Апрель 1945 года. Советские войска ведут бои в пригородах Вены, Одна из самоходок под командованием совсем юного младшего лейтенанта Спартака Кнтехцяна прорвалась к центру города, но была подбита и загорелась. Экипаж вытащил истекающего кровью командира и укрылся в подвале ближайшего дома.
У командира была перебита нога, началось сильное кровотечение и требовалось срочное медицинское вмешательство. Один из бойцов отправился на поиски врача. В задымленной Вене под бомбами и разрывами артиллерийских снарядов задача была практически невыполнимой. Но врач все же нашелся. В австрийском военном госпитале, оставшемся без охраны, медперсонал не бросил раненых и, увидев советского солдата с автоматом, поднял белый флаг с красным крестом. Среди персонала нашелся уроженец Кенигсберга, немного знавший по-русски. Он выслушал солдата и перевел врачу, что раненый русский офицер нуждается в срочной медицинской помощи. Врач принял единственно правильное решение – доставить офицера в госпиталь, где были условия для оказания квалифицированной помощи. С помощью немецких санитаров Спартака перенесли в госпиталь прямо в операционную. Он потерял много крови и потребовалось срочное переливание. Группа крови красноармейца не подошла и Спартаку перелили кровь австрийского фельдшера. Ногу пришлось ампутировать.
Если бы эта история стала достоянием гласности, то Спартака, несмотря на тяжелое ранение, судили бы и отправили в лагерь. Но экипаж забрал его из госпиталя в ближайший дом и поместил в одну из брошенных квартир. Врач его навещал каждый день. К этому времени Красная армия освободила Вену от гитлеровцев и Спартака перевели в советский военный госпиталь. В особом отделе было доложено, что операцию провел гражданский врач-австриец, которого удалось найти. Для пущей достоверности врача произвели в антифашисты.
Поскольку войска двигались дальше, разбирательство этого дела оставили «на потом» и после выписки из госпиталя, Спартак был демобилизован и отправлен на родину.
На фронт он попал после ускоренного выпуска из артиллерийской спецшколы и повоевать успел всего лишь несколько месяцев. А сейчас, без ноги и без отца, который сидел как враг народа, нужно было решать, что делать дальше.
Спартак поступил на архитектурный факультет Политехнического института, успешно его закончил и получил назначение в Москву. Проработав в Москве положенное молодому специалисту время, он вернулся в Ереван и устроился на работу в один из проектных институтов.
…По улице весеннего города слегка прихрамывая, шел одетый со вкусом, интересный мужчина с курчавыми волосами, чем-то напоминающий лорда Байрона. Его сопровождали двое пятнадцатилетних мальчишек. Один блондин славянской внешности, второй-шатен с европейскими чертами лица. Они о чем-то оживленно беседовали.
- Нет, все же мне больше нравится Босх1. В нем есть нерв и неудержимая фантазия, чего нет у многих художников.
- Босх, конечно, гигант, но Леонардо2 еще никто не превзошел.
- Ну вот, доспорились. – вмешался мужчина, - По мне, так самый замечательный – это дон Диего3. Ну и что? Как можно спорить о великих, сравнивая их по принципу «лучше – хуже». Великие – они все великие. Поскольку мы являемся всего лишь зрителями, то подход должен быть видимо такой - «лично мне нравится или не нравится». Но не забывайте, что от нашего мнения абсолютно не зависит, гениален художник, или нет. Поэтому нужно воздерживаться от категоричных оценок. Категоричные оценки дают только невежды, внезапно что-то открывшие для себя.
Троица подошла к дому, в котором они жили. Мальчишки со Спартаком были соседями и всегда с нетерпением ждали, когда он придет с работы и отдохнет, а затем отправлялись к нему в гости.
Вечером у Спартака собирались его друзья и просто знакомые, представители разных профессий и творческих и не творческих. Всех этих людей объединял высокий интеллект, благодаря чему взаимное общение становилось не только приятным, но и полезным. Спартак, взявший над нами шефство, прекрасно понимал, что подобное общение дает для развития значительно больше, чем любые лекции и назидательные беседы. Он был искренне привязан к ним. В свои тридцать с небольшим он еще не имел семьи и детей.
Была еще одна причина. В 1937, когда забирали отца – директора медно-молибденового комбината, Спартаку было 12 лет и он хорошо помнил молодого блондина – офицера ГБ, который привез отца домой и, под честное слово, оставил на сутки попрощаться с семьей. Мать уговаривала отца скрыться, но он не нарушил своего слова, понимая, что парня, который его отпустил, неминуемо расстреляют, если даже просто узнают о его поступке. Молодой офицер – Евгений Иванов был мужем сестры Костикиной матери - Нади и отцом Валерика.
Очень часто, когда ребята приходили к своему другу, из динамиков проигрывателя звучала классическая музыка, которая сопровождалась ненавязчивым рассказом Спартака о композиторе и времени, в которое он жил, о солисте и особенностях его манеры исполнения.
Многие молодые люди, которые общались со Спартаком достаточно долго, обязаны ему своим высоким уровнем культуры, а некоторые и успехом в профессии. К нему тянулись и ровесники и более молодые. Были, конечно, и завистники.
В то время в Ереване часто гастролировали известные музыканты, такие как Коган, Ойстрах, Ростропович, Айзек Стерн, Вилли Ферреро, Зара Долуханова и многие другие. Публика, посещавшая концерты, знала друг друга в лицо. Были личности, отсутствие которых на концерте создавало определенную дисгармонию. Таким был известный профессор Григорий Артемович Медникян. Солидный и интересный, с эспаньолкой. Все с ним раскланивались. И если вдруг профессор отсутствовал в концерте, то сразу появлялись сомнения в уровне исполнителей. Поскольку у мальчиков не было одежды, соответствующей походу в филармонию, Спартак часто одевал их в свои пиджаки.
Как-то Спартак позвонил Костику (Валерик тогда уже служил в армии):
- Приехал Уильям Сароян1. Сопровождает его Рафик Арамян. Сегодня в театре Сундукяна идет пьеса Сарояна «Мое сердце в горах». Давай сходим. Пообщаемся с мастером. Арамян– талантливый и уже известный писатель был товарищем Спартака.
Во втором антракте, когда Сароян с Рафиком спрятались от назойливой публики в кабинете директора театра, Костик со Спартаком зашли к ним.
- My name is Wesley Jakson. I am nineteen (Англ.) (Меня зовут Вэсли Джексон. Мне 19 лет),2 – выпалил Костик неожиданно для себя.
Сароян взглянул на него с удивлением. Подошел и обнял. Повернувшись к присутствующим, он сказал:
- А ведь похож на моего героя. Я рад, что молодое поколение армян знает мои книги.
Присутствующие, сочли своим долгом похлопать Костика по плечу, выражая свое одобрение. А директор театра вдруг неожиданно спросил:
- Этот парнишка Ваш родственник, мастер?
- Да!- ответил Сароян, засмеявшись – и даже один из самых любимых.
Пьесу мы досматривали уже в директорской ложе.
Шло время. Костик повзрослел. Завел семью и детей. Ежедневное общение со Спартаком прекратилось. Они виделись все реже и реже. Спартака уже нет. С его уходом ушло из жизни что-то очень значительное. Остались только воспоминания и очень теплое, грустное чувство бесконечной благодарности.