Окрошка

Галина Алинина
В каком чудном  цветении стоял той весною сад! Установилась майская, редкая для наших мест, безветренная погода. Было тихо, лишь жужжание пчёл, да всякой мелкой мошкары, напряжённо дрожало в воздухе. Весь мир, казалось,  дышал, и надышаться не мог, этим коротким эпизодом времени цветущих яблонь и вишен.

Дед умирал. Знал, что умирает. В раннем детстве крещёный, Богу никогда не молился. Молитв не знал. На язык раньше бывал несдержан. А тут притих, примолк. Вдруг попросил, на днях, поставить ему кассету, однажды слышанную у меня, любимую мою, Булата Окуджавы: 

Опустите, пожалуйста ,синие шторы,
Медсестра, горьких снадобий мне не готовь,
Вот стоят у постели моей кредиторы,
Неизменные Вера, Надежда, Любовь...

Слушал и глядел, глядел куда-то,  далеко, где виделось, лишь ему доступное.
Горькая тишина поселилась в доме с тех пор, как прозвучал для нас  страшный диагноз.

Несмотря, на печальное приближение неизбежного, страда огородная подступала и бабушка, больше по привычке, пыталась шуметь, организуя молодёжь нашу, на посадку картошки. Любые отговорки пресекались её -  решительным:
- Какие могут быть  отговорки, если пора картошку сажать!

Ох уж, эта картошка!  Родилась я с нею, с тем и уйду!

Конечно, мы потворствовали бабушкиной строгости, докладывая, что "не смели ослушаться". Хотя и, без того, съехались в  самые первые выходные майские дни, понимая, что другого случая увидеться всем вместе с дедом, скорее всего, не представится.

Бабушка, распорядившись, десять раз наказав, что и как стоит делать, и всё-таки, оставаясь, внутренне, в смятении, как там без неё управятся, должна была остаться возле больного. Да ещё - обед.

Стараясь не шуметь, не беспокоить  к утру уснувшего деда, молодой народ переодевался в рабочее, разбирал  перчатки, грабли, лопаты. Но дед сам потихоньку вышел к нам, непривычно смирный, сильно похудевший.

Пробормотав, неожиданно смущённо, бодренькие наши заверения, что он "вот каким молодцом!", что "копать осенью картошку будем вместе с ним", которые прозвучали, как-то, неуверенно жалко, все заторопились в огород. Я ненадолго осталась, чтобы прибраться в комнате деда. Слышу:

- Отец, ты бы поел. Кашка тебе с утра приготовлена. Ребятам вот окрошку готовлю, а шашлыки они сами во дворе наладят.
- Эх, мать! Поел бы я окрошки...
- Что ты! - испугалась бабушка,- никак тебе нельзя.
- А с чем окрошка у нас?
- С мясом.  Говядины отварной накрошила.
- Помнишь, мать, раньше готовили с воблой, вместо мяса. Сейчас бы поел!
- Господи, - всполошилась бабушка,- да, разве можно?
- Можно, чего уж там... Вот народ наш придёт обедать и я с ними...
- Ну, если так, я тебе с воблой и сделаю. Как полагается, картошечка, вот огурчик свежий, яйцо, лучок зелёный, укроп и воблы со спинки нащиплю, она у нас крупная, ребята к пиву привезли. И - на здоровье! Горчицы бы с желтком растереть, или хрена добавить в квас, но уж этого тебе никак нельзя.

- А, помнишь,- мечтательно продолжал дед,- ты вместо мяса, да колбасы, мы о ней раньше и слыхом не слыхивали, добавляла в окрошку крепкий холодец с чесночком, кусочками? Ты ведь мастерица на холодец-то. Помнишь?

- Да, по-всякому, окошечка  хороша. С сывороткой делали вместо кваса. И сметаны добавлять в такую не обязательно. А то, помнишь, отец, свекольный квас? Ох, хороша с ним окрошка ледяная! А цвет какой! Но тоже, секрет надо знать.  Натру, бывало, на тёрке сырую свёклу. А она у нас сочная, да яркая! Залью водой, уксус добавлю и на огонь. А секрет - закипит, чуть цвет наберёт, минутку-другую, снимаю. Чтоб цвет сохранить. Он от долгого кипячения пропадает. Остужу, сахарку добавлю - вот и квас! И, обязательно, хрен в такую окрошку. Соседка всё удивляется, почему у меня квас красивый, а у неё нет. А потому - секрет у меня!
Ребята, смотрю, уж костерок налаживают для шашлыков. Водочка вот в холодильнике приготовлена "с  устатку". Ты ступай, приляг.  Я тебя к обеду к столу позову.

Накрыли во дворе, под яблоней. Усталые, шумно, весело рассаживались обедать. Рядом, на мангале, на шампурах, теснился, сводил с ума запахом, последние минутки добирающий вкус, шашлык. Глубокое блюдо с луком, крупными кольцами, замаринованным в уксусе - рядом. Укроп и зелёный лук - на краешке стола.

Поддерживаемый бабушкой, вышел к столу дед. На минутку тревожно притихли. Но, в ответ на его привычную улыбку, возобновилось оживление.
Нарядная супница с ледяной окрошкой водружена на стол. Деду, как обещано, отдельно, с кусочками воблы. Посыпались шутки из старой песни в его адрес:
"Дементию - блин,  Лаврентию - блин...  Ванюшечке  душечке - с начинкой пирожок!"

Водка - по стопочкам. И деду - тоже. Он, великий любитель "выпить", грустно покачал головой, отодвинул. Отхлебнул окрошки.

- Ну, как отец, удалась? - тревожно и участливо заглянула в глаза бабушка.
- Вкусно! Ох, вкусно... -  ответил и положил ложку, - пойду, прилягу. Спасибо за огород, мои хорошие. Спасибо, навестили. Бабушку не забывайте.
 
Шашлыки ели молча. Грустно закончился  обед.
Умер дед в последних числах мая.