконечности, - Приве-е-е-т вам, ползать рождённые! ...
Носиться под облаками, трепетать всеми лоскутками, биться в локоть с сырыми ватными тучами, уходить от хлёстких выпадов молний и дерзить  старику-грому,- вечно ты  детей пугаешь, чай не Лев Африканыч, чтоб так-то в сумерках рыкать!

Она наблюдала танец в зените и порой ласково поправляла.
Без неё всего этого не было-бы. Какие там кувырки или пируэты, от земли не отрвался-бы.
Народ, наблюдавший снизу, видел только его и думал, что такой великий мастер - это он сам.  С земли нити не различишь.

По вечерам, оставленная  рядом с ним на подоконнике, нить чувствовала самую острую, тянущую  привязанность.  Оба, напоенные теплом солнца и дыханием полей, засыпали, сплетясь в истоме бесконечного счастья.  Они были чертовски нужны друг другу, как инстинкт, как тень и свет, как продолжение.

За прошедшим, как огромный душистый сноп иван-чая днём их ждал новый, ещё и ещё. 
Такой украшенной красивыми и обязательными "завтра" хотелось  бы видеть
нескончаемой  и всю  жизнь.

- Сокол мой ясный, восхищённой струной пела она,- и за что мне счастье такое?
Он вздыхал, с хрустом потягивался всеми рейками, скрёб мочальную бороду и вглядывался в ночное небо за окном.
- звонкая моя, нежная...   без тебя не жить ...

А утром - спортивный рок-н-ролл всем на загляденье.
Ах, как ловко это у них всё получалось!!!

И всё-бы  ничего, длилось да было-бы до поры, до времени.
Луга, прячущиеся от света дня, лохматые остатки тумана по оврагам, нескончаемый щебет птиц, метели из мотыльков, немыслимые, перехватывающие дух  высоты. Но вот почувствовал он однажды  подкравшуюся издалека усталость.
Нет, не свою, усталость какую-то вообще. Дернулся - его вдруг осадили. Раньше этого не было. Или не замечал.  Дальше - больше, петли, неровности, провалы. И пошло...
 Радостно-напряженное, неутомимое  ищущее  обернулось вдруг обыденным и натянутым.

 - Куда тебя черти опять?  - раздавалось звенящее и напряженное   снизу.
 - Отвянь! Отсохни! Привязалась на мою погибель, пила неразведённая - сыпалось сверху. 
Он направо, а его налево. Он налево, а его вниз, - всё милок, вечер, домой пора!
И выходило, что и сам он, да не совсем. За ней, за ниткой слово последнее.
А ему - под козырёк и выполняй.

Захотелось жить по своей правде,  беспутно, т.е. без пут и уз.
- На что она мне? Аппендикс, рудимент, удавка !
- Дорогу полёту мысли, простор масштабу личного роста! Ведь ей-ей так и загину привязанным в этой провинции,
 распалялся он всё больше.

- Шалопай и пустозвон, - думала она. Лишь-бы по ветру полоскать, ни флаг ни реклама, а так, будто дел других нет. - Болтаться только! (Ах, говорила мама!), но  не отпускала, возвращала к земле, держала крепко,  предупреждая его сумасбродства и увлечения.
Ибо как по другому? Уснуть, вовремя от дождя поберечься, ураган переждать и дипломатии там всякие.

 - Пусти, - в потугах независимости трепетал и дёргался он, закатывая глаза - всё равно вырвусь и  без загранпаспорта - на все четыре, надоело в   небе мылиться и восьмёрки на поводке выписывать!...   - Я не на такое способен! ... увидишь!!!

И его услышали.

Видать мысли змеевы до адреса дошли или просто у нашей нити силы кончились, хоть, стиснув зубы, потемнев  из последних, держалась, но она не канат "жалезный", чтобы уже вообще всё выдерживать!
 
Ударил шквал, поднялась буря пыльная, нитку дёрнуло и порвало,
только услышалось на всю округу громкое - Ды-н-н-н-н-ь.....

Потемнело-сьехало небо. И Охнуть не успел, как понесло героя нашего в беспорядочно неуправляемом полёте.  Где верх, где низ, где запад-восток, не понятно. Сплошные кувыркания и поносительства в восходящих воздушных потоках. 
От болтанки тошнит, в глазах рябит. Плохо так, что хоть пакет бумажный ищи.
Но ни стюардесс сероглазых, ни бортпроводниц рядом  нет,
и  "прохладительных  напитков во время полёта" чего-то не предлагают.
И его, болезного, как шар-монгольфьер выше и выше уносит.

Темнее и темнее в верхних слоях стратосферных. И совсем было в глазах у змея всё 
в полоску фиолетовую затёрло. Выше, выше поднимается и  предстаются ему места присутственные: посетители, очереди, окошки кассовые, коридоры, канцелярии, в одной из которых, строго так сдвинув брови,  выясняют,- Цель Вашего визита? кто таков и какими на земле подвигами отличился? Родил? Посадил? Вырастил?... Верил... хотя-бы???...
- Да я для радости, без образования юридического, на общественных началах...
 полетать...  ребяткам в развлечение ...,- лепечет он и чувствует растёт недовольство вопрошающего, коий  прислуге указует, чтоб взашей из кабинетов помимо касс змея на земь или ещё куда подальше вверх тормашками выбросили.
И срочно-немедленно!!!

Невзирая на бороду или заслуги перед отечеством,   подхватили змея под белы рученьки
люди ратные  и с неба вон спешили!!!

Понесло его вниз  ветром косенько  и о земь со всей силушки - швах!
Аж крапива у того места, где летун наш упал, задымилась ...  лягушки-подружки убереглись едва, а рядом нитка повялая  в лопухи легонько осела.
... Катастрофа!

И не видать, не слыхать ни того, ни другого. Как не было. Тишина!... ни радости, ни гадости!
Nec sine te, nec tecum vivere possum  (Ни без тебя, ни с тобою жить не могу. лат),
классика жанра - умерли все, как в кино!

Только стрекозы над речкой в азарте за комарами да мухами гоняются и ветер  макушки деревьев тревожит, ищет  друга закадычного.

Гром посмеивается, - Что? Ещё один летун мочалочный.
А ничего пара была, весёлая.
Пели, танцевали ...
Да...
Красиво было!...


Нередко думается, что мы сами, без помощи близких, на многое способны.
Они нам только мешают. Но...  Иголкой без нитки пуговицу не пришьёшь,
как и ниткой без иголки, не так-ли?

Хотя за границей главную пуговицу на пояс к джинсам давно уже так просто,
на заклёпку садят, сам видел.
Технологии у них, понимаешь!...