Выписка из истории болезни

Ерин Игорь Геннадьевич
Фабула рассказа известна всем. Она изложена в школьных учебниках истории. Проходили, зубрили, в курсе. Как две с половиной тысячи лет назад в Фермопильском ущелье триста спартанцев под предводительством царя Леонида противостояли стотысячной армии персов. Месяц противостояли, пока последний спартанец  не пал, однако, не отступив, не показав врагу спину.
Образец мужества, героизма, верности долгу. Ла-ла-ла, ла-ла-ла. Презрев смерть, до последней капли крови. Ла-ла-ла, ла-ла-ла. Всем бригадным генералам завораживающий  пример; воспитывает в массах патриотизм, поднимает боевой дух. Ла-ла-ла, ла-ла-ла.

Фабула – практически все, что учебники сообщают. Разве отличник-ботаник добавит из примечаний, доказав неизвестно кому, что очки свои носит незря: победили персы спартанцев все-таки не числом, а предательством. Спустя месяц безуспешных атак, отыскался среди ахейцев  один древнегреческий иуда по имени Эпиальт. Позарился на персидские серебряники, провел тайной тропкой врагов соотечественникам в тыл. Отвратительный и гнусный поступок. Ла-ла-ла, ла-ла-ла!
Эх, если бы не предательство, как бы ещё обернулось! Ла-ла-ла, ла-ла-ла!

А найдется среди ботаников эрудит - вспомнит к случаю исторический анекдот. Как припертым к стенке спартанцам празднично настроенные персы предложили сдаться.  Вы окружены, сопротивление бесполезно, сдавайтесь. Нас здесь столько! - выпустим стрелы разом, стрелы тучей закроют солнце. На что греки им отвечали: нам сражаться в тени сподручней, нежели в солнцепек.

История анекдоты любит. Также благоволит она к мерзавцам, последних чтит и не забывает. Настоящий герой у неё, как правило, безымянен, а трагедию она обращает в фарс. Якобы, чтобы сохранить беспристрастность в изложении фактов. Врет, естественно, как всегда. Клио – известная  вруша-груша.

Лжет, к примеру, она и в том, что отряд Леонида насчитывал всего-навсего триста спартанцев.  А илоты? Оруженосцы, ординарцы, маркитанты? те, что разводили огонь, чинили оружье и упряжь, готовили обед, подносили булыжники для пращей? Илоты - без счета - не в счет?
Ну да, народ для истории, что в математике значение пи в десятом знаке после запятой. Можно и пренебречь, на окончательный ответ не влияет.
Это на ипподроме главный тот,  кто везёт. На скачках жизни значение приобретает другой -  у кого в руках вожжи.

Если быть точным до конца, то из Спарты по направлению Фермопил вышло не триста, а триста три воина. Одного из тех, триста трех, молодого Пантита; главнокомандующий Леонид, заметим, трезво оценив обстановку, услал в Фессалию, за подмогой. Из учебников знаете: с подмогой Пантит опоздал. На этом закруглимся с Пантитом.

Другие  два «неучтенных» спартанца Еврит и Аристодем. История сохранила их имена, что уже само по себе ничего хорошего не сулит. И правда, вышло нехорошо.
Накануне решающего сражения у обоих разболелись глаза.  С диагностикой в те далекие времена дела обстояли неважно. Пожалуй, не лучше, чем теперь. Ни искусного врачевателя, что стоит многих воителей грозных, ни захудалого лекаря под рукою у Леонида не нашлось. Болезнь приняла тяжелый оборот. Короче, Еврит с Аристодемом ослепли. 

После чего Леонид отпустил их обоих в Спарту. Мол, идите, ребята, ступайте с миром домой, нечего вам здесь делать. Никто вас ни в чем не винит. Видно, так распорядилась судьба, мойра по-древнегречески.
Дисциплинированный Аристодем послушался царя и ушел.

Еврит ослушался и остался.
А когда раздались бряцания, кличи и вопли боя, приказал илоту облачить себя в доспехи и отвести в самую гущу сечи. Илот-поводырь, проводив Еврита до места, немедленно поле битвы покинул, убежав напрямик домой, в Спарту.
Еврит остался стоять столбом посреди мясорубки, карикатурно, наподобие веера,  размахивая мечом, пока пробегающий мимо перс не поразил его дротиком, соблазнившись  нетрудным  подвигом.

Возвратившегося к очагам Аристодема земляки поначалу приветствовали как инвалида войны. Однако стоило известию о гибели отряда Леонида достичь Лакедемона, тут же все от слепца отвернулись. Мужчины встречали его презрением, женщины гнали с порога прочь, мальчишки плевали «трус!» в невидящие глаза.
Что ж! Спасибо Зевсу за то, что не зрили потухшие очи взглядов, какими одаривали Аристодема вчерашние друзья и добрые соседи! Но уши! Уши-то слышали! Хватило бедолаге с лихвой.

В отчаянии слепец записался в ближайшее ополчение, чтобы в  первой стычке проститься с жизнью, тем прощение заслужить. Был убит, заслужил. Толку? Так ведь и не узнал, что оправдан.

Илоту, бежавшему с поля боя, никто никаких претензий не предъявлял. Все сочли его поведение правильным и разумным.
А то! Какой, скажите на милость, прок от мертвого илота? Мертвому ниву не засевать, руна данайских овнов не стричь, в олимпийских предгорьях табуны не пасти.

Что придает истории Еврита непривычный негероический окрас.
Уже неловко говорить о подвиге. Подвиг, разумеется, не в том, чтобы помереть зарезанным, как баран, или с дубьем проломленным черепом. Умереть не проблема, мы все умрем. Воин в бой вступает не на погибель, а победить. А если не суждено победить - хотя бы урон нанести врагу. И уж, конечно, не для того, чтобы потешить тщеславие врага, увеличив собою число трофеев; а родные пенаты ввести в расходы на плакальщиц.

Глупостью поступок Еврита тоже не назову. Когда малое леонидово войско выдвигалось навстречу монолитной орде, ни у кого из спартанцев остаться в живых  скользкой  мысли не возникало. Никто вернуться жене не пообещал...

Так о чем тогда эта история? Если не о подвиге, ла-ла-ла? Не о глупости, ла-ла-ла? То чему она учит?

О превратности судеб эта история. О том, что кому-то повезло родиться илотом, а кому-то нет.
Потому история эта ничему научить не может.
Просто кому-то повезло. 
А кому-то  просто не повезло.
Вот и всё!