Нечаянная встреча

Клара Калашникова
     Большая спортивная сумка шлепнулась на сидение, рядом со спрессованным постельным бельем, похожим на стопку плотной бумаги формата А3. В купе было как обычно душно, пока поезд не набирал скорость, и во все щели не начинал задувать встречный, разбуженный ночным поездом, жженный ветер дорог. Его ветер. Вадим устало вытянул ноги на новую оббивку сидения. Последние несколько лет он только и делает, что мотается меж двух столиц. "Чертов бизнес", - едва подумал и тут же усмехнулся, - "Вернее, чертово шило в заднице!" - поправил себя сам. Окинув взглядом набор "Дорожный", поморщился, - желудок неприятно сжимался от вида колбасы, задохнувшейся в стерильном целлофане, безвкусной ватной булочки и пакетиков гаденького растворимого кофе. Он взял в руки свежий, красящий пальцы номер журнала, и выхватывая случайные фразы, рассеянно пролистал его от конца к началу. Но вот усатый проводник выставил провожающих, скорый издал протяжный гудок. В купе зажегся тусклый желтушный свет, и вагон, перестав старчески бормотать трубами, раз взбрыкнув, застучал колесами.
     В синем в рубчик костюме, туго схватившим талию, вошла проводница, не спеша взяла билет и кокетливо засунула его розовой изнанкой в мелкий кармашек планшета.
- Ночью мне соседку не подселите? - игриво спросил Вадим.
- Вряд ли, одна остановка в Твери, да и вагон полупустой, - улыбнулась она.
Прозрачная кожа, русалочьи глаза, - петербурженка, - с удовольствием отметил он. - Через часик надо будет заглянуть за чайком. Этот тип женщин Вадим оценил уже после того, как разорвал несколько связей и променял культурную столицу на торговую.
     Сначала он был доволен, что едет один, и не надо терпеть болтливых попутчиков, с запахами вареной курицы, синеглазых яиц, пива и пота, но затем заскучал. В пути он не пил, не разгадывал кроссвордов, и не любил, когда это делали другие. Желая как то развлечься, он вышел в коридор с мыслями о проводнице, и вдруг столкнулся с бывшим сослуживцем. Раньше они работали над одним проектом, хорошо друг друга знали, но внутренние интриги фирмы сделали из бывших союзников конкурентов. В итоге Вадим ушел во фрилансеры, а новая должность досталась Андрею, - более опытному и компанейскому.
- Вадим, давненько... - протягивал узкую сухую руку Андрей.
- Ну здравствуй, - неохотно подал Вадим свою.
- Какими судьбами?
- Да работа...
- А я женился. Опять! Представь, на москвичке. Вот, от тещи возвращаемся. Кстати, заходи, поболтаем. Вон то купе.
    Вадиму претила такая нечаянная встреча, но это был шанс хоть вскользь узнать какие-то новости фирмы, к тому же им теперь нечего делить. Да и не одному же сидеть, заперевшись в пустом купе.
- Зайду, - пообещал он. - Чайку возьму, и зайду.
     Андрей принес два стакана кипятка с болтающимися хвостиками пакетиков и новость, что сейчас придет гость.
- Давай-ка, жена, доставай тещины гостинцы, - командовал он.
     Лена поморщилась. Гостинцев, конечно, жалко не было, но было лень, уже пригревшись с книжкой, вылезать хоть и из-под колючего, но теплого верблюжьего одеяла. Женой Андрей стал называть ее сразу после свадьбы, как бы подчеркивая ее должность при нем. И еще ему льстило, что Лена была моложе его и добавляла пикантность его статусу "начальника". Познакомились они в Питере, когда она приехала в северную столицу на три дня, а задержалась вот уже на два года. Ее брак, если сравнивать с подругами, был поздним, ей уже тридцать с небольшим, да и Андрей старше на двенадцать лет. От первой семьи у него осталось два сына, которые, в отличие от жен, бывшими не бывают, и Лене приходилось со многим мириться. Не смотря на некоторые пунктики, Андрей в быту оказался вполне заботливым и даже немного сентиментальным. Этого было достаточно, для того, чтобы согласиться провести с ним один вечер, а потом и следующие. Как резонно заметила однажды мама: "Если не можешь жить с тем, кого любишь, люби того, с кем живешь".
     Открыв несколько банок и уставив ими дорожный столик, Лена снова уселась в угол с книжкой, и когда в проеме купе в красном спортивном костюме появился Вадим, спряталась за раскрытыми страницами. Она сразу узнала его и от неожиданности струсила. Андрей представил их друг другу, она кивнула и снова закрылась книгой. Едва взглянув в ее сторону, Вадим завел разговор о фирме и общих знакомых. Лена поняла, что осталась не узнанной, и решила, что может быть, это и к лучшему.
     Она вспомнила, как несколько месяцев переживала разрыв с Вадимом, а когда решилась набрать его номер,  он  был отключен. Не зная адреса, Лена отправилась искать его в Питер. Она бродила по каналам и площадям, глядела в густую, черную, как нефть, невскую воду, и маялась от бессонницы среди белых ночей. "Как ты можешь? - спрашивала она у города, - как ты смеешь прятать любимого от меня?" И блуждая среди мостов и соборов, кружевных решеток и окаменевших львов, вдруг почувствовала, что попала в ловушку. Она поняла, что ревнует Вадима, но не к женщинам, которые были до нее и будут после, а к городу, который настолько крепко врос ей в душу, что уже невозможно было сказать ему "прощай". Лена сдалась, и только тогда город по-настоящему раскрыл ей свои объятья. Она нашла работу, друзей, познакомилась с Андреем и осталась жить там, где потеряла и снова нашла свое сердце. Москва оставалась любима, как любят даже взбалмошную мать, то бросающую, то внезапно одаривающую своим вниманием, беспричинно и невпопад. В Петербурге же она почувствовала себя защищенной, словно нашла добродушного отца. В нем не нужно было "долго бежать, чтобы оставаться на одном месте", а можно было просто жить, ощущая значимость каждого дня.
     Лена украдкой прислушивалась к разговору, не переворачивая страниц. Сначала мужчины хвастали друг перед другом гаджетами, и лишь немного расслабившись, стали обсуждать так называемые "новости бизнеса", сильно смахивающие на обычные сплетни. Лена неожиданно рассмеялась, вспомнив, как похоже красовались два тетерева из фильма ВВС о живой природе. Она захлопнула книгу и попросила мужа открыть мамину фирменную настойку.
     Пока Андрей разливал, она смотрела на Вадима и улыбалась. Зрачки ее расширились и казалось, притягивали Вадима, завораживая черным блеском. Она очень хорошо помнила его лицо, и заметила, как быстро оно стало меняться. Сначала поднялись широкие брови, раскрылись глубоко посаженные глаза, словно он только что заметил ее по—настоящему. Затем брови опустились и короткая вертикальная морщинка прорезала лоб над переносицей, выдав напряжение. Вадим не сразу узнал Лену, только услышав смех, еще не успев обернуться на его источник, ощутил, как иглой кольнуло сначала в груди, потом вспышкой проскочило в голове. Раньше она носила стрижку, из-за которой походила на взъерошенного воробья, а теперь отрастила волосы и напустила рваную челку на один глаз. Лицо было немного осунувшимся, тусклое освещение рисовало темные дуги под глазами, делая Лену старше. Старше, чем тогда... сколько же сейчас ей лет? - задумался он.
     Настойка была терпкая, приторная, с каким-то привкусом пыльцы, - пара рюмок и уже туман в голове. Ничего не замечающий Андрей играл роль радушного хозяина, рассказывал анекдоты и возбужденный, выпил больше обычного. Он обнял, прижал к себе Лену, чувствуя себя победителем:
- Видал, какую я красавицу отхватил! Не то, что наши: ни рыба, ни мясо.
- Андрюш, ну зачем ты так? Может, у нашего гостя жена петербурженка — пару раз споткнувшись об "р", выговорила Лена.
- Да, извини. Так кто твоя жена?
- Никто. Моя жена работа. - отрезал Вадим.
- А ты все такой же... Ленк, представь, у нас вся бухгалтерия по нему вздыхала, - Андрей намекнул, что был в курсе одной интрижки.
Внутри Вадима, как уголек среди золы, вспыхнул гнев. Он никогда не обсуждал свою личную жизнь.
- Да уж какой есть, - Вадим встал, - Пойду, утром переговоры, надо выспаться. - Счастливо оставаться, — выдавил он не глядя на Лену, - и вышел, не подав Андрею руки.
- Да ты не дуйся, - хотел задержать гостя в дверях Андрей, но заметив, как напряжено лицо Вадима, отпрянул, - Ну, бывай!
- Строит тут из себя, - сказал он, с ползучим шарканьем задвинув дверь.- Переговоры у него, как же! Завтра воскресенье.
- Ты его знаешь? Кто он?
- Да так, обычный ловец Удачи. Но дыхалка у него коротковата, спринтер.
- А ты?
- А я марафонец, — приобнял он жену.
     Скорый запаздывал, в пустом коридоре нервно мигала одна лампочка, пассажиры спали на местах, согласно купленным билетам. Вадим рванул свою дверь, забыв, что просил проводницу запереть ее. Пошел за ключом, коротко постучал — из темноты, щурясь на свет, выглянул усатый проводник, в глубине купе русалка, застегнув пиджачок, машинально одернула юбку. "Ключ", — процедил Вадим. Стараясь не встречаться глазами, проводница повела его до места.
     Наконец, оказавшись один, он быстро разделся, выключил тусклый слепой свет и лег. Кулаки сами собой сжались:"Дурак, дурак, дурак!" - выдавил он с болью, злясь то ли на Андрея, то ли на себя. Ленка... Кажется, столько времени прошло, не должно цеплять, а вот... Вспомнилось, как приехал в Москву в поисках работы, случайно встретил ее, и запал. Даже сводить толком никуда не мог, пару раз в кафе и все. Потом виделись уже у нее, изредка, наездами. Его удивило редкое для женщины качество - не спрашивать, где он был и когда вернется. Словно она чувствовала, что если спросит, он начнет врать, а начав, уже не остановится. Да и кто признается, что вечно то в долгах, то в бегах, и серьезные отношения не для него? Удобна была эта игра в молчанку, ему удобна. Случайно сблизились и разошлись тоже неожиданно, нелепо. Он позвонил Ленке за неделю, обещал приехать в среду, а накануне все переиграл. Отправил смску, а она вдруг обрушила на него лавину упреков. Конечно, в чем-то она была права, но разве он мог в этом признаться? Потом только понял, что среда оказалась Днем Влюбленных, это чертово 14 февраля! И что так бабы на датах циклятся? Он перевернулся на бок. Прошло уже пару лет, столько всего изменилось, и вот они опять в разных городах, - она в его родном Петербурге, а он, хоть и с трудом, но перебрался в Престольную. Вспомнилось, как покорял капризную Москву. Словно вцепился ей в загривок, и пока она щетинилась и лягалась, пытаясь сбросить лишнюю ношу, накидывал одну петлю за другой. Это он умел - обрастать полезными знакомствами и нужными связями, да и без женщин не обошлось. А Ленка... Он никогда не извинялся, всегда избегал разбора полетов и постарался просто забыть очередную оборвавшуюся связь. И до сегодняшнего вечера верил, что удалось. Внезапно что-то противно шевельнулось скользкой змейкой в груди:
- Да неужели этот хрыч лучше меня? - и Вадим дал пару хуков жидкой подушке.
     Сон не шел, он долго ворочался, и только задремал под ритмичный стук колес, как в дверь поскреблись. Была стоянка, Вадим соскочил, открыл новым пассажирам и, ослепленный вспышкой света, снова бухнулся в постель. Дверь протяжно заскрипела и с размаху грохнулась об косяк. "И что они в темноте...", - не успел додумать Вадим, как теплая ладонь тронула его за плечо.
***

     "Ты сидишь в железной коробке, которая несется около ста километров в час, отражаешься в заляпанном мутью окне, а за ним: движение огней, мелькание столбов, запах копченого ветра, стон шпал; и от этого сердце, готовое выпрыгнуть от радости, бьет чечетку под ритм колес, - вот что такое Дорога", - думал Вадим. - "И это лучше, чем спортивный канал, ортопедический матрас и жена, симулирующая на нем оргазм"...
     В купе уже устроились двое попутчиков: рыжий, пухлый, похожий на мальчика-переростка парнишка и пожилая интеллигентная женщинах в очках, таких по старой памяти называют "ленинградцами". За несколько минут до отправления вбежал третий. Вадим даже не удивился, когда узнал в запыхавшемся Андрея.
- Привет, - первым поздоровался он.
- Привет! - как будто они расстались всего несколько дней назад, - подхватил Андрей. - Ну и город, как тут вообще можно жить?
- На бегу, - усмехнулся Вадим
- Такая спешка не по мне, - он повесил вельветовый пиджак на хлипкую вешалку. - Опять работа?
Вадим кивнул.
- А ты?
- Командировка. К теще заскочил, и видишь, чуть не опоздал!
- Это становится традицией, — усмехнулся Вадим.
- Что?
- Что мы опять в одном вагоне.
- А...Ирония судьбы, но без легкого пара! - отшутился Андрей.
- Еще какая... - подумал Вадим, но промолчал.
     Рыжий переросток уже посапывал на верхней полке, на столике, заваленном газетами, в тонких стаканах дребезжали ложки. Женщина поменялась местом и ушла в купе к двум теткам, а новый сосед-парнишка не вылезал из тамбура, убалтывая и окуривая немного смущенную юную барышню. "Остались же еще такие скромницы", - мелькнуло у Вадима. Они с Андреем уже переговорили на старые темы, прошлись по общим знакомым, - пора было укладываться спать. Доставая сверху скрученный матрас, Андрей неуклюже повернулся и задел пиджак, из которого вывалился увесистый кожаный бумажник. Вадим поднял и подал его. Немного помедлив, Андрей раскрыл пухлые кармашки: "А вот мои девчонки", - и он достал две фотки. На одной - сонная мордашка в люльке, на второй Лена держит на руках лысенькую малышку с голубым бантом на ободке.
- Сейчас Юляша копия жена: кудряшки, реснички. Только глаза светлые, - мои! - показывал фотки гордый отец, не замечая, что приятель видит их вверх ногами.
- Можно глянуть? - протянул Вадим широкую руку.
- Бери, бери... - немного удивился Андрей, про себя решив: А-а, пусть завидует!
     Перекинувшись общими фразами и допив остывший чай, попутчики улеглись, и лишь погасив лампочку, Вадим позволил себе расслабиться. Жгучее воспоминание, до поры отогнанное рассудком, терпеливо пульсировало в левом виске. Ведь было же что помнить, было...
***

     Неожиданно его коснулась ладонь, он поднял голову, - на краю постели сидела Лена, яркий луч прожектора с перрона косо падал на ее плечо и левую грудь, лицо оставалось в тени.
- Тверь, - сказала она, чтобы хоть что-нибудь сказать.
- Верь? - резко сев, переспросил Вадим.
- Верь-не верь, - она потянулась к нему...
     В голове Вадима еще крутились невысказанные аргументы, досада тлеющими углями жгла грудь. Бесполый голос с глухим эхом объявил отправление, вокзальный пейзаж из столбов, фонарей и рельсов качнулся и плавно поплыл назад, как в похмельном сне. Пока Вадим медлил, Лена коротко поцеловала его раз, потом еще. Два желания: обнять и оттолкнуть боролись между собой, но ее прикосновение, такое простое и знакомое, вдруг разбудило что-то потаенное, глубоко запрятанное в нем самом. Он отбросил простынь и притянул, крепко обнял ее, так человек хватает что-то свое, однажды потерянное и неожиданно найденное. Тела тянулись друг к другу, то сжимая, то размыкая объятия, словно их охватил внезапный голод, и было трудно сдерживаться, чтобы не наброситься и не растерзать друг друга. За окном мелькали столбы, бесконечные черные провода тянулись, никогда не пересекаясь, соединяя всех со всеми. Поезд, едва тащившийся всю дорогу, теперь летел, догоняя сбежавшее расписание.
     Тесно прижавшись, молча лежали они на узкой полке, слово слепившись телами в одно целое. Поворачиваясь на бок, она уткнулась носом в его густо пахнущую подмышку, обняв сверху рукой и ногой. В купе что-то позвякивало, блики и тени скакали в разнобой по зеркальной двери. "Как же я соскучилась", - прошептала она. Вадим сделал вид, что не расслышал.  Он растворялся в железном марше колес и ни о чем не мог думать. У Лены еще приятно плыла голова, и казалось, что полку раскачивают гигантские качели, чтобы подбросить в небо, но земля тянет обратно, вниз, создавая "болтанку". Сквозь этот шум и грохот вслушиваясь в неглубокое дыхание Вадима, она так и не смогла понять, чье сердце отдавало у нее в ушах, как если бы оно было одно на двоих. Казалось, что так было всегда и так будет всегда: он, она и дорога, которая по своим внутренним законам то разводит, то соединяет их вновь. А потом Лена оделась, так ни о чем не спросив, хотя он напряженно ждал момента, когда придется что-то объяснять. Так бывало с другими женщинами, но не с ней. И в последний миг, когда её уходящая спина замерла перед дверью, он с неожиданной для себя нежностью произнес: "Я позвоню..." и не понятно как, в колышущейся темноте ощутил ее потаенную улыбку.
***

     Что же случилось тогда с нами? - думал Вадим, устроившись на скользящем жестком матрасе: внезапно ожившая любовь, последняя искра страсти, бегство от одиночества? Словно нас позвали древние тамтамы, войдя в ритм которых мы уже не могли остановиться. А может быть, сама дорога, с бешено пролетающей жизнью за окном, пробуждает тайные желания, воскрешает надежды, путает все местами или дает еще один шанс? Я ведь так и не позвонил...
     Он прикрыл воспаленные от недосыпа, светло-серые глаза, еще раз мысленно сложил все цифры, пересчитал месяцы, сравнил с возрастом ребенка и одними губами беззвучно прошептал: Неужели...?